Сергей Сиверс
Хроники Януса
– Только не через Тарент, – предостерёг я. – Там всё продаётся и покупается. Пока мы предоставляем им торговые льготы, они заискивают перед нами и клянутся в дружбе. Но как только пуны высадятся на южном побережье, они забудут все свои клятвы переметнутся к ним.
– Тогда через Египет.
– Звучит лучше.
Но в следующий момент ко мне вкралось сомнение:
– Если пун сказал тебе про Ганнона… может быть, это и правда. Но я знаю, лишь что у Ганнона не меньше интересов чем у Баркидов. Он тоже желает вытеснить нас из Внутреннего моря.
– Но он не хочет войны, Луций. Он за честное соперничество. Споры торговцев не требуют крови.
Я задумался. Затем посмотрел на него и усмехнулся.
– Что-то заставляет тебя усомниться? – спросил Марциан, уловив мои мысли.
– Мы сейчас говорим с тобой так, словно от нас что-то зависит. Мы обсуждаем политику, словно мы с тобой восседаем на Капитолии…
В его глазах блеснуло недоумение.
– Тогда зачем мы делаем нашу работу?
– Мы просто делаем то, что должны делать.
– Почему ты считаешь, что это не будет принято в сенате?
Я пристально посмотрел ему в глаза.
– Друг мой, я слишком хорошо знаю сенат. Они не послушают ни Луция Капитула, ни Элия Марциана, ни префекта, даже если будут самые проверенные сведения. Они послушают того, кто имеет среди них влияние.
– В твоём роду есть двое сенаторов, – сказал Марциан. – Один был консулом и сохраняет большое влияние. Почему бы нам не изложить ему наши соображения, а он донесёт это до ушей остальных?
– Ты говоришь о моём дяде? – спросил я, уточняя имел ли он моего дядю Луция Ветурия Филона.
– О нём. О нём.
Я вздохнул.
– Они зададутся вопросом с какой стати я сказал это дяде, а не моему начальнику. Об этом сначала должен узнать Полониан. Если он одобрит, уже тогда следует пойти с докладом к претору. Тебе ли этого не знать? Если же советник Капитул не доверяет компетенции претора, назначенному сенатом, а доверяет своему дяде, значит его дядя желает оказать протекцию племяннику. Так они истолкуют. Существуют исключение из правил – например, при военном положении. Но теперь не война.
Я сделал паузу и продолжил:
– Мой поступок не одобрят, это первое. Второе: даже если предположить, что мы выйдем на них через моего дядю и они рассмотрят это, на Капитолии есть группы с разными полномочиями. Внешнюю политику представляют два десятка сенаторов, и внутри них нет единства. Если они узнают, о чём мы здесь говорим, принять решение займёт время, а действовать нужно быстро. И последнее. Мой дядя был консулом, но у него есть завистники. – Я пристально посмотрел на него. – Дело не в том, что сведения, которые мы передадим, будут важны. Дело в том, от кого они исходят. Они исходят из тайной службы, которую возглавляет его племянник. Так они подумают.
Взгляд Марциана отражал его досаду.
– Что же мы можем сделать?
Я усмехнулся:
– A разве мы прежде не поступали так, как считали нужным?
– Гм… да, конечно. Тут ты совершенно прав. – Он кивнул.
– Тогда вернёмся к допросу, – сказал я. – Я прочёл в свитке, что Гамилькар поклялся оставаться врагом Рима всю жизнь и заставил старшего сына принести такую же клятву.
– Это так.
– Почему лишь старшего, а не ещё двух других?
– Я задал этот вопрос узнику. Он ответил, что их жрецы получили откровение, что именно Ганнибал как-то отомстит Риму. Кроме их откровений, ходят слухи, что этот юноша необычайно одарён военным талантом. Он уже имел опыт в битвах и командовал войском. Он использует необычную тактику и особые тренировки для воинов. Он, также, переоснастил армию, убедив их использовать новое оружие и доспехи. Говорят, он сам их придумал и передал мастерам чертежи. Также, он привёз в Карфаген семерых мидян, которые учат как использовать в бою слонов. Ганнибал трижды участвовал в сражениях с ливийцами и наголову разгромил их вдвое меньшим числом. Вот почему Риму следует опасаться именно его.
