Павел Романчик
Миела: Проклятая душа. Книга 1
Мысли в её голове переменились: «Что за чушь! Миела как ты можешь так думать! Тёмный чуть тебя не прикончил там в лесу, он желал моего подчинения или моей смерти. Был не против, чтобы нежить разорвала меня на куски. Какой он мне «отец»?! Мерзкий, лживый слуга тьмы! Нужно срочно найти Сериона и вместе покончить со злодеем! Вместе… Это будет так здорово. Я буду не одна. Воитель Ирнара будет бороться за меня! Вот бы меня нашли и…»
– Ужинать будешь? – Фива постучалась в дверь каморки, где неподвижно сидела Миела. – Не церковный стол, но есть немного хлеба, зелени и жаренная на огне рыба.
Девушка вздрогнула от неожиданности, первый раз за несколько часов она моргнула и пошевелила затекшими руками и ногами, а затем пересохшим языком выдавила из себя:
– Д-да, конечно. Сейчас приду на ужин.
Приёмная дочь
– Так что ты говорила случилось в Февиле? – невзначай спросила хозяйка во время ужина.
– Я ничего не говорила про Февиль, – робко ответила девушка.
– Ну как же! Помнишь, сегодня утром ты сказала, что все жители деревни погибли, выжила только ты. Не каждый день вымирают целые деревни. Что же там случилось? И почему ты такая особенная?
– Я… Мне трудно вспоминать это. – Фива пристально сверлила Миелу взглядом, пытаясь понять, не врёт ли она. – Злая сила. Несчастье. Магистр Раймил был мне как отец. Не хочу думать и вспоминать, как он погиб, защищая меня.
– Ладно, захочешь сама скажешь, – отмахнулась хозяйка лавки и решила сменить тему. – Предупреждаю сразу, я рано ложусь и рано просыпаюсь. Как только лавка откроется, а будет это сразу с восходом, можешь забыть о крепком сне и тишине. Уж извини, Миела, – Фива запила еду сильно разведенным вином.
– Ничего, мне не привыкать мало спать. Если хотите, я даже помогу Вам завтра с клиентами, – улыбнулась девушка и продолжила есть вкусную хрустящую рыбу. Белое сочное мясо скрывалось под черной обгоревшей на огне чешуёй. Фива тоже уплетала за обе щеки, впервые за много недель болезнь не мешала ей наслаждаться пищей.
При мыслях о сне Миела вдруг поняла, что последнюю неделю спала очень мало. В доме Лидии её вечно мучили кошмары и ощущение опасности, прошлую ночь она вовсе не сомкнула глаз, но сейчас её совсем не клонило ко сну. «Снова он! Ещё одна незаметная способность от этой воплощенной тьмы, этого древнего как мир зла… А, может, сон мне и совсем не нужен? Нет. Даже если и так, я должна спать, просто чтобы не казаться странной, и чтобы время тянулось не так медленно. Да, буду спать или лежать, уставившись в потолок.
– По городу ходят странные слухи, что у нас объявилась какая-то ведьма, – осторожно обмолвилась Фива. – Какой-то паладин всё расспрашивает прохожих, не видели ли они подозрительную девушку. Ты сегодня весь день ходила по делам, может, слышала что? – повисло гнетущее молчание.
– Я… Слышала, как утренние слухи к полудню раздули до самых смехотворных небылиц. Думаю, жители города преувеличивают, – Миела казалась спокойной, но её пальцы судорожно сжимали деревянный кубок со слабым вином. Наверное, это было заметно.
– Скажи это церковным клирикам, они проверили все гостиницы, а завтра думают осмотреть рынок. Спросят всех, кто продает одежду, не знает ли кто про девушку в алом платье…
– Вы подозреваете меня? – прямо спросила девушка, опасаясь ответа.
– Совпадений слишком много, особенно если вспомнить, что из всего Февиля выжила только ты и не хочешь говорить, что там случилось. – Миела невольно привстала и нервно стиснула кулаки. – Но! – осадила её Фива. – Я видела, как ты исцелила мою болезнь. Даже если в тебе и есть какая-то ведьмина сила, ко мне ты добра и используешь магию света.
