Татьяна Алхимова
Край моря
Ивар сжал кулаки. Чертова девчонка! Что она вообще о себе возомнила, с чего вдруг решила, будто может манипулировать им, как каким-нибудь юнцом? Конечно, она понимает свою власть над Иваром, но разве ей тоже не хотелось бы стать счастливой, видеть солнце каждый день, радоваться другой, совершенно новой жизни? «А, да туман с ней, с этой Аникой», – решил Ивар.
– Ладно, остаюсь.
– Вот и славно. Друзьям сам скажешь или мне с ними поговорить?
– Сам.
Аника осталась стоять на месте, пристально всматриваясь в Ивара, а он вдохнул поглубже, попытался сделать как можно более спокойное лицо и вышел в темные сени. Он совершенно не понимал, что происходит, но рисковать действительно не мог. Если от дочери отшельника зависит успех его затеи, осуществление цели всей его жизни, то он готов сделать что угодно. Внутри что-то свербило, маленький, но неугомонный червячок точил душу Ивара, взывая к его человеческим слабостям. Счастье для всех ценой своей жизни, или счастье для одного? Вот же оно, так близко, – чудесная Аника, красивая, ладная, даром что отшельница.
В густой и жаркой темноте сеней, Ивар никак не мог понять, почему медлит. С самого детства он мечтал, болел идеей найти жемчужину. Он видел её ночами, продумывал путь по Океану, слушал рассказы, песни, предания. В его голове собралась вся возможная и невозможная информация. Осталось сделать самую малость – просто отправиться в плавание. Что могут значить несколько дней в доме Аники по сравнению с пятью годами ожидания? Ожидания томительного и иногда – мучительного. И дело вовсе не в отсутствии женщины в его жизни, о чем постоянно спрашивали друзья. Ивара манил Океан. Словно там, в его водах, он оставил своё сердце и теперь страдает без него, не может дышать, не может жить. Он сам иногда представлял себя сосудом, наполненным водой. Но водой мёртвой, только лишь изредка колышущейся от дуновения ветра.
Ивар похлопал себя по щекам и шагнул в сторону входной двери. Смеркалось. Глазам даже не пришлось долго привыкать к тусклому серому свету. Навстречу Ивару поднялся Муса, за ним Даг.
– Ты чего так долго? – с упреком спросил Муса.
– Не знаю, так вышло, – Ивар с трудом подбирал слова. После ужасной духоты сеней ему было и жарко, и холодно одновременно. Лица друзей смотрели на него словно из тумана, серые, расплывчатые, почти невидимые.
– Что случилось-то? Всё нормально? – Даг тревожно потирал руки и оглядывался по сторонам.
– Я останусь. А вы идите, – прошептал Ивар.
– В смысле? Как? Ты что-нибудь можешь объяснить нормально? – черноволосый еле сдерживал эмоции.
– Не могу. Сам ничего не понимаю. Но мне нужно остаться. На несколько дней, не больше. Уходите.
– Да как мы вернемся-то без тебя? А как же дела? Корабль? – Муса сделал шаг к дому, – пойду и поговорю с этой… Отшельницей!
– Стой, Муса, – Ивар схватил его за плечо. – Так надо. Надеюсь, я смогу разобраться. Все мои дела возьмите пока на себя. Как вернусь, сразу отправлюсь в море. Возможно, не успеем даже поговорить. Поэтому хочу сказать вам – спасибо, что были моими друзьями.
– Эй! Ивар! Ты что? – Даг задрожал всем телом и испуганно уставился на товарищей. – Никак прощаться вздумал?
– Да. Именно так. И я не люблю долгих прощаний. Всё. Надеюсь, ещё свидимся, – Ивар отвернулся и взялся за ручку двери.
– Прощай, – мрачно произнес Муса. И эти простые слова долгим эхом звучали в голове Ивара, пока он открывал дверь, пока пробирался сквозь горячечную темноту сеней и искал дверь в комнату.
Аника молча, без лишних звуков и движений накрывала на стол. Не оглянулась она и на Ивара, когда тот с шумом закрыл дверь, не ответила ни на один вопрос. Легко, словно плыла, она ходила от стола к боковой двери, и выносила из кухни тарелки с дымящейся похлебкой. Когда стол был накрыт, она зажгла несколько свечей и села ужинать. Ивар ждал приглашения. Он всё ещё не понимал, чего от него хочет Аника, чего выжидает.
– Иди ешь, что стоишь? – всё так же холодно и безразлично произнесла девушка.
– Всё пытаюсь понