Селянки сняли бельё с верёвок, загнали детвору домой. И в ожидании мужей принялись штопать носки и штаны, поглядывая в окна, затянутые осенними сумерками.
Тишину нарушил гул моторов. Хозяйки бросили шитьё и высыпали на улицу. Искупительные машины? Неужели снова начались чистки? Из-за поворота появился грузовик. Подпрыгивая в кузове и хватаясь за борта, местный страж порядка просил односельчан собраться перед зданием сельского Совета.
Вымощенную брусчаткой площадь окружали старинные двухэтажные дома. Раньше там жили климы. После их ссылки в резервацию одно здание отдали под гостиницу, второе занял банк. Два дома оккупировали бедняки и за двадцать лет превратили их в обшарпанные строения, из которых днём неслись песни, а ночью – брань и плач.
В здании из красного камня иногда собирался сельский Совет, но в действительности он ничего не решал. Тех денег, что выделяли из казны на нужды посёлка, едва хватало на жалование чиновникам. Они вели учёт родившихся и умерших, отправленных в искупительные поселения и вернувшихся на волю. Считали тех, кто работает, кто непонятно чем живёт и непонятно как выживает.
В свете потускневших от нагара фонарей топтались рабочие песчаного карьера и дорожные строители. Они не успели заскочить домой, утолить жажду и смыть пот. Незнакомые стражи встретили трудяг на окраине посёлка и отвели на площадь.
Староста шептался с помощниками. Прижимая руки к груди, бабы неотрывно смотрели на мужиков, а мужики с опаской озирались. От сходки никто не ждал хорошего. От хорошего их отучили.
Посреди площади стражи соорудили из столов помост и помогли забраться наверх черноволосой молодой женщине. Рядом с ней встал человек в деловом костюме. Женщина заметно волновалась: покусывая губы, глядела себе под ноги и крутила пуговицу на лифе простенького платья. Её приятель, одетый с иголочки, держался с достоинством, присущим людям благородных кровей.
– Спасибо, что пришли, – произнёс дворянин. – Мы постараемся вас долго не задерживать.
Толпа выдохнула и расслабилась. Перед тем как загрести провинившихся селян в искупительное поселение, с ними не разговаривали, а просто выкрикивали имена.
Усмехаясь, мужики почесали затылки. Раньше вместо стражей приезжала когорта надзирателей. Улицу перекрывали «искупилки», а не грузовики. Какие же они глупцы! Не сообразили сразу, надумали чёрт-те что.
– Я граф Исаноха, советник его величества Адэра Карро, – представился дворянин и посмотрел на свою спутницу. – А это…
Она подняла голову:
– Меня зовут Малика.
Советник прокашлялся в кулак:
– Мы едем в резервацию климов. И подумали: вдруг кто-то из вас хочет проведать своих друзей. – Указал на грузовики. – Транспорт есть. Староста объяснит вашему начальству, почему вы не вышли на работу.
Толпа молчала.
– Каждый третий дом в вашем посёлке когда-то принадлежал климам, – продолжил советник. – Неужели никто не соскучился по бывшим соседям? Законом не запрещено посещать резервации. Вы этого не знали?
– Что мы у них забыли? – прозвучало из толпы.
– Начальник заплатит мне за прогулы?
– В дороге будут кормить?
– Выдадут сухим пайком, оденут и обуют, – ответил какой-то остряк.
Толпа развеселилась, загомонила.
– Им там и место! – крикнул кто-то, и толпа умолкла.
– Среди вас есть бывшие жёны, мужья и соседи климов, – проговорила Малика. – Чего нельзя сказать о детях и внуках. Не бывает бывших детей. И бывших внуков не бывает. Так получилось, что жизнь вас раскидала. Вы не в силах изменить прошлое, но можете изменить будущее. Моя мать моруна, мой отец ориент. Если бы нас разделила не смерть, а какая-то черта на земле, я бы перешагнула её, не задумываясь. Я бы поклонилась им до земли и попросила прощения за то, что не пришла раньше. И мне всё равно, какие ошибки они сделали в прошлом.
Селяне зашушукались.
Вскинув руку, Малика указала на уличный фонарь:
– Свет должен противостоять темноте, иначе не будет света. Любовь должна противостоять ненависти и безразличию, иначе не будет любви. Я знаю, вы поедете со мной, потому что каждый день вы вспоминаете тех, кого потеряли. Вы поедете, потому что каждый вечер смотрите в тёмные окна их домов, и ваша душа страдает. Вы поедете, потому что любите их. Потому что вы люди, а не бессердечные твари.
Мужик в залатанной рубахе пробил локтями путь через сборище:
– Я поеду.
На него сзади зашикали.
Он повернулся к селянам лицом:
– А ты, Тропо, поедешь? Нет? Неужто на сына не хочешь глянуть?
– Нужен я ему.
– А он тебе?.. А ты, Лусия? Если бы не тётка Тана с пирожками и вареньем, твои бы дети с голоду померли, а внуки не воровали у меня малину.
– Да подавись ты своей малиной, – прозвучал женский голос.
– А не буду давиться. Я дарю её твоим переросткам. Пусть трескают в память о тётке Тане.
Малика спустилась с возвышения, отошла к грузовику и села на подножку. Вскоре к ней присоединился Исаноха. Прислушиваясь к гулу толпы, принялся ходить взад-вперёд.
– Глупая затея.
– Если поедет хотя бы один человек – это уже победа, – возразила Малика.
– Почему это надо делать сейчас? Давай дождёмся отмены резерваций. Тогда народ откликнется охотнее.
– Вы не понимаете, да?
Исаноха покачал головой:
– Не понимаю.
– Представьте искупленца, к которому никто не приезжает на свидания. Даже писем никто ему не пишет. С какими мыслями он выйдет на свободу?.. Я хочу, чтобы климы знали, что их помнят, любят и ждут.
Исаноха сел рядом с Маликой, вытащил из кармана лист бумаги:
– Давай пересмотрим список.
– Зачем?
– На сборы и разговоры уходит слишком много времени. Я думал, будет быстрее. Приехали, выступили, уехали. Но сидеть и слушать, как они грызутся, – выше моих сил. И это только первый посёлок из девяти. Когда мы вернёмся в замок? Через неделю? Через две?
– Да хоть через месяц.
Исаноха спрятал список в карман:
– С правителем будешь объясняться сама.
К грузовику подошёл местный страж. Поправил на плече вещевой мешок:
– Народ боится, что вы завезёте нас в резервацию и бросите. Говорят, что так вы вылавливаете полуклимов.
Малика посмотрела на него исподлобья:
– Уговаривать и убеждать никого не стану.
– Как понадоблюсь, будите, – произнёс страж и забрался в кузов.
Машины покинули посёлок глубокой ночью. Сидя в автомобиле охраны, Малика оглянулась на тарахтящие грузовики. В одном из них ехали восемь человек. Восемь – из двух тысяч.
Чем ближе к резервации подъезжала колонна, тем больше было желающих повидаться с климами. Не последнюю роль в этом сыграли селяне, наблюдающие из грузовиков за сходками. Поглядывая на них, мужики и бабы думали: «Они же едут. Чего бояться?» Исаноха посетовал на свою несообразительность: надо было с самого начала усадить в кузов подставных людей. Малика ответила: «Всё должно быть честно».
В последнем посёлке возле грузовиков образовалась давка. Те, кому не хватило места, передавали родным записки и подарки: отрезы материи, садовый инвентарь, посуду, канистры с керосином. Кто-то умудрился закрепить снаружи кузова два велосипеда.
Наконец машины выехали на тезарскую трассу. Час назад путники чихали от пыли, плевались и, подпрыгивая на кочках, смеялись от души. Теперь притихли. Как объяснить своим близким двадцать лет молчания?
Колонна свернула с дороги, проехала по мосту на другой берег неторопливой реки и покатила через луг, придавливая колёсами порыжелую траву. Впереди виднелся лес, слева желтели стога соломы, справа шелестела листвой роща. Ясени сочно-зелёные, словно в округе хозяйничала весна. Пёстрые вкрапления в кронах других деревьев напоминали об осени.
– Мы уже в резервации? – тихо спросила Малика, провожая взглядом клин журавлей.
– Да, в Зелейнограде, – ответил Мебо.
– Успеем приехать в конечный пункт до заката? – послышался с заднего сиденья голос Исанохи.
– Должны успеть, – откликнулся Мебо и нажал на педаль газа.
Малика посмотрела в боковое зеркало. Грузовики не отставали от машины охраны. Люди едут к родным, а она? Она едет к потомкам тех, кто убивал её сестёр, истинных хозяек земель. Поверив ложным обвинениям, в охоте на морун изощрялась вся страна.
От мысли, что за тем лесом поле, за полем горный кряж, а там до высохшего русла реки, названного долиной Печали, рукой подать, колотилось сердце. Что или кто ей мешает отправиться на родину, где она появилась на свет, где находится могила её отца? Вернуться бы к сёстрам – и пусть горит Порубежье ярким пламенем.
Машины обогнули рощу и поехали по просёлочной дороге, проложенной между скошенным полем и яблоневым садом. Сквозь ветви, склонённые к земле под тяжестью густо-красных плодов, просматривались люди в светлых одеждах и соломенных шляпах.
Путники вскочили на ноги, принялись стучать по крышам кабин, прося остановить грузовики, заорали во всё горло, засвистели. Из сада хлынули климы.
– Едем, – приказал Исаноха.
Мебо высунул руку из окна и дал водителям знак продолжать движение. Климы кинулись следом.
За садом оказался посёлок. Вереница машин катила по улице. Путники выкрикивали имена и фамилии. Из домов выбегали люди – стар и млад.
Исаноха приказал остановиться и вместе со стражами выбрался из автомобиля. Малика вжалась в уголок, прильнула лбом к прохладному стеклу. Прислушалась к себе. Внутри пусто. А вокруг кричали, плакали и смеялись.
Из калитки появился старик. Пошатнулся. Вцепился в низкий заборчик. К нему медленно двинулась девушка, будто шла она не по тропинке, а по тонкому льду. Замерла. Что-то сказала и вдруг рухнула на колени. Клим обхватил ладонями её лицо и в голос разрыдался.
Малика отвернулась. Её никто так не встретит. Кроме Муна, она никому не нужна. И в землях морун её не ждут. Вилару скоро надоест стучаться в закрытые двери, и он станет нашёптывать свои стишки другим девицам. Адэру на неё плевать. А значит, путь, по которому она идёт, – единственно верный.
Стражи и Исаноха вернулись в машину.
– Не ожидал, что их так примут, – произнёс советник озадаченно. – Даже меня пригласили в гости.
– Один грузовик оставим здесь, – предложил Мебо. – Послезавтра утром он привезёт людей в ближайший к границе посёлок.
– Узнал, кто теперь старейшина Зелейнограда? – спросила Малика, поправляя узел волос на затылке.
– Его ещё не выбрали. Вместо него Валиан.
– Это тот, у кого вы гостили?
Мебо кивнул и завёл двигатель.
– Подожди, – попросила Малика. Покинув салон, побрела по улице, всматриваясь в заплаканные, счастливые лица. Охватила взглядом тех, кто стоял в обнимку с родными, и тех, кто нетерпеливо топтался в кузовах грузовиков. И произнесла громко: – Этот день подарил вам Адэр Карро. Он не забыл вас. Сердцем и в мыслях он с вами. Не за горами то время, когда перед климами откроются все дороги Грасс-Дэмора. Вас помнят, любят и очень ждут.
Вечером автомобиль охраны и последний грузовик добрались до посёлка, в котором почти месяц жили Адэр и Мебо. Здесь, как и во всём Зелейнограде, были готовы к приезду гостей: всадники быстро разнесли новость по землям климов.
Определив водителя грузовика на ночлег, Мебо повёл машину по крайней улице и остановился перед старой бревенчатой постройкой:
– Здесь нет постоялого двора. Я приглашаю вас к себе. Дом пустовал восемь лет, не обессудьте за неудобства.
В чистых и пустых комнатах пахло прогнившими досками. Малика открыла окна. Мебо и Ютал, страж сельской наружности, принесли из машины котомку с провизией, притащили из чулана табуреты и керосиновую лампу, спустили с чердака два стареньких матраца, подушки и тюк одеял.
Придвинув табуреты к окну, Малика и её спутники уселись ужинать. Ели молча, прислушиваясь к доносящимся с улицы голосам и смеху. Тренькали переливчатые звоночки (велосипеды наконец-то нашли своих хозяев).
В дверь постучали.
На лице Мебо заиграли желваки.
– Это Валиан. Я выйду.
Через пару минут он вернулся с долговязым пожилым человеком. Короткие волосы топорщились на висках и затылке. Под косовороткой угадывалось не по возрасту мускулистое тело. В ярко-зелёных глазах застыла настороженность.
Незнакомец приложил ладонь к груди и отвесил поклон:
– Меня зовут Валиан. Я временно исполняю обязанности старейшины резервации климов.
Исаноха и Малика представились, причём Малика назвала только имя, опустив должность.
– Я хотел предложить вам остановиться у меня, – продолжил Валиан. – Дом хороший, места много. Моя жена Разана вкусно готовит. Мебо сказал, что вы не согласитесь. А я всё равно вас приглашаю. Разана как раз поставила пироги в печку.
– Спасибо за приглашение, но я очень устала, – проговорила Малика.
– А я пойду, – отозвался Исаноха. – Хочу с вами побеседовать.
Когда Валиан и Исаноха удалились, Мебо кивнул приятелю:
– Ютал, проследи, чтобы советник ничего не ел и не пил.
Малика проводила Ютала взглядом и с сомнением заметила:
– Валиан не будет рисковать.
Мебо покачал головой:
– Я хоть и клим… наполовину, но своему народу не доверяю.
– Интересно, Валиан догадался, что у него гостил правитель?
– Нет.
– Уверен?
– Уверен.
Малика посмотрела в окно. На улице ещё не стемнело, а на небо уже выползла полупрозрачная луна.
– Я хочу встретиться с Тивазом.
– Он же ничего не помнит, – откликнулся Мебо.
– Я должна с ним встретиться. Завтра. Хорошо?
– Попробую переговорить с его дочкой.
– И дочка пусть придёт.
Мебо кивнул и принялся складывать остатки еды в котомку.
Исаноха вернулся на удивление быстро. Положил на табурет стопку постельного белья и коротко поведал о беседе: Валиан уклонялся от ответов на вопросы и постоянно рассыпался в благодарностях, хотя в его тоне и взглядах сквозило упёртое недоверие.
Мебо постелил Малике в дальней комнате, хотел закрыть рамы, но она воспротивилась:
– Очень душно. Я не смогу уснуть.
Сон не шёл. Заложив руки за голову, Малика смотрела в потолок. Последние ночи выдались на удивление спокойными, будто Адэр решил пощадить её и на время отказался от любовных утех. Малике бы выспаться, набраться сил перед тяжёлым днём, а драгоценные часы покоя, как назло, тратились на бесконечные раздумья.
Малика повернулась на бок, подмостила под щёку ладони. Ветерок вносил в комнату запахи плодоносной осени. В окно заглядывала спелая, как айва, луна.
Где-то ухнула сова. Залаяла собака. И опять всё затихло. Стискивая на груди ночную рубашку, Малика подошла к окну. В лунном свете серебрился поросший бурьяном огород. Ветки деревьев и кустов опутывала блестящая паутина. На фоне дощатого сарая темнел силуэт долговязого человека.
– Валиан?
– Да, Малика, это я.
– Давно ждёшь?
– Давно.
– Почему не позвал?
– Не хотел будить стражей.
Малика надела платье и на цыпочках подошла к дверному проёму. Поперёк выхода из комнаты спал Мебо. Ютал, наверное, улёгся в прихожей или на крыльце.
Малика вернулась к окну, забралась на подоконник. Валиан помог ей спуститься на землю. Они обогнули сарай и притаились с его тёмной стороны.
– Зачем пришёл, Валиан?
Старейшина шаркнул босой ногой по сухой траве:
– Хотел спросить. К чему этот спектакль?
– Какой спектакль, Валиан?
– Зачем приехали эти люди?
– Они соскучились.
– Да неужто?
– Ты не веришь?
– Они вытоптали наши поля, вырубили наши сады, заняли наши дома. Они обворовывали и избивали наших братьев и сестёр, когда те пытались хоть что-то продать на их рынках. А теперь соскучились?
– Нельзя, Валиан, жить прошлым.
– А как? Скажи, как нам жить по-другому?
– Вспоминать о хорошем, думать о будущем и творить добро.
Потирая подбородок, Валиан посмотрел по сторонам:
– Знаем, знаем. Падут стены, откроются двери…
– Только не связывай моё появление с пророчеством Странника.
– Тогда почему ты здесь?
– Я… – Малика замялась. – Я тайный советник правителя.
Валиан склонил голову к плечу:
– Вон оно как! Теперь будешь пудрить ему мозги, как твоя сестра по крови пудрила Зервану?
Малика вздёрнула подбородок:
– Валиан! Я не позволю тебе говорить о морунах плохо!
– Я буду говорить то, что думаю. Такая, как ты, забрала моего единственного сына. Мы работали с ним на поле. Первый раз она забрела случайно, а потом зачастила: то компот принесёт, то пироги, и всё сказками нас кормила, как же у них хорошо. А потом он отдал мне серп и утопал за ней.
– И ты его больше не видел?
– Видел. Он пришёл похвастаться, что у него родилась дочка. Ещё одно бесовское отродье.
– Валиан!
– Мы закрыли его в этом самом сарае. Окно заколотили, на двери замок навесили. Месяц держали, думали, очухается. А он перестал есть и пить. Последние дни ползал на четвереньках и выл, как ваши моранды. – Валиан сплюнул на землю. – С вашими чарами бороться бесполезно.
– Вы его отпустили?
– А что нам оставалось?
Малика прикоснулась к локтю старейшины:
– Валиан, что бы я ни сказала, ты не поверишь.
Он отшатнулся от неё как от огня:
– Пока моруны не вернут мне сына, пока вы не вернёте всех наших сыновей, мы будем лишать памяти всякого, кто ступит на наши земли. Такое наше решение.
– Ты этого не сделаешь!
Старейшина глухо рассмеялся и пошёл прочь.
– Валиан! – Малика догнала его, схватила за рукав. – Давай поговорим!
Он резко развернулся:
– Отвали! – И толкнул её со всей силы.
Малика налетела на стену сарая и охнула: что-то воткнулось в спину чуть ниже лопатки. Глядя на удаляющийся силуэт, хватала ртом воздух. Хотела крикнуть – из груди вырвался хрип. Всем телом потянулась вперёд. То, что вонзилось в спину, не отпускало. Перед глазами запрыгали звёзды.
Малика царапала ногтями доски, боясь потерять связь с реальностью. Смотрела на серебристый бурьян и чувствовала, как промокает сзади платье.
Небо посветлело, заросли порыжели. Кроны деревьев казались хрустальными.
– Малика! – донёсся голос.
– Мебо, – прошептала она.
– Малика, вы где? – прозвучало чуть ближе.
Она всхлипнула:
– Здесь… Мебо…
Страж возник из-за угла сарая:
– Вы нас напугали. Мы с ног сбились.
– Мебо.
– Что вы здесь делаете?
Малика уронила голову на грудь:
– Я зацепилась.
Придерживая её за плечи, Мебо заглянул ей за спину:
– Боже, Малика, не шевелитесь.
Побежал к дому. Вернулся с Юталом.
– Крюк мог задеть лёгкое, – сказал Ютал, поелозив рукой по спине Малики. Вытер о штаны окровавленную ладонь. – Откуда он взялся?
– Мать на нём вялила мясо, – ответил Мебо.
– Крюк ржавый. – Ютал выругался отборными словами.
– На весу не снять. Да?
– Снимать нельзя. Только хуже сделаем. В посёлке есть врач?
– Тут все врачи.
– Неси чем можно выкрутить шуруп, – велел Ютал. – И позови ещё кого-нибудь.
– Никто не должен знать, – прошептала Малика, глядя сквозь кроны деревьев на прозрачное солнце.
Всё смешалось: голоса стражей и советника (а он откуда взялся?), скрип доски за спиной, скрежет металла. Малика не чувствовала боли. Кружилась голова, и было нестерпимо холодно.
Наконец она оторвалась от стены и повалилась на Ютала. Он подхватил её под мышки:
– Я отнесу тебя к врачу. Старайся держать спину ровно.
Малика уткнулась лбом ему в плечо:
– Не надо к врачу.
– У тебя в спине крюк. Нужен врач. Лекарства нужны.
– Я испорчу людям праздник. Мебо сам вытащит.
– Я не умею, – пробормотал Мебо.
– Поехали в замок, – предложил Исаноха.
– Не говорите ерунду! – взвился Ютал. – Дорога дальняя. А вдруг началось заражение?
Исаноха притронулся к щеке Малики:
– Только не умирай, слышишь? Правитель меня убьёт.
– К Валиану, – прошептала она. – Чтобы меня никто не видел.
Ютал обхватил её за талию:
– Потерпи, дорогая. – И оторвал от земли.
– Советник Исаноха, придержите крюк, – приказал Мебо и побежал вперёд.
Ютал пронёс Малику огородами к дому старейшины. Шаркая подошвами сапог по половицам, прошёл через комнаты и положил её животом на кровать.
