Потом спросил его: куда девал?
– Куда-куда? Себе за спину в угол бросил.
Майор хватился:
– Где записка с адресом?
Под бумагами посмотрел, под стол заглянул.
– Наверное, закатилась куда-то! – Денис дурачком прикинулся.
И ринулся под стол искать.
– Стоять! – капитан рыкнул. – Не двигаться! Шустряк выискался!
– Стоять так стоять, – ворчливо подчинился Денис. – Помочь хотел.
– Раздевайтесь! – нехорошо свёл брови майор. – И без разговоров!
– Меня-то зачем, – говорю, – обнажать, вообще к столу с запиской не подходил.
– И смотрите за ними, – майор приказал подчинённым, – чтобы не съели записку! От этих ухорезов всего можно ожидать! Автоматы они выхватывают, дурачков из себя строят…
Раздели нас до трусов. Карманы на десять рядов прошмонали.
– Говорю, закатилась! – Денис так и нарывался на кулак. – А вы не верите.
Ничего не нашли, одежду нам отдали.
Осталась одна единственная улика – зуб мамонта. С ним тоже получился казус. Вроде он хороший вещдок, веская улика. Но про зубы в указе президента ничего не говорилось. Там упор был сделан на бивни как государственную ценность и достояние республики Саха.
– Зачем зуб взяли?
– На память, – говорю.
– А за сколько его продать можно? – спросил майор мирным голосом, будто сугубо из праздного любопытства интересуется.
– Да не знаю, – говорю, – взяли на память. Продавать не собираемся.
Майор сделал запись в протокол, зуб на край стола отставил, чтобы не мешался под рукой, в это время кто-то заглянул в кабинет, майор повернулся к двери, зуб локтем задел, тот полетел прямо на ногу стоявшему рядом со столом капитану. Если учесть, что в зубе не менее восьми килограммов, шарахнул он бедолагу хорошо, да ещё острой частью угодил. Капитан заблажил, за ногу схватился. Не удивлюсь, если палец сломало зубом.
Денис снова полез на рожон. Надо сказать, контрразведчики нам попались терпеливые, я бы на их месте давно намял бока задержанным за ехидные языки.
– Будете всем объяснять, – шутливо посоветовал Денис травмированному капитану, – мамонт укусил за ногу!
– Да заткнитесь уже! – закричал майор. – Всё, хватит, идите отсюда мелкими шагами, и лучше больше не попадайтесь на глаза!
Зуб мамонта в прямом и переносном смысле поставил точку в задержании. Мы скоренько-скоренько, пока майор не передумал, в сумки вещи побросали, которые при обыске были выложены на стол, и скачками побежали из РОВД.
Время до самолёта оставалось в достаточном количестве, можно было не мчаться в аэропорт сломя голову. Первым делом мы отправились за костями мамонта в проулок с камазовской покрышкой. И о чудо – никто на наше богатство не позарился. Все кости в сумку обратно сложили, предварительно распихав игрушки по рюкзакам.
И задумались, а что дальше с уликами делать? При посадке в самолёт могут запросто докопаться. Наши милиционеры, имея на нас большой зуб, могли попросить аэропорт устроить подозрительным типам тщательную проверку. Майор или капитан шепнёт коллегам в аэропорту: есть подозрение – везём золото. А с этим драгметаллом всё по-взрослому. Это не доисторические кости. На Яне драги работают, и вручную старатели моют… Если майор с группой захвата до трусов нас раздел, в аэропорту могут заставить и трусы снять, на рентген отправить.
Как быть? Жалко кости выбрасывать, столько натерпелись с ними. И тут нас осенило: а «Почта России» на что? Послать кость посылками да и дело в шляпе. Достали из рюкзака старое покрывало, разрезали на три части и три посылки по десять килограммов каждая соорудили. Иголки с нитками, само собой, имелись, в четыре руки крепко-накрепко зашили упаковку. Дойдёт так дойдёт, ну а нет, значит, не судьба – ничего тут не попишешь.
Времени до самолёта оставалось всего ничего, в спешке не удалось уложить кости плотно, тряпками да бумагой тщательно обмотать каждую.
– Что это посылка гремит? – спросила почтарка, укладывая её на весы.
Сам себе потом удивлялся, как легко на ум пришло нужное: с языка слетело, словно это была домашняя заготовка:
– Капа, – говорю, – гриб, что на берёзе растёт. Для поделок набрали. Не бездельники мы, а рукодельники.
Что вы думаете? Все три посылки дошли до Якутска. Ткань выдержала, кости, ни единая, не повредились. Великая вещь «Почта России» – помогла нам в доставке многострадальной мамонтовой кости в пункт назначения.
В Якутске по-братски поделили с Денисом добычу. Я большую свою часть в трудные годы продал. Денис что-то продал, что-то раздарил.
В армии однажды (до дембеля месяца три оставалось, уже в дедах ходили) сидим у лётного поля с Денисом – август, тепло, ромашки. Отрывая лепестки цветов, гадали – «любит, не любит». Ни его дома девушка не ждала, ни меня… Но тема волнующая, не за горами гражданская жизнь. Заговорили о будущих жёнах.
Денис размечтался:
– Девчонку лет восемнадцати возьму.
Я давай подначивать:
– Какую молодую? Возьмёшь лет на пятнадцать старше и с двумя детьми. По твоему характеру нужна рассудительная женщина, а у молодых что? У них ветер в голове, им хи-хи, ха-ха, туфли на каблуках да платья с рюшечками.
