Станислав Борисович Малозёмов
Разбежались линии руки
Ах ты, женщина моя!
Я ночевать в субботу только к ней,
Она мой долгожданный выходной.
За пять моих дурных рабочих дней
В субботу отдуваться ей одной.
У ней закуски в доме на сто лет,
И, уходя, сухим пайком беру
Я всё, что остаётся на столе
От ночи нашей бешеной к утру.
Ах ты, женщина моя, жаль, что временная!
Всё равно к тебе попал своевременно я.
Ведь покуда ты, любимая, есть,
Есть мне, где попить, поспать и поесть.
Вон грудь торчит из кофты за три штуки,
Ты вся такая: хочешь, падай, можешь, стой…
А где ещё найдёшь такие руки?
На каждом пальце перстенёк,
А я рабочий паренёк –
Фуфайка, майка да карман пустой.
Она – в СП бухгалтером, а мне
Зарплаты не хватает ни хрена.
Любовь у нас без вздохов при луне.
Сдалась мне эта чёртова луна.
Вчера поел у ней: ни охнуть-ни вздохнуть.
Красиво жить никто не запретит.
Любовь, она пройдёт когда-нибудь,
Пусть только не проходит аппетит!
Зачем я только нужен ей – не знаю,
Но, как всегда, в субботу, холостой
Жене своей с едой я изменяю.
Кому любовь, а мне паёк,
Ведь я рабочий паренёк,
Фуфайка-майка да карман пустой
Жизнь моя дешёвая
Я иду по городу
И пою,
Воспеваю гордо я
Жизнь свою.
От машин до творога
Всё мне в жизни дорого
И за это я люблю её,
Милую.
Дорогая моя, жизнь моя дешёвая,
Я костюмчик куплю, если накоплю.
Приодену тебя, чтоб была как новая.
Ну, а новую жизнь я не разлюблю.
Нет без денег роздыху –
Не беда!
Есть вон маленько воздуху
И вода.
Если пить тихонечко
И дышать легонечко,
То до смерти не помрём уже
Никогда.
Ты, моя хорошая,
Не горюй,
Что к тебе желанием
Не горю.
Вот скоплю наличные
На дела на личные,
И смешную свою жизнь тебе
Подарю!
Передовик
Я не пью вообще ни грамма,
Чтоб проспать – да не дай бог!
Просыпаюсь утром рано,
Хрясь сметаны три стакана
Да скорее за порог.
Нюрка с тёщей спят не чутко,
Хоть бульдозером дави!
Эх, была б одна минутка,
Я б обнял тебя, Анютка,
Но мне нельзя, ведь труд не шутка.
А я в труде – передовик.
Раньше всех бегу я утром к гаражу,
Именной свой трактор ловко завожу
На Доску Почёта мельком погляжу
Да скорее в поле на межу.
Эх, гаечки, вы болтики, цепная передача,
Система подвесная да безотвальный плуг!
Пускай там Нюрка с тёщей ревнуют или плачут,
Но мне родимый трактор жена, и брат, и друг.
Трясусь я, пыль глотаю, с гектара полкило,
Рекорд у нас в бригаде – килограмм.
Пашу, но как всегда меня в раздумье повело,
В котором смех и слёзы пополам.
Нет, ну надо ж, в Минсельхозе-то ушами промахали,
Позволили настроить городов невпроворот.
Мы б лучше города эти насквозь перепахали
Под просо с кукурузой, под сад и огород.
А то земля пустует вон, придавлена бетоном,
Кругом одни музеи, театров штук по пять.
Мы как-то толковали тут вот с нашим агрономом,
Он так на них ругался, аж страшно рассказать!
Нет, правда, поглядите, театр Юный зритель
Гектар почти что занял, и ты его не трожь.
Не, вы его снесите, гектар перепашите,
Капусту вон посадите или пли посейте рожь.
Всю жизнь народ скучает по бананам.
Из Африки такую дрянь вози!..
А выход есть: уже давно пора нам
Снести с десяток крупных ресторанов
И супер-пупер маркет магазин.
Особое же зло библиотеки представляют,
От книжек пыли, как и на меже
Пустить под пашню место то, что книжки занимают,
Редиской завалились бы уже!
Мне этот город только покажи!
Я ж, блин, ни разу не был в нём с рожденья.
Но часто снятся эти этажи,
Музеи, рестораны, гаражи,
Как мрачное ночное наваждение.
Эх, мало нас ещё на тракторах!
На трактор гнать и молодых, и старых!
Я лично жизнь считаю не в годах,
А строго в перепаханных гектарах.
Паспорт
Я из широких штанин достаю
Гордость свою и надежду свою,
Силы, достоинства эквивалент,
Самый увесистый мой аргумент.
Мой краснокожий, красивый, большой,
Сделанный прочно, надёжно, с душой,
Годный ещё лет на двадцать вперёд,
Чистый такой, просто зависть берёт.
Всюду ношу драгоценность свою,
В руки чужие его не даю.
И не позволю теперь никому
Даже на миг прикоснуться к нему.
Как же он долго без дела лежал!
Сам я в руках его редко держал.
Паспорт, мой паспорт, теперь без него
Я просто никто, никогда, ничего.
И достаю из широких штанин
Паспорт, когда подтвержденья нужны.
Вот! Вы не верите? Я гражданин
Нашей счастливой страны!
Правда жизни
Я правду жизни черпаю из прессы
И с радостью читаю, например,
Что запад скоро доконают стрессы –
Продукт их слишком шустрой ИТР.
Глядеть противно, что у них творится
Сплошное ожирение у них.
Я ж в нашей прессе вижу ихи лица:
Ну, там вапще кошмар – на психе псих.
Там психи все и все друг другу волки
На бургер доллар сроду не займут.
Зато, смотри, какие кривотолки
Про нашу жизнь хорошую плетут
Мол, всем нам тут на водку не хватает,
А на закуску вовсе денег нет,
Зарплата на квартплату улетает,
На спички, соль да хлеб. Такой вот бред!
У них о нас ни строчки в интернете,
А с телевизора всё гадость говорят.
И вруг они про нас в любой газете,
И слухам верят, гады, всем подряд.
Но верить надо прессе только нашей.
У нас никто не курит и не пьёт.
А каждый только сеет, жнёт и пашет
И на гора стране угля даёт.
Мы все в полях, на тракторах и жатках
Растим пшеницу с просом круглый год.
Нам пять минут терять на водку жалко:
Кто плавит сталь, кто мелет, кто куёт.
И на кого ни глянь – вся грудь в медалях,
В кого ни плюнь – на каждом ордена.
На западе такого не видали.
Любую взять страну – не та страна.
А наша нас и любит, и лелеет,
И за любовь не просит ни гроша.
Весь наш народ от счастья просто млеет.
Так пишет пресса, добрая душа.
И я правду жизни черпаю из прессы.
Живём мы все прекрасно без прикрас
Пахать и сеять – наши интересы,
А больше интересов нет у нас.
Живём мы от получки до получки.
Нам их дают в любые времена.
А то, что где-то там живут получше,
Так это нам не надо ни хрена.
Запойная
Всю неделю я деньги свои пропивал.
Я гудел, я тащился и кайфовал
И с дивана сползал, а обратно не мог
И гулял по квартире на всём кроме ног.
Бился всем обо всё, остальным об себя.
Сколько, гадство, в квартире предметов!
Что на всё натыкался, так это судьба
И дурная зараза при этом.
До двери доползу да замок погрызу,
Перекрыли мне доступ до воли.
И водяру как курице корм привезут
По часам, что обидно до боли.
Ох, не лезет, зараза. Не лезет, не прёт.
Весь навыверт, как в стирке рубаха.
А рука, хоть танцует, но всё же берёт
Провонявшую водкой рюмаху.
Что там завтра? Какой уже стукнул денёк?
И денёк вообще, не иначе?
Для чего ж я , зараза, заначку берёг,
Если сам позабыл, где заначил?
Утро пахнешь одним – сигаретной трухой
И носками, не снятыми к ночи.
Да не первую ночь, вот и запах плохой
И носки не причём, между прочим.
Этот запах поганый идёт из души
И плюёшь, задыхаясь, а дышишь.
Вот попробуй, кто хошь, мою жизнь опиши.
Вот те хрен, вот те два, – не опишешь.
О любви
О любви опять на ветке птичка верещит,
А окном резвятся девки, душу теребя.
Эх, успеть бы до субботы выдавить прыщи,
Чтоб красивым появиться в доме у тебя.
Третий день дурное сердце рвётся от тоски…
Говорят, любовь бывает в жизни только раз.
Эх, успеть бы до субботы выстирать носки,
Потому что разуваться принято у вас.
Эх, любовь моя шальная – дым да суета!
За тебя готов я днём и ночью воевать.
Удалить бы мне к субботе запах изо рта,
Чтобы мог тебя спокойно я поцеловать.
Всё равно ж пойдём по жизни рядом мы с тобой.
Пусть любовь оберегает нас всегда в пути!
Только б кончился к субботе у меня запой,
Потому что очень трудно пьяному идти.
Мне любовь моя поможет всё преодолеть.
Только вспомню про тебя я, враз бросает в дрожь.
Перестать бы мне к субботе сильно так потеть,
И приличней жениха ты сроду не найдёшь!
Влюблённый импотент
Месть! Страшная месть!
Основания есть, есть у меня.
Жисть! Хошь ты в ямку ложись,
Хошь верёвкой вяжись,
Жисть у меня…
Она загуляла, запила,
Про меня позабыла
Совсем…
И всем, детям даже
Грозит, что расскажет, что я импотент.
А я без неё, как без хлеба,
Без неё, как без неба,
На земле журавель…
Теперь отомстить мне всем там бы,
Всем, кто не импотенты.
Только чем отомщу я теперь?
Всё естественно
Всё естественно в природе,
Не в ней места чудесам.
Растворился я в народе,
Где я есть, не знаю сам.
То ли в очереди сгинул,
То ль в больнице жертвой пал,
То ли больше нормы принял,
Прикорнул и всё проспал.