– Риму следует опасаться их всех, – поправил я.
– Да, конечно, их всех, – согласился Марциан. – Теперь у них в политике зыбкое равновесие. Если Ганнон соберёт достаточно сторонников, он сможет противостоять Баркидам. Если нет, вероятность войны усилится многократно. Но я нахожу…
– Говори.
– Я – патриот, Луций, но я нахожу, что мы не готовы к ней, – добавил он осторожно.
– Гм… это находишь не ты один.
– Но из ответа узника у меня сложилось мнение, что не всё так просто, – прибавил он с озабоченным видом.
– На что ты намекаешь?
– Не только Карфаген заинтересован в войне с нами.
– Конечно же нет. Македония, Нумидия, галлы и многие-многие другие….
– Нет, я совсем не это имел в виду, – сказал он. – Из его ответов я понял, что нити тянутся ещё куда-то…
Я удивлённо посмотрел на него.
– Не хочешь ли ты сказать…
– Это пока лишь моё предположение. Одна его фраза показалась мне весьма загадочной. Он тогда почти выдохся и с трудом отвечал на мои вопросы. Когда я спросил его о врагах Рима, он ответил буквально следующее: «здесь есть другие, внутри и снаружи». Так и сказал. Я вспомнил об его фразе уже после допроса.
– После?
– Дело в том, что слыша мой вопрос на латинском, он ответил на своём языке, – пояснил Марциан.
– Почему?
– Я не знаю. Я как-то связываю это с действием снадобья. Но я запомнил эту фразу слово-в-слово и записал. Потом я просил перевести тех, кто знает язык пунов. Фраза на их языке звучит так: drahe rin melhura shrent'am, и означает то, что я и сказал тебе: здесь есть другие, внутри и снаружи. Однако мне сказали, что в зависимости от смысла она может быть переведена и так: здесь есть другие, кто ни внутри, ни снаружи. Это меняет смысл, Луций. То есть, есть какая-то третья сила.
– Третья сила? Наверное, он бредил.
– Наверное. Но он повторял это много раз как заклинание. Не думаю, что он был в состоянии лгать мне. Значит, это глубоко засело в его голове.
– Ни внутри, ни снаружи… гм, странно. Кто же это?
Марциан молчал.
Я задумался.
– Кажется, я начинаю лучше понимать смысл тех слов, – вспомнив тот случай, произнёс я.
– Ты говоришь о том, что услышал сейчас?
– Нет, я о других его словах. Я услышал их, когда взял его в таверне. Он, уходя, бросил мне очень странную фразу. Он сказал что «мы куклы в их игре».
– Что это значит?
– Я и сам бы не прочь выяснить что это значит.
Он что-то вспомнил:
– Прими к сведению вот что, – сказал он. – Поводом для военных действий будет их высадка в Испании, якобы для защиты колонистов. Аркуд уже послал подстрекателей возмущать народ.
Последнее было очень важным известием. Однако мне пора было уходить.
– Благодарю тебя. Делай свою работу, продолжай допрос.
Я собрался было уйти, но захотел выяснить ещё одну вещь.
– Скажи, в тот самый последний момент, когда он упёрся, о чём ты спрашивал его?
Марциан задумался.
– Имя. Он упёрся на имени одного человека. Я просил назвать его имя, на котором он запнулся. Этот человек больше чем Аркуд заинтересован в войне. Он сказал, что тайно встречался с ним и получал от него инструкции. Когда он хотел его назвать, он боролся с собой. Я тряс его, я кричал: «имя, назови имя!». Он открыл рот, шлёпал губами…но в последний момент как-то сумел напрячь всю свою волю. Это отняло у него последние силы. После этого он закатил глаза и упал без чувств.
