А вот замок… Боже! Это его замок! Там, где сейчас желтеет пустошь, во времена Зервана плескалось море! Этого никогда не вернуть.
Богатая держава без великого правителя потеряла корни, почувствовала бесполезность существования и превратилась в Порубежье. Исчезли все ценности, наступила вековая тьма. Нет цели – нет смысла, после смерти нет жизни, и всё, что делается – рутина.
Адэр подошёл к портретам.
Счастливые родители в пурпурных одеяниях. Безмятежный младенец в кружевах. Адэр опустился перед полотном на колено, притронулся пальцем к ладошке ребёнка:
– Ну, здравствуй, Зерван!
А здесь тебе шесть лет. И сидишь ты… Ты сидишь в саду! На скамье, которую отреставрировали полгода назад: каменная спинка в пчёлках, бабочках и завитках. Удивительные зелёные глаза и волнистые русые волосы. Ты похож на мать и отца – половина наполовину. На сиденье букетик сиреневых цветов. Кого-то ждёшь? Ждёшь… По глазам видно.
Здесь ты старше, а тут совсем большой. А вот ты уже король. Красивый, статный мужчина – от родителей взял самое лучшее. Возле трона в горделивой позе лежит моранда, будто корона на ней, а не на короле.
Здесь ты на морской прогулке. У тебя такой вид, словно ты не на паруснике, а на седьмом небе. Одухотворённое лицо, сверкающие глаза. Улыбка. Держишь моранду за ошейник, усыпанный драгоценными камнями. Ты счастлив.
Свадьба, невеста… Сказать тебе правду? Твоя невеста тусклая и плоская. Могла бы подобрать другое платье.
В парке ты без жены. На Площади Любви один. Возле фонтана один. А здесь ты совсем другой. Что с тобой, Зерван? Не можешь оправиться после безвременной кончины супруги? Последний год правления… Это ты или не ты? До сих пор страдаешь? Сколько можно?
Адэр на секунду замер, вернулся к началу ряда полотен. Медленно пошёл вперёд. Счастлив. Счастлив. Глаза горят. Светишься от счастья… Стоп! Свадьба. Ты ведёшь в танце. Почему смотришь в пол? Как же метко уловил твоё настроение художник!
Вы сидите в беседке. Она держит тебя за руку. Она, а не ты! Ты не любил её! В таком случае что тебя глодало столько лет?
Адэр приблизился к последнему портрету. Притронулся к глубоким морщинам на высоком лбу, коснулся потухших глаз, в которых уже не было жизни. Ты позировал днём, а ночью – быть может, даже этой ночью – покинул дворец навсегда. Что с тобой сделали, Зерван?
Белёсое солнце клонилось к крышам, ветер шуршал в золотистых кронах деревьев, издалека доносился ленивый рокот моря. Адэр, Вилар и Малика шли по ребристой мостовой. Камни жадно ловили их неторопливые шаги и нехотя отбрасывали слабым эхом к стенам старинных домов. Парень бежал впереди, прислушиваясь и принюхиваясь.
– Говорить буду я, – сказал Адэр Малике.
– Разумеется, – согласилась она. – Пока вы всё проделывали с блеском.
Вилар украдкой дёрнул её за рукав, но Адэр заметил:
– Язвишь?
– Я имела в виду только ваше умение вести переговоры.
Адэр остановился:
– Малика!
Она обернулась:
– Я буду молчать. Обещаю. Но и вы пообещайте, что, перед тем как что-нибудь сказать, сто раз подумаете.
– Не надо меня учить.
– Не надо к моим предостережениям относиться враждебно.
– Ты становишься несносной.
– Я всегда была такой. – Малика окинула взглядом пустынную улицу. – Не стоит спорить у всех на виду.
Испытывая то же чувство, что за ними наблюдают, Адэр посмотрел по сторонам. Ни души и тишина, хотя все предыдущие дни неугомонный шум города был мощнее далёкого рокота волн. И странное дело, в Лайдаре все говорили на слоте: подвыпившие мужики возле трактира, мутузящие друг друга в подворотне мальчишки, бабы возле водонапорной башни, даже собаки – да, они вернулись – и те, казалось, лаяли на слоте. Вероятнее всего, это заслуга Эша – командир приказал, народ подчинился, и никто себя не выдал неосторожной фразой, брошенной на родном языке. Интересно, Эш догадался, что правитель понимает язык ветонов, или решил не рисковать?
Миновав несколько перекрёстков, Адэр и его спутники подошли к городской ратуше. Она отличалась от других домов вывеской, которая утверждала, что в стенах этого здания можно найти защиту, помощь и справедливость. На лестнице гостей ждал то ли секретарь Совета, то ли рядовой служащий – по внешнему виду определить сложно. Несмотря на принадлежность к разным сословиям, ветоны одевались одинаково скромно.
Стражи выстроились возле входа в ратушу. Адэр, Малика и Вилар последовали за провожатым.
При виде Адэра члены ветонского Совета поднялись из-за стола. Урбис забегал глазами, решая, уступить Адэру своё кресло или указать на единственный свободный стул. Единственный! Похоже, ни Кангушар, ни Урбис не думали, что правитель осмелится прийти с моруной и приведёт с собой маркиза Бархата. Если бы на собрании присутствовал Эш – он бы это предусмотрел.
Адэр подошёл к свободному стулу, подождал, пока мужи потеснятся, а секретарь поставит стулья для Малики и Вилара. Опустился на кожаное сиденье и жестом разрешил присутствующим сесть. Парень обежал стол, осматривая людей, и с недовольным ворчанием улёгся у двери.
Заседатели приняли наигранно-непринуждённые позы. Адэр кожей почувствовал, как в просторной комнате со скромной обстановкой уплотнился воздух.
– Хочу представить вам моих спутников. – Адэр указал на Малику. – Тайный советник Малика Латаль.
Заседатели переглянулись. Несомненно, староста предупредил их. Должно быть, они надеялись, что Урбис ошибся и моруна случайно оказалась в одной компании с правителем.
Адэр указал на Вилара:
– Маркиз Бархат, советник по транспортным вопросам.
– Сын того самого Бархата? – раздался чей-то голос.
– Того самого, – произнёс Вилар жёстко.
Из-за стола поднялся пожилой человек:
– Прошу прощения за вылетевшие слова, маркиз Бархат. – Отвесил поклон. – Граф Паппе к вашим услугам.
Вилар коротко кивнул.
– В молодости мне довелось общаться с вашим отцом, – сказал граф. – Светлее человека я не видел. А ваша мать! Святая женщина!
– Она умерла восемнадцать лет назад.
– Примите соболезнования, – пробормотал граф и сел с таким видом, будто несчастье постигло лично его.
Воспользовавшись паузой, Урбис проговорил:
– Я не знаю, с какой целью к нам прибыл престолонаследник Тезара…
– Если вы будете продолжать в том же тоне, – перебила Малика, – в кресле старосты долго не продержитесь.
Казалось, что лицо Урбиса за секунду обтянули тугой пепельной плёнкой.
– А вы-то сами долго сумеете продержаться? – выдавил староста сквозь стиснутые зубы.
Адэр облокотился на стол и подпёр кулаком подбородок. Началось…
– Достаточно, чтобы проводить вас до двери, – не моргнув глазом парировала Малика и обратилась к Адэру. – Мой правитель! Прошу вас простить ветонское собрание. Заседатели, похоже, давно не произносили приветственных речей, а я не догадалась написать им текст.
Слова Малики прошлись наждаком по гордости Урбиса. Его руки побелели, сжимая край стола. Стул, прохрипев, чесанул ножками по паркету. Староста встал:
– Мы искренне рады…
– Присядь, Урбис, – сказал Адэр и поднялся.
Присутствующие вскочили со своих мест. Он жестом велел им сесть и принялся ходить вокруг стола, совершая возле каждого угла резкие повороты. Молчание затянулось. Адэр намеренно нагнетал обстановку. Кое-что он узнал от Кангушара, что-то выведал у Эша, успел послушать Урбиса. Это были отрывочные сведения. И только сегодня, находясь в окружении старинных полотен, ему удалось сложить разрозненные фрагменты в картину; по-другому заиграли краски, иначе вытянулись тени. Он хотел, чтобы его слова восприняли не как пустой трёп, а как обдуманное решение, принятое на основании полученных за пять дней знаний.
– Вы хотите разогнать ветонский Совет? – спросил кто-то.
– Кто вбил вам в головы, что я пришёл сюда, чтобы с высоты своего положения насмехаться над вашими, а теперь и над своими бедами?
– О каких бедах вы говорите?
Адэр подошёл к стулу, на котором сидела Малика. Испытывая необходимость в опоре, опустил руку на деревянную спинку:
– Гранитные и мраморные карьеры заброшены. Заводы стоят. Пристань разрушена. Добыча соли в шахтах сокращена до минимума. Железной дороги нет. Телефонной связи нет. Вокруг столько рек, а вы освещаете дома генераторами.
– Вас послушать, так у нас сущий ад, – произнёс Урбис.
– А недавно вы говорили, что вам здесь нравится, – подключился к разговору Кангушар.
– Нравится, – кивнул Адэр. – У вас есть всё, кроме былого величия. А величия не будет, пока простаивают предприятия. Если возобновить работу на карьерах и заводах, если начать строительство электростанции и причала, скажется нехватка рабочих рук. Большинство рабочих теперь защитники.
– Да-а-а, – протянул заседатель с острой как у козла бородкой. – Если так рассуждать, у нас действительно некому работать. Точнее, мы все работаем. И грядки окучиваем, и ткани производим, и костюмы шьём. Солью торгуем, лесом. В разумных пределах. Камни обрабатываем. Мы много чего делаем. Но так, чтобы на кого-то работать, – нет, работать некому.
Адэр принял величественную позу:
– Великий единолично, без одобрения своего Совета, издал Указ о резервациях. Я единолично его отменяю.
– Зачем? – прозвучал чей-то голос. – Мы не собираемся покидать свои земли.
– И на свои земли никого не пустим, – добавил кто-то.
Адэра словно ударили сверху. Он почувствовал себя беспомощным карликом. За двадцать лет ветонская резервация научилась обходиться собственными возможностями и превратилась в независимую провинцию. Сколько людей в ней проживает? Около пяти миллионов! Если сейчас встать в позу, разговор может пойти об отделении.
Заседатели шумели: «Мы исправно платим налоги… Что ещё вам надо?.. Чужие проблемы нам не нужны… У нас свои законы».
Адэр посмотрел в окно. На горизонте темнела гора Дара. Её расколотая надвое вершина издали походила на грудь женщины, лежащей на спине. В ложбинке прятался дворец Зервана. Не о том думаешь… Соберись!
– Довольно! – раздался голос Малики.
В комнате воцарилась тишина.
Малика поднялась. Держась за край стола, будто боясь потерять равновесие, обвела членов Совета взглядом:
– Когда вы пришли в Дэмор, мы приняли вас как родных, хотя у нас с вами разная кровь, разные языки и разная вера. Мы приняли ветонов, климов, ориентов, тезов, алянов, тикуров… Мы приняли, потому что вы обещали любить и оберегать друг друга. Вы любили жён и мужей, детей и родителей, друзей и соседей. Вы любили их за то, что они существуют, за то, что они живут. И вас любили безусловно и безгранично. Вот какой мир мы вам подарили. Ваша численность росла, а нас становилось меньше, потому что моруна рождается в семье однолюбов всего один раз. Теперь вы народы, вы нации, а нас кучка морун за долиной Печали. И посмотрите вокруг – во что вы превратили наш мир? Любовь для вас – это пшик, ничто, пустота. Ориент для вас враг, и клим тоже враг. Моруны ведьмы, а тезы захватчики. Я могу продолжать бесконечно. – Малика села. – Принесите «Откровения Странника»!
Ветоны переглянулись. Урбис дал знак секретарю. Тот выскочил из комнаты, через минуту вернулся с книгой в кожаном переплёте. Бережно положил перед Маликой.
– У меня вопросов к Страннику нет, – сказала она и передвинула фолиант к заседателю слева.
Ветоны передавали книгу дальше, пока Священное Писание не легло перед Урбисом. Он прижал ладонь к груди, опустил на обложку. Открыл книгу наугад. Пробежал глазами по тексту. Посмотрел на коллег… и промолчал.
Адэр обошёл стол, остановился возле старосты, развернул к себе книгу и прочёл вслух на языке ветонов:
– «Историю пишут те, кто выжил».
На небе зажглись первые звёзды. В окнах домов – высоких и низких, больших и маленьких – гасли лампы. Окна ратуши продолжали светиться. В стенах здания защиты, помощи и справедливости не затихали споры.
Фонари на кованых столбах пытались развеселить поздних прохожих мягким, сродни золотой осени, светом. Адэр шёл по улице, глядя на камни мостовой, но вряд ли мог сказать, что у него под ногами. Лишь раз поёжился от ночной прохлады и поднял воротник сюртука – это было его единственным восприятием окружающего мира.
В ладонь уткнулся мокрый нос. Тёплый шершавый язык прошёлся по пальцам. Адэр похлопал зверёныша по шее. Через силу сделал глубокий вдох:
– Это ужасно.
– Они не были готовы к разговору, – произнесла Малика, следуя за Адэром. – Я не удивлюсь, если они безвылазно просидят в ратуше ещё несколько дней.
– Зря ты отменил Указ о резервациях, – сказал Вилар.
– Ты так считаешь?
– Ты не знаешь причину его появления.
– Знаю, Вилар. Знаю. Самое прочное в человеке – это вера, переданная по наследству. Ориенты, климы и ветоны верят пророчествам Странника. Их сила в их вере. Именно этого испугался Великий. Они ждут законного короля. Ждут с такой страшной силой, что поддержат любого самозванца, который появится в указанный срок.
– Ты рискуешь. Народы обладают уникальными способностями. Если они соберутся вместе, с ними не справиться.
– Если верить пророчеству, у меня в запасе пять лет. – Адэр поднял ветку, отбросил в сторону; Парень с радостным рычанием метнулся в темноту. – Веру меняют только величайшие исторические события. Мне нужны эти народы, чтобы они сами изменили ход истории.
– Прохладно, – зябко поёжился Вилар. – Может, сядем в машину?
Адэр оглянулся на тусклые фары ползущего за ними автомобиля:
– Хочу прогуляться.
– Давайте пойдём через парк, – предложила Малика.
Парень принёс ветку, выплюнул к ногам Адэра и побежал между деревьями, пригибая голову к прелой листве. Над землёй заклубилась лёгкая дымка. Она появилась так же неожиданно, как наступают в Порубежье осенние вечера.
– Эш не обманул, когда говорил о сезоне туманов, – подал голос Вилар.
– В парке есть смотровая вышка, – произнесла Малика. – Не хотите посмотреть на ночной город с высоты птичьего полёта?
Вилар надел на неё свой пиджак:
– В тумане вряд ли что увидим. И ты легко одета.
– Если ветоны будут молчать и завтра… – проговорил Адэр. – В Порубежье десятки искупительных поселений. Есть «Провал», «Котёл». Если не хватит, создам ещё и отдам Лайдару общине тезов.
Даже в дымке тумана было заметно, как расширились чёрные глаза.
– Вы этого не сделаете!
– Почему – нет?
– Вы дали им надежду. Ваши красивые слова – это всё неправда? – Малика встала перед Адэром. – Скажите, что вы пошутили.
– За красивыми словами зачастую скрываются тайные желания. Недаром говорят, что дорога в ад вымощена благими намерениями.
– Вы пошутили!
– Хочешь знать правду? Я не умею прощать. Вот и вся правда.
Малика задохнулась. Схватила Адэра за рукав и притянула к себе. Её лицо пылало, из глаз вылетали искры.
– Скажите, что вы пошутили!
Адэр попытался выдернуть рукав, но цепкие пальцы ещё сильнее вцепились в ткань.
– Малика, довольно! – прикрикнул Вилар.
– Отвечайте!
Адэр посмотрел на Малику свысока:
– Да как ты смеешь от меня что-то требовать?
Она отшатнулась:
– Вы правы. Что может требовать плебейка от взбалмошного и самовлюблённого мальчишки?
– Повтори, что ты сказала!
– Из ваших уст текут медовые реки, но ваша душа полна горькой желчи. И до тех пор, пока глупый мальчишка не пожелает стать настоящим мужчиной, вы так и будете блуждать по дорогам, вымощенным благими намерениями. А мне с вами не по пути.
Пошатываясь и спотыкаясь, она побрела по аллее. Парень припустил за ней следом.
– Малика! – крикнул Вилар.
Адэр одёрнул рукава:
– Тебе тоже со мной не по пути?
Вилар смотрел то на него, то Малике в спину:
– Так нельзя! Малика! Адэр! Останови её!
Он потёр виски ладонями. Что заставило его сорваться? Пиджак Вилара на её плечах. Какой-то пиджак…
– Малика! – крикнул Адэр. – Историю пишут те, кто выжил.
Она остановилась.
– Её пишем мы с тобой. Неужели непонятно?
Малика обернулась.
– Ты можешь навсегда исчезнуть или писать историю дальше. Обе двери пока открыты. – Адэр заложил руки за спину, сжал кулаки и проговорил тихо: – Если заберёшь свои слова, я подумаю, какую дверь закрыть.
Малика не двигалась с места. Туман тонкими щупальцами обвил её ноги, растушевал очертания юбки, размыл контуры груди и плеч. Ещё немного, и между ними встанет стена.
Малика подошла и, низко присев, потупила взгляд:
– Забудьте всё, что я вам сказала. Извините меня.
Адэр свистнул Парню и побрёл по аллее.
Не в силах успокоиться Вилар мерил гостиную шагами:
– Как ты могла так разговаривать с правителем? Ни один подчинённый не говорит так с начальником. Ни один слуга не скажет грубого слова хозяину. Ты не знаешь, что такое субординация? Ты забыла, кто ты?
Сидя на краешке стула, Малика покачивалась взад-вперёд:
– Он уничтожит ветонов.
– И правильно сделает!
– Так нельзя!
– Можно и нужно! Адэр не обычный человек! Обычного человека бросят в яму, он сбежит, и о нём забудут. Об оскорблении правителя, и вдобавок сына Великого, будут помнить вечно. Будут рассказывать детям и внукам, как гнали его по улицам, толкали в спину, как обзывали последними словами. Как он сидел в яме, облепленный грязью, словно какой-то паршивый пёс.
– Но так и было!
– Никто не вспомнит, зачем он пришёл. Никто не скажет, что все унижения, весь позор, всё, что он перенёс, – на самом деле настоящий подвиг. Кто ещё из правителей ходил или ходит по стране, прикидываясь плебеем, чтобы узнать, как живут простые люди? Будь он в Тезаре, народ видел бы его два раза в год: на параде и в торжественном шествии. А здесь он всегда среди народа. Он совершает героические поступки, а тебе они кажутся безрассудными.
Малика молчала.
Вилар остановился, пробормотал себе под нос:
– Никогда не думал, что он на такое способен. – И вновь заметался по комнате. – Он дал Совету возможность спасти свой народ. Он мог вызвать сюда тезарские войска и прогнать защитников в кандалах по улицам. Мог забрать у дворян земли и лишить их титулов. Он мог наказать весь город! Но вместо этого пришёл к ним и сказал: «Я дарю вам свободу». Они были обязаны упасть ему в ноги и благодарить за милосердие. Но этого не сделали. Теперь у Адэра развязаны руки.
Малика стиснула на груди платье.
Вилар навис над ней мрачной тучей:
– Я думал, ты понимаешь. Я был уверен, что понимаешь! Я думал, что ты – сила, которая сделает Адэра сверхсильным, которая станет опорой и поможет ему поднять страну. А ты! Вместо того чтобы стать стеной из пророчества, ты рухнула, как трухлявый забор.
– Я была с ним заодно.
– Нет, Малика! В ратуше ты надела маску, а когда вышла из ратуши – сняла. Ты повела себя как двуличный человек. Адэр протянул им руку, а ему плюнули в лицо. Он должен был утереться и забыть? Такое не прощают!
– Вы хотите, чтобы меня замучила совесть?
– Да. Хочу.
– Вам станет легче?
– Да. Станет.
– Я уже попросила прощения.
– Он не сказал, что простил.
– Что ещё мне надо сделать?
– Он остынет, и ты пойдёшь к нему.
Малика вытянулась струной:
– Не пойду!
Вилар схватил её за плечи:
– Пойдёшь и встанешь на колени! Тебя все ненавидят: слуги, советники, народы. До тех пор, пока ты не станешь моей женой…
– Я не буду вашей женой!
– Пока ты не станешь моей женой, тебя может защитить только одно имя – имя короля. Тебе нельзя терять Адэра!
Малика опустила голову:
– Уходите, Вилар. Я хочу побыть одна.
Адэр вышел из особняка. Запахнув полы сюртука, опустился на ступени. Парень улёгся рядом и громко зевнул. Адэр потрепал его за уши и запустил пальцы в шерсть, как в тёплые перчатки.
Неужели главным судьёй его поступков станет таинственный зверь из не менее таинственной долины Печали? Сколько дней им отмерено идти одной дорогой? То, что говорил Тиваз, староста климов, подтвердили полотна: моранда будет рядом, пока хозяин не даст слабину. После исчезновения с картин красноглазого зверя – Зервана словно подменили. Словно он сожалел о содеянном. На смену счастью пришло чувство вины. Сожаление чувствовалось и в величавой позе, и твёрдом взгляде, и в каменном выражении лица. Муки совести нитями прошили весь его образ.
Сидеть было холодно. Ступени успели остыть и теперь высасывали тепло из тела. Воздух неподвижный, промозглый. Адэр встал. Идти в такую же холодную постель, смотреть в потолок и думать – не хотелось. Парень сбежал с лестницы. В прыжке схватил зубами молочные завитки и растворился в мутной пелене.
Адэр шёл, не слыша собственных шагов. Туман поглощал все звуки. В размытом свете уличных фонарей парили капельки воды. Появлялись и исчезали расплывчатые очертания домов, оград и деревьев.
Сбоку мелькнула тень. Лицо овеяло знакомым ароматом.
– Малика, ты?
– Да, мой правитель.
– Куда собралась ночью?
– На смотровую вышку.
– На улице холодно. Ты переоделась?
Малика приблизилась, кутаясь в кофту. И виновато улыбнулась:
– Простите меня.
– Где Вилар?
– Наверное, спит. Простите меня, пожалуйста.
– Эйра…
– Я Малика, мой правитель.
Боясь увидеть своё отражение в зеркальных глазах, Адэр смотрел на блестящие от тумана щёки и влажные губы:
– Чёрный – это не цвет, а отсутствие цвета. Верно? А чёрные дни – это дни без красок. И всего-то?
– Я была неправа. Простите меня.
– Урбис говорил, что глаза морун приобретают цвет. Это как?
Малика попятилась. Адэр удержал её за руку:
– Когда изменится цвет твоих глаз? – Через тёплые пальцы Малики Адэру передалось её волнение. – Когда?
– Когда я буду счастлива.
– Рядом со мной это случится не скоро.
Она улыбнулась.
– Какими они станут? Синими? Зелёными? – допытывался Адэр.
– Счастливыми.
– Нет. Этого я точно не увижу.
Сердце забилось усталой птицей; трепетание изнеможённых крыльев вызвало боль в груди. Адэр с трудом перевёл дыхание. Прав Вилар: надо меньше пить и больше спать.
– Я тоже хочу посмотреть на город сверху. – Адэр завертелся на месте. – Ни черта не видно. Кто-нибудь скажет, куда идти?
– Парк в конце улицы, – прозвучал из темноты голос Мебо.
Пелена всколыхнулась: кто-то из стражей отправился на поиск вышки.
Не выпуская мягкой ладони, Адэр двинулся к следующему уличному фонарю. От него – к другому. Мгла сгустилась, как обычно бывает перед рассветом. Посматривая на Малику, Адэр с трудом различал контуры её лица. Если бы не подрагивающие пальцы в его руке, казалось, что он идёт в бесконечной пустоте один.
Из тумана выплыл кованый забор. Двигаясь вдоль ограды, они добрались до открытой калитки в железных воротах. Впереди запрыгал Парень. Слева сквозь влажную завесу пытался пробиться луч фонаря.
– Сюда, – послышался голос Драго.
Под ногами пружинила земля, застланная увядшими травами. За полу сюртука цеплялись ветки кустов. Вдруг перед носом, словно из ниоткуда, появилась продольная балка.
Из мглы возник защитник:
– Кто здесь?
– Правитель, – прозвучал голос Мебо.
Защитник поклонился.
– Наверху кто-то есть? – спросил Адэр.
– Есть, господин.
– Пусть уйдёт.
Защитник позвал товарища. Заскрипели ступени.
Вскоре Адэр поддерживал Малику под локоть и подсказывал, куда ступать. Парень с недовольным ворчанием карабкался за ними. На середине лестницы сел, и никакие уговоры не заставили его тронуться с места. Через пару лестничных пролётов туман стал менее плотным, а немного погодя и вовсе пропал.
Смотровую площадку опоясывала высокая решётчатая ограда.
– Как красиво! – воскликнула Малика, прильнув к переплетению из тонких прутьев.
Тяжёлый туман скрывал город и лес. На уровне верхушек корабельных сосен пелена таяла и переходила в кристально-чистый воздух. В предрассветном небе мигали точки-звёзды. Прозрачный полумесяц истончался с каждой секундой. Вдали угадывались белоснежные шапки гор, предутренний мрак пока прятал кряж.
Адэр окинул взглядом молочные клубы над землёй, пики гор, светлеющее небо и всем телом вдавил Малику в ограду. Запустил руки ей под кофту и блузку. Скользнув ладонями по горячей коже, стиснул упругую женскую грудь.
– Я закричу, – прохрипела Малика.
– Кричи, милая. Мне нравится, когда женщина кричит.
Она дёрнулась. Адэр ещё сильнее налёг ей на спину. Почувствовал, как под руками наливается грудь и твердеют соски.
– Девочка моя! А ты ведь хочешь меня!
– Отпустите!
– Милая, прошу тебя, нагнись. И я прощу тебе дерзость.
Малика попыталась развернуться к Адэру лицом, но от бессилия лишь всхлипнула.
– Скажи, как тебе нравится? – нашёптывал он. – Я могу быть ласковым, могу быть грубым. Скажи как?
Малика затряслась:
– Не надо. Прошу вас, не надо…
Богатый опыт подсказал Адэру, что она дрожит не от возбуждения, а от страха. От возбуждения дрожат иначе. Но её грудь предательски выдавала, что его прикосновения Малике не противны.
– Милая, это будет впервые? У тебя не было мужчины?
Её плечи содрогнулись от едва слышных рыданий.
Продолжая стискивать руками грудь и наваливаясь на спину Малики, Адэр зубами стянул воротник с её шеи и принялся покрывать поцелуями прохладную кожу.
– Не надо плакать. Я сделаю это очень осторожно. Я буду безумно нежным.
– Не надо.
– Обещаю, я никому не скажу, – проговорил он и всем весом надавил ей на спину.
Малика покачнулась и прогнулась.
– Вот так. Наклонись ещё ниже, ещё. Милая, прошу. Ещё. Я так хочу тебя, – шептал Адэр, еле сдерживая нарастающее нетерпение. – Прогни спинку. Сильнее. Вот так. Возьмись за перила и отведи бёдра назад.
Потянув Малику за собой, Адэр немного присел, втиснул колено между её ног и почувствовал, как зазвенело от напряжения женское тело.
– Милая, не бойся. Я войду в тебя очень нежно. – Одну руку он переместил на горячий живот Малики, другой потянулся к ширинке. – А теперь приподними юбку и стяни трусики. Прошу тебя. Сделай это сама. Я так хочу. Подними юбку, и я прощу тебе оскорбления.
– Ненавижу! – сквозь зубы процедила Малика и дёрнулась со всей силой.
Адэр грубо развернул её к себе лицом, впечатал спиной в прутья:
– Так будет больнее. Но если ты хочешь… – Распахнул на ней кофту и рванул шёлковую блузку, вырывая пуговицы с корнем.
– Не хочу!
Он скользнул пальцами по набухшей груди и затвердевшим соскам:
– Хочешь! – Провёл ладонями по округлым бёдрам, потянул подол юбки вверх. – У нас мало времени. Ну же! Эйра!
Она надсадно задышала:
– Нас могут увидеть.
– Хорошо. Пойдём ко мне.
– Пообещайте, что не тронете ветонов.
– Твоя невинность столько не стоит.
– А ваша жизнь? Я приду к вам по собственной воле, и вы избежите проклятия морун.
– О каком проклятии ты говоришь?
– Урбис вам всё рассказал.
– Нет.
– Не лгите!
Адэр прижался лбом к виску Малики, вдохнул запах непокорённых горных вершин:
– Обещаю не трогать ветонов. Идём?
– Я уступлю вам, но не здесь.
– А где?
– Когда мы вернёмся в ваш замок.
Адэр укусил Малику за мочку уха:
– А что прикажешь мне делать сейчас?
– Обратитесь к вольницам.
– Кто это?
– Так ветоны называют женщин лёгкого поведения. Они носят жёлтые юбки. С одной вы уже знакомы.
Адэр отклонился назад:
– Что ты сказала?
– Вы спросили, я ответила.
– Да кто ты такая, чтобы судить меня?
Малика торопливо запахнула на груди кофту:
– Я не сужу.
Схватив её за горло, Адэр прошипел в лицо:
– Это свершится в моём замке. Если не сдержишь слово, я уничтожу ветонов. Всех. До одного. – И спустился с вышки.
Она придёт. Обязательно придёт! Он первым взбороздит невспаханное поле и вышвырнет плебейку из головы.
Безлюдные улицы не насторожили Адэра – было раннее утро. Далёкий гул голосов он принял за шум прибоя.
Вдруг Парень вздыбил шерсть и побежал вперёд. Драго и Лайс пошли рядом с Адэром, озираясь и обмениваясь непонятными ему знаками.
– Что случилось? – спросил он.
– Город вымер, – ответил Лайс.
– Город ещё спит, – возразил Адэр и заметил нечто странное.
У забора стояла тележка молочника, гружённая пачками творога, банками со сметаной и двумя бидонами. Возле открытой калитки – корзины с овощами и зеленью. Посреди двора соседнего дома – таз с влажным бельём. К дереву прислонён велосипед с прикреплённой к багажнику пухлой сумкой почтальона. Что-то внезапно отвлекло людей от работы.
– Лайс! Возвращайся к Малике!
– С ней Мебо.
– Живо! – прикрикнул Адэр и прибавил шаг.
Рёв двигателя прорезал утреннюю тишину и распугал ранних пичуг. Из-за поворота появился автомобиль охраны. Резко затормозив, поднял облако пыли.
Из окна высунулся Ксоп:
– Мой правитель, садитесь.
– Что случилось?
– Они собрались на площади. Защитники и горожане. На просьбу разойтись Эш ответил, что ждёт вас, мой правитель.
– Где маркиз Бархат?
– Уже там. И Крикс с ним. Они пытаются…
Ксоп не договорил. Адэр распахнул дверцу и вытащил стража из салона. Уселся за руль и, увидев в конце улицы Парня, нажал на педаль газа.
Машина летела к смотровой вышке. Адэр молил Бога, чтобы Малика не ушла. Пусть стоит на площадке и смотрит на город. Чёрт… Нет! Не надо на город. Возможно, сверху видна площадь. Или башня. Или улица, по которой ветоны шли на сходку.
Опасения оправдались: Малики на вышке не было.
Лайдара по праву занимала одно из первых мест в лаконичном списке древнейших городов мира. Первенство мог оспаривать разве что Смарагд – город морун, но теперь это руины, которые на зиму прячет море.
История умалчивает о том, что привело ветонов в неизведанный край, где нескончаемо тянулись непроходимые леса с быстрыми реками, глубокими озёрами и опасными топями. Горный кряж выходил из Тайного моря, тянулся вглубь побережья и, нависая над исполинскими соснами, закрывал долину от водной стихии. Море напоминало о себе лишь во время шторма. Но шторм затихал, и над долиной воцарялась тишина.
Не желание ли воссоединиться с девственным миром и вечно упиваться его дикой красотой заставило человека повалить первое дерево, построить первый дом, родить первого коренного жителя Веты? Именно так в то далёкое время называлось маленькое селение у подножия горы Дары.
Люди научились жить в полном согласии с природой, и поселение быстро разрасталось. Прозрачный воздух лесов и гор, кристальная вода родников, плодородная почва долины одаривали мужчин силой, женщин красотой, а потомство здоровьем. Предметом поклонения ветонов была самая величественная в кряже гора Дара.
Сильнейшие землетрясения нарушили ход размеренной жизни. Ветоны покинули обжитое место, скрылись в лесах и долгое время не приближались к Даре. Но человек тем и отличается от зверя, что любопытство зачастую берёт верх над страхом. Смельчаки отправились к своему обожествляемому идолу. Каково же было их удивление, когда они увидели, что гора так и продолжает защищать долину от штормового ветра. Только вершина… Их стало две. Остроносый гордый пик лопнул, словно переспевшая дикая слива, и развалился на две округлые дольки.
Гора устояла. А значит, божество ветонского народа поистине велико и всемогуще! Вершины получили имена двух влюблённых из легенды – Лай и Дара, – которых навечно разлучили их отцы, а селение Вета переименовали в Лайдару.
Расколовшийся пик горы – не единственное, что поразило людей. Самым загадочным открытием стал грот в Даре. Пророк, прозванный Странником, после посещения пещеры изрёк: «Опусти глаза и посмотри на звёзды. Преклони колено и дотянись до звезды». Позже эти слова стали неотъемлемой частью торжественного ритуала, когда новоявленные короли Дэмора – так в те времена назывались земли морун – выслушивали клятвенные обещания подданных. Сложно сказать, помнил ли об этом народ сейчас, спустя сто лет, прошедших без законного короля.