Шаира Тураповна Баширова
Рождённая на стыке веков
– Да, я у подруги пока поживу, на работу устроюсь, там видно будет, – ответила я.
– Может помощь нужна? – спросил Равшан акя.
– Спасибо Вам, Вы и так столько сделали. Мне, правда… неловко, – ответила я.
– Все мы люди, дочка. Со всяким может беда случится. Если понадобится помощь, ты заходи. Чем смогу, помогу, – сказал Равшан акя.
Я поднялась и подошла к сыну, который сладко спал.
– Как работать будешь? С кем ребёнка оставлять намерена? Сколько ему лет? – спросил участковый.
– Пока не знаю, ему шесть лет, – ответила я.
Равшан акя взял лист бумаги и что-то быстро написал, обмакивая в чернила деревянную ручку с металлическим пером. Потом передал бумагу мне.
– Здесь недалеко детский сад. Покажешь заведующей эту бумагу, она моя двоюродная сестра по матери, сына в садик примет. До школы там побудет и ты спокойна, и ребёнок сытый, под присмотром будет, – сказал Равшан акя.
– Как мне благодарить Вас, гражданин майор? – растроганно спросила я, чуть не заплакав.
– Товарищ майор, дочка, а можно просто, Равшан акя, – сказал участковый.
Я улыбнулась, не зная что ответить. Подойдя к сыну, я разбудила его.
– Вставай, сыночек, нам пора идти, – целуя сына в щёчку, ласково сказала я.
Ещё раз поблагодарив Равшан акя, взяв сына за руку, взяв в руки сумку, которую дала мне Хадича, узел и бумажный пакет с фруктами, я пошла к выходу.
Решила сначала идти домой к Даше. Если она дома, оставить ей Абдуллу и сходить в детский сад, потом пойти и на встречу с Мирзой. Даша оказалась дома, когда я хотела постучать в дверь, она оказалась открытой. Дашу я нашла в ванной, она стирала занавески и скатерть.
– Даша? Ты поела? – спросила я.
– Нет. Пришла, наконец? Я вас ждала, думала, вместе поедим. На оставшиеся деньги, я на базаре продукты купила, картошку, лук, морковь, крупы немного взяла, макароны и рис. Масло удалось достать, думала, на тушёнку хватит, но денег не осталось, – сказала Даша, мыльной рукой убирая со лба прядь волос, непослушно падавшую на лицо.
Я подошла к ней и сняв с головы платок, повязала ей на голову, убрав волосы под платок.
– Мой руки, кормить тебя буду. Ужин позже приготовим. У меня много новостей. Пошли, – сказала я, возвращаясь в комнату, где оставила на столе всё, что принесла с собой, бросив узел с вещами на диван.
– Правда? По лицу вижу, новости хорошие, – сказала Даша, ополаскивая руки и вытирая их.
– Очень хорошие. Сама не ожидала. Ой… прости. А у тебя что? В школу ходила? Что тебе сказали? Примут на работу? – спросила я, вспомнив, что и Даша должна была устраиваться на работу.
– Давай за столом поговорим, я очень есть хочу, – сказала Даша, заглядывая в сумку.
– Ого! Ты что, магазин ограбила? Откуда столько всего? Сыр… колбаса? Ммм… тушёнка? Ой и сгущёнка, ну ты даёшь! Лепёшки… мечта! Халида? Откуда это богатство? – Даша была крайне удивлена.
– Ты же сказала, за столом поговорим, – ответила я, подморгнув ей.
Быстро приготовив на стол, мы наконец сели. Абдулла есть отказался, взяв свою деревянную лошадку, он сидел на полу и игрался. Я подробно рассказала Даше, что произошло за сегодняшний день, а она с аппетитом ела и слушала, часто удивлённо поднимая брови. А когда я ей рассказала об участковом, она даже есть перестала.
– На него посмотришь… ни за что не подумаешь, что человек такой добрый окажется. Они вещи сыну моему дал. Его сыну маленькие уже. Давай посмотрим, – сказала я, вставая из-за стола.
Взяв с дивана узел, я занесла его на кухню и уже хотела развязать, но Даша остановила меня.