***
На следующий день узник пришёл в себя и стал прежним. Конечно же, он не помнил что говорил под действиемснадобья, и поначалу думая, что мы его дурачим, вёл себя нарочито дерзко и презрительно – но до того лишь момента, пока Марциан не раскрыл свиток с протоколом допроса и зачитал его собственные слова; а в них всё то, что тот не сказал бы даже под страшными пытками. Слыша про тайны, которые он добровольно выдал своим врагам, карфагенянин приуныл. Дерзкий вид с его лица исчез и теперь, поникши, он сидел и молча глядел в пол. По нему было видно, что он опасается повторного допроса с использованием снадобья. Он молчал, но мы догадывались, что внутри он весь кипит от злости на себя. Марциан, увы, так и не узнал главного имени – того, кто помимо Аркуда, отдавал инструкции. Однако он, желая больше подавить его волю, нарочно сказал карфагенянину, что услышал тогда всё, что хотел…
Третий допрос, однако, мало к чему привёл. Узник, обозлённый на нас (и в не малой степени на себя самого), вёл себя как никогда дерзко и сыпал проклятиями. Он догадался, что снадобье у нас закончилось. Из его поведения Марциан вывел, что он вёл себя так, желая вызвать наш гнев и надеясь, чтобы мы передали его в руки экзекуторам – и так, вероятно, хотел умереть с честью, наказав себя за то, что проговорился. Но Марциан не поддался на его уловку.
Здесь я чуть отвлекусь от повествования.
Считается, что мудрость – удел стариков повидавших жизнь. Посему, о собственной мудрости (разве что о её начатках?) я сказать не решусь, хотя за свою недолгую жизнь мне довелось многое пережить и немало повидать. Так, я заметил, что знание людей напрямую зависит от знания самого себя – как и то, что настоящая мудрость не приемлет однозначных суждений. Ещё есть одна вещь, о которой я размышлял как о непреложной. Например, если что-то идёт очень хорошо и вскоре даёт плоды, то затем, как правило, всегда будет препятствие или подвох; всегда последует то, что осложнит тебе жизнь и умерит твою радость. Говоря это, я исхожу из своего опыта, хотя слышал похожее и от других. Вот почему, я выработал в себе привычку относиться безучастно к неожиданной удаче. Потому, что почти всегда вслед за ней – по крайней мере, это стало верно для меня – придёт неудача; непременно случится то, что всё испортит. Я стараюсь сдерживать радость. Хотя, признаюсь, что истинную радость нелегко сдержать. Возможно, вот так боги напоминают о себе, исправляя собственные ошибки в нас, и этим же дают понять чтобы мы, будучи несовершенны, знали своё место. Это игры богов. Возможно, так они просто развлекаются: нарочно чередуют радость и горе, наблюдая как мы справимся от перепада чувств – как развлекается ребёнок: засыпая песком жука и с интересом глядя как тот выберется… чтобы засыпать вновь.
Я сделал это отступление совсем неслучайно, а предваряя продолжение истории. Потому что вскоре произошло то, что весьма омрачило наш успех.
Придя во Врата Цербера на следующий день, Марциан не обнаружил в шкафу протокол с первым допросом. Поиски свитка ни к чему не привели. Все протоколы допросов хранились в его кабинете закрытым на замок. Это сложный замок, и ключ от него – штырь с множеством несимметрично сделанных прорезей – было непросто изготовить. И этот ключ был только у него. Каждый раз Марциан открывал кабинет ранним утром, как только появлялся во Вратах, и закрывал, когда уходил. Коридор, где был расположен кабинет, охранялся, а охранники были взятыми на службу по рекомендациям. Зная всех их почти поимённо, я тут же отмёл версии об их небрежности. Это была намеренная кража. Это, также, означало, что в Риме под самым нашим носом в самой закрытой тюрьме орудуют агенты врага.
Тщательно поразмыслив и перебрав все подозрения кто бы это мог сделать, мы остановились на тюремном секретаре. Он был последний, кто заходит в кабинет Марциана, чтобы положить свиток в шкаф. Сам же секретарь являлся дальним родственником префекта, и был взят на работу во Врата Цербера по личной рекомендации Полониана. Подозревать его означало бы не доверять префекту. Впрочем, он мог и не знать что он за человек. Подозревать же самого Марциана было равносильно мне подозревать самого себя.
… После этого мы вызвали секретаря и здорово его припугнули. Он поклялся жизнью, что в тот день положил свиток в шкаф и сразу вышел. Мы выслушали его, и не могли ничего на это возразить, ибо не могли с уверенностью утверждать обратное. Но, на всякий случай, решили отстранить его от записи допросов и делопроизводства до завершения расследования.
Марциан продолжил допросы. Зная уже многое, он собирался сыграть на уязвлённой гордости пуна. Если будет видно, что «карфагенский дух» поколеблен, финальная часть отводилась мне. Я собирался воззвать лишь к холодному расчёту и принятию неизбежного, так как знал, что он вряд ли переметнётся к нам. Я скажу ему, что живым он отсюда не уйдет, но у него есть выбор как умереть: позорно распятым на кресте, когда его тело будут заживо пожирать черви, либо от меча как солдат и похоронен согласно их обряду. Главное, к чему я собирался воззвать – к его чувству долга. Я скажу, что его использовали негодяи и лжецы, потому что всё будет не так, как хочет Аркуд; и зачем он, будучи человеком твёрдой воли, согласился быть «куклой в их игре», хотя у него есть выбор. И что от новой войны не выиграет никто».
Трезубец Нептуна
На город опустилась ночь. Его голова была тяжела. Он чувствовал усталость, но пребывал в приподнятом настроении от чувства исполненного долга. Потому что сегодня он распутал сложный клубок.
Советник Элий Марциан шёл быстрым шагом.
Завтра он доложит Луцию. Да, он нарисует схему, прочертит линии от одних к другим и расскажет про все их связи. Он назовёт заказчиков диверсий, причём в этом списке всплывут очень неожиданные имена. После случая с потерей протокола и внутренним расследованием, он больше не прибегал к услугам секретаря и держал всё в голове.
Улицы были пустынны.
Он миновал «Коней Диомеда», одного из пяти возничих дворов в городе. Когда он задерживался допоздна, то иногда пользовался их услугами. Во Вратах Цербера находился конь на всякий неотложный случай, только почему-то сегодня он захворал…
Он любил ходить пешком. Ясная луна и бодрящий ночной воздух сегодня вполне к этому располагали. Его дом находился в двух милях от места службы.
Элий Марциан прошёл уже половину пути и теперь находился на пересечении Второго и Третьего дистриктов, где-то между Викус Куриа и Викус Бублариа. Оттуда он свернул в сторону Ремова Ключа, желая сократить путь.
… Минуя тёмный переулок, он краем глаза заметил, как из него показались два человека и молча последовали за ним. Шли они не так быстро, оставаясь на расстоянии примерно двадцати шагов от него. Марциан ускорил шаг. Пройдя ещё примерно сто шагов, он оглянулся. Никого сзади не было. Он выдохнул. Он подумал, что рано или поздно эта работа превратит его в мнительного безумца…
Теперь он находился недалеко от храма Весты, откуда до дома оставалось совсем чуть-чуть. Дома его ждала супруга и трое детей в возрасте от четырёх до одиннадцати лет. Вернее, не дождавшись, все они уже крепко спали.
Подул мягкий юго-восточный ветер. В нос ударил запах печёной рыбы, приправленной травами. Запах доносился из «Трезубца Нептуна», харчевни на Палатине открытой круглые сутки. Пообедать сегодня не удалось, да и завтрак был лёгкий. Запах жареной рыбы сильнее заставил почувствовать голод.
***
Отворив дверь, он увидел за прилавком пожилого хозяина и слугу. Из посетителей он заметил лишь невысокого рябого мужчину средних лет.
Марциан устало присел за стол и сделал знак.
Когда слуга приблизился, он заказал себе порцию рыбы c зеленью, хлеба и вина.
Рыба показалась ему вкусной, хотя чуть сыроватой. Неспешно поглощая пищу, он думал о завтрашнем дне. Из обрывков фраз, сказанных узником в забытьи, а, также, из сведений пришедших из Египта, он с большой вероятностью завтра будет готов назвать имя. Имя таинственного второго человека, который помимо Аркуда тесно связан со сторонниками войны. То, что он скажет, может вызвать взрыв в обществе. Но люди обязаны знать правду.
… Советник Элий Марциан отвлёкся от мыслей.
Дверь отворилась – и в «Трезубец Нептуна» вошли двое незнакомцев. Оба были в коротких плащах поверх туник. Один был с чёрными длинными волосами, со смуглым лицом и щетиной на щеках, при этом хорошо сложён. Другой был с короткими рыжими волосами, чуть повыше и более плотной комплекции. Чуть постояв, они подсели к Марциану – один напротив, а другой рядом с ним, хотя соседний стол был свободен. Это показалось ему странно. Он отложил тарелку и поочерёдно внимательно поглядел на того и другого. Они тоже глядели на него и молчали. Ещё через минуту дверь снова отворилась. В харчевню вошёл третий, ещё один человек в плаще. Лицо его было закрыто капюшоном. Не говоря ни слова, он прошёл внутрь и уселся на лавку вдоль стены.
***
«Стояла глубокая ночь, когда меня разбудил цокот лошадиных копыт, доносившийся с улицы и, вслед за этим, частый громкий стук кованого кольца о ворота. Я прислушался. Ворота во дворе скрипнули. Я услышал громкие голоса внутри дома и рывком поднялся с кровати. Спешно одевшись, я вышел из комнаты и проследовал в атриум. Навстречу мне быстрыми шагами уже приближался Геллий. С ним был офицер из городской охраны, которых сопровождал мой распорядитель дома с факелом. У всех были крайне встревоженные лица. Геллий был с мечом и в латах.
После того как Геллий мне всё рассказал, я был настолько потрясён, что не мог вымолвить ни слова. Чуть оправившись, я тут же приказал Порциру седлать коня…
Мы прошли внутрь. Стол был подвинут в центр. Вокруг него я заметил стоящих Атилия, Каллиста и Непота уже прибывших сюда, а также патрульного офицера из префектуры. Они расступились.
Я увидел, что на столе лежит он. Его одежда была в крови. Он был мёртв.
***
Мы начали допросы с трактирщика. Вот что он нам описал.
Ближе к полуночи в харчевне появился Марциан. Он заказал ужин. Спустя некоторое время, в харчевню пришли двое других. Судя по одежде и манерам, из простолюдинов. Они заказали рыбы, маслин и вина. Эти двое подсели за стол к Марциану. Им просто хотелось поболтать. Они что-то его спросили. Марциан ответил. Постепенно беседа завязалась. Со слов трактирщика, они стали обсуждать результаты последних скачек. Марциан был в курсе, так как, со слов трактирщика, сказал, что посещал ристалища и делал ставки. Двое пришедших доели рыбу и допили вино. Затем попросили ещё кувшин. Они предложили Марциану выпить за здоровье какого-то наездника. Марциан присоединился к их тосту. Теперь они вели громкую беседу на тему следующих скачек. Марциан заявил, что ему всегда благоволит Фортуна и он, делая ставки, много раз угадывал победителя. Рыжий счёл это бахвальством и произнёс что-то вроде «если Фортуна благоволит тебе в одном, то должна благоволить в другом, или ты просто хвастун» и предложил это проверить на игре в кости. Его реплика показалась Марциану обидной, и он согласился. Первый вынул кости и предложил делать ставки. Марциан вытащил кошель с монетами. Так они стали играть. Они играли довольно долго и заказали новый кувшин вина. Марциану не везло, он проигрывал. Тот, кто играл, сказал трактирщик, постоянно поддразнивал Марциана с каждой проигранной монетой. Он забирал монету, смеялся и, тыкая пальцем на чеканку, приговаривал: «видишь, Фортуна выгравировала здесь моё имя!». Все были уже изрядно пьяны. Когда Марциан снова проиграл и услышал очередную насмешку то, взбешённый, вдруг бросился на него. Повалив, его на пол, он начал его душить. У того, кого он повалил, был нож у пояса. Ему удалось выхватить нож и нанести Марциану удары. Затем он сбросил Марциана на пол и вскочил на ноги. Оба, напуганные случившимся, ринулись к двери и убежали.
