Станислав Борисович Малозёмов
Разбежались линии руки
Я удивляюсь
Я удивляюсь, как малыш,
Тому, что вижу много лет:
Мне удивительно, что с крыш
Стекает ночью звёздный свет.
А капли золотом звенят
И рассыпаются,
Но почему-то люди спят,
Не просыпаются.
Не научусь я никогда
Без удивления глядеть,
Как одинокая звезда
К земле торопится лететь.
Всю ночь над нами звездопад
Не унимается.
Но почему-то люди спят,
Не просыпаются.
Уже никто не повторит
Звезды единственной полёт.
Но долго свет её горит
И мне покоя не даёт.
А все мечты мои потом
Опять сбываются…
Но даже
Этому
Никто
Не удивляется…
Время ушло
Я уходить не вижу повода.
И твой приказ мне не указ.
Там во дворе темно и холодно,
У нас тепло в последний раз.
А ночь как девочка пугается
Игры теней в театре тьмы.
Наш брак под утро расторгается
В разгар любви, в конце зимы.
И стоит за окном, дожидаясь финала,
Старый маленький гном, бывший ангел-хранитель.
И неясно одно: то ли время настало,
То ли время ушло, как его ни храни…
С утра к тебе пойдут с советами:
Куда теперь и что потом.
И как всегда сживут со свету и…
И как обычно ни за что.
Наш брак скончается безвременно,
Кладу печальные цветы…
А всё, что было, будь уверена,
Забуду я, забудешь ты…
Я живу лучше всех
Я живу лучше всех – в меру сыт, в меру пьян,
В меру но с табаке, вес нормальный и рост.
И не чтоб тяжёлый характером я,
И не чтобы очень доверчив и прост.
Я не прячусь в кусты, я у всех на виду,
От людей ничего мне не надо скрывать.
Вот я из дому утром на службу иду,
Вот со службы домой прихожу ночевать.
Я по бабам бы мог, но давно не хочу:
Только время терять да расходов вагон.
Всё, что надо, я дома сполна получу.
Ну, а мне-то и надо всего ничего
Мне хватает вполне столько, сколько дают.
Я доволен женой и оплатой труда.
В жизнь мою посторонние нос не суют,
Да и сам уж давно не суюсь я туда.
Что мне лезть в свою жизнь? Упаси меня бог!
В меру сыт, в меру пьян.
А за то, что с тоски до сих пор не подох,
Пожалейте меня, пожалейте меня…
На поле боя
На поле боя брань, на поле брани стон.
Там в утреннюю рань рваньё душевных ран.
Как в плохоньком кино кидают сквозь окно
Два друга-два врага – Она и Он.
А пели птицы с вечера
На ближней самой веточке
Свои романсы вечные
Для мальчика, для девочки…
И тишина хорошая так тёрлась об окошко,
Как ласковая кошка,
Не попадая в дом,
Там, где жила Она, а вместе с нею Он.
И поросла быльём романтика уже.
Увит балкон бельём, а за бельём вдвоём
На грязном этаже живут себе сквозь сон
Два друга-два врага – Она и Он.
А музыка баллад о радостной судьбе
Отыграна была, да смолкла и ушла
В открытое окно к тебе или ко мне,
Которые как все – Она и Он.
И пели птицы с вечера
На ближней самой веточке
Свои романсы вечные
Для мальчика, для девочки.
И тишина хорошая так тёрлась об окошко,
Как ласковая кошка,
Не попадая в дом,
Где плакала Она, а может даже Он.
Мне стало сниться
Мне стало сниться, как меня хоронят,
Как в путь последний медленно несут.
Теперь уже не бросят, не уронят
И донесут на мой последний суд.
И будет всё не так, как принято от веры:
Мол, лёг сегодня в гроб – жил праведно вчера.
Исчезнет глупый такт. И в честь такой премьеры
Всё скажут прямо в лоб друзья и филера.
Покойник, скажут, был, конечно, не подарок,
Не соблюдал себя, как надлежит.
Он столько в жизни налепил помарок
И потом так рано здесь лежит.
Он как попало ел и что попало,
Хоть мало пил, но до смерти почти.
В любви своей и то, пиши пропало,
Был хам покойник, господи прости!
Ему везло в делах, и это странно.
Ну, хоть бы раз ему не повезло.
Ведь не любил работать неустанно
И не умел стараться всем назло.
Не делал культа из стихов и песен,
Хоть был в стихах, как рыба в чешуе.
И потому остался неизвестен,
Как цвет нейтральный в радужной струе.
А вот теперь лежит он тут спокойно,
Не дрогнет, хоть портрет с него пиши…
Ему уже не слышно и не больно,
И помер он, видать, от всей души.
Не родись красивой
Ты красивой не родись
Ты счастливой не родись,
Жизнь такого не простит – отомстит.
Ну, а если родилась,
В серый цвет себя раскрась,
В доме шторы опусти
И расти.
Там, за шторой жизнь, но в ней
Принцев нет и королей.
Там придворные одни да шуты,
Солнце в пятнах, пол луны,
Ветер с жаркой стороны
И тупой иглой все дни вышиты.
Всё за шторами не так.
Там цена всему – пятак.
Там и нежная рука нелегка.
Смех сквозь слёзы, плач сквозь смех,
Там чужое брать – не грех,
Там и мелкая река
Глубока…
В тёмной комнате своей
Ты печальных слёз не лей.
Портит долгая слеза не глаза.
На душе до поздних лет
Слёз лежит солёный след.
Сколько выплачешь
Назад взять нельзя.
Ты за штору не гляди
И за дверь не выходи.
Ты себя назло другим береги.
И спокойно, в никуда
Поплывут твои года,
Словно в лужице круги
От ноги.
Ты счастливой не родись
И красивой не родись.
Против этих вечных бед
Силы нет.
Это чья-то злая месть,
То, что ты на свете есть.
Как пропущенный рассвет,
Только след…
Всё пройдёт
Ты сегодня юная, потому и смелая.
Меньше, чем у Золушки талии объём.
Светит кожа белая, жизнь светлее делает,
Как и обаяние нежное твоё.
Ну, а ноги стройные, взглядами точёные
Тоже к коже с талией добавляют шарм
И живёшь ты в зеркале надолго заточённая,
Лёгкая и яркая, как воздушный шар.
Девочка-припевочка, аленький цветок.
Каждый любовался ей, а сорвать не смог.
А зеркало старается не прибавить лет.
И вроде всё сбывается, но лишь одно срывается:
Тот, о ком мечтается, и не было, и нет.
А ты всё та же юная, зеркалом любимая.
Золотые локоны да в глазах огонь.
Но от жадных взглядов ты, утомилась, милая,
Как с копыт сбивается от долгой пашни конь.
А вокруг всё сыплется, старится да портится.
У подружек талии и мужья толсты.
Но скоро всё наладится, скоро всё закончится
Вот проскочит молодость, отдохнёшь и ты.
Эй, наверху
Не знаю точно я, забавы ради ли,
А, может, в наказание, что жив,
Меня с небес всегда безумно тратили,
Попутно до зубов вооружив.
Мне кинули с небес ума да разума
И силы отвалили на троих.
Да столько ко всему такого разного,
Что только и молись теперь на них.
На тех, кто сверху знает всё,
Кто лучше знает, что почём,
Кто правит указующим перстом.
Куда идти, зачем и с кем,
Как строить замки на песке,
Где дверь открыть ключом, а где плечом.
И сверху путь мой считан и проверен, но
Не верю тем, кто мерил и считал,
Хоть им благодаря бегу уверенно
И вроде бы от ближних не отстал.
Эй, наверху, могучие да трезвые
Ослабьте вожжи, не стегайте в бок.
И так вон дни мои, такие резвые
Бегут быстрей моих уставших ног.
Боюсь я тех, кто знает всё,
Кто точно знает, что почём
И правит указующим перстом.
Куда идти, зачем и с кем,
Как строить замки на песке,
Где дверь открыть ключом, а где плечом.
А тут с небес то гром тебе, то молния,
А на земле то пряник, завтра кнут.
И я бегом живу себе, но помню я:
Меня сюда обратно не вернут.
А столько навалилось да не свалится…
Эй, кто там наверху, остановись!
Не надо так стараться, всё ж останется,
Всё будет ваше. Хоть молись, хоть не молись.
Сто лет тому назад
Мы столько лет вдвоём, а встретились недавно…
А встретились вчера, сто лет тому назад.
Что в имени твоём, а уж в моём подавно,
Что полюбить пора, а не любить нельзя?
Хоть мы уже не помним слов любви,
Объятий первых или первых вздохов,
Но всё равно без них безумно плохо
Любой из двух безумных половин.
И я перед тобою виноват,
Что очень редко говорю о главном.
Мы встретились с тобой сто лет тому назад,
А хочется поверить, что недавно.
К нам забегали в дом, как в гости, дни да годы,
А кажется уже, что не было гостей.
И кажется, что жизнь капризнее погоды,
Что солнце в ней не то да и дожди не те.
Мы встретились с тобой назад лишь пару месяцев,
А кажется сто лет, а, может, лишь вчера?
Как тяжкая болезнь, любовь почти не лечится,
И годы для неё плохие доктора.
Женщина ушла
Понятно всё, но тайн не стало меньше,
Разрушилась гармония в природе.
Нам кажется, что мы бросаем женщин,
А это ведь они от нас уходят.
Вот сохнут наши стираные вещи.
Вот на ночь поцелуй, и все дела…
Но в этом-то как раз и тайна женщин –
Знать раньше срока, что она ушла.
А, в общем, в этом тайны нет большой,
Что ничего уже не будет дальше.
Она задолго чувствует душой
И потому всегда уходит раньше.
Как хитро вяжет жизнь свои законы,
Так тонко вяжет – дунешь и порвётся.
Мы ж кольцами не в наказанье скованы,
Да никому в оковах не живётся.
Вот думаешь: погорячился в прошлом!
Да и она – чего во мне нашла?
Возьму её да честно завтра брошу,
А женщина ещё вчера ушла.
Как хитро вяжет жизнь свои законы,
Да тонко вяжет – дунешь и порвётся…
Если ты моя
На тебе чужие взгляды плавятся,
Липнут взгляды, как пломбир в жару.
Женщина, умеющая нравиться,
Я тебя учителем беру!
Объясни ты мне, как первокласснику,
Ты вдолби мне в голову мою,
Почему я рад тебе как празднику,
На котором ем тебя и пью?
Пью до дна, но в рюмку опустевшую
Не скупись и вновь себя налей.
И тогда на жизнь осточертевшую
Глянем мы с тобою веселей.
Но с одним вопросом мне не справиться:
Почему, не понимаю я,
На тебе чужие взгляды плавятся,
Если ты – моя?
За стеклом
На оконном стекле в аккуратной берёзовой раме,
Как на киноэкране
Кадры старых потрёпанных лент…
Жизнь мне крутит всё тот же банальный сюжет,
Ни конца, ни начала которому нет:
То закат, то рассвет
Каждый день, столько лет…
Всё из дома тепло утекло.
Сквозь стекло.
Но рассветы от того жарче не стали
И закаты – полотна расплавленной стали
Не моим обогреты теплом.
Нет прочнее брони, чем прозрачные три миллиметра,
Ни для буйного ветра, ни для слов и протянутых рук.
Сколько этих преград мы воздвигли вокруг!
Враг в стеклянный наш мир не проникнет
И друг.
В заколдованный круг,
Где ни встреч, ни разлук…
Всё из дома тепло утекло.
Сквозь стекло.
Но рассветы от того жарче не стали
И закаты – полотна расплавленной стали
Не моим обогреты теплом…
Холодное озеро
Вот уж листья истлели, падая в озеро…
Почему, в самом деле, в озеро?
Почему не летят они стаями,
Хоть и хлопает ветер ставнями?
Хоть и мечется ветер пленником
По бесчисленным нашим улицам,
И огромным своим веником
Подметает с асфальта лужицы.
Почему, непонятно, тихо так
В самый ветреный день осени?
Почему не летят эти листья?
Не летят, а падают в озеро?
Пусть ещё холодней, пусть ветра горячей.
Запах листьев хранят ветви голые…
На размытый закатом степной ручей
Уронила луна голову…
И плывут по ночам медленно
Сквозь печальные сны осени
Листья жёлтые, листья медные
В голубое, холодное озеро.
В голубое, холодное озеро…
Не с тобой
Посреди стола камбала,
Сверху лампа свет сыплет в суп.
И гитара лепит не в лад,
Из подружки давит слезу.
Дрожь её залапанных плеч
Добавляет звона струне.
Ей уже не встать – только лечь,
Всё уже теперь только мне.
Я один, ты одна,
Пей ещё, пей до дна.
Там, на дне, в глубине
Утонула луна,
Под которой с другой,
С той другой, дорогой,
Не с тобой
Отгулял я сполна.
Катится мой камень с души.
Девочку прибьёт – помяну.
Я её купил за гроши
И ещё куплю не одну.
Вот она опять налила…
И теперь, хоть пой, хоть не пой,
Мой стакан всегда пополам,
С горем пополам. И с тобой.
Я один, ты одна,
Пей ещё, пей до дна.
Откуда я иду
Откуда я иду, куда, зачем и с кем,
Вне графиков и схем дорожного движенья?
И вопреки закону торможенья
Следов не оставляю на песке.
Кто к ней мне выбрал путь,
Но объяснить забыл, что второпях господь назначил ей другого?
Что душу ей моё не тронет слово,
А мне уже назад не повернуть.
Но кто я среди всех, случайных и чужих,
Идущих вслед за ней с настырностью убогой?
Мне б обойти её другой дорогой…
Но нет другой дороги, как на грех.
Игра воображения
Как странно это было, как смешно –
Игра воображения.
Я в зеркало глядел, но как в окно,
Не видя отражения.
А за окном шёл снег, снежинками звеня,
За звоном вслед бежал мальчишка по снегу.
И показалось мне, как будто это я
Из детства своего бегу.
О как давно, давным-давно
Тот дорогой мне снег растаял.
И как в кино, в немом кино
Мелькнули проводы его.
И город детства моего
На память долгую оставил
Мне только в прошлый мир окно
И снег. И больше ничего.
И грустно это было, как назло,
Прощальная истерика.
А всё, что показалось, уплыло,
Как талый лёд от берега.
И лет безумный бег я не остановлю,
И что ушло, никак не возвратить.
Но тот из детства снег я помню и люблю,
Как только я могу любить.
