Шаира Тураповна Баширова
Рождённая на стыке веков
– Суюнчи (подарок)! Хозяин! Суюнчи! Мальчик родился! – кричал он.
Турсун бай, с помощью слуги, сошёл с лошади, с волнением полез за широкий пояс рубахи и вытащив мешочек с монетами, бросил мальчику и побежал в дом. Он буквально ворвался в комнату, где я лежала и упал на колени перед ребёнком.
– О, Всевышний! Благодарю тебя, что услышал мои молитвы. Сын… у меня, наконец, сын родился, – радостно говорил Турсун бай и дрожащими руками взял ребёнка из рук Хатиры опы.
– Поздравляю, хозяин. Пусть растёт достойным своего отца, ИншаАлла, – сказала женщина.
Турсун бай бережно держал ребёнка и улыбался, кажется, совсем забыв обо мне. А я впервые видела его таким. Казалось, он сейчас расплачется. Наконец, его взгляд упал на меня.
– Халида, девочка моя! Спасибо тебе. Я знал, знал, что ты мне сына родишь. Проси у меня всё, что хочешь, – поцеловав меня в лоб, сказал он.
Я бы попросила отпустить меня домой, но знала, что сына мне не отдадут, материнские чувства, что проснулись наконец во мне, были выше всех моих желаний. Ради малыша, я была готова на всё.
В комнату вошла Бахрихон опа, держа в руках косушку, накрытую сверху лепёшкой. Увидев хозяина, она склонилась и подошла ближе.
– Поздравляю Вас, хозяин. Да пошлёт Аллах Вам здоровье и сыну долгой жизни, – сказала она.
– Аминь. Ты не отходи от них, не оставляй ни на минуту. А сейчас, покорми её, молока должно быть много, для моего богатыря, – сказал Турсун бай.
Бахрихон опа присела рядом со мной и поставив косушку на пол, помогла мне сесть, подложив под спину ватные подушки. Я была голодная и с удовольствием поела варево атали, из муки приготовленной на бараньем жире. Турсун бай протянул малыша Хатире опе, она быстро взяла его и положила на отдельную курпачу, рядом со мной. Дав женщине деньги, Турсун бай разрешил ей уйти.
– Придёшь завтра, проведать и сына, и жену, ведь сейчас всё с ними хорошо? – спросил Турсун бай.
– Я осмотрела их обоих, хозяин, с ними всё хорошо, – согнувшись перед хозяином, тихо сказала пожилая женщина.
Турсун бай, махнув рукой, велел ей идти. И когда женщина ушла, он вновь присел рядом со мной.
– Ласточка моя! Может тебе что-то нужно? Ты только скажи, всё для тебя сделаю, – сказал Турсун бай.
Я, смущённо посмотрев на Бахрихон опа, опустила голову.
– Мне ничего не нужно, – тихо отвечала я.
Турсун бай полез в карман и вытащил горсть золотых монет. Бросив их мне на колени, он опять полез за пояс. Я увидела в его руках золотые украшения.
– Это всё тебе, моя ласточка. Вот, браслет и маниста, вот ещё кольца. Тебе нравится? – спросил он ласково.
– Красивые. Спасибо, – ответила я, перебирая украшения и монеты на своих коленях.
Бахрихон опа тихо встала и взяв косушку, отошла в сторону. В доме все знали, что у меня родился сын, всем раздавали сладости и Турсун бай, наконец, встал и взяв ребенка на руки, нагнулся к его ушку. Он начал читать молитву и нарёк своего сына Абубакиром, три раза повторив его имя над каждым ухом малыша. Потом поцеловал ребёнка в лобик, передал его Бахрихон опе и вышел из комнаты. Он велел готовить плов в большом казане.
– Всех угощаю! У меня наследник родился! Туй (свадьба) закачу на всё село! – кричал он во дворе.
К утру, со двора раздавались звуки дойры, карная и сурная (национальные музыкальные инструменты), весь день стоял шум и крики.
– Такого здесь ещё никогда не было. Впервые за двадцать лет, что я здесь живу, Турсун бай устроил такое. Двор полон людей, все досыта едят и благословляют хозяина. Он велел твоим родителям отвести двух баранов, мешки муки и зерна, ещё и денег им дал. Твоей матери разрешили придти к тебе, скоро её увидишь, – радостно говорила Бахрихон опа, выглядывая в окно.
Вечером второго дня и правда, пришла мама, мы крепко обнялись, она со слезами целовала меня. Мы не виделись с ней почти четыре года.
– Доченька, я так рада за тебя. Ты ведь счастлива? Хозяин такой щедрый, столько всего нам привезли. Отец доволен тобой, пусть и Аллах будет доволен, – говорила она.
Что мне было ответить? Я не стала рассказывать, что мне пришлось испытать в этом доме, зачем? Что могла сделать эта беззащитная женщина? Как защитить меня?
– Счастлива, мамочка. У меня сын родился, Турсун бай меня любит, подарки дарит. Я сыта, одета, чего ещё могу желать? – ответила я ей.
– А ты изменилась… красивая стала, повзрослела, став матерью, – поглаживая меня по голове, сказала мама.
Она посидела немного и ушла. Бахрихон опа, проводив её, вернулась опять. Ей было велено постоянно находиться рядом со мной.
– Ты бы видела лица жён хозяина. Страшно мне за тебя. Будь очень осторожна, Халида, от них всего можно ожидать. Теперь, когда у хозяина родился сын, он им меньше внимания будет уделять, а женщины в ревности непредсказуемы. Не хотела рассказывать тебе… но моего сына… бедный мой малыш… я купать его готовилась, в тогору (большая чашка) и воды налила. Сына принесла, но вспомнила, что забыла мыло, оно ведь на весь золота, да и чистые пелёнки принести нужно было. А когда вернулась… о, Аллах! Когда вернулась, мальчик мой лежал в тогоре… мёртвый. Его просто в кипятке сварили. Бедный малыш, даже крикнуть не успел, иначе, я бы услышала. А может просто ротик ему зажали и положив в тогору, наполнили кипятком. А хозяину сказали, что это я сделала, нарочно. Как он меня тогда не убил? До сих пор не понимаю… как я с ума не сошла. Если бы гнева Аллаха не боялась, руки бы на себя наложила, – закрыв лицо руками, с рыданиями говорила Бахрихон опа.
– О, Всевышний! Что я им сделала? Я ведь даже не разговариваю с ними. За что? Пусть мне делают, что хотят, а сына не трогают, – вдруг осознав то, что рассказала сейчас эта бедная женщина и испугавшись за ребёнка, в отчаянии ответила я.
Вдруг Бахрихон опа выпрямилась и перестала плакать.
– Пусть только посмеют! Я не позволю им этого сделать. Я не та наивная девочка Бахришка, я Бахринисо! Горло любой из них перегрызу за тебя и твоего ребёнка. Не бойся, дочка, я никогда не оставлю вас и буду рядом, – обняв меня и прижав к себе, с каким-то гневным отрешением, выговорила она.
Мне стало страшно. Я стала молиться, прося Аллаха защитить меня и моего только что родившегося ребёнка. Вечером, когда я кормила ребёнка грудью, пришёл Турсун бай и присел рядом. Неумело, стараясь прижать малыша к себе, со слезами, я пыталась сунуть в ротик сына совсем маленький сосок груди. Бахрихон опа помогала мне, ласково объясняя, что нужно иметь терпение. И вскоре малыш с наслаждением, сопя, мирно спал у меня на руках, посасывая грудь. Я довольно улыбалась, нежная нега охватила моё тело, я вдруг поняла, что дороже этого крохи, у меня никого нет и какое это счастье, быть матерью.
Бахрихон опа, при появлении хозяина, тут же встала и склонилась перед ним. Турсун бай погладил меня по голове и нагнувшись, поцеловал в пухлую щёчку малыша.
– Ест? Корми его чаще, сама ешь много. Я двух баранов и бычка велел зарезать, плов всем приготовили. Ты поела? – спросил он, больше по-отечески, нежели как муж.
– Да, я поела, Бахрихон опа мне принесла. И шурпу тоже, очень вкусно. Спасибо, – я впервые так говорила с хозяином, спокойно и много.
– Какой же он красивый. Смотри, улыбается. Я тебе так за него благодарен. Береги его, как зеницу ока, – говорил Турсун бай, махнув Бахрихон опе и она тут же, поклонившись, задом попятилась к выходу.
Мы остались с Турсун баем одни, я со страхом ждала, что он вновь захочет близости со мной. Было поздно, он, видимо, устал. Ложиться рядом, он не стал, лёг поодаль и тут же заснул. Меня Бахрихон опа предупредила, что сорок дней, хозяин ко мне прикасаться не будет и я успокоилась.
Шли дни, однажды, Турсун бай уехал в город, предупредив, что его несколько дней не будет дома. Но перед отъездом, он зашёл ко мне, с того дня, как я забеременела вторым ребёнком и родила его, казалось, я занимала особое место в доме. Слуги ко мне относились не как равной к себе, мне не давали работать, называли любимой женщиной хозяина. Только Бахрихон опа целыми днями находилась со мной рядом.
Малыш менялся на глазах, прибавил в весе, Бахрихон опа сказала, что моё молоко, несмотря на мои маленькие груди и возраст, очень жирное и поэтому, малыш прибавил вес. Он смешно корчил личико и даже улыбался, вызывая и мою улыбку. Я радовалась каждому движению ребёнка. Турсун бай присел перед бешиком (люлька, куда ребёнка привязывают за тельце) ручки Абубакира были свободны, Турсун бай целовал пальчики ребёнка, гугукал ему и смеялся. Было странно смотреть на этого пожилого человека, как он радуется, играясь с долгожданным сыном. Потом он встал и подошёл ко мне, поцеловал в лоб и внимательно посмотрел на меня.
– Какая же ты у меня красивая, Халида. Я уезжаю в город, может хочешь чего? Говори, привезу всё, что пожелаешь, – ласково сказал он.
– У меня всё есть, приезжайте сами здоровым, – ответила я.
Он обнял меня и поцеловал в лоб.
– Вверяю сына тебе, а тебя Аллаху, – сказал он и быстро вышел.
Бахрихон опа вошла тут же, как хозяин уехал.
– Хозяин велел мне и ночью с тобой оставаться, волнуется за сына. Может он знает, что в гибели сына виновата не я? – сказала она, подойдя ко мне.
– Никакая мать не сможет убить своего ребёнка, хозяин, конечно, это знает, иначе, не оставил бы Вас живой, – ответила я.
В эту ночь, покормив Абубакира, я крепко уснула, Бахрихон опа тоже спала. Вдруг, посреди ночи, раздался плач малыша. Вскочив с места, я в темноте сначала ничего и никого не увидела, но услышала возню. Вскоре, Бахрихон опа зажгла фитиль и я увидела на полу окровавленное тело старшей жены Турсун бая. В её груди торчал нож. От увиденного, я с ужасом закричала, чем напугала ребёнка и он отчаянно заплакал.
– Эта гадина пришла убить Абубакира. Я отомстила за своего мальчика, теперь моё сердце успокоится. Уйми ребёнка! Чего трясёшься? Всё кончено! Никто не посмеет повторить попытку убить наследника хозяина. Побоятся прийти вновь, – с каким-то злорадством, говорила Бахрихон опа.
Я развязала сына и взяла его из бешика на руки. Открыв грудь, стала его кормить и он, припав к соску, успокоился.
– Но эта женщина – старшая жена Турсун бая, он не простит Вам того, что Вы с ней сделали, – сказала я, со страхом поглядывая на тело женщины.
– Будь что будет. Я ни о чём не жалею. Главное, ребёнок жив, – ответила Бахрихон опа.
– Как же Вы узнали, что сегодня ночью она решится сюда прийти, – недоумевала я.
– А я и не знала… вернее, несколько дней я следила за жёнами хозяина, подсматривала, подслушивала. Вчера, когда хозяин уехал, я подкралась к её комнате, они, словно коршуны, собрались в комнате и без страха быть услышанными, говорили, что пришло время избавиться от наследника и от тебя. Ночью, ты крепко спала, а я лишь сделала вид, что сплю. Я в темноте видела, как она вошла и открыв полог бешика, подняла нож. Всё кончено, – отрешённо проговорила Бахрихон опа.
– Вы спасли жизнь мою и моего сына. Я Вам очень благодарна, – схватив её руку и целуя, сказала я, поражаясь смелости этой женщины, с печальной судьбой.
Руку она не отняла и присев рядом со мной, с любовью посмотрела на ребёнка, который мирно спал у меня на руках.
– У меня никого нет на этом свете, Халида. Ты мне стала, словно дочь родная, а Абубакира я люблю всей душой, – вдруг заплакав, произнесла Бахрихон опа.
– Ближе Вас и сына и у меня никого нет, опажон, – искренне ответила я.
– Хозяин очень любит тебя дочка, взгляни на него ласковее. Он не такой уж плохой человек, просто жизнь суровая, со мной он был ласковым и нежным. У меня, кроме него, никогда никого не было. Хозяин – мой первый и последний мужчина. Правда, ты ещё так юна, а меня он старше всего на двенадцать лет. Я любила его, – сказала Бахрихон опа.
Я и представления не имела, что мужчину можно любить. Родителей, да, вот своё дитя… а мужчину как любить, я не понимала. Но когда хозяин не приехал через два дня, как обещал, я почему-то стала волноваться и даже хотела скорее увидеть его. Об этом с тревогой я сказала Бахрихон опа.
– Тоскуешь значит, это хорошо. Это любовь, дочка, – ответила она, улыбнувшись.
– Да нет, какая любовь? – смутилась я.
Ничего не ответив, Бахрихон опа поднялась и вышла из комнаты. Весь дом обсуждал внезапную смерть старшей жены Турсун бая и когда он, наконец, вернулся, Бахрихон опа, словно ожидала своего хозяина, согнувшись, вышла ему навстречу.
– Добро пожаловать, хозяин. Ночью, я убила Вашу жену. Она пыталась зарезать Вашего наследника и Вашу любимицу, мать наследника. Этим же ножом, я её убила, – стоя склонившись перед Турсун баем, проговорила Бахрихон опа.
– Которая? – с каменным лицом спросил Турсун бай.
– Мавлюда опа, Ваша старшая жена. Это она, много лет назад, бросила нашего мальчика в кипяток. Я бы этого никогда не сделала, – ответила Бахрихон опа, упав перед хозяином на колени и сложив руки перед собой.
– Несчастная! Как ты можешь клеветать на мою жену? – в бешенстве крикнул Турсун бай, вытаскивая из-за пояса кинжал и замахиваясь на Бахрихон опу.
Я стояла недалеко, увидев эту сцену, я подбежала и встала между ними.
– Прошу Вас! Нет! Она правду говорит. Ещё кровь на ковре не высохла в нашей комнате, хозяин. Бахрихон опа, ценою своей жизни, охраняла меня и Вашего сына, – вскричала я.
Турсун бай, в недоумении, опустил руку и взглянул на меня, поразившись моей смелости.
– А сын мой где? Где Абубакир? – в ярости спросил он.
– Он в комнате, в бешике спит, – испугавшись, ответила я.
– Иди в комнату. И ты тоже, – смягчая свой тон, сказал Турсун бай и первым зашёл в нашу комнату.
Переглянувшись с Бахрихон опа, я побежала за хозяином. Бахрихон опа тут же поднялась с колен и вошла в комнату, следом за мной. Мы стояли в дверях, Турсун бай, нагнувшись над сыном, ласково смотрел на него.
– Как он? Хорошо ест? – не оглядываясь на нас, спросил он.
– Слава Аллаху, он здоров и ест за двоих, – ответила Бахрихон опа.
– Ты можешь идти, мне сюда поесть принеси, отдохнуть хочу и с сыном посидеть. Скажи Акрому, пусть разгружает телеги. Он знает, куда что сложить, – сказал Турсун бай, не отрывая взгляда от сына.
А я смотрела на него и не понимала своих чувств. Что-то изменилось во мне, с рождением ребёнка. Я по-другому смотрела на своего хозяина, вспоминая проведённые в этом доме дни. Вспоминала ночи, которые теперь мне не казались такими страшными, с приятной дрожью вспоминала прикосновение рук и губ хозяина. Я невольно улыбнулась, мне вдруг захотелось подойти к нему и припасть к его широкой, крепкой груди, но я не решалась этого сделать. Может во мне проснулась женщина? Кто знает? Тогда я этого понять не могла, да и не умела. Наконец, он обернулся ко мне.
– А ты чего в дверях стоишь? Подойди. Я очень по тебе истосковался, – ласково сказал он.
Я нерешительно подошла к нему, он взял меня за руку и усадил себе на колени.
– Красавица моя! Я тебе шелка и бархат привёз. И много золота, – сказал он, обнимая меня за талию и привлекая к себе.
Я невольно обняла его за шею, когда он крепко целовал мои губы. Наверное, прикосновение моих рук его удивило, он пристально посмотрел на меня.
– Что с тобой? Я не узнаю тебя, – произнёс Турсун бай, не разжимая объятий.
– Не знаю, господин. Я скучала без Вас, – стыдливо опустив голову, осмелилась ответить я.
Только теперь, я видела Турсун бая совсем другим. Чёрные, густые брови, с вертикальной, глубокой морщинкой меж ними, густые рестницы и большие глаза, крепкая шея, прямой нос и упрямые губы, которые почти закрывали борода и усы. Полноватый, с животом, но этого я уже не замечала.
Турсун бай снял с головы чалму, он всегда наголо сбривал волосы, так полагалось и так ходили все мужчины вокруг. Потом, отпустив меня, он жадно смотрел на меня, снимая нарядный чапан. Потом, он сорвал с моей головы шёлковый платок, Бахрихон опа тщательно заплела мне мои густые, чёрные волосы во множество косичек и они рассыпались по спине и груди. Турсун бай медленно снял с меня платье, на этот раз эти его действия меня не пугали, я послушно подняла руки. Так же медленно, он снял с меня лозим и я без всякого стеснения стояла перед ним совершенно нагой. Он быстро снял с себя широкий пояс и следом рубаху и схватив меня, жадно обнял и положил на постеленную на полу курпачу.
– Ты повзрослела и стала такой соблазнительной, – прошептал Турсун бай, ласково водя руками по моему упругому телу. Я застонала и закрыла глаза.
– Ещё… – прошептала я.
Турсун бай неистово целовал всё моё тело, ласково сжимая в объятьях. Такую негу и блаженство, я ощутила впервые. Тяжело дыша, мы с ним любили друг друга и это была обоюдная любовь. Потом, закрыв глаза, долго лежали и молчали. Я улыбнулась.
– Значит вот она какая… любовь? – прошептала я.
Открыв глаза, я увидела перед собой лицо Турсун бая.
– Ласточка моя, тебе впервые было хорошо. Я вижу в твоих глазах не страх, а нежность и радость, – сказал он, целуя меня в губы.
Я обвила руками его шею и закрыла глаза.
Шли дни, похожие один на другой, Абубакир рос, радуя нас с каждым днём. Бахрихон опа очень привязалась к нему и почти не отходила от него. Турсун бай так любил своего сына, что своим дочерям почти не уделял времени.
Однажды, малыш, когда уже начал ходить, незаметно вышел из дома и пошёл к хаузу. Видимо, его заинтересовали красочные цветы вокруг небольшого пруда и плавающие в нём рыбки. Мы с Бахрихон опой убрали в комнате и заговорились, может успокаивала спокойная атмосфера и не заметили, как малыш вышел.
– А Абубакир где? – оглянувшись вокруг, воскликнула Бахрихон опа.
– Только что здесь был! – вскочив на ноги, ответила я, выскакивая из комнаты.
Бахрихон опа выбежала следом. Хауз находился поодаль от нашей комнаты, но я вдруг увидела, как старшая дочь Турсун бая, Зайнаб, стоит возле хауза и с улыбкой смотрит на воду. Я вдруг осознала, что случилось страшное, может быть улыбка девушки меня напугала, теперь уж и не знаю, но я побежала к хаузу, моё сердце чуть не остановилось, когда я увидела Абубакира в воде. Малыш уходил под воду, потом, барахтаясь, вновь всплывал. Истошно закричав, я бросилась в пруд и схватила сына. Зайнаб, испугавшись, тут же убежала. Бахрихон опа буквально упала на землю перед самым прудом и протянула ко мне руки. Она помогла мне вылезти их хауза, я крепко обнимала ребёнка, который испуганно плакал. Меня судорожно трясло. Я очень испугалась, но Зайнаб, дочь хозяина и ей я ничего не могла сказать. Да и расскажи я об этом Турсун баю, он не поверит. И потом, я не видела, чтобы именно Зайнаб толкнула ребёнка в воду, может быть он сам туда упал. Я лишь была рада, что мы вовремя успели и мой малыш жив.
– Слава Аллаху, слава Аллаху… – повторяла Бахрихон опа.
Я посмотрела на неё, не в силах унять дрожь в теле и душившие меня рыдания.
– Бахрихон опа… а если бы… – пробормотала я.
– Всё хорошо, дочка, ребёнок простудиться может, пошли в дом, – сказала женщина, обнимая меня и помогая встать, так как от страха ноги меня не слушались.
Я обняла сына, прижав к груди и мы быстро пошли к дому. Рассказывать Турсун баю о том, что случилось, я не стала, да и зачем? Он бы скорее всего обвинил меня, что не смотрела за ребёнком. Главное, сын жив.
– Что с тобой, ласточка моя? Ты грустная и бледная. Не заболела часом? – щупая мой лоб, спросил Турсун бай.
– Я в порядке, хозяин, голова немного болит, – ответила я.
Но в эту ночь, Абубакир заболел, его тельце горело, словно угли, он плакал и не засыпал. Бахрихон опа принесла отвар из трав и напоила его. Но жар не проходил и утром позвали Хатира опу. Кроме неё и не было никого, кто бы мог помочь.
– С чего это вдруг Абубакир заболел? Всё же хорошо было, – испуганно говорил Турсун бай.
Я лишь растерянно смотрела на него и плакала. Была ранняя весна, произойди этот случай летом, всё обошлось бы, но было ещё довольно прохладно. Хатира опа протирала ребёнка горячими примочками, поила отварами… но ничего не помогало. Промучившись двое суток, мой малыш умер.
Турсун бай плакал, как ребёнок, всё время повторяя имя сына и прижимая к себе бездыханное тельце малыша. Бахрихон опа, стоя у дверей, рыдала, закрыв лицо руками. А я сидела на полу рядом с Турсун баем с каменным лицом, не осознавая, что сына больше нет. Весть о смерти ребёнка, разнеслась по всему дому, почти все плакали, только жёны хозяина и две его дочери стояли в стороне и безучастно смотрели на происходящее. На Турсун бая было страшно смотреть, он не переставал плакать и не отдавал ребёнка, прижимая мёртвое тельце сильнее.
Вдруг меня что-то подтолкнуло, сама не ожидала, что так произойдёт. Я вскочила на ноги и побежала к выходу, Бахрихон опа, увидев меня, кажется поняла мои намерения и перестав плакать, выбежала за мной.
– Халида? Куда ты? Нет! Не смей! – кричала она мне в догонку.
Но я не слушала её и побежала быстрее. Подбежав к Зайнаб, я сорвала с её головы платок и вцепилась ей в волосы.
– Мерзавка! Это ты его убила! Я убью тебя! Ты толкнула его в воду! Он был ещё такой маленький, сам бы он не смог. Как ты могла, шайтана ты дочка, а не Турсун бая! – кричала я.
Бахрихон опа пыталась меня оттащить от девушки, Зайнаб была дочерью старшей жены хозяина, мать которой зарезала Бахрихон опа.
– Ааааа! Отпусти меня! Отец? Меня убивают! – завопила Зайнаб.
Нас пытались разнять две жены хозяина и две прислужницы, вместе с Бахрихон опа. Только я вымещала на Зайнаб всю горечь и боль и крепко держала девушку за волосы. Я была младше её на год, меньше ростом и худенькой. Но откуда взялись силы, не знаю, только, повалив девушку на землю, я села на неё и со всего размаху стала хлестать по её лицу.
Тут из комнаты выбежал Турсун бай, видимо, услышал крики со двора. Подбежав к нам, он схватил меня в охапку и поднял. Размахнувшись, он ударил меня с такой силой, что я упала, отлетев на пару метров от него. Никто не посмел помочь мне встать, даже Бахрихон опа. Я, уткнувшись в землю, наконец дала волю чувствам и разрыдалась. Кажется, Турсун бай сжалился надо мной, он подошёл и поднял меня с земли. Я уткнулась в его грудь, не в силах унять ни дрожь в теле, ни рыдания. Всё моё тело содрогалось, Турсун бай обнял меня и прижал к груди. Все вокруг словно застыли.
– Пойдём в дом, – отпуская меня и обняв за плечи, сказал Турсун бай.
Я побрела за ним, утирая мокрое лицо руками. Почему-то я обернулась, не знаю, что заставило меня это сделать. Я увидела улыбающееся лицо второй жены хозяина и Зайнаб, которая, поднявшись с земли, отряхивалась от пыли и утирала лицо подолом платья.
– Говори, – сев на пол, на постеленную курпачу, строго сказал Турсун бай, когда мы с ним вошли в комнату. Оглядевшись, я увидела, что ребёнка нет, его успели унести.
– Я… я не знаю, что Вам сказать, – опустив голову, пробормотала я, боясь вглянуть в глаза Турсун бая.
– За что ты вдруг напала на мою дочь и избила её? Это же не просто так, верно? – спросил Турсун бай.
Я подняла голову и посмотрела на него.
– Я боялась говорить Вам… два дня назад… не обнаружив сына в комнате, я выбежала во двор. Там… там у хауза стояла Зайнаб и злорадно улыбаясь, смотрела на воду. А в воде… а в воде барахтался наш сыночек, наш Абубакир… о, Аллах! За что? Он же ещё такой маленький… был, – воскликнула я и закрыв лицо руками, зарыдала.
Турсун бай медленно поднялся и подошёл ко мне.
– Если ты лжёшь мне.... смотри, а если это правда… я не знаю, что я с Вами сделаю! Ты видела, как Зайнаб толкнула в воду моего сына? Сама видела? – в ярости закричал Турсун бай.
Я испуганно отняла руки от лица и посмотрела на него.
– Грех на душу брать не буду, я этого не видела, – опуская голову под пристальным взглядом хозяина, ответила я.
– Бахрихон! – вдруг обернувшись, заорал Турсун бай.
Вздрогнув от его крика, я тоже обернулась на дверь. Вошла Бахрихон опа и склонившись встала перед Турсун баем.
– Звали, хозяин? – тихо спросила она, не смея поднять голову.
– Это правда, то, что она говорит? – спросил он строго.
– Но… что она говорит, хозяин? – испуганно спросила Бахрихон опа.
– Это Зайнаб столкнула моего сына в хауз? – немного снижая тон, спросил Турсун бай.
– Я этого не видела, хозяин. Когда мы с Халидой подошли ближе… Абубакир был в воде, а Ваша дочь, Зайнаб, стояла рядом и с улыбкой смотрела на воду, где чуть не утонул ребёнок. Это всё, хозяин, – покорно опуская голову, сказала Бахрихон опа.
– Оставайтесь тут! – приказал Турсун бай и быстро вышел из комнаты.
Я посмотрела на Бахрихон опа, она побледнела и задрожала.
– Он убьёт её. Зря ты рассказала, – еле выговорила она.
– Ка… как убьёт? Свою дочь? Нет… он не сможет. Рука не поднимется, это же его родная кровь… нет, Вы ошибаетесь… – говорила я, но от криков Зайнаб, которые прорезали тишину, я замолчала и сжалась от страха.
– Отец! Умоляю Вас! Я не виновата! Я помочь хотела, когда увидела брата в воде! Отец! – кричала она.
– Несчастная! Неблагодарная тварь! Иблис! Я кормил тебя, одевал, ни в чём тебе не отказывал. Ты, выродок своей матери, отправляйся к ней! – неистово кричал Турсун бай.
Во дворе стоял крик и плач женщин. Я выбежала во двор вместе с Бахрихон опа, но тут же остановилась, увидев на земле окровавленное тело Зайнаб. Она лежала с перерезанным горлом, с открытыми глазами, выражавшими такой ужас, что у меня кровь в жилах застыла.
Я тяжело опустилась на землю и посмотрела на жён хозяина. В них было столько злости и негодования, что дай им волю, они бы не задумываясь просто порвали меня в клочья. Бахрихон опа подняла меня с земли и быстро увела в дом. Турсун бай, с окровавленным кинжалом, вышел со двора в сад и целый день его никто не видел. Как оказалось, он велел запрячь его лошадь и уехал. Куда? Никто этого не знал. На следующий день, моего сыночка тихо похоронили, мужчины унесли его, завернув в белую материю и сверху накрыв красным бархатом, положили на подушку и вынесли на улицу. Несколько мужчин, с тельцем ребёнка, ушли на кладбище.
Для меня, день превратился в ночь, вечная тьма, казалась, заволокла мои дни. Турсун бай ко мне не приходил, как сказала Бахрихон опа, хозяин был в трауре и никого видеть не хотел.
Измотавшись, я крепко спала, когда сильная боль пронзила мой бок. Вскрикнув, я потеряла сознание. Пришла в себя только через сутки и когда я наконец открыла глаза, надо мной стояли Хатира опа, Бахрихон опа и Турсун бай.
– Что со мной? – тихим от слабости голосом, спросила я.
– Тот, кто сделал это с тобой, уже наказан, – мрачно сказал Турсун бай и быстро вышел из комнаты.
– О чём это он? – посмотрев на Бахрихон опа, спросила я шёпотом.
– Вчера ночью, тебя пытались убить, я успела схватить Назиру за руку, когда она хотела добить тебя после первого удара. Уснула я, видимо, – ответила Бахрихон опа.
Хатира опа напоила меня отваром, приложила примочку из трав к ране и попрощавшись, ушла, сказав, что придёт завтра.
– Что с Назирой… или… хозяин и её… Убил? – спросила я.
– Нет, он выгнал её, ничего не дав с собой. Остались только Салима с дочкой, думаю, после всего, что случилось, они уже не посмеют причинить тебе зло, – ответила Бахрихон опа.
Я устало закрыла глаза и ушла в глубокий сон. Проснувшись ночью, я увидела рядом с собой Турсун бая. Он крепко спал. Я попыталась встать, хотелось по нужде. Нужно было выйти во двор и пройти за дом, где находился туалет. Но от боли, я застонала и присела. Турсун бай тут же проснулся и приподнявшись, посмотрел на меня.
– Что с тобой? Почему не спишь? – спросил он.
– Я это… в туалет хочу, – стыдливо ответила я.
– За дверью ведро стоит, для тебя поставили. Давай, я помогу тебе, – поднимаясь с курпачи, сказал он.
Справлять нужду при Турсун бае, мне было стыдно, но слабость в теле, боль и головокружение не дали мне это сделать самостоятельно. Оперевшись на руку Турсун бая, я с трудом поднялась и с его помощью вышла за дверь. Он помог мне снять лозим и сесть на ведро.
– Прошу Вас, оставьте меня… мне стыдно, – пробормотала я, не поднимая головы.
– Нечего стыдиться, не чужие. Упадёшь ещё, – продолжая придерживать меня, ответил Турсун бай.
Молча, я справила нужду и поднялась. Турсун бай надел на меня лозим и отвёл в комнату. С его помощью, я легла.
Прошла неделя, Хатира опа приходила каждый день, ставила примочки из трав и поила меня отваром. Я потихоньку могла вставать, рана затянулась. В доме и во дворе стояла гнетущая тишина, будто все что-то выжидали и со страхом что-то обсуждали. Говорили, что в России произошла революция и скоро всё изменится. Но никто не знал, что именно изменится, только в селе однажды появились всадники в гимнастёрках, с фуражками со звездочкой.
Турсун бай спешно собирался уехать. Он собирал своих людей и мужчин из кишлака, говорил, что придут красные и отберут у них жён и имущество. Что с ними нужно бороться, пока не поздно. И люди, напуганные этими событиями, шли к нему. Откуда, я не знаю, но Турсун бай раздавал всем ружья и многим давал лошадей, которых у него было много.
Весна тысяча девятьсот восемнадцатого года, Турсун бай часто уезжал и много дней его не было. Однажды, вернувшись с несколькими людьми, он собрал с амбара почти все продукты, одежду и всё загрузили на телеги. Он зашёл в женскую половину, не знаю, что он там делал, но женщины, спешно накинув паранджу и собрав узлы, вышли из дома. Кто и куда ушёл, я не знаю, но Турсун бай зашёл и ко мне.
– Собирайся. Вместе с Бахрихон уйдёшь из этого дома. Мои люди сообщили, что через два дня здесь будут красные. Большой отряд направляется в наше село, отбирают у баев всё их имущество и скот, всех убивают, – сказал он мне.
– Куда же я пойду, хозяин? А Вы? Вы пойдёте со мной? – испуганно спросила я.
– Нет, ласточка моя. Боюсь, мы с тобой больше никогда не увидимся. Поезжай к себе домой, поживи с матерью. Может тебя они не тронут. Буду жив, сам найду тебя. Никого я так сильно не любил, как тебя. Но мне нужно возвращаться в горы, буду бить красных. Твой отец и братья тоже в моём отряде, люди верят мне. Верят, что всё наладится и будет, как прежде. Я не могу подвести своих людей. Из-за кардона нам на помощь приезжает человек высокого чина, может и поможет в борьбе с неверными, ИншаАлла. А ты собери свои вещи и золото, что я тебе дарил. С собой забери, на чёрный день. Я велел отвезти в твой дом продукты, на первое время хватит. Арба ждёт, собирайся, – сказал Турсун бай.
Я прижалась к его груди.
– Нет! Прошу Вас, господин, заберите меня с собой, – заплакала я.
– Это невозможно, ласточка моя. Там, где я буду, стреляют, там опасно. Мне спокойнее будет, если ты будешь жить у матери. Вот и Бахрихон с тобой останется, ей всё равно некуда идти. Она не оставит тебя. Аллах позволит, свидимся ещё. Время не ждёт, мне пора, – тихо сказал он, взяв в ладони моё лицо и целуя в лоб, в щёки, нос и в глаза.