– Разана! – крикнул Валиан. – Заваривай травы и кипяти инструмент. – Разрезал на спине Малики промокшее насквозь платье. Ощупал тело вокруг крюка. – До лёгкого не достало, но слишком много потеряно крови. Может начаться заражение. Даже не знаю, смогу ли помочь.
– Валиан, – позвала Малика.
– Тебе нельзя говорить.
– Ближе.
Он прижался ухом к её губам.
– Ты не хотел, но так получилось, – прошептала Малика на языке климов. – Это ты надел меня на крюк.
Валиан отшатнулся:
– Нет!
– Когда я умру, вымрет твой род: жена, сын, внучка, твои сёстры и братья. И ты умрёшь, Валиан.
– Мерзкая дрянь! Ты всё подстроила!
– Что прочёл Тиваз в Писании перед тем, как опоить правителя?
– Кого?!
– Что она говорит? – прозвучал голос Исанохи.
– Бредит, – ответил Валиан на слоте.
– Он гостил у тебя, – продолжила Малика на языке климов.
– Ты лжёшь!
– Ты разговаривал в погребе с женой, а он услышал.
– Не может быть…
– Что Тиваз прочёл в «Откровениях»? – вновь спросила Малика.
– «Кто не со мной, покиньте поле боя».
– Тиваз его покинул. И ты покинешь… Мебо!
Страж присел перед Маликой на корточки.
Она сжала ему руку:
– Не дай ему ко мне прикоснуться.
– Малика, нет!
– Я приказываю!
Мебо поднялся:
– Всем выйти из комнаты!
– Это безумие! – вскричал Исаноха.
– Всем выйти! – рыкнул Мебо. – И никому ни слова, что моруна больна!
В дремотно-сонной тишине проплывали минуты. Сидя на полу возле кровати, Мебо держал Малику за руку.
– Твоя жалость лишает меня сил, – сказала она, еле ворочая языком.
– Я жалею, что не оказался на вашем месте.
– Не жалей.
– Мне стыдно, что я клим.
– Не надо.
– Простите меня. Я не защитил вас.
Малика хотел сжать Мебо пальцы и не смогла:
– Я ещё на поле боя… На улице шумно.
– Сегодня никто не пошёл на работу.
– Они счастливы?
Мебо зажмурился, словно боялся, что из глаз хлынут слёзы.
– Наверное.
Прошуршав юбкой, к кровати приблизилась рослая женщина:
– Я Разана, жена Валиана. Можно поговорить с вами?
Малика покосилась на кружку в её руках:
– Мебо, пусть она уйдёт.
Он не успел встать с пола, как Разана выплеснула из кружки что-то тёплое Малике на спину.
– Ты что удумала? – Мебо толкнул хозяйку к дверному проёму. – Иди отсюда!
Разана схватилась за дверной косяк:
– Моруна! Позволь сказать!
– Уходи, или я за себя не ручаюсь, – прошипел Мебо.
– Моруна! Я прощаю сына и прощаю твою сестру, которая увела его. Я хочу прощать, а не прощаться!
Мебо вытолкал Разану из комнаты и задёрнул ситцевые шторы.
– Чем она меня облила?
– Каким-то отваром. Для остановки крови или для обеззараживания. Эти травы пахнут одинаково. – Мебо убрал прядь волос с лица Малики. – Сильно болит?
– Нет. Только слабость. И очень холодно.
Послышались тихие голоса. Раздались шаги.
В комнату заглянул Ютал:
– Я ничего не мог поделать. Советник приказал впустить старейшину. – И отступил в сторону.
Исаноха подпёр плечом стену. Разана, заламывая руки, замерла у порога.
Валиан поставил перед кроватью табурет, сел:
– Я готов к разговору.
– А я нет, – сказала Малика на слоте и перешла на язык климов: – Мебо! Пока Ютал не проводит грузовики с людьми и советником до тезарской трассы, не позволяй Валиану ко мне прикасаться.
– Я их не трону, – заверил старейшина.
– Мебо, – прошептала Малика. – Выгони всех и, пока люди не покинут резервацию, никого сюда не впускай. Никто ничего не должен знать.
В ушах загудело.
– Мебо! Обещай! – из последних сил выкрикнула она и закружилась в чёрном водовороте.