Вон товарищ млеет в кресле,
Слово ценное жуя.
Как бы клёво было б если
Тем товарищем был я.
Я бы тоже постарался
Нагулять и рост, и вес.
И тогда б не потерялся,
Не пропал и не исчез.
Почему ж я не начальник,
Не таксист, не продавец,
Не посол черезвычайный,
Не гаишник, наконец?
И с кого мне стричь купоны,
Если все стригут с меня?
И хорошие законы
От Закона их хранят.
А всё чего-то происходит
На земле да на воде.
Я пока не помер, вроде,
Только нет меня в природе,
Нет вообще меня нигде.
Он не танцует
Чего же, говорит, ты не танцуешь,
Чего же ты песен не поёшь, не воешь?
Чего же, говорит, ты любишь
Чего же, говорит, ты хочешь?
Какую же тебе подругу,
Кого позвать на завтра в гости?
Какую хочешь слушать ругань,
И чьи ломать по пьяне кости?
И, может, говорит, на праздник
Ты не найдёшь себе получше.
Скажи: меня забудешь разве?
Всё, что захочешь, ты получишь.
И, может, говорит, ты сможешь
Меня любить не только в этот вечер?
И, может, говорит, я тоже
И, очень вероятно, вечно.
А я сижу, как прежде, не танцую.
И песни застревают в глотке.
Я вовсе не хочу другую –
Мне просто очень мало водки!
И где-то тихо шепчет разум:
Уйти пора, уйти туда, где лучше.
И я уйду. Но я уйду не сразу.
На всякий случай, на всякий случай…
Слышь, мать!
Обещал тебе не врать, мать?
Вот клялся я тебе не врать, мать?
И сегодняшнего дня, мать,
Я не помню, как меня звать.
Я последняя свинья, мать,
Рожа наглая моя, мать.
Вот ложусь опять в кровать, мать,
Но ведь вряд ли я смогу спать.
А потому что на душе-то клин:
Да что ж я, мать, тебе всё вру, блин!
Ведь по правде-то сказать, мать,
Ну, не хочу тебе совсем врать.
Ну, и ты ж меня пойми, мать,
Если всё тебе, как есть, сдать,
Так ты же первая сама, мать,
Не поверишь мне опять, твою мать!
А как снова я совру, мать,
Что ж опять мне от тебя ждать?
Кто ж я буду для тебя, мать,
Если я не прекращу врать?
И вот лежу, а на душе-то клин…
Да что ж я, мать, тебе всё вру, блин?!
Да чем так жить, мать, удавлюсь к утру!
Испугалась? Ладно, спи. Вру.
Революционная
Лейтесь песней три аккорда!
Я звучу сегодня гордо!
Был вчера второго сорта, а проснулся первачом.
Век свободы не видали. Слава богу, волю дали
И послали к светлой дали с обновлённым кумачом.
Как в семнадцатом году,
Шаг печатая иду,
Повторяя на ходу резолюцию,
Что назрел момент:
Через семьдесят лет
Надо делать опять революцию.
Потому что нам опять
Больше нечего терять,
Даже собственных цепей не имеется.
И как в прошлый раз
На сознательность масс
Государство родное надеется.
Мы не винтики в машине,
Будет так, как мы решили.
Старый мир до основанья раздолбать нам не впервой.
В этом мы давно не дети,
Раздолбаем всё на свете,
Кто рабочими руками.
Кто ученой головой.
Мы не ходим больше строем,
Не гордимся нашим строем.
Мы наш новый мир построим,
Было б только из чего.
Доведём до развитого,
До великого, святого,
А когда поросят снова,
Раздолбаем и его.
Прости, маманя
Прости, маманя, дурака,
Влюбился в тёлку из комка,
Хоть обходил я тот комок,
Как только мог.
Но там не баба, а магнит.
Гляжу, и всё торчком стоит –
И воротник, и на макушке хохолок.
Эх, судьба, моя судьба, меня погладь.
Эх, судьба, меня, судьба, не губи!
Как влюблюсь, так обязательно в б…,
Хоть, ей-богу, век живи – не люби.
А у неё, что есть в комке,
То липнет к тёпленькой руке.
И фраерок один прилип на БМВе.
Куда там мне на москвиче,
С блатной наколкой на плече,
Да с ветерком в маленько лысой голове.
Вот как бы был бы я ментом,
Так стал бы первым ей кентом.
Одна фуражка, блин, да пушка на ремне.
Да под такой крутой прикид
Пускай хоть всё огнём горит,
А повлечёт её, кудрявую, ко мне.
Но я ж не мент, я мелкий вор,
По нашим временам позор.
Уже седой, а стаж пять лет квартирных краж.
Да десять лет на кичманах
И лейблов нету на штанах
И вообще не для романов антураж.
А тёлка сладкая в комке
И с бриллиантом на руке.
И хоть клеймо, конечно, некуда лепить
Влюбился, гадство, хоть топись.
Ну что за сука, эта жизнь?
Спасибо, сердце, что умеешь так любить!