Таковы были показания трактирщика. Два других свидетеля рассказали то же самое почти что слово в слово.
Всё, что мы услышали о произошедшем, по меньшей мере, озадачило нас. Мало того, что их показания были одинаковыми вплоть до мелочей – они плохо соотносились с тем, что мы знали о нашем друге. Например, Марциан никогда не говорил, что делал ставки на конных состязаниях. Или никто из нас ранее не замечал его в пристрастии к вину, не говоря про игру в кости. Бывало, что по какому-то поводу мы собирались и пили, но это было нечасто. При этом он был самым умеренным из нас. Зная его характер и чувство долга, трудно вообразить, что он стал бы пить и играть в кости накануне напряжённого дня. А уж вывести его из себя, чтобы душить кого-то из-за нескольких проигранных монет, это вообще не укладывалось в голове…
Следующим пунктом, заставившим нас усомниться в его показаниях, были следы от ран на теле. Все трое сказали, что убийца выхватил нож и, говоря о ноже, описали его как нож пастуший или нож мясника, что носит всякий сброд. Но подобные ножи не оставляют таких следов. По характеру ран мы определили, что это был кинжал. Лезвие кинжала было длинным и узким. Первый удар был нанесён справа в подреберье в область печени. Второйй удар был нанесён очень точно в сонную артерию, что вызвало большую кровопотерю. В пьяной драке весьма трудно рассчитать точность удара. Две раны на теле нашего друга не были похожи на пьяную поножовщину. Это был почерк тренированного убийцы.
Сопоставив всё это, мы поняли, что свидетели лгали нам. И по тому, что они лгали нам в совпадающих мелочах, мы вывели, что их научили так лгать.
Район был немедленно оцеплен. Однако поиски по горячи следам с привлечением собак не дали нужных результатов. Зато дали пищу для сплетен и кривотолков среди знати, живущей здесь. Что же до свидетелей, никто из них не напоминал сообщников убийц, ибо у всех была работа, семьи и жизнь без преступных деяний. Но, учитывая особенность преступления, мы допускали, что и среди них мог быть убийца. Поэтому до конца расследования все трое были задержаны и отправлены в тюрьму Карсер Туллианум.
… Мы продолжили допросы. Среди свидетелей был некий торговец рыбой, поставлявший её в таверну. Им лично занялся Геллий. Показания этого человека и во время первого допроса вызывали подозрения: торговец запинался, постоянно поправлял себя, а глаза его бегали, словно он что-то недоговаривал. Во время второго допроса Геллий прямо уличил его в лжесвидетельстве, когда снова попросил описать момент убийства. Тот повторил, что сидел и видел как убийца наносит удары ножом. Тогда Геллий подметил, что тот сидел сзади и правее от них – а именно там он и сидел – и видеть, что они упали на пол, никак не мог из-за выступа в стене, в отличие от трактирщика и его слуги, которые стояли за прилавком и которые могли это видеть. Такое несоответствие смутило торговца. Геллий же, уцепившись за это, перешёл в наступление. С суровым лицом он схватил его за шею и припёр к стене.
– Отвечай как было на самом деле, – пригрозил он.
– Я ничего не знаю, я просто поставляю рыбу в харчевню, – испуганно бормотал торговец.
– Не ври мне, или пожалеешь!