– Это вы ко мне добры, – благодарно ответила девушка и села на место. – И, если возможно, прошу вас не выдавайте меня паладинам церкви.
– Хорошо, думаю мы неплохо помогли друг другу. Но мне было бы спокойней спать, если бы ты рассказала свой секрет, который так взбудоражил город.
– Если бы я сама знала, – прошептала она, – в церкви мне сказали подготовиться к обряду изгнания демона. Возможно, это поможет мне. Я пытаюсь понять существо, обитающее внутри меня, но не могу. Священник Сефан сказал: «У всего должна быть причина, источник, первоначало». Возможно, меня, как и вас, кто-то проклял. Та ведьма, пришедшая полгода назад, наверное, и подумать не могла, что обречет вас на такие долгие муки, чего можно ожидать, когда даешь деньги торговке? Наверняка того, что она пустит их в дело. То, что казалось настоящим проклятием, с которым не могли справиться клирики, задумывалось как почти безобидная ведьмина шутка. У моего проклятия тоже должна быть причина, и я хочу её найти. До тех пор мне остается только жить в страхе и ужасе, а иногда в порыве страха оно вырывается из меня, – женщина заметно насторожилась, и девушка поспешила её успокоить. – В одном я уверена, что не причиню вам зла. Я не хожу по ночам и не теряю контроль над собой. Только слышу разные злые голоса, всего-то. Но если бы вы дали мне свечей, перо и записную бумагу, может, к утру мне бы удалось понять ещё что-то о себе.
– А мы с тобой и вправду очень похожи, – усмехнулась Фива. – Что ещё тебе сказал священник?
– Что мне нужно ответить на три вопроса, – женщина вопрошающе промолчала, – Как я, в прошлом, сама того не зная, могла подготовить себя к проклятию? Как зовут того, кто внутри меня? И почему я хочу избавиться от него?
– Да-а-а… – задумчиво протянула Фива. – Не просто тебе. Но за меня можешь не переживать. Я тебя не выдам и дам всего, о чем попросишь. Конечно, я рассчитываю на благодарность звонкой монетой, и ты мне должна за своё второе платье, но об этом позже, а на сегодня хватит болтовни, я пойду спать. – она встала из-за стола и умыла руки, «книга вежливости» которой учили всех детей по всей Империи предписывала что умывать руки нужно до и после еды, в специальном тазу или чаше. Вытерев ладони, Фива обернулась к Миеле: – Но ты же пойдешь на этот свой обряд изгнания?! Странно получается, что сегодня ты прячешься от паладинов, чтобы завтра сдаться им.
– И вправду… – только сейчас Миела поняла, что совсем не хочет переступать порог церкви.
Святые стены, покрытые витражами и барельефами, воздух, пропитанный ладаном и запахом свечей, льняные хитоны небесных цветов и отбеленные ризы священников – больше всё это не вызывало добрых воспоминаний. Печальное сравнение пришло на ум девушке: «Нищему ребёнку, выросшему в трущобах, но позже добившемуся успеха и богатства, ни за что не захочется возвращаться в грязный переулок своего детства. Жизнь в храме давно стала забытым призраком из прошлого, хотя я и была там всего полдня назад. Темный был прав: ничего не изменится, если из намоленных залов убрать Ирнара. Обряды, таинства, песнопения – всё останется. Вера – это глупость. Одиннадцать лет, проведенных в церкви меркнут перед бесчисленными воспоминаниями и тысячелетней мощью того существа, что сейчас обитает во мне и делит со мной одно сознание».
Когда она отвлеклась от своих мыслей, то поняла, что Фива уже спит в своей комнате. Бумага и свечи стояли на столе рядом с ней. Наверное, это выглядело жутко – то, как она неподвижно сидит, глядя в пустоту. Миела зашторила все окна, чтобы не привлекать внимание светом, и стала тщательно записывать то, что знала о темной личности. Сначала она попыталась, как можно точнее изобразить три темных облика, а потом подумать над их природой и происхождением. Всю ночь в мыслях и на бумаге в ней боролись надежда очиститься от зла и желание примкнуть к нему. «Хватит ли у Сериона сил? Стоит ли вообще пытаться?» – спрашивала она себя, а три вопроса оставались безответными.
