Сергей Николаевич Прокопьев
Вперёд на мамонтов
Я чуток, по своему обыкновению, вперёд забежал. Сооружение плота началась с того, что не успели первые валежины подтащить, Саня объявился. Пришёл без лошади, с одним Чолбоном и вполне конкретным желанием.
– Опохмелиться дайте, – попросил. Причём требовательно.
Короче: праздник тот же, день десятый.
Мы категорически не поддержали «день десятый», как Саня не хотел продолжения банкета.
Убрёл не солоно нахлебавшись, что-то ворча себе под нос.
Я думал, смертельно обиделся. Ничего подобного, на какой-то час обиды хватило. И снова за опохмелкой приплёлся. И так раза четыре, сокращая паузы между визитами. Наконец, Денис сдался:
– Саня, ты меня замумумкал!
Денис пошёл к стану, достал бутылку, плеснул в кружку. Саня повеселел, приняв лекарство.
– Хорош едрёна вошь! – оценил то ли спирт, то ли состояние организма после его принятия.
Однако через час организм потребовал ещё «хорош».
Не зря говорят, незваный гость хуже татарина. Саня-якут не лучше был, он отвлекал от постройки плота. Удовлетворяя его просьбы, приходилась подниматься с берега к табору, доставать бутылку, наливать… Саня был не из тех клиентов, кому можно доверять:
– Наливай сам!
Раз семь или восемь приходил. Три раза налили граммов по пятьдесят. Мы планировали утром отчалить, торопились с плотом, а тут Саня над душой стоит. Выпьет, уйдёт, полежит где-то и снова к нам.
В конечном итоге дали ему полбутылки чистого спирта с условием:
– Саня, ты сейчас садишься на лошадь, едешь домой, там с закуской опохмелись хорошо! В тайге не пей! Договорились?
– Да-да-да, – с честными глазами пообещал Саня, крепко сжимая в руке заветную бутылку, – дома закуска, тайга не буду, не-е-е-е…
– Случись что с тобой, нас обещают линчевать твои земляки.
– Ага, – сказал Саня.
Вскоре из тайги раздалась громкое горловое пение счастливого человека. Вот тебе и «ага».
В гостях у Сани
Принимая дорогой подарок объёмом в пол-литра спирта, Саня ответным жестом пригласил к себе в гости. Не из вежливости, будете проходить мимо – проходите, твёрдо заверил – на берегу на видном месте оставит путеводный знак: шест с красной тряпкой на конце.
Жил Саня километрах в пятнадцати от нашей стоянки. Дом с воды не увидишь, стоял на высоком берегу за полосой густого леса. По тропинке поднимаешься от воды, метров триста через лес и открывается озерко, на берегу Санин дом. Вернее – домик.
Не очень мы поверили в Санино приглашение, считая, мало ли что пьяным языком не пообещаешь, однако длинный шест с куском красного полотна призывно торчал у воды. Не захочешь да увидишь.
Встретил гостей Саня не с распростёртыми объятиями, встретил ворчанием. Спирт он выхлестал по дороге домой, вторую ночь подряд спал на земле. То есть, мы виноваты в его дискомфортном ночлеге.
– Да ты нас измором взял! – возмутился Денис. – Мы плот мастерим, торопимся, он через каждые полчаса «дайте опохмелиться». Надоел хуже горькой редьки! И мы ещё крайние!
– Зачем мне совсем пьяный пить давал? – ругался Саня. – Замёрз крепко! Бока болят теперь.
Позже меня осенило: Сане по большому счёту в данный момент наплевать было на бока, он прозрачно намекал на компенсацию за урон его здоровью. Компенсацию, выраженную в том же спиртовом эквиваленте. Мы прозрачных намёков не поняли, да и не собирались угощать, свежи были в памяти огнестрельные события. Саня хоть и ворчал, обедом накормил отменным. Главное и единственное блюдо – зайчатина! Но какое! Бесподобное мясо. В чём-чём, в зайчатине я разбираюсь. Сам бессчётное количество раз готовил, но такого мяса, как у Сани, не ел.
Сразу не понял, в чём поварской секрет. А потом заглянул в казан и понял секрет блюда… Он зайчика сварит, мясо достанет, жир не выбрасывает. Следующего зайчика туда же, воды добавит… Каким бы зайчишка худым ни был, он жир предыдущего собрата впитывает и получается всё рано мясо не сухое. Плюс Саня травок бросит… И не опорожняет казан, пока жиром не наполнится до краёв, когда уже зайчика не впихнуть. Только тогда заячий жир вываливает в озеро, и процесс запускается по новой… Закладка может раз десять продолжаться…
Якуты спецы по мясу. Берут, к примеру, оленью ляжку засыпают солью… Не варится, не коптится, просто в соли лежит месяц и другой, и третий, всю зиму засаливается. Лишней соли мясо не возьмёт, а получается очень вкусно. Такая оленина несколько лет может храниться, ничего с ней не делается. И вкус отличный. И рыбу умеют готовить. Лучше якутских карасей нигде не ел. Ни в Сибири, ни в Забайкалье. Причём, не потрошат. Жирные да обалденно вкусные.
Что ещё привело в восторг – наличие хлеба. Не Саниного замеса – привозили ему. Настоящий деревенский хлеб. Я, грешным делом, падок на хлеб, десять дней до этого сухарями давился и вдруг…
При виде любимого продукта у меня вылетело:
– Саня, а я ещё колебался – заезжать в гости или ну тебя на фиг! Ещё пристрелишь… Да за хлеб я полжизни отдам!
