bannerbannerbanner
полная версияРусский смысл

Сергей Юрьевич Катканов
Русский смысл

Полная версия

Слово «империя» у нас произносят легко, даже не задумываясь о его значении. Например, Римская империя. Но это государство было республикой, оно ни когда не было монархией, а слово «император» в Риме имело совсем не то значение, какое приобрело позднее. С тех пор начавшаяся путаница всё ни как не прекратится. Современные сторонники Российской империи могут четко сформулировать, каково значение термина «империя»? Хотя бы в общих чертах мы можем описать его значение? Или это вообще не термин, а просто красивое слово?

У нас как-то так принято считать, что империя это государство, объединившее много народов. На самом деле в любой стране живет много народов. Во Франции, к примеру, бретонцы, бургундцы, провансальцы, лотарингцы – это совершенно разные народы, говорившие на разных языках. Но Франция ни когда не называла себя империей. А уж сколько народов живет в Испании, но испанский король ни когда не называл себя императором. Уж молчу про Италию, итальянцев вообще не существует, и люди там говорят на разных языках, но, объединив эту страну, её объявили королевством, а не империей. Даже у маленькой Грузии есть основания считать себя империей, потому что это объединение различных картвельских царств.

У России по сравнению с этими и многими другими государствами меньше всех оснований считать себя империей, во всяком случае – в сегодняшних границах. Россия – моноэтническое государство, и уже в силу этого ни как не государство имперское. Кроме русских у нас всех остальных народов вместе взятых – 16%. Россия – это ни как не объединение разных стран и народов, и уж тем более не объединение разных монархий, то есть в любом смысле считать Россию империей было бы очень большой натяжкой.

Откровенно говоря, в словосочетании «Российская империя» мне постепенно перестали нравиться оба слова. Мы назвали свою страну латинским словом «Россия» только с наступлением романо-германского ига. А ведь было же своё слово – Русь. С чего оно нам разонравилось? Нашу монархию я назвал бы Русским царством, а не Российской империей. Имперцам предложил бы дать четкое терминологическое определение империи, без чего разговор о российской империи не может быть конструктивным.

***

У старой российской монархии были существенные недостатки, которые нельзя тащить в новую. Один из них – демонстративная роскошь. Если на корону российской империи ушло целое ведро бриллиантов, этим всем и каждому давали понять, что страной правит богатство. Если на один придворный бал тратили целое состояние, этим давали понять, что личные монаршие развлечения куда важнее для царя, чем благо подданных. Если у иной императрицы было несколько тысяч платьев, то можно было сделать вывод, что и трон был ей нужен только для приобретения этого гардероба. Если царская семья владела множеством великолепных дворцов, то все понимали, что царствовать – значит наслаждаться роскошью.

Всё это ужасно унижало нашу монархию, демонстрировало дурной вкус наших царей, их низменную приверженность к неумеренному потреблению материальных благ. Об этом тогда не думали, полагая, что иначе и быть не может, ведь при всех дворах так. Даже лично очень скромные государи на публике демонстрировали роскошь, полагая, что так принято, такова традиция.

Откуда взялась эта традиция? Когда-то королем становился самый сильный воин, и то, что он при помощи своего огромного меча награбил для себя больше всех богатств, было доказательством его силы. Если он не самый богатый, то как он докажет, что он самый сильный? Не будешь ведь каждый день разрубать мечем человека надвое. Отсюда склонность к показной роскоши – попробуй-ка награбить столько же, сколько я, тогда и будешь оспаривать мою власть. Это логика звероподобного дикаря. Ну а потом как-то так закрепилось представление о том, что царь должен быть богаче всех, на то он и царь.

Но если царь весь в золоте, то все видят, что страной правит золото, что власть и богатство не только неразрывны, это фактически одно и то же. Если царь – один из богачей, то все понимают, что страной правят богачи. Если за царской трапезой подают сто перемен блюд, все понимают, что страною правит брюхо, вместо духа. Возможно ли после этого хоть кого-нибудь убедить, что царь – это проводник Божьей воли?