«Как я подготовила себя к проклятию? Жила свято и непорочно?! Или всё так как сказал Тёмный и я до рождения задумана им? Как его имя? Существо, игнорирует вопросы о себе и ничего не расскажет. Раймил говорил, что тот, кто знает имя злобного духа обладает властью над ним и может легко его изгнать. Тут я ничем, не помогу Сериону. Зачем мне от него избавиться? Хочу просто жить!»
Она продолжала рисование: Мертвец, принц, демон. Но образы столь тесно сплетались и перетекали один в другой, что она вновь и вновь рвала неудачные, неправдоподобные и жуткие эскизы. В какой-то момент она поняла, что трепещет перед одним лишь видом этого трехликого. Дрожащей рукой она снова стала выводить жирные линии, изгибы брони, жилистые мышцы, полы мантии, чешую, страшный оскал, корону с бледными жемчужинами. Снова рисунки получились невероятно жуткими, гротескными и пробуждающими самые неприятные воспоминания. Всё внутри желало порвать бумагу, но Миела убедила себя, что должна быть сильнее внутреннего монстра. Тогда в храме Сефан сказал ей и ещё одну важную вещь: «Помни, мы лишь поможем твоей знакомой, придадим ей сил и направим их. Но чтобы победить демона, она сама должна этого пожелать. А больше всего этого должна желать Силара».
Скоро трёхликий образ существа уже не вызывал ужаса. Девушка сама не поняла, когда её трепет вдруг сменился благоговением. Изображение стало ценным, словно икона. Не понимая, что творится в её мыслях, она спрятала рисунки в свою сумку. Сделала пару записей. В основном это были бесчисленные вопросы без ответов. Тем временем в углах комнаты клубился и сгущался мрак. Миелу постоянно пугали странные звуки: скрежет, шёпот, хруст, похожий на трение дерева о дерево. Девушка старалась быть взрослой и не бояться ни темноты, ни того, что в ней. Но ужас и беспокойство всё нарастали. Темные пятна словно начинали медленно двигаться вдоль стен, но так медленно, что легко можно было спутать это с игрой взволнованного воображения. Мрачный образ загробного существа отпечатался в её памяти и теперь мерещился ей повсюду, будто в самом внешнем виде трехликого, уже было скрыто какое-то темное, наводящее страх заклинание.
Тени ползали по комнате, издавая скрежет и веяние, подобное тихому дыханию. В её записях появились страшные слова и угрозы, а рисунки снова пробуждали глубинный ужас перед непостижимым. Стены мрачной комнаты будто бы начинали сжиматься. Под покровом ночи зло обретало силу, и внутренний голос начинал звучать особенно громко. Впрочем, от этого ужаса ей не хотелось убегать. «Как мне называть тебя?» – за немым вопросом пришёл и немой ответ: «Зови меня своим богом». «Ни за что», – мотала она головой. «Тогда можешь называть отцом», – продолжал настаивать голос. Миела снова попыталась отделаться от него и отвлечься, но сделать это в темноте было непросто. «Нет у меня отца! Кроме, может быть, Раймила и Ирнара…». От этой мысли стало холодно и больно. «Тут ты права», – протянул голос в голове.
Невидимое нечто пронеслось у неё за спиной с топотом быстрого гигантского паука, эхом разнеслись тихие хриплые вздохи явно призрачной природы. Оглянувшись, она ничего не заметила и больше не услышала. А ведь, судя по звуку, нечистая тварь приближалась к ней сзади и исчезла во мгновение, когда уже должна была коснуться её. Девушка так и не поняла, что произошло в тот миг.
Вдруг она начала догадываться, как мыслят духи, стала чувствовать их движения и желания. Темнота, сгустившаяся по углам, была ничем иным, как порталами, через которые призраки пытались проникнуть в дом. В мире теней всё извращено и перевернуто: там, где живые видят прямую линию, нежить напротив замечает искривление, там, где для живого глухая стена, для них узкая дверь, и, если духам покровительствует живая тьма, они будут пытаться войти в мир через темные углы, вылезти из шкафа или из-под кровати. Сидя в слабо освященной комнате, Миела всё сильней чувствовала, как её окружает кольцо нечисти и нежити. В прежнее время она бы стала молиться Ирнару, но опыт последних дней научил её надеяться на себя, а не на высшие силы. Мысли, которые раньше показались бы ей грешными и богохульными, сейчас стали почти привычными. Она забывала свою любовь к свету и даже начинала радоваться тем замечательным способностям, которые получила вместе со своим воскресением. Вторила внутреннему голосу, который за эти дни становился для неё всё более родным.