Мне булку замолоть ничего не стоит. К чаю на дух не надо булочек, пряников, печенья – хлеба дай и все дела. Имеется дома первое-второе или нет, тоже не проблема – был бы хлеб. И побольше! В армии сослуживцы потешались надо мной, из столовой иду, обязательно пару-тройку кусков хлеба в карманы суну. Котлеты на хлеб менял, когда в части пекарня сломалась. Жена ворчит, сколько ни купи – хлебница через пару часов пустая. Санин хлеб сразу прибавил мне оптимизма.
Избушка у Сани рубленая и крохотная, три на три метра внутри, или около этого. В три окошка. Два по одной стене, третье – на другой. Тоже крохотные – сантиметров сорок на пятьдесят. Потолок низкий, Сане в самый раз, гоголем ходит, я в три погибели, скорчившись, перемещался. Без сеней. Дверь открываешь и вот она Якутия. Задвижка деревянная на двери. Крыша двухскатная, тёсом крытая и мох сверху, для тепла. Небольшая печурка из кирпича сложена, труба от неё тоже кирпичная, плита чугунная с двумя конфорками, площадь такая – только-только казан поставить да чайник. Термоядерная печурка, два полешка Саня бросит и Ташкент. Лежанки вдоль стен, стол – весь мебельный набор.
Из дворовых построек сарайка для дров. Это при том, что у Сани лошадь в хозяйстве. Для неё плохонького навеса не устроил, конюшни тем более… Коник жил в спартанских условиях. Хорошо, северные лошадки неприхотливые, на снегу спят, под снегом корм находят. Но навесик-то можно было скотинке смастерить. Заказать в конце концов. Саня дом не сам ставил, нанимал. Мужики из улуса собрали. Даже забор дощатый начали вокруг дома городить, да так и не закончили, столбики вкопали, поперечины по всему периметру прибили… То ли пиломатериала не хватило, или обиделись плотники на Саню – около половины забора обшили досками, на том дело закончилось… Подозреваю, Сани их тоже под ружьё ставил. По состоянию досок читалось – лет пять забор ждёт завершения строительства.
Шагах в двадцати от дома отсвечивало неживой водой озерцо.
– Сколько, – спрашиваю Саню, – живёшь здесь?
– Долго, – ответил глубокомысленно.
– Долго, – говорю, – понятие растяжимое. Сколько лет в твоё «долго» вместилось?
– Долго, – упрямо повторил Саня.
Он оказался якутским мечтателем. О прошлом не распространялся. Ни о родителях, ни о братьях и сёстрах. В школе, было дело, учился, но сколькиклассное образование получил не сказал. Односложно ответил – «учился». Служил в армии, нет ли – забыли спросить. Много лет на постоянной основе жил один одинёшенек в лесном доме – зимой и летом, весной и осенью. В улус не хотел перебираться. Дом в тайге – основная его недвижимость. Не считая оружейного арсенала, главного Саниного богатства. Об этом чуть ниже поговорим. Саня весь в мечтах. Первый пункт желанных перемен – женитьба. Было Сане за сорок, пора бы мечту превратить в реальность, щебечущую женским голосом рядом. Да что-то не торопился заводить подругу жизни. Всего лишь сладко мечтал – «жена хороший надо». Второй пункт Саниных грёз – поставить новый дом. Опять же не в улусе, а тут же поблизости. Место приглядел уже.
– Там озеро чистый, – мечтал, – рыба, утки. Хорошо. А это плохой озеро. Дохлый!
– Ты его сам отравил, – говорю, – помойку устроил. Вот и «дохлый»!
– Из-за этого что ли? – искренне удивился Саня.
– А ты думал, вода от гадости чище станет?
В оправдании Сани надо сказать, что по загаживанию озера были у него хорошие помощники. Санина заимка пользовалась большой популярностью у высоких районных чиновников: секретарей райкомов, прокуроров, глав администраций, военкомов. Охоту всем Саня обеспечивал по высшему разряду. А кроме этого, само собой, начальство оттягивалось на природе вдали от шума городского. На вертолёте прилетят и гужуют: пьют огненную воду, едят немерено, а мусор, кости, бутылки – в озеро. Оно небольшое – метров тридцать в диаметре. Ну и зацвело. Саня рассказывал, когда приехал, ничего подобного не наблюдалось – вода была хрустальная.
– Есть хороший озеро, – мечтал, – там дом построю.
Одно плохо, то озеро находилось дальше от реки, чем это. Саня водил к нему. Почти круглое, метров в сто в диаметре.
– Ты и это загадишь!
– Не, – уверил Саня, – моя всё понимай! Яма специальный для мусор сделаю.
– Саня, – говорю, – ты уже не молодой, женился бы да в город или в улус переезжал, жена молодая, как хорошо.
– Не-е-е, здесь хорошо, зайчика сварил, с Чолбоном в тайга ходил, соболь ловил.
– А телевизор? Кино?
– Не-е-е! – отрицательно мотал головой Саня. – Не-е-е!
– Какая дура, – Денис опять нарывался на скандал, – захочет с тобой в лесу маяться?
– Найду какая! – верил в семейное счастья Саня.
На «дуру» не стал обижаться. Если бы Чолбона дураком обозвал – другое дело. «Другое дело» не заставило себя ждать.