– Не нужно на кухне, пошли в комнату. Я поела, поверишь, семь лет не ела такой вкуснятины. Вечером, можно тушёнку с макаронами пожарить, – сказала она, вытирая рот и руки маленьким полотенцем.
Я понесла узел обратно в комнату и положив на диван, наконец развязала.
– Охххо! Да Абдулле этого на пару лет хватит. Сколько здесь всего. Сандалики совсем ещё не поношенные, даже игрушки есть. Абдулла? Смотри? – Даша показала ребёнку матрёшку, мишку и пару машинок.
Абдулла, обернувшись, оторопело смотрел на игрушки. Потом вскочил с пола и схватил матрёшку, в разноцветном костюмчике и колпаке с бубончиком.
– Это мне? – осторожно спросил Абдулла.
Мы с Дашей улыбались.
– Тебе, малыш. На вот и это возьми, – отдавая мишку и машинки ребёнку, сказала Даша.
Через две минуты, Абдулла восторженно разглядывал своё богатство.
– Смотри! Матросский костюмчик. Абдулла? Иди ко мне, радость моя, – позвала я сына.
Он нехотя оставил игрушки и подошёл к нам. Я быстро сняла с него рубашку, похожую на пижаму, зашитую в нескольких местах и вельветовые штанишки. Надела на него матроску с шортиками на лямках и даже сандалики. Абдулла довольно смотрел на свои ножки.
– Как хорошо, а то ведь и денег не осталось, чтобы вещи ребёнку купить. Прости, но я подумала, что нужны продукты, особенно Абдулле, – сказала Даша.
– Нам очень повезло, Даша. Равшан акя оказался добрейшим человеком. Даже с садиком для Абдуллы помог, представляешь? Теперь я могу спокойно устроиться на работу. А у тебя что? Рассказывай, – спросила я.
– У меня, к сожалению, не так весело, как у тебя. Директора школы поменяли, сейчас там мымра сидит, такая, вся из себя. Она и слушать меня не стала. Ни мой диплом, ни то, что я в той школе проработала столько лет, её не интересовали. Когда вышла из её кабинета, встретила своих коллег. Поверишь? Они мимо прошли, будто и не знали меня никогда. А когда я окликнула, как я думала, близкую подругу, она даже не обернулась, пошла быстрее. И я ушла, не солоно хлебавши. В общем, с учительской деятельностью, кажется, покончено. Что делать, я не знаю. А этот… участковый, он дал мне год испытательного срока, сказал, что я буду под наблюдением, мальчишка. Самовлюблённый осёл, – расстроено рассказывала Даша.
– Потерпи, дорогая, всё утрясётся, мы же только приехали, нужно время. А пока, мы устроимся на завод, вместе будем работать. Мирза нам поможет. Там и платят больше, – обняв Дашу за плечи, сказала я.
– Знаешь, Халида… я только и делаю, что жду и терплю. Устала. Но ты права, прости. На заводе тоже можно работать. Завтра с утра и пойдём. Во сколько тебя Мирза ждёт? – спросила Даша, посмотрев на настенные часы, которые после того, как она их завела, к нашему удивлению, пошли.
– В шесть часов, – ответила я, с любовью взглянув на сына, который сосредоточено старался посадить матрёшку на деревянную лошадку. А игрушка упрямо, растопырив тряпочные руки, с цветными фонариками на руках, постоянно падала.
– Так чего ты сидишь? Половина шестого уже, собирайся и иди. Я с ребёнком посижу. Надень другое платье, у меня и босоножки есть, надо тебе волосы поправить. Давай мы их заколем шпильками на затылке, так красивее будет, – беспрерывно говорила Даша, открывая шкаф.
Она достала вешалку и сняла голубое платье в мелкий цветочек, такого фасона, как был на Хадиче, потом с дна шкафа достала коробку, открыла её и взяла босоножки светло-коричневого цвета. Потом опять с головой залезла в шкаф и вытащила сумочку.
– Вот, ридикюль, – с радостью сказала Даша.
– Да мне и положить в него нечего, зачем, не нужно, – сказала я.
– Это для солидности, держи и возражения не принимаются, – сказала Даша.
Пришлось взять, чтобы не обидеть подругу.
– Я буду похожа на ту матрёшку Абдуллы, – засмеялась я.
– И поверь мне, очень красивую матрёшку, – засмеялась следом Даша.
– Даша! Я иду просто поговорить с Мирзой, а ты меня словно на свидание отправляешь. Что он может подумать? – сказала я, став серьёзной.
– Подумает, что к нему пришла красивая, молодая женщина, а не неопрятная кулёма. Быстро надевай, – твёрдо сказала она.
Пришлось подчиниться. Потом она посадила меня на табурет и занялась моими волосами, расплела косы и скрутив их, собрала на затылке.
– У тебя роскошные волосы! Такие густые. И ни одной седой волосинки. Надо же, столько в жизни испытать и ничего. Ну вот… теперь можно и идти, – сказала Даша.
Непослушные кудряшки, падали на лоб и виски. Я всё время поправляла их.
– Нужно платок надеть, – сказала я, потянувшись за платком.
– Даже не вздумай! Прятать под платком такую красоту! Ты и правда очень красивая, Халида, – с восхищением оглядывая меня, сказала Даша.
Я взглянула в небольшое зеркало на стене и улыбнулась, довольная своим отражением.
– Вот бы ещё губки подкрасить, да нечем. Ладно, иди, опоздаешь, – подтолкнув меня к выходу, сказала Даша.
Я оглянулась на Абдуллу, он с удивлением смотрел на меня, словно не узнавал.
– Мама красивая, – произнёс он.
Я нагнулась и расцеловала его.
– Мужчина говорит. Беги! – улыбнувшись, сказала Даша.
И я побежала. Сначала вниз по лестнице, потом по дороге, в сторону завода. В сад я, за разговорами с Дашей, опоздала, поэтому решила пойти туда завтра, с утра.
Мирза уже стоял в условленном месте и ждал меня. Но когда я подошла, он мельком взглянул на меня и отвернулся. Я опешила.
– Мирза? Это я, Вы не узнали меня? – спросила я.
Мирза резко повернулся и внимательно посмотрел на меня.
– Ничего себе! Да ты красавица, Халида. Я и правда не узнал тебя, – воскликнул он.
Я очень смутилась и стыдливо опустила голову. Мне таких слов никто не говорил. Только может Турсун бай… но тогда я по сути была ребёнком.
– Скажете тоже… – пробормотала я.
Мирза несколько минут молча смотрел на меня.
– Давай пройдёмся до центра. Там парк, можно посидеть и отдохнуть. Я очень устал. Пошли, – сказал он и вдруг взял меня под руку.
Меня словно током прошибло, давно до меня мужчина не дотрагивался, в последний раз, это было грубое насилие и издевательство двух негодяев. Но руку я не отняла и пошла рядом с Мирзой.
До центрального парка было довольно далеко, но расстояния я не замечала, мы медленно шли и разговаривали.
– Рассказывай всё, всё что произошло после того, как я ушёл на войну. Потом и я расскажу, почему сразу не мог вернуться домой, – сказал Мирза.
– Да, конечно. Вы вправе всё знать. Когда мы Вас проводили, Бахрихон опа затосковала. Потеряв сначала сына, потом проводив Вас, она словно и сама умерла. Она говорила, что больше никогда Вас не увидит… удивительная была женщина, светлая ей память. Ей почти сразу стало плохо, высокая температура, бред… я тогда очень испугалась. Зашёл сосед, Вы его должны помнить… Григорий. Он и помог, вызвал знакомого доктора, тот увёз Бахрихон опа в больницу, сказал, что у неё истощение организма и воспаление лёгких. Надеялись, что лекарства и уход врачей помогут. Утром нужно было идти на работу, а вечером пришёл Григорий и мы поспешили в больницу. Но вышел доктор и сказал, что Бахрихон опа умерла.
Вскоре… вскоре меня арестовали, каким-то образом узнали, что в прошлом я жила в доме Турсун бая и принадлежала ему. В общем, меня и слушать никто не стал, когда я пыталась объяснить. Семь лет лагерей, недавно меня освободили. Вот и всё, – не поднимая головы, рассказывала я.
