Станислав Борисович Малозёмов
Разбежались линии руки
Политический больной
За страну я болею хронически
Без надежды на выздоровление.
Я тяжёлый больной политический
И страдаю от смелости мнения.
Я такое, бывает, подумаю!..
Хоть с повинной беги, куда следует.
Только вслух говорить, на беду мою,
Мне болезнь моя не советует.
Но с друзьями моими по смелости
Мы на кухне открыто встречаемся.
И своей политической зрелости
Друг от друга скрывать не пытаемся.
Ах ты, кухня, трибуна народная,
Без тебя бы совсем онемели мы.
Без тебя нашу смелость природную
Мы совсем растолкать не сумели бы.
Кроем правду мы все героически,
Кран на кухне открыв предварительно.
А вот это уж точно хронически,
А вот это совсем удивительно!
А сейчас это странно, тем более…
Кто же знал, что нам столько позволится?
Всё бунтую в кухонной неволе я.
И так хочется выйти, да колется.
Играй, баян!
Хоть и против вся родня –
Дело верное!
Что с того, что у меня
Ты не первая?
Не вторая к маме в дом
И не третия.
А смотрюсь с тобой орлом
На портрете я.
Ну, так я ж орел и есть –
Птица гордая.
И всегда найду, где сесть-
Место твердое.
А лечу, куда несет,
Крылья прочные.
И покуда вижу все -
Днем ли, ночью ли.
А уж как-нибудь потом,
В девять месяцев,
Что там будет – хоть потоп,
Все поместится!
Я б не жил с тобой ни дня,
Да сразу скажешь ли?
Мне ж нужна твоя родня,
Чтоб уважили!
Коли выбрали в мужья
– Все повязаны.
Мы с родней теперь одной
Водкой мазаны.
Узы брачные святы,
А ночка летняя.
Ох, не думай то, что ты
Не последняя!
Эх, играй, баян, играй,
Лей аккорды через край!
До костей моих гостей,
До нутра их пробирай!
Пробирай их до нутра,
Чтоб до самого утра,
Чтоб под «горько» да «ура»
Длился рай!
Катерина
Зимою за полночь с попутными не катит,
Такси меня боятся: им видней.
Я, что ни ночь, тащусь всегда от Кати,
И, что ни день, тащусь обратно к ней.
То прусь домой с тяжёлой арматурой,
Защитой т собак и от шпаны.
Я скоро стану волевой натурой
И буду знать, заем ношу штаны.
Ведь шастать ночью – тоже дело чести,
Угроблюсь сам – целее будешь ты!
А утром возвращаюсь – ты на месте,
А на подушке столько пустоты…
А помнишь, ты меня тогда обматерила,
Когда я взял на грудь три раза по ноль-пять.
Я встать тогда не мог с кровати, Катерина!
А ты меня: всё в бога, в душу, в мать…
Да так ругала, то ушёл я ночью
С тяжёлой арматурой на горбу?
И с той поры тебя я, между прочим,
И честь твою видать хотел в гробу!
Эх, что ж ты, Катерина, Так рано озверела?
Я ж уходить от бабы-то ночами не привык.
Ну, сбережёшь ты честь! Оно святое дело!
Так я с ночных прогулок уж скоро не мужик…
Уже весна, с попутными полегче,
Берут железный, не спросив, куда.
Да сам я стал уже заметно крепче,
Ну, крепче, чем Сталлоне да Ван Дамм.
Ношу я по привычке арматуру,
Но близится развязка… Что ловить?!
Я арматурой грохну тебя, дурру,
Чтоб честь твою навеки сохранить!
Одна на миллион
Я просыпаюсь от движения ключа
В несмазанном замке соседской двери.
Сосед девчонок водит по ночам,
Ему любая ночью честно верит,
Что дома у него полно конфет,
Что кофе лучше, чем в любом кафе,
И что как раз такая как она
На миллион встречается одна.
Она одна, но как всегда не та.
Но в этом горе нет его вины.
А есть мечта, высокая мечта,
Чтоб отпуск был подольше у жены
И я не сплю уже. Я думаю о нём.
Какая жизнь! Без промаха все ночи.
Ко мне ж никто не ходит даже днём,
И даже позвонить никто не хочет.
А может дело вовсе не во мне,
А дело, может быть, в моей жене.
Такая злая тётка как она
На миллион встречается одна
Она одна и уж давно не та.
Но в этом горе нет моей вины.
А есть мечта, высокая мечта,
Чтоб отпуск был скорее у жены.