Царь, напротив, всем должен показать, что для жизни семьи из нескольких человек достаточно небольшого домика с несколькими комнатами, и царская семья не считает нужным жить в роскошных дворцах. Царь и члены его семьи должны одеваться подчеркнуто скромно, и не носить дорогих украшений, демонстрируя презрение к богатству. За обедом у царя должны подавать самые простые и немногочисленные блюда, чтобы гости видели – власть существует не для ублажения брюха.

Новая русская элита должна быть элитой духа, то есть элитой аскетической, а царь должен подавать и аристократии , и народу пример ограниченного потребления, пример равнодушия к материальным благам. Как иначе можно объяснить людям, что человек живет не ради бесконечного удовлетворения материальных потребностей? Царь должен постоянно подчеркивать, что он не есть царь богатых, что он – слуга Божий, и что он ведет народ не во всеобщую обжираловку, которую сам презирает, а в царство Небесное, куда и сам стремится. Демонстрируя богатство, царь уже не сможет доказать, что оно для него ни чего не значит, а Царство Небесное ему дороже. Он на глазах у всего народа будет смешно карячиться, как верблюд, пролезающий в игольное ушко, и все его слова о приоритете духовных ценностей будут звучать, как бессмысленная демагогия.

Высшей ценностью Русского царства должно быть объявлено спасение души, а не максимальная продолжительность биологического существования, как сейчас. И главная цель русского государства – создание наилучших условий для спасения души. И народ должен видеть, что царь сам стремится туда, куда ведет. Это несовместимо с демонстративной царской роскошью.

Первой задачей русской монархии должна стать изоляция богатства от власти, а власти от богатства. Богатство и власть должны быть, как два электрических провода, которые идут в одном направлении и работают на общую задачу, но надежно заизолированы друг от друга. Власть не должна давать богатства. В идеале царь и аристократия вообще не должны иметь собственности. Богатство не должно давать власти, деньги не должны править, богачи должны быть поставлены в такое положение, когда возможность купить власть за деньги станет полностью исключена. Под эту главную задачу должна быть заточена вся государственная модель. Если деньги и власть будут по-прежнему сливаться в экстазе, такая монархия будет ни чем не лучше демократии.

Другой порок старой монархии – создание класса богатых тунеянцев. Это началось, когда Петр III освободил дворянство от обязательной государственной службы. Богатые люди получили право быть самыми настоящими паразитами, жить в своё удовольствие, ни кому ни чего не будучи должны. Этому же способствовало награждение за службу поместьями. Положим, ни Суворов, ни Потемкин, ни Кутузов не могли не служить, сколько бы им поместий не дали. Служба была их натурой, они при всем желании не могли от неё отречься. Служили бы и не получая ни каких поместий, потому что люди, наделенные экстраординарными способностями, будут стремиться к самореализации совершенно независимо ни от чего. Их потомки – совсем другое дело. Получая по наследству огромные земли, которые их предки получили за свои заслуги, они становились «первыми людьми», не имея ни каких заслуг, порою – вообще ни каких способностей, а чаще всего и ни малейшего желания послужить государю и народу. Нет сомнения в том, что аристократия должна быть наследственной, но это не значит, что она должна обладать огромными наследственными богатствами, а уж аристократия, которая не служит – это просто клуб по интересам.