Отдернув себя от этих мыслей, она приказала себе выступить против подступающихся злых сил. Взяв в руки подсвечник, Миела стала расхаживать по дому, освещая темные уголки, заглядывать под стол и под кровать. После обхода дома всё стихало, а мрак рассеивался легкой прозрачной дымкой. Она повторяла обходы каждый час, когда скрежет и шипение снова усиливались. А в перерывах между обходами она снова возвращалась к записям. К утру, убедившись, что мрак больше не чернеет по углам и между прилавками, девушка погасила свечи и попыталась хоть немного поспать. Сон пришел, но не от усталости, а скорее от скуки и безделья девушки. Проснувшись от громких разговоров Фивы с клиентами, Миела поняла, что уже день, захотелось помочь хозяйке лавки, но взгляд упал на исписанный вчера листок бумаги. Это были её записи.
«Он злится, любит и повелевает одновременно. Единый, но в трех лицах. Его образ страшен, но манящ и кажется мне родным. Когда я смотрю на него, то не сомневаюсь, что всю жизнь была связана с ним. В нем вечность для меня, во мне мгновение для него. Вера в Ирнара слабеет, а образ небесного престола сменяется образом мертвого города. Думаю, я просто чужая небесам. Приемная дочь церкви, нашедшая свою темную семью. Я вижу его забытые, как сон, воспоминания, слишком тусклые, чтобы понять их, но достаточно ясные, чтобы узнать их, если увижу сама. У нас на двоих одни мысли. Я уже не боюсь. Не хочу причинять ему вреда. Ради него мне больше не хочется смотреть на лики Ангелов – они ему противны. Церковь причиняет боль, в её стенах мы вспоминаем о нашей смерти».
От ужаса у неё перехватило дыхание. В утреннем свете Миела возненавидела свои ночные мысли, в которых дрожащее «он» под конец сменилось родным «мы». «Что должно было случиться, чтобы вчерашняя послушница церкви, дьякониса и служительница Ирнара назвала демона родным себе?» – вслед этой мысли пришла и другая. – «Но он же ни демон, ни монстр, ни нежить, ни плоть…» – мысли сбились и оборвались. Побежденная, она замолчала.
Но что хуже всего – каждое написанное ей слово было правдой, от которой ей уже было не отказаться. Теперь Миела поняла, что не хочет участвовать в изгнании. Лучше бежать подальше от церкви и от Сериона. Подальше от жгучего света Ирнара, туда, где они вместе смогут поговорить, примириться и простить друг друга за все обиды. «Мы не чужие, просто ещё слишком мало знакомы», – заключила она.
Записка была во гневе сожжена, а рисунок, ставший милым сердцу, аккуратно спрятан в сумку. Миела и сама подметила в этих действиях какую-то странную непоследовательность, через пару мгновений она жалела, что не сделала на оборот. Бесконечные качели двух желаний продолжались. Казалось им не будет конца пока одна из сторон не победит, и девушка уже понимала, кто одержит верх.
Серион
Фива не обрадовалась решению Миелы покинуть город, позабыв об обряде изгнания, но ещё меньше она хотела спорить с одержимой девушкой или пытаться ей проповедовать. Всё, что удалось опытной торговке, так это уговорить гостью помочь ей всего один день по лавке, а взамен та подскажет ей, куда ехать и с какими полезными людьми стоит познакомиться.
В лавке Миела протерла пыль, разгладила одежду на прилавках и подмела полы. За день пришло несколько покупателей, и там девушка в основном просто не мешала Фиве задирать цену. Несколько раз хозяйка уходила на улицу, чтобы обсудить какие-то «деловые вопросы» с владельцами соседних лавок, тогда Миела «оставалась за старшую». Наивную, рассеянную, но главную.