– Нет, не всё, Халида. Ты должна мне всё рассказать, поняла? Ничего не скрывай от меня, – остановившись, не отпуская моей руки и глядя мне в глаза, сказал Мирза.
– Я не могу… стыдно об этом говорить и тяжело, – тихо произнесла я, не смея поднять голову.
– У тебя сын, ему лет пять, не больше, верно? Не с воздуха же он взялся, а? – Мирза почему-то повысил голос, требуя, чтобы я всё ему рассказала.
– Шесть, – ответила я.
– Что шесть? – не понял Мирза.
– Сыну шесть лет. Если Вы настаиваете… верно, не с воздуха. Там, за стенами КГБ, двое ублюдков издевались надо мной. Избивали, пинали, допрашивали, потом… потом… – я разрыдалась, закрыв лицо руками.
– Молчи! Всё, дальше ничего не говори. Прости меня… я не должен был. Прости, – нахмурив красивое лицо, Мирза вдруг обнял меня и прижал к себе.
А я, словно маленькая девочка, не переставая плакала, вздрагивая в его руках. Он вытащил из кармана носовой платок.
– Вытри лицо и перестань плакать. Не стоят эти гады твоих слёз. У тебя прекрасный сынок, забудь обо всём, – отпуская меня из своих объятий, сказал Мирза.
Мы дошли до сквера и сели на скамью. Долго сидели молча, наверное, каждый думал о своём.
– Мне и моей подруге нужна работа. Помогите нам, Мирза, – наконец подняв голову и взглянув на Мирзу, сказала я.
– О чём это ты? Конечно помогу. Вернёшься на завод, возьму тебя в свой цех, хотя… тебе бы учиться надо. Можно на вечерний поступить, а днём работать, – сказал Мирза.
– Мне столько лет… ну какая учёба, Мирза? С сыном ещё, – возразила я.
– Учиться никогда не поздно. Ладно, завтра с утра приходите на завод, там всё и решим, – сказал Мирза.
– Мне с утра в детский сад сходить надо, наш участковый очень мне помог. И Абдуллу в садик устроить помог, у него сестра там заведующая, сказал, к ней обратиться, – сказала я.
– Значит придёшь после того, как сходишь в детский сад, – ответил Мирза.
– Мирза? Вы хотели рассказать, почему так долго с войны не возвращались, – напомнила я ему.
Мирза поднял голову и пристально посмотрел на меня.
– Тебе правда интересно это знать? – спросил он.
На душе было муторно. Я и хотела узнать, что было с Мирзой и боялась услышать его историю.
– Ты и так столько всего пережила и моя история… впрочем, моя история сказка, по сравнению с твоей. Война – всегда смерть, ранение, в лучшем случае. И меня ранили, когда красная армия с боями вытесняла беляков. Жутко было, кровь, тела. Нас, несколько человек, взяли в плен, сначала пытали, избивая и пиная сапогами, а на утро, отряд собрался покинуть деревню. Нас брать с собой они были не намерены и мы, четыре человека, уже прощались с жизнью. Шансов на выживание не было, конец войны, белые понимали, что проиграли и нужно драпать за границу, иначе смерть.
В последние месяцы войны, беляки стали более жестокими, но я потом часто думал, ведь каждый из них по-своему боролся за свою землю. Принять новую власть, которая лишила их всего, что они имели, понятное дело, они бы не смогли. Вот и мстили по-своему. Так сказать, вымещали свою обиду, злость и то, что их гонят с собственной земли, да что с земли – из собственного дома. Бедные, богатые, были во все времена. Не знаю, изменится ли что-нибудь теперь, вроде жизнь налаживается , землю крестьянам раздали, власть в руках советов. Прости, отвлёкся я… В общем, на заре нас вывели в поле, к краю обрыва и расстреляли. Когда пришёл в себя, сразу и не понял, где нахожусь, думал, в рай попал. А надо мной молодая женщина и рядом старуха стоит, бормочет что-то и травы на раны накладывает.
– Где я? – прохрипел я, поводив вокруг глазами.
Голова перевязана, тяжёлая, словно чугунный казан. Тела не чувствую.