Вообще, награждение за службу землей – принцип, порочность которого была изначально очевидна. Россия – не безразмерная, земля должна была когда-нибудь закончиться, и постепенно она чуть не полностью перешла в руки паразитам. Чем же тогда награждать за службу новых достойных людей? Когда-то что-то можно отобрать у паразитов и изменников, но чтобы затеять такую перетряску земли, как Иван Грозный, надо быть Иваном Грозным, а это редко. Можно отобрать землю у монастырей, как Петр и Екатерина, но ведь и это не бесконечный источник. Ситуация постепенно заходила в тупик, за службу было уже не чем награждать. Даже если бы вдруг отменить дворянскую вольность и призвать всех паразитов на службу, это не было бы решением проблемы. Во-первых, ещё неизвестно, насколько пригодными они сказались бы к службе, а во-вторых – не чем было бы награждать новых людей, а аристократия нуждается в свежей крови, иначе она вырождается.

Проблема даже не в том, что для новой знати земли было взять негде, положим, новые Меньшиковы и Орловы вполне готовы были удовлетвориться мешком с бриллиантами, из которого без труда извлекли бы и землю, и дворцы, и тридцать три удовольствия. Проблема в том, что за службу награждали именно богатством, то есть главный мотиватор службы был экономическим. Настоящая аристократия – это люди, которые отдали свою жизнь служению высшим духовным ценностям, поэтому они всегда очень умеренны в потреблении. Если же их награждать за службу богатствами, если богатство станет главным отличительным признаком аристократа – это отрицание самого смысла их служения. Послужишь духу лучше всех – набьешь брюхо лучше всех. Это логический абсурд. Именно в нем причина такого сильного засорения аристократии людьми плоти, того, что аристократия порою становилась неотличима от олигархии, давая образцы «полумилордов-полукупцов».

Если мы хотим утвердить боговластие, элиты должны иметь неэкономические мотиваторы активности. Нас уже убедили в том, что человека ни каким иным способом не заставишь рвать жилы, иначе как дав ему перспективу обогащения. Это аксиома эпохи быдлоэлит. Это справедливо лишь в том случае, если человек – экономическое животное, а элита формируется из самых успешных экономических животных. Если принять это утверждение за истину, тогда просто не о чем говорить. Если люди – это просто скоты, движимые по жизни побуждениями, ни чем не отличимыми от скотских, то пусть ими правит кто угодно и как угодно – «паситесь, мирные народы, вас надо резать или стричь». Ни чего лучшего словесная скотина не достойна. Но к счастью, человек есть носитель духа, и в некоторых людях дух управляет плотью, а не наоборот, и если именно из этих людей формировать элиту, то вы удивитесь, насколько безразличны они окажутся к экономическим мотиваторам.

 

Главная мотивация людей, которые наделены Богом значительными талантами – стремление «не зарывать талант в землю», стремление к самореализации, к тому чтобы воплотить в жизнь свои замыслы. Если такому человеку дать всё необходимое для жизни, причем только самое необходимое, он вообще перестанет думать о материальных ценностях, думая только о воплощении своих замыслов. Любой, кто прожил жизнь, встречал немало таких людей на своем пути, вопрос лишь в том, чтобы именно этим людям принадлежала власть.

Власть должна принадлежать тем, кто к ней не стремится. И богатство должно принадлежать только тем, кто к нему не стремится, тем для кого богатство – лишь инструмент для реализации своих замыслов, причем – духовных замыслов. Чтобы собственность перестала быть кражей, она должна стать служением. Если человеку в распоряжение попала груда золота, он должен увидеть в ней способ усовершенствования общественной жизни, а не способ удовлетворения личных потребностей. В идеале человек ни к чему не должен относиться, как к своему, а лишь как к дарованному Богом для определенных целей.

Вся земля и все богатства должны принадлежать царю, а царь должен раздавать аристократии землю и богатства не как награду за службу, а как способ служения. Царь дает князю землю не в собственность, а в распоряжение с тем, чтобы князь отвечал за благополучие на этой земле, а доходы с земли тратил не на личное потребление, а на развитие земли. Разумеется, князь распоряжается этой землей лишь до тех пор, пока справляется с задачами, поставленными царем, а не справляется – земля передается другому. Князь может и по наследству эту землю передать, если его сын примет на себя отцовские обязательства и будет так же хорошо с ними справляться. А нет, так нет.