– Клянусь, я сказал тебе то, что видел…
– Лжёшь! – Геллий надавил предплечьем на его шею.
– Я говорю правду! – взмолился он, задыхаясь.
– Дело твоё.
Геллий разжал пальцы. Затем вытянул меч из ножен к вящему ужасу торговца.
– Если ты лжёшь, то ты соучастник. Если ты соучастник гибели римского советника, ты враг Рима. Если ты враг Рима, ты отброс. Я имею право убить тебя прямо сейчас и мне ничего за это не будет. Говори или, клянусь всеми богами, твоё тело завтра выловят в Тибре!
Торговец рыбой упал на колени.
– Сжалься, советник. Они убьют мою семью!
– Нет, это прежде я убью тебя как их пособника!
– О нет, прошу тебя. – Он беззвучно заплакал.
– …Но если ты скажешь мне правду, я прикажу охранять тебя и твою семью.
Услышав это, торговец поднял голову. Затем поднялся с колен с надеждой посмотрел на Геллия. Геллий кивнул ему на стул. Тот присел. Геллий вложил меч в ножны и присел рядом, приготовившись слушать.
Торговец сильно волновался.
– Я правда могу тебе верить, что моя семья получит защиту? – спросил он с тревогой в голосе.
– Как и ты сам. Даю тебе слово.
Он налил ему воды.
– Это они научили тебя так говорить?
– Да, советник. Нас двоих.
Торговец залпом выпил воду, поставил кружку и вытер губы.
– Двоих? Как насчёт этого малого, слуги трактирщика? – спросил Гелий.
Торговец оглянулся по сторонам.
– Этот слуга – их человек, – полушёпотом сказал он. – Он сообщит им если почует, что я сказал правду.
– Откуда тебе известно, что он – их человек?
– Мне это неизвестно, советник, но я так думаю. Я видел, как тот, что в длинном плаще, подозвал его и они удалились для разговора.
Геллий вскинул брови.
– О ком в длинном плаще ты говоришь?
– Здесь был третий. Он пришёл спустя время, после того как вошли эти двое. Я говорю правду.
Геллий промолчал, подозрительно посмотрев на него.
– Если ты действительно говоришь правду, тебе нечего бояться. Но если ты лжёшь…
– Нет, я не лгу тебе.
– Ладно. Что было дальше?
Торговец снова налил воды в кружку и отпил из неё.
– Как я сказал, в харчевню пришёл третий – тип в плаще с капюшоном на голове. За всё время он не проронил ни слова. Он сидел в углу, молча наблюдая за двоими. Теми двоими, которые пришли раньше и подсели к вашему человеку, пытаясь его разговорить. Но он не хотел говорить. Мы почувствовали неладно, когда человек в плаще встал и направился к выходу. Но он не собирался уходить, а лишь задвинул засов с внутренней стороны.
– Ты видел его лицо?
– Нет, он так и не снял капюшона. Но когда он встал ближе к огню, я заметил длинный шрам на правой щеке, вот здесь… – и он прочертил пальцем по своей скуле.
Некая догадка блеснула в глазах Геллия. Он нахмурился, что-то вспомнил и задумался.
Он кивнул торговцу, давая знак продолжать.
– Это правда, я сидел чуть сзади справа, и не мог видеть вашего друга, – начал тот, – я лишь видел одного из двоих пришедших – того, что сидел за столом напротив него. У него было смуглое лицо и длинные волосы, и когда он поднялся, его волосы колыхнулись – и я заметил, как с правой стороны… вот здесь… у него не было уха…то есть, оно было отсечено. Он сидел боком ко мне. Я просто ел, когда услышал шум. Затем увидел, как смуглый быстро вскочил, и в его руке что-то блеснуло. Я тут же поднялся с места и выбежал посмотреть. Тут я увидел, как другой, рыжеволосый, держит вашего товарища сзади. Всё произошло быстро. Никакой драки не было. Смуглый ударил его кинжалом сначала вот так… Когда ваш человек схватился за бок от боли и сел на скамью, он снова ударил его в шею, вот сюда ближе к ключице… – и он показал в область сонной артерии. – У вашего друга брызнула струя крови. Он быстро слабел и так и не смог подняться. Он опустил голову на стол и замер. Мы были очень напуганы.
Лицо Геллия было спокойно, хотя внутри всё кипело.
– Продолжай, – сказал он.
– Тот, третий в длинном плаще встал, раскрыл плащ – и мы увидели меч. Он выхватил меч и подошёл к трактирщику. Схватив его за руку, он прижал её к прилавку и размахнулся, намереваясь отсечь ему кисть. Я не успел опомниться. Рыжеволосый был силен, он схватил сзади меня за руки, а смуглый приставил кинжал к моему горлу. Трактирщик завопил. Человек в плаще ударил мечом рядом с его рукой и разрубил доску. Затем швырнул трактирщика в угол и сказал что отрубит ему обе руки, а затем и голову, если он проболтается. И что если наши семьи хотят жить, мы должны говорить так, как он скажет. Клянусь тебе, это правда. И пусть Юпитер покарает меня, если я солгал тебе хоть в чём-то.
– Это всё, тебе нечего добавить?
Торговец задумался.
– Я слышал одну историю о купце, жившем в Первом Дистрикте, который разбогател на продаже тканей. Но вскоре выяснилось, что они из Карфагена. Они ввозились в обход запрета. Вскоре его обман обнаружился и его судили. Суд был закрытым, и он там назвал неких людей. После этого его нашли убитым в притоне, хотя все, кто знал его, утверждали, что он не ходит в притоны. Ходили слухи, что убил его некий вольноотпущенник, который работает на знатного человека. Это страшные люди, их боится весь Рим. Глядя на того со шрамом, я подумал об этом. Мне стало не по себе, – добавил он.
Геллий знал эту историю, которая случилась два года назад. Он вздохнул.
– Теперь я вижу, что ты – честный человек и любишь свою семью.
– Да, советник, это так. Помни, что ты обещал мне.
Геллий встал и направился к двери. Стукнув в неё три раза и отошёл. Дверь открылась и внутрь вошли два рослых стражника.
– Связать мерзавца и приготовить к отправке во Врата Цербера! – приказал он.
– Наконец-то! – потирая руки усмехнулся стражник. – Там тебе живо развяжут язык.
– Думал, мы не расколем тебя, ублюдок? – прибавил другой.
Торговец обомлел. Он испуганно поглядел на Геллия:
– За что? Cжалься, я сказал тебе правду. Я простой человек. Ты дал мне слово!
Геллий отвернулся.
– О, горе мне. О, мои бедные дети! – запричитал торговец.
Надсмотрщики крепко связали его. Геллий приказал усадить его на скамью, а самим удалиться.
Он подошёл к двери и, прислушавшись, плотно прикрыл её. Затем повернулся к нему.
– Я держу слово и приставлю людей к твоей семье. Это будет незаметно для них. Но ты должен помочь нам. Ты слышишь меня?
Тот не отвечал.
– Отныне для всех остальных ты – убийца римского советника, – продолжил Геллий. – Пусть настоящие убийцы поверят, что им удалось нас одурачить. Так мы быстрее нападём на их след…
Торговец поднял голову.
– Ты играешь со мной, – произнёс он сокрушённо. – Моя жизнь ничего для тебя не значит. Как я могу тебе верить?
– Я не убийца и не бандит. Я наделён властью, но я такой же гражданин, как ты.
– Почему я?
– Потому, что так нужно. Так мы быстрее их найдём. Именно во Вратах Цербера я гарантирую тебе безопасность. В этой тюрьме у них могут быть свои люди. Я могу отпустить тебя, но тогда я не поручусь за твою жизнь. Жизнь хозяина харчевни тоже в опасности. Но тебе решать.
– Есть ли у меня выбор? – c отчаянием в голосе произнёс торговец.
– Думаю, что нет.