– Лежи, милок, ты чудом выжил. Не думали, что оклемаешься, – говорит старуха, а слова её, словно барабанный грохот в ушах отдаются.
– Ты, солдат, уже неделю без памяти лежишь. Спасибо бабушке, выходила тебя. Нашли тебя среди убитых, похоронить вышли, а ты стонешь. В хату перенесли, бабушка всё боялась, что помрёшь, но ты живучим оказался, – сказала молодая женщина, нагнувшись надо мной.
И так от неё запахло… свежескошенной травой и молоком, которое она держала в кружке с куском хлеба.
– Тебе поесть нужно, сил набираться. Давай, милок, ну-ка, попробуй сесть, – сказала старуха, помогая мне это сделать, придерживая за плечи. Сильная старушка оказалась, молодая-то подушки за спину подложила, я, охая и ахая, кое-как сел.
Так они ухаживал за мной две недели. Когда кто-то к ним заходил, тут же дверь комнаты закрывали и поговорив в сенцах, сразу выпроваживали. Я потихоньку стал садиться, потом и вставать. Ходить было тяжело, рана, правда, от трав старухи затягивалась быстро. Ох и вонючие были травы, но терпел.
Ходить, словно заново учился. Молодая женщина помогала мне, обняв её за плечи, я ходил по комнате. Часто вспоминал Бахрихон и сына, который умер в младенчестве. Молодая женщина была красивая, кровь с молоком, так сказать. Идти мне было некуда и не к кому, а она так мне улыбалась и просила остаться с ней. Мужчина по натуре слаб, не осуждай меня. Я очень тосковал по жене, но естественные потребности, сама понимаешь, давно без женщины, а тут на тебе, совсем рядом, каждый день и сама готова в лечь постель.
Старуха часто уходила в лес и на поля за травами. И однажды, я не выдержал, ох и страстная баба оказалась, наши-то, более тихие и скромные, на такое, что вытворяла эта пассия, не способны. Так я и остался жить у неё.
Мужа женщины в гражданскую войну убили, недолго горевала, всё ребёнка от меня хотела. Молодая, не успела с мужем насладиться любовью, осталась вдовой. А я тосковать стал, по дому, по моей Бахрихон, по заводу. Говорю Любе, так звали ту женщину, домой, говорю, хочу вернуться, а она в слёзы, не пущу, говорит. Баба Нюра, старушка, тоже уговаривала меня остаться, я сделал вид, что согласился, а сам задумал ночью уйти. А Люба и заявляет, что ребёночек у нас будет. Что делать? Пришлось остаться, но тоска такая, мОчи нет. Родила она, дочку родила, Настей назвали. Но чужие они мне и всё. Подумал, Люба получила, что хотела, значит не должен ей ничего и однажды, ночью, я вышел из хаты и ушёл, куда глаза глядят. Двое суток шёл, хорошо, хлеб и сало взял, вещи мужа своего Люба мне дала, так, с вещмешком за плечами, отдыхая, чтобы немного поесть, да молока попить из бутыли, которое я прихватил, я дошёл до станции. С пересадками, месяц до дома добирался. Везде на дорогах проверки, к счастью, мои документы сохранились, которые мы зашивали в подол гимнастёрки. В общем, пронесло.
Думал, приду домой, меня Бахрихон и ты встретите, а в доме чужие. Услышал, что ты в кишлак свой вернулась, а моя Бахрихон умерла. Я на завод вернулся, говорю, комнату бы вернуть. А мне ответили, что нельзя, вроде, партийный её оприходовал для себя и своей жены. Но меня взяли обратно на завод и комнату дали, ещё лучше, с кухней и туалетом, прямо в квартире. А через четыре года, начальником цеха назначили. Меня всё совесть мучила, что изменял я своей жене, но её больше нет и когда я с Любой жил, Бахрихон уже не было. А к дочери, у меня двоякое чувство, может когда-нибудь я и увижусь с ней. Хотя знаешь, Халида, я ведь и название деревни не спросил, когда жил там, не до того было и не вспомню туда дорогу. Вот такие вот дела. Может осуждаешь меня, а? – наконец взглянув на меня, спросил Мирза.
Что мне было ответить ему? Я не знала.