Это, собственно, феодализм – система, которая строится на гармоничном сочетании свободы и служения. Ни что ни кому не принадлежит, все и всё получают только от монарха. При этом все фактически самостоятельны, но несут возложенные обязанности. Если обязанности выполняются плохо, царь отбирает дарованное владение и передает другому. А если обязанности выполняются хорошо хоть в десяти поколениях, то владения мало чем отличаются от наследственных, но лишь до тех пор, пока владелец вместе с правами наследует так же обязательства.

С понятием феодализма у нас обычно связывают понятие феодальной раздробленности, но раздробленность – это как раз искажение главного принципа феодализма. Феодал так врастал в свой феод, что переставал воспринимать его, как данный на определенных условиях, начинал относиться к нему, как к собственной земле. Феод фактически превращался в аллод, и это было разложением феодализма. Феодал должен понимать, что монарх легко дал и может так же легко забрать, а чтобы не забрал, ему надо служить. А монарх должен иметь реальную возможность забрать пожалованное обратно, иначе все вассальные присяги превратятся в фикцию. Так что в наше время, если вводить феодальную систему, то лучше сразу монтировать в неё опричнину, как механизм перераспределения пожалований, чтобы ни кому феод аллодом не казался.

Объектом феодальной собственности может быть не только земля, но и любой источник дохода, хоть банк, хоть завод. Получающий этот доход должен расходовать его на определенные цели, самому себе обеспечивая определенный уровень жизни.

Феодальная собственность – это то, что юридически принадлежит государю, а фактически принадлежит мне, но лишь до тех пор, пока я сам принадлежу государю.

***

Здесь можно было бы ещё о многом написать. А можно было бы что-то отсюда и убрать. Взяв за принцип четкое разграничение идеологии и политики, я, похоже, не во всех случаях следовал этому принципу, местами начиная сползать в политику. Идеология и политика так тесно соприкасаются, что не всегда возможно провести между ними четкую грань.

Напомню, что идеология – это о том, что идеально, а политика – о том, что реально. Идеология – о том, что мы хотим, политика – о том, что мы можем. Идеология – о наилучшем, политика – о возможном. Подменяя идеологию политикой, мы ни когда не сможем выразить свой идеал, потому что раз за разом будем убеждаться, что и то, и это невозможно в наше время, и мы так скажем даже о том, что вполне возможно.

Но Бог существует независимо от того, сколько людей в Него верят. И стремление к Богу – наилучшее из человеческих стремлений, независимо от того, сколько человек это стремление разделяют.

И Святая Русь останется нашим национальным идеалом, даже если большинство русских перестанет так считать. Абсурдно говорить, что идеалом Святой Руси наш народ теперь уже не увлечь. Идеал останется идеалом, даже если его ни кто не разделяет. «Ведь храм оставленный – всё храм». Дважды два всё равно четыре, даже если все современные споры идут между теми, кто считает, что три, и теми, кто считает, что пять. Если люди уже не готовы принять правду, то неужели мы будем рассуждать о том, что лучше всего соврать? В любом случае, надо сначала разобраться, в чем правда. И тогда вдруг станет понятно, что правда куда более привлекательна для людей, чем мы думали до сих пор.

У меня есть представление о том, какие первые шаги мы могли бы сделать по направлению к нашему идеалу. Очень реальные шаги, целиком принадлежащие к области возможного. Но сейчас не об этом. Я уже придумал название следующей книги – «Теополитика». Но вряд ли я её когда-нибудь напишу. Если я говорю, к примеру, что надо идти на север, но очень мало кто считает так же, то было бы довольно глупо рассказывать о подробностях северного маршрута. Сначала мы должны договориться о том, куда нам идти, а потом уже и будем маршрут прокладывать.

05.08.19.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17 
Рейтинг@Mail.ru