Порой сознание возвращалось. Взгляд цеплялся за неподвижные занавески на окне, стекал на половицы. Не чувствуя ни рук, ни ног, Малика пыталась пошевелить пальцами и проваливалась в яму. Открывала глаза и всматривалась в волнистую мглу, разбавленную шорохами. Молчаливое тело парило в невесомости. Вялые мысли сворачивались гусеницами и вновь утягивали в безжизненную пустоту.
На лоб легла тёплая ладонь.
– Малика, это надо выпить. – Голос прозвучал как эхо в колодце.
Она приподняла веки. Тьму пронзали красные искры.
– Ты кто?
– Я Мебо. Выпей, Малика. Это придаст тебе сил.
Она сделала пару глотков. Стало жарко.
– Я поверну тебя на бок, – раздался женский голос.
– Крюк, – прошептала Малика.
– Валиан его вытащил и наложил швы.
– Мебо…
Руку сжали горячие пальцы.
– Я здесь, Малика.
– Где люди?
– Всё в порядке. Они уже далеко.
Через день Малика смогла встать и сделать пару шагов, держась за Мебо. Боли не было, ноги подкашивались от жуткой слабости. Валиан поил Малику травами, сам менял на ране повязки, пропитанные чем-то липким, с резким запахом. Через три дня снял швы, благо их оказалось немного.
Малика вышла на крыльцо. Подержалась за перила. Спустилась с лестницы.
Валиан поднялся со скамейки:
– Подожди, я помогу сесть.
– Я сама, – сказала Малика и села на прогретую солнцем тесину.
Валиан расположился рядом. Мебо и Ютал примостились на ступенях.
– У тебя на спине живые письмена, – сказал старейшина. – Ты верховная жрица?
Она кивнула.
– Почему ты здесь, а не со своими сёстрами?
– Я выбрала другой путь.
– Кто научил тебя говорить на нашем языке?
– Никто. Я всегда его знала.
Валиан ссутулился, упёрся руками в колени:
– Прости меня.
Малика запрокинула голову. Глядя на пенные облака, прищурилась:
– Вы слушаете землю, но не слышите людей. Вы читаете «Откровения Странника», но не видите истину. Вместо любви вы взращиваете ненависть и обиду. Они толкают вас на чудовищные поступки. Ваш разум похож на пустыню, а должен походить на сад. Там поют птицы и распускаются цветы. Это удивительный мир, который вы потеряли. Мир, который ищу я. – Посмотрела на Валиана. – Давай искать его вместе.
Он усмехнулся:
– Вместе? С морунами?
Малика отвела взгляд:
– Как чувствует себя Тиваз?
– Никак. Жена и дочка целый день ему рассказывают о прошлом, к вечеру он даже начинает их любить, как прежде, а за ночь всё забывает.
– Я могу вернуть ему память.
Валиан рывком повернулся к Малике:
– Правда?
– Он всё вспомнит, но будет другим человеком. И уже никогда не станет старейшиной.
– Почему?
– Исчезнут качества, необходимые сильным людям. Он много чего потеряет, но найдёт намного больше – семью. Поговори с его родными. Если они согласятся, я это сделаю.
Вечером Разана накрыла стол в саду. Благоухание осени располагало к задушевной беседе. Скупо улыбаясь, Мебо рассказывал, как он с правителем толкал машину, как они давали щенку смоченный вином платок. Валиан вспоминал, как они с Адэром считали зёрна в колосьях, как скакали наперегонки по лугам и Валиан с позором проигрывал. Разана вспоминала, как Адэр попробовал клюквенный кисель с молоком и потом целый день плевался. Ютал рассказал, как правитель сбросил с обрыва сапоги и спустился по отвесному склону к морю.
Подперев щёку рукой, Малика слушала. В груди тонкими струнами стонало сердце.
– Не помешаем? – прозвучал за спиной женский голос.
Малика оглянулась. Между деревьями стояли пожилой мужчина с потерянным взглядом и женщина средних лет, удивительно похожая на него чертами лица.
Разана подскочила:
– Мебо, пошли, принесём стулья.
Валиан жестом остановил жену:
– Нам лучше уйти.
Женщина усадила Тиваза напротив Малики, села с ним рядом и взяла его за руку:
– Ничего не бойся, папа.
– Вы можете уйти, – обратилась Малика к дочери бывшего старейшины климов.
– Я останусь.
– Ему будет очень больно.
– Меня предупредили.
– Он будет плакать.
– Валиан говорил.
– Пока он не успокоится сам, его нельзя трогать.
– Не буду. – Дочь поцеловала отца в щёку. – Я рядом, папа. – И отпустила его руку.
Малика вместе со стулом придвинулась к Тивазу, обхватила его лицо ладонями. Он улыбнулся, как несмышлёный ребёнок.
– Смотрите на меня, Тиваз, – произнесла Малика. – У вас очень красивые глаза, Тиваз. Я впервые вижу человека с такими глазами, Тиваз. – И тихо сказала на языке морун: – Я стираю с зеркала пыль.
Адэр читал вслух откровение Странника, написанное на языке ветонов, и не понимал, о чём читает. Мысли прыгали и мешали сосредоточиться. До недавнего времени он был совершенно спокоен, думая, что Малика в Ларжетае. Был спокоен, когда Вилар сообщил, что Малика выпросила у него пять грузовиков и не сказала зачем. Наверное, не хотела лишний раз выслушивать, что тайному советнику негоже заниматься гостиницей. Но неделю назад из поездки вернулся Исаноха… Она у климов, когда приедет – неизвестно. Адэра разбирала злость: Малика столько раз говорила о доверии, и как после этого ей доверять? Тайком спланировала, склонила на свою сторону Исаноху и уехала молча, будто правитель пустое место. Будто он враг, предатель и ещё бог знает кто.
– Не глотайте буквы! – Голос прозвучал как хлопок в пустой комнате.
Адэр поднял голову.
Сидя с другой стороны стола, Драго выпрямил спину:
– Простите. Я сказал два раза – вы не слышали.
Адэр закрыл фолиант:
– На сегодня хватит.
Драго поднялся со стула.
– Я тебя не отпускал.
Страж сел.
– Почему моруны прячутся за долиной Печали?
Драго уставился на Парня, спящего у холодного камина.
– Не знаю. Детство я провёл в Маншере. Туда меня увёз отец. Историю Порубежья в тамошних школах не учат.
– В истории Порубежья о морунах нет ни слова.
Вскинув брови, Драго повернулся к Адэру:
– Да? Странно.
– Не странно. Информация о морунах никак не могла попасть в историю страны, в которой они не жили. Они ушли за долину Печали до того, как Грасс-Дэмор переименовали в Порубежье.
– Они жили в Порубежье. Целых семь лет, – уточнил Драго.
– Ну вот, а говорил, что не знаешь. Может, вспомнишь, почему они ушли?
– Слышал, что их не любили.
– Почему?
– Они жили по понятиям.
Адэр потёр лоб, поглядывая на Драго из-под ладони:
– Они воровки?
– С чего вы взяли?
– Живут по понятиям только воры.
– Ничего подобного. Если человек не убивает и не ворует, потому что боится наказания, – он живёт по Закону. А если человеку даже в голову не приходит сделать что-то плохое – он живёт по человеческим понятиям.
– Интересное объяснение. А как ты объяснишь ваши с Маликой чудачества в парке развлечений?
– Вы говорите о человеке-рыбе?
Адэр кивнул.
– Я не хотел его спасать. Малика меня заставила.
Как же это на неё похоже: против ветра, против течения, наперекор здравому рассудку.
Драго усмехнулся:
– Если я снова попаду в такую ситуацию – раздумывать уже не буду. Мне понравилось спасать людей.
В кабинет заглянул Гюст:
– Мой правитель! Советники в сборе.
Шагая в зал Совета, Адэр мысленно проговаривал вопросы, которые собирался поднять на собрании. Он решил с сегодняшнего дня обходиться без шпаргалок. Если память не может удержать фразы – значит, они неважные. Если они неважные – зачем их писать, а потом озвучивать?
Моранда бежал рядом. Увалень-щенок взрослел и превращался в настоящего зверя: взгляд злобный, поступь бесшумная и дыхания не слышно. Проводив хозяина до зала, Парень так же тихо исчез.
Орэс Лаел чувствовал себя в кресле старшего советника как умелый наездник в седле. Его желание трудиться с полной отдачей сквозило в каждом слове. Воодушевление и энергичность Лаела передалось остальным. В итоге заседание прошло на волне единства и полного взаимопонимания. Давно такого не было. А Адэру почему-то не хватало простора, воздуха, света. Будто зал стал меньше, окна уже, а люстры превратились в свечи.