– У меня права такого нет, осуждать Вас. Что было, то прошло, нужно дальше жить. Поздно уже, домой возвращаться нужно, – поднимаясь со скамьи, сказала я.
Мирза схватил меня за руку, я испуганно посмотрела на него.
– Знай, Халида, ты единственный родной мне человек, после Бахрихон. Нет у меня никого на этом свете. Ты ведь мне, словно сестра родная, – взволнованно сказал Мирза.
– Я знаю, Мирза, знаю. Пойдёмте уже, сын у меня, – ответила я.
Обратно мы шли быстрее, Мирза проводил меня до самого дома Даши и на прощанье пожал мою руку.
– Жду вас с Дашей завтра на заводе. Пока, Халида, – сказал Мирза и быстро зашагал прочь.
Поднявшись в квартиру, я тихо постучала в дверь. Даша, как оказалось, не спала. Она ждала меня.
– Ну, наконец-то! Время почти одиннадцать. Рассказывай, что было? – нетерпеливо спросила Даша, прямо с порога.
– А что могло быть? Мы просто поговорили. Я голодна, поесть бы, – устало сказала я.
– На кухню иди, там поговорим и поешь. Я Абдуллу накормила, спит, как ангелочек, – сказала Даша.
Сделав два небольших бутерброда, я поела, запивая холодным кипятком.
– Завтра Мирза ждёт нас на заводе, сказал, в свой цех возьмёт. Отведу сына в детский сад и вместе сходим на завод, – зевая, сказала я.
– Хорошо, как скажешь. Пошли спать, поздно уже, – поднимаясь со стула, сказала Даша.
Уснула я не сразу, всё думала о том, что мне рассказал Мирза. Утром, быстро умывшись, я одела Абдуллу, мы позавтракали и вышли из дома. До детского сада прошлись пешком, одноэтажное здание, с песочницей под навесом, вроде гриба и парой каруселей. Оглядываясь, мы прошли к зданию, мимо проходила женщина в белом халате и косынке.
– Где нам заведующую найти? – спросила Даша у женщины.
– Мавжуда Низомовна в своём кабинете, это по коридору направо, вторая дверь, – ответила женщина, показывая рукой, куда нам идти.
Поблагодарив её, мы зашли в здание. Постучавшись и услышав разрешение, мы вошли.
За столом сидела женщина, лет сорока пяти, ухоженная, с приятным, добродушным лицом, с красиво уложенными волнистыми волосами.
– Здравствуйте, Мавжуда Низомовна. Меня к Вам Равшан акя направил, вот. – сказала я, положив на стол перед ней бумагу, которую написал участковый.
– Ааа… да, я в курсе, брат утром заходил. Метрика ребёнка и Ваш паспорт, – сказала Мавжуда Незомовна.
– Да, конечно… – пробормотала я, доставая из сумки документы.
Просмотрев документы, женщина посмотрела на Абдуллу, который разглядывал детские рисунки на стене, нарисованные, видимо, воспитанниками сада.
– Медсестра осмотрит его, может медицинская карточка ребёнка есть? Было бы легче. Прививки, осмотр педиатра, а? – спросила Мавжуда Незомовна.
– Да, конечно есть, мне в детском доме дали, вот, – быстро вытащив тонкую тетрадь, я положила на стол.
– Чудесно. Пойдёмте, я сама отведу мальчика в группу. Воспитатели работают до шести часов, но если Вы задерживаетесь по каким-то причинам, остаётся дежурная, до десяти часов вечера, – говорила Мавжуда Незомовна, проходя под навесом к группам.
– Я на завод собираюсь устраиваться, раньше рабочий день был до шести вечера, наверное и сейчас так же, – ответила я.
Мы подошли к двери и заведующая её открыла. Небольшая комната со шкафчиками, на дверцах рисунки разных животных. Следующая дверь вела в игровой зал, на полу, застеленном ковром, лежали игрушки, а вокруг, на маленьких стульчиках, сидели дети. Увидев нас, воспитательница подошла к нам.
– Фирузахон? Принимайте нового воспитанника. Его зовут Абдулла, – обращаясь к девушке, лет двадцати пяти, с длинными косами, в белом халате и косынке, сказала Мавжуда Низомовна.