– Не-е-е, на молоденькой женюсь!
Женился через полтора года после нашей экспедиции. Пришёл ко мне и объявил:
– Познакомился с хорошей женщиной, у неё двое детей, решено – женюсь.
– На пятнадцать лет старше?
– А ты откуда знаешь?
И тут же расхохотался, вспомнив наш давний разговор на аэродроме. Он тогда ещё сказал: «Мне нравится, чтобы не сухая, а в теле, как пловчихи бывают». Здесь я его поддержал: «Пловчихи девушки сильные, что надо!»
– Выходит, ты накаркал! – Денис дурашливо погрозил пальцем. – Запрограммировал меня.
– Сам говоришь, женщина хорошая!
– Умница!
– Значит, правильно запрограммировал. Поди, на пловчиху похожа.
– Точно! Крепкая женщина!
Бес подловил Дениса на ревности. Галя родила ему дочку, он начал подозревать – не его.
Пытался вбить ему в мозги:
– Денис, да зачем ей это надо? Подумай своей головой: зачем? Сколько одиноких женщин не могут найти мужей, а ты её с двумя детьми взял. Она счастлива – так повезло в жизни. Ей сорок, она родила тебе дочь, значит, верит в тебя, знает, ты надёжный мужчина, порядочный человек! Ты должен на руках её носить вместе с дочерью!
– Ничего ты не понимаешь. У неё был мужчина до меня, Ленка от него.
– Козе понятно, были мужчины! Не девочка. Но ты даже не представляешь, как дорожит тобой.
– Ничего не дорожит…
Сейчас Лене двадцать лет, никакой экспертизы не надо – Денис и Денис, только что не лысая, как он. А Денис потерял интерес к жизни, потух. Лене полтора года было, когда ушёл из семьи. Жил один. Начал выпивать. Не буйно. Интеллигентно – по-тихому. А потом заболел туберкулёзом. Пожарным на зоне работал, там, наверное, и заразился.
А у Лены я крёстный. Одна проформа, конечно. Она в Якутске, я – в Омске. Когда крестили, вообще ничего не понимал. Крестик не носил. В церкви и крестнице покупал, и себе. Батюшка мне:
– На тебе крест есть?
– Конечно, – говорю, – как без креста, только что надел.
К церкви по-настоящему пришёл после смерти Дениса. Он тоже был далёк от Бога, но месяца за два до кончины письмо прислал из больницы, я уже в Омске жил, просил, чтобы молился за Лену. «Ты крёстный отец, – писал, – кто кроме тебя молиться будет. Галя далека от этого. Так что молись, дружище, как можешь. За человека должен кто-то молиться. Моя Лена дочь или не моя, но твоя крестница – это бесспорно».
Молюсь. И за Дениса тоже.
Подозреваю, перед смертью он многое переосмыслил в жизни.
В память о нём храню нож с ручкой из мамонтовой кости. Ручку я сам делал. Купил бормашинку. Долго возился, но вырезал… Отличная получилась… Показывал профессиональному косторезу, он похвалил. Денис лезвие на зоне заказал из подшипниковой стали. Был у них мастер, умел закаливать сталь, отпускать… Отличный нож получился. Хотел ножны, вырезать к нему из кости… Да и сейчас хочу. Кусок бивня по сей день держу. Да всё руки не доходят, и вдохновенья нет…
Жена у меня из Омска… В Якутске работы никакой не было, оно и в Омске не лучше, но решили ближе к её родителям перебраться. Короче, нож у меня в аэропорту отобрали. Уезжали спешно. Надо было после продажи квартиры в Якутске освобождать площадь новым хозяевам, да мы тянули до последнего… На узлах сидим, отправлять их некуда, жена в Омске никак квартиру не выберет… Наконец нашла вариант, начали в спешке грузить контейнер. Я попросил тёщу нож туда положить… Она забыла, и не сказала, куда его в конечном итоге засунула. В аэропорту выяснилось – в ручную кладь. Милиционер на досмотре упёрся: холодное оружие на борт нельзя – подлежит конфискации. Вижу по хитрой физиономии – крепко положил глаз на «холодное оружие». Мне спорить некогда, на регистрацию-посадку опоздали, такси сломалось, из одной машины в другую пересаживались… И отдать нож некому, никто не провожал, Денис дежурил в тот день, накануне распрощались. Я хотел отломать лезвие, рукоятку хотя бы забрать, да куда там, сталь три миллиметра толщиной и твёрдая – о колено не переломишь. И некуда в пункте досмотра засунуть да ломануть изо всей силы – ни батарей чугунных, ничего подходящего… А уже посадка заканчивается…
Говорю менту:
– Уезжаю на всю жизнь из любимого города, зачем дорогу поганишь?
– Не положено, значит, какой тут разговор!
Конфисковал нож.
Я весь полёт сокрушался, тёщу про себя костерил. Призналась бы, что забыла в контейнер уложить, она тихой сапой сунула в ручную кладь… Я бы что-нибудь придумал, зная аэропортовские порядки…
Денису пожаловался в телефонном разговоре: накрылся нож медным тазиком. Он посочувствовал, а через полтора месяца получаю ценную бандероль от него. Распаковываю и… запрыгал от радости – нож! Мой нож! Тот самый!