Казалось, что в этом дне не произойдет ничего интересного, как вдруг, когда солнце уже давно перекатилось за полдень, дверь лавки открылась и на порог вошел молодой мужчина, может лет двадцати пяти, в одежде паладина.
– А где Фива, хозяйка лавки? – глубоким добрым голосом спросил гость, и девушка сразу узнала этот голос.
Отрывистый вздох сорвался с её губ. Миела не ожидала что Серион окажется красавцем. Такую благородную внешность обычно изображали на портретах великих героев. Высокий, стройный, жилистый. Лицо гладко выбрито, густые темные волосы, роскошно спадали до плеч, внимательные глаза сияли двумя чистыми голубыми озерами.
Рыцарь церкви был облачен в серебряную боевую кольчугу, надетую поверх синей рубахи. У него были сверкающие наплечники, а у левого бедра мерцал благословенный меч. По другую сторону на ремне крепилась тканая сумка, наверняка с какими-то волшебными предметами и стеклянными флаконами. Высокие кожаные сапоги, наручи, пояс – всё превосходной ручной работы. На шее поблескивал волшебный медальон. На пальце красовалось магическое кольцо-щит, с шестиконечной рассветной звездой серафимов.
Рассвет – то, чем Сорэтия стала для Хаккари, то, что победило дуллаханов в лесу, то, что сейчас нужно было Миеле. Но нужно ли?
– Она отлучилась, но если хотите что-то купить, то можете спросить у меня, – неуверенно ответила девушка после слишком долгой паузы.
Серион окинул Миелу оценивающим взглядом, она так же не отрывала взгляда от него. Лицо мужчины выражало сильнейшую волю и великую мудрость, какую многие приобретают лишь в глубокой старости. Этот прекрасный благородный человек вызывал у неё страх, какой бывает у хулигана, пойманного суровым хранителем порядка. Но как девушке, ей хотелось испытывать восхищение перед этим героем.
– М-м… нет, я бы хотел осмотреть лавку и кладовые, думаю хозяйка не будет против, когда ты дашь ей это. – Паладин приблизился к девушке, протянул ей несколько серебряных монет и прибавил. – Мы с Фивой хорошие знакомые, прошу попридержать мои деньги до её прихода, это важно.
Холодный металл обжег руки, но Миела не подала виду, только неуверенно кивнула. «Проверка, – поняла она. – Наверняка решил, что это я говорила с Сефаном. И уже догадывается, что нет никакой одержимой знакомой, есть только я. Дал денег, потому что демоны не переносят церковное серебро. Только бы он не узнал. Только бы не увидел моих любимых бесценных рисунков».
Серион осмотрел лавку, постоянно поглядывая на ладони девушку. Бледные тонкие пальцы всё ещё сжимали серебро. Когда паладин вошел в кладовку, воцарилась гнетущая тишина. Миела думала только о сумке: «Не нужно ли мне бежать? Церковных монет, что он мне дал, хватит на покупку еды и лошади? Или нет?! Сколько вообще стоит лошадь? Не важно! Я поскачу в другие города, где меня не знают и не найдут. А может прислушаться при помощи тьмы?» Мимолетная мысль, подкрепленная шепотом в голове, превратилась в единственно возможное решение. Вот она слышит его медленные шаги, сильные пальцы сжимают кожаное изделие, шелест бумаги, удивленное хлопанье его ресниц, замирающее дыхание. Он нашел! Он пытается осмыслить увиденные им образы! Он удивлен, и он тоже внимательно прислушивается к моим движениям.
Миела уже собралась бежать, как раздались резкие шаги паладина. Выскочив из кладовки, он крикнул:
– Покажи моё серебро! Быстро! – в его властных словах будто была скрыта магия.
Миела испуганно протянула вперёд ладонь, и сама ужаснулась увиденному: металл сильно потемнел, точно проклятый. Монеты упали на пол. Серион в три больших шага приблизился к девушке и бесцеремонно схватил её за горло. С его напряженных губ сорвались слова стихотворной молитвы, которую он начал быстро провозглашать. Их взгляды соединились. Девушка думала прощаться с жизнью, но в чистом взгляде Сериона не было ненависти или желания убить, он был спокоен и даже добр, не она, но существо внутри неё вызывали жгучий гнев у мужчины. И рыцарь церкви её спасал, а не губил.
Миела слышала, как голос паладина касался её разума и сердца, слова, исполненные силы, говорили о свете Ирнара, о проведении Силары, Венце Рафаэля и Разбитом Мече Сорэтии, о золотом престоле, Белоснежном Пике‑Ангела и вечном Городе света. У сердца девушки что-то закололо, затем задергалось и заметалось, с неописуемой болью, точно из неё вылазили могильные черви, из груди показалась призрачное восьминогое создание, в нем она узнала ночного духа, которого она слышала, но так и не разглядела. Тварь успела вселиться в неё и помогала тёмному, шептать ей всякие мерзости. Теперь она поняла, почему так легко перешла от ужаса к благоговению, почему соблазнилась этой наглой ложью и пожелала тьмы больше, чем света.
Серион продолжил чтение молитвы. Паукообразный призрак размерами с тыкву вырвался на свободу, при этом тело Миелы содрогнулось, а ноги подкосились. Как только на горле ослабла железная хватка мужчины, она мешком рухнула на пол. Доблестный паладин, обнажив благословенный меч, и всего одним косым взмахам рассек сгусток восьминогой тьмы, и тот испарился. Затем Серион подобрал с пола серебряные монеты и очистил их своим дыханием. Наконец рыцарь церкви помог юной девушке подняться.
– Что это было? – задыхаясь, спросила Миела.
– Для начала, прости меня. – тихо и нежно сказал Серион – я не хотел причинить тебе боль или напугать, но тебя нужно было спасти, мне жаль, что пришлось действовать так грубо. Прости. – он выдержал паузу, не отрывая от неё внимательный взгляд, а затем спокойно ответил на вопрос – Существо, которое было в тебе, зовется злобным духом. Иногда их путают с демонами, но они намного слабее и не так хитры. Можно даже сказать, что оно не разумно, в обычном понимании, но имеет волю и особое устремление. Такие существа появляются в мире всякий раз, когда могучие колдуны и чернокнижники начинают усиленно чего-то желать. Их темные мысли и жестокие желания обретают форму, обычно подобную насекомым или гадам, реже хищным грязным созданиям. Порождения темных мыслей вселяются в разум того, кто их вызвал, или бросаются на беспечных людей. Они долго остаются незамеченными для носителя. Делают его связь с миром теней куда прочнее, веру в свет они ослабляют, а в качестве платы за своё присутствие поедаю его душу. Тебе повезло, что серебро выявило угрозу так скоро. Но нет дыма без огня, если злобные духи преследуют тебя, то есть и тот, кто наводит их.
– Вы же не знаете ничего о Фиве?! – переспросила Миела, направляемая темной интуицией.
– Я её никогда не видел. Знаю о ней только то, что мне сказали на рынке. Немолодая женщина, хозяйка этой лавки. Но собрав воедино все рассказы я узнал, что вчера, рано утром к ней зашла оборванка с тяжелой кожаной сумкой, а через пару часов вышла молодая девица в новом алом платье, и сумка её стала намного легче». С тех пор девушку видели на рынке использующей темную магию. А ещё в гостинице и даже в церкви она беседовала со священником Сефаном. А потом какая-то женская особа, прикрываясь плащом, зашла к Фиве и так и не выходила оттуда…
– Для вас будто не существует тайн, – прошептала Миела, не зная, что будет с ней дальше, но по-настоящему восхищенная проницательностью гостья.
– На самом деле есть одна тайна, – паладин вынул из кармана сложенный трижды лист бумаги. – Миела сразу узнала свои рисунки, а Серион мягко, но напористо сказал: – Уверен, что и простые клирики, и даже опытные паладины не найдут сказать что-то стоящее об этих существах. Их образы стерты даже из людской памяти и внушают ужас лишь своей непознаваемой сутью. Даже я не уверен, что вижу. Скажи мне, кто эти трое?
– Я не знаю, – с виноватым видом прошептала девушка, она чувствовала себя обнаженной, её самый страшный и темный секрет не только узнали, но и пристально разглядывали. Было больно, было стыдно, было мерзко.
– Верю, – кивнул мужчина, немного расслабившись. – Как давно это явилось тебе?
«Зачем мне говорить с ним? – спрашивала себя Миела. – Даже Серион не уверен в том, что видит. Всё равно конец понятен: церковь не справится, и они не поймут, не смилуются. Они назовут меня колдуньей и захотят убить, но и этого не смогут. Единственное, что им удастся, – это разозлить нас… его… он уничтожить весь город руками хрупкой девушки». Миела чувствовала, как по её телу пульсирует и перетекает великая темная сила – её богоподобная сила, которая была в ней всегда.
– Он со мной достаточно времени, чтобы мне потерять всякую надежду на спасение, – робко, будто защищая друга, прошептала она.
– Ты кое-что не поняла, дорогая. Мы изгнали злобного духа, который нашептывал тебе ложь. Прими, как истину, что всё, что ты слышала и о чем думала в последние дни, было неправдой. Лукавство тьмы, наваждение зла – одним словом, ложь. Вижу, ты не хочешь говорить и доверять мне, это нормально, так иногда бывает после изгнаний, человек по привычке считает церковь врагом, а тьму союзником и лучшим выходом, хоть и рад, что от неё избавился, но я не враг, – он тепло улыбнулся, и сердце девушки затрепетало.
– Вы можете помочь мне оградиться от его влияния? – спросила Миела после паузы, длившейся половину вечности.
– Могу. Тебе нужно срочно поверить в Ирнара, если хочешь спастись… – начал Серион, но девушка его перебила.
– Поверить?! – она не выдержала и дала волю своему языку. – Я верила больше многих! Нет закона, который я бы ни исполнила и заповеди, какую нарушила бы. Десятки раз прочитала «Истинный Свет», меня благословили на служение в Священной Цитадели Пика-Ангела, своими глазами я видела Серафима и больше года использую исцеляющую магию света. Спросите Фиву, когда она вернется, «кто исцелил её от болезни?» Вы узнаете, что это была я. Перед вами приемная дочь иерея Февиля, магистра-священника Раймила, семьдесят пятая из его послушников, десять дней назад я была рукоположена на служение диаконисы в своей церкви. Дела праведности всегда были моей жизнью и смыслом. Я не только служила Богу света, но и сражалась за Него!
– Ого! – Серион был по-настоящему удивлен, ему казалось, что перед ним далекая от церкви заблудшая девчонка, и вдруг такие титулы и такой духовный путь. Он потер подбородок и медленно повторил за ней – Дочь Раймила из Февиля?! Послушница и диакониса? Сражалась за Ирнара? Единственной угрозой этой деревне, о которой мне известно, был павший с небес черный архангел.
– Д-да… – Миела не ожидала что к горлу сразу подступит ком и ей будет так тяжело говорить об ангеле – Мы, он, я, это было страшно… Он перебил всю церковь, я помогала в битве, делала что могла, зажигала витражи, отвлекала его словами изгнания. А потом Раймил, и все, кого я знала погибли. Церковь рухнула. Я чудом выбралась из-под обломков. А потом стала видеть это существо с рисунка.
– Соболезную. И, выходит, я обязан тебе жизнью. – паладин почтительно поклонился девушке – Я услышал о падшем и поспешил в окрестности Лахиша, встретил его под вечер воскресения, он уже успел разрушить с десяток домов и убить под пол сотни человек. Когда мне удалось выманить его на равнину перед городом меня поразили две вещи. Это был двукрылый архангел, выше его в небесном воинстве только Первозданные, но он был невероятно слаб и изможден. Оружия нет, глаза еле видят, руки и шея обожжены, ноги изрезаны мечами. Я был уверен, что до меня он повстречал настоящую армию с магистром-священником во главе.
– Это были служители моей церкви – печально кивнула Миела.
– Вы его победили – провозгласил Серион – вам всего чуть-чуть не хватило сил, чтобы добить монстра и это сделал я. Всё гадал кто же так помог мне?! Думал служители Лахиша сложили головы в битве, но нет. Провел там пару дней и направился в Ресен. Если бы только я знал о подвиге служителей Февиля. О подвиге Раймила. Теперь я ещё больше хочу помочь тебе.
– Но как? – девушка чуть не расплакалась – Сефан говорил, что в сердце, наполненном верой, нет места духам и демонам. Но во мне тот, кто древнее их, и мы с ним одно. Я всем сердцем верую в Ирнара, но всей душой одержима и не свободна! Вы не можете меня спасти. Может ли приемное дитя стать родным по крови? Я чужая церкви, враг свету, противник Ангелам. Но, если знаете средство, помогите контролировать эту силу, чтобы мне не убивать людей целыми городами. Помогите или отпустите меня, пока я не уничтожила Ресен.
– Эй-эй, спокойней! – Серион явно не поверил словам девушки. Стараясь успокоить её, паладин говорил, как можно нежнее. – Я верю тебе и рад, что мы так похожи. Оба воспитаны церковью и хотим служить одному Богу. Какие бы монстры не скрывались в тебе, я всех одолею. А если не я, то Сам Ирнар через меня победит их… В детстве и мне приходилось быть под контролем нечисти: неверующие родители носили меня к шептухам, чтобы излечить от болезней. Это кончилось множеством страхов, а по ночам ко мне из-за темных углов ползли дымящиеся существа похожие на жаб, несколько даже вселились и жили внутри. Священник Келин очистил меня от проклятия и сделал своим послушником, когда мне было двенадцать. Тогда он только получил звание магистра-священника. Освободившийся от скверны, я с юных лет, как могу, стараюсь бороться со злом. К шестнадцати годам стал Паладином, и вот почти девять лет служу свету. Я не считаю тебя злой. Но чтобы тебе помочь, мне нужно узнать, кто ты и в чем причина твоей одержимости. Ты сможешь мне довериться? – Серион протянул руку.
– Это ничего не изменит, – нервно выдавила девушка. Она была сбита с толку. Между ними и прям было много общего, но это «общее», касалось только послушницы церкви, а не побывавшей за порогом смерти проклятой и одержимой девушки.
– Как тебя зовут?
– Миела Айивиса.
– А я просто Серион, фамилии нет.
– Я поняла кто вы.
– Хорошо, Миела. Я спрошу по-другому. Ты доверишься Ирнару, Который послал меня? – и он повторно протянул руку, его теплая улыбка обезоруживала.
Мимолетная дрожь и нерешительность. И затем девушка с наивной, даже детской верой ответила на жест рыцаря света. «Может быть, Сам Ирнар, молчавший до этого момента, послал мне защитника и спасителя?! – подумала она – Может, я не чужая для церкви, может, злобный дух просто обманул меня? Может, монстра возможно победить?» Её маленькую хрупкую ладонь сжала крепкая и теплая мужская рука. А вскоре вернулась Фива. С разрешения хозяйки Серион повёл Миелу в церковь, только сумка девушки осталась в лавке. По пути в Собор Кайландана он дал ей несколько серебряных монет и убедился, что те не утратили блеска и не обожгли нежные ручки девушки – это было странно.
Он вел её через город, как старший брат, нашедший потерянную сестричку. В груди Миелы снова вспыхнула прежняя вера. Впрочем, напрасно. Обостренный темной магией слух уловил слова, брошенные кем-то из горожан: говорю тебе, я видел живых мертвецов на краю леса, если бы клирики Ресена не остановили их, к утру нежить вырезала бы всю улицу.
Он ввёл её под свод знакомого ей Храма Кайландана. В главном зале храма уже вовсю велись приготовления к обряду. По приказу Сериона на полу чертилась пентаграмма, в переплетения узоров, подобных ангельским крыльям, вписывались святые имена, и расставлялись свечи. Печать была пятнадцати шагов в поперечнике и сорока семи в окружности. Около десятка священников и диаконов со всего города устраивали все элементы будущего обряда и после каждого даже самого простого действия использовались духовные знаки и манипуляции. Горел ладан, послушники исполняли волшебные гимны. И без того намоленные стены храма пропитывались и заполнялись самой сильной магией света. Всё это предназначалось ей, готовилось ради неё. Миела поразилась тому, насколько сильно церковь желала ей помочь. Двери храма были закрыты на целые сутки, службы отменены, занятия у послушников прерваны. Целый день и целая ночь, в которые священники оставляют своих прихожан ради одной потерянной про́клятой девчушки. Она прослезилась.