Жить стало радостней, жить стало веселей,
Хоть женщины всё реже и капризней,
Я обновляю шкуру по весне
Как будто у меня пятнадцать жизней.
И в каждой у меня полно годов,
И я всегда как пионер готов.
Готов я ждать, что встретится она,
На миллион конечно же, одна.
Она одна, но вдруг опять не та!
Так в этом горе нет моей вины,
А есть мечта, высокая мечта.
Чтоб отпуск не кончался у жены…
Очень блатная песенка
Я не качался, не тянул, наколкой грудь не пачкал,
Не фраерился на бану, на шмарах не горел,
Не лез я в сламу к пахану и не косил на спячку,
И на паше поутру по полчаса не прел.
Меня глоты не гнали с нар и кум не пас напрасно,
Я у хозяина в шнырях, как сявка, не ходил,
Не жухал вяло после сна, не киксовал опасно
И на перо пока никто меня не посадил.
Я не щипач и не ширмач, по хазам не малинил,
Не марафетил мокрых ксив, барыг не почитал…
Вообще, детский врач в одной из поликлиник.
Я просто новый детектив недавно прочитал
Сезон охоты
Зовут её то Люся, то Наташа, то ли Маша.
Зовут её по-разному и разные, но вот
Зовут её не важно как, но вот, что очень важно:
Куда её, когда её и кто её зовёт.
Сезон охоты к перемене мест
Чужих квартир, кроватей и имён
Не кончится, пока не надоест.
Того, кто вас надкусит, но не ест,
Считать героем всех народов и времён.
Марину тянет к умным, благородным и богатым,
А к бедным и красивым хоть не тянет, но влечёт,
И просто таки тащит к бородатым и усатым
И к некрасивым тащит, но они уже не счёт.
А к лысым тянет Машу, Свету, Люсю и Наташу.
У Маши и Наташи – новый лысый каждый день.
И глушат они с лысыми портвейн за жизнь за нашу.
С портвейном жизнь такая, что забавней нет нигде.
Она влезала в платья раньше легче, чем сегодня,
Хоть стали платья шире, а проём дверной тесней.
Ну, на тебе! Чуть свистни, и сегодня, кто угодно,
Хоть лысый, хоть кудрявый неизбежно будет с ней.
Пусть умных разобрали, и хороших, и красивых,
Богатых тоже склеили заразы понаглей,
Но лысых точно хватит всем. Дай бог девчонкам силы!
А с лысыми и жить смешней, и по ночам светлей!
Долблю траншею
Долблю траншею во дворе я в январе.
Такой позор на все пятнадцать суток!
А рядом мент с макаром в кобуре
Мой скорбный труд достойно бережёт.
Смываю потом грязь с души, как суд решил,
За то, что стёкла бил на мерседесах
И на парковках ломиком крушил
"лэндкрузеры", "линкольны" и "пежо" .
Ну, где они воруют, гады, бабки?
Ведь вроде ж всё украдено до нас.
Я гулькин хрен храню в надёжном банке,
Я заложил в ломбард кота по пьянке
И стул мо нехороший через раз.
И зло берёт, и жаба душит душу,
И стул неважный, стол вообще плохой,
Диван торчит пружинами наружу,
На нём жена давно со мной не дружит
И мучает меня вопрос такой:
Ну, где они воруют, гады, бабки?
Ведь вроде ж всё украдено до нас?
Я гулькин хрен храню в надёжном банке,
Я заложил в ломбард кота по пьянке
И стул мой нехороший через раз!
Да разве ж я противник мерседесов?
Я даже как-то чей-то "лексус" мыл.
Но нет прогресса в сфере интереса:
Я на мопед копил, но не купил.
Возможно, пью я больше нормы пива,
А сдать бутылки – целый год пройдёт.
И вот гляжу я неприлично криво
На скромных обладателей "тойот".
Имею ломик, фомку, арматуру
И стёкла бью, пока не взяли, всласть.
Рождая уходящую натуру,
Считаю, жизнь покуда удалась.
Долблю траншею во дворе я в январе.
Такой позор на все пятнадцать суток!
Мой честный мент с макаром в кобуре
На "лексусе" своём меня привёз.
А мимо нас плывут с понтами «хаммера»,
Вон «бумер» чёрный мимо бог пронёс…
Мне, в общем-то, не надо ничего,
Но мучает меня такой вопрос:
Ну, где они, воруют, гады, бабки,
Ведь вроде всё ж украдено до нас?
Я гулькин хрен храню в надёжном банке,
На этот хрен не купишь даже санки!
И стул мой нехороший через раз…