– Ну здравствуй, Абдулла. Пошли со мной к ребятам. Видишь, сколько у нас игрушек? И друзей у тебя тут будет много, правда? – ласково говорила девушка, уводя моего сына, обняв его за плечи, к детям, которые, обернувшись, с любопытством разглядывали Абдуллу.
– Вы можете идти и ни о чём не волноваться. Дети быстро привыкают к новой обстановке, – сказала Мавжуда Низомовна.
Оглядываясь на Абдуллу, который уже сидел с детьми и с любопытством ребёнка, перебирал игрушки, мы пошли к выходу. Поблагодарив Мавжуду Низомовну, мы вышли на улицу.
– Даже не ожидала, что всё так быстро и просто произойдёт. Здорово, правда? – посмотрев на Дашу, сказала я.
– Сейчас всё для детей, товарищ Сталин уделяет этому особое внимание, ответила Даша.
Мы быстро зашагали в сторону завода. В проходной, за перегородкой, сидел дядя Миша, он кажется, узнал меня, потому что вышел ко мне.
– А… дочка? Пришла? Мирза мне утром сказал, что ты должна прийти и не одна. В общем, вы сейчас пройдёте в отдел кадров, там с подругой напишите заявление, так Мирза сказал. Потом, в его цех идите, он там вас ждать должен, – сказал дядя Миша.
Обрадовавшись, что с утра день складывается так удачно, мы, поблагодарив мужчину, вышли во двор завода. Войдя в здание, где располагался кабинет директора, бухгалтерия, отдел кадров, расчётный кабинет и даже в подвале архив, я уверенно пошла к кабинету отдела кадров. За столом сидела та же женщина, что и много лет назад. К моему удивлению, она меня узнала.
– Рахматова? Вернулась, значит… хорошо. Мне Мирза сказал о тебе и о твоей подруге. Проходите, девушки, садитесь. Вот листки, пишите заявление. Нам рабочие руки очень нужны. Паспорта давайте, – дружелюбно говорила женщина.
Мы написали заявления, с просьбой принять нас на работу, женщина перечитала их и сказав, что идёт к директору на подпись, вышла. Вернувшись, она вернула нам паспорта.
– Пропуска будут готовы завтра, зайдёте после обеда. Всё, можете идти в цех, Мирза вас уже ждёт, – сказала женщина.
В каком цеху работал Мирза, я знала, увидев нас, он вышел из-за стеклянной перегородки и подошёл к нам.
– Пришли? Хорошо. Халида, ты знаешь уже, что делать, покажи подруге, сложного ничего нет. Готовые детали складывать в ящики. Эта работа временная, учиться пойдёшь в вечернюю школу, нужно её закончить, потом и в институт можно поступать. Будет и у подруги желание… – Даша не дала Мирзе закончить говорить.
– У меня диплом педагогического института есть, пройдёт время и я вернусь на работу в школу, – сказала Даша.
Мирза внимательно посмотрел в её глубокие, синие глаза.
– Почему не сейчас? – спросил он.
– Сейчас не принимают, прошлое не позволяет. Школа, в которой я проработала много лет, стала мне чужой, – ответила Даша, не отводя взгляда от Мирзы.
– Так… можно пойти в другую школу, их в городе несколько. Кстати, у меня друг в школе учителем физкультуры работает, могу поговорить с ним. Кажется, директор, его приятель. Что скажешь? – спросил Мирза, почему-то сразу обращаясь к Даше на ты.
– Правда? Было бы здорово. Но моя биография… – Даша замолчала и опустила глаза.
– Брось. Я поговорю с Борисом, он классный парень. Вечером зайду к нему домой, – сказала Мирза.
Даша с улыбкой на лице, которая так шла ей, посмотрела на Мирзу.
– Спасибо. Если не получится, не беда, я всё равно Вам благодарна, – сказала Даша.
Мирза улыбнулся ей в ответ.
– Рад буду помочь, Даша, кажется? – произнёс он, не отводя взгляда от Даши, будто меня вовсе не было рядом.
Я тихонько отошла и пошла к рабочему месту. За работой, я совсем забыла про Дашу. Вспомнив о ней, я подняла голову и огляделась. К своему удивлению, я увидела её за стеклянной перегородкой вместе с Мирзой. Они сидели за его столом и мило беседовали. Улыбнувшись, я продолжила работу. Даша так и не подошла к рабочему месту. Прозвучал гудок, оповещающий о наступлении обеденного перерыва. Подняв голову, я увидела перед собой Мирзу и Дашу.
– Пошли в столовую, Халида. Время, – сказал Мирза и пошёл к выходу.
– Ты почему не работала, Даша? – спросила я шёпотом.
– Мирза сказал, что моё заявление обратно заберёт. Сказал, что обязательно добьётся, чтобы я в школе работала. А ещё… ты же не обидишься, нет? Мирза меня на свидание пригласил, представляешь? Он сказал, что очарован моими глазами. Сказал, что я ему очень понравилась. И он такой душка, правда? – провожая взглядом Мирзу, так же шёпотом говорила Даша.
– Рада за вас. Здорово, – искренне сказала я.
– Я спросила у него… ты прости меня, но я спросила, как он к тебе относится, – с виноватым видом, опустив свои красивые синие глаза, сказала Даша.
– Даша! Зачем тебе это понадобилось? Мирза мне, как старший брат, не более того. Он и был женат на моей опажон, но её больше нет. Зря спросила. Что он ответил? – спросила я.
– И он так ответил. Сказал, что ты ему, как родная сестра. Он мне так понравился, Халида! – радостно улыбаясь, сказала Даша.
– Пошли быстрее, Мирза ждёт, – игриво толкнув её в плечо, сказала я.
Во время обеда, я чувствовала себя лишней за столом, поэтому быстро поев, я встала и пошла в цех. Кажется, эти двое этого и не заметили. Но я искренне была рада за них. Даша была достойна счастья, а Мирза был хорошим человеком. Оба свободны, почему нет?
Вечером, оставив Дашу, которая так и не ушла и сидела с Мирзой за стеклянной перегородкой, я побежала к выходу. Попрощавшись с дядей Мишей, который помахал мне вслед рукой, я побежала к детскому саду.
Весь день я думала о сыне, мы с ним почти не расставались и я волновалась, как же он провёл первый день в детском саду. Войдя в группу, я увидела Абдуллу, который игрался с игрушками, по-взрослому разговаривая с двумя мальчиками, за которыми тоже ещё никто не пришёл.
– Абдулла ? Сыночек, иди к маме, – громко сказала я.
Ко мне подошла воспитательница.
– Добрый вечер. Ваш сын, очень послушай ребёнок. Мы сегодня изучали букву А. Повторите с ним вечером, пожалуйста. И ест он хорошо, сам разделся в тихий час, спросил, которая его кроватка и лёг, – говорила молодая девушка.
– Вас же Фирузахон зовут, верно? Спасибо Вам. Простите, что немного опоздала. Просто работа в шесть заканчивается, плюс дорога, – сказала я.
– Ничего. Полчаса ничего не значат. Абдулла? До завтра. Повтори с мамой букву А, хорошо? И зубки почистить на ночь и утром не забудь. Помнишь, как я показывала? – ласково говорила Фирузахон.
Абдулла по-взрослому кивал головой. Взяв сына за руку, я повела его к выходу.
– Ну как, сынок, тебе понравилось в детском саду? – спросила я, нагнувшись и посмотрев на сына.
– Как в детском доме. Только тут игрушек больше и кормят вкуснее. А букву А мы учили в детском доме. Я и букву Б знаю, – деловито ответил Абдулла.
Улыбнувшись его словам, я крепче сжала его ручку. Мы дошли до дома Даши, ключ лежал под половиком. Открыв дверь, я включила свет в прихожей, но электричество не было. Его часто отключали, поэтому в запасе всегда была свечка.
– Абдулла, сынок, давай ручку, чтобы не упасть. На кухню с улицы свет падает от фонаря, я и свечку зажгу, ужин готовить надо. Может скоро свет дадут, – успокаивающе говорила я, чтобы сын не испугался.
Просто, он темноты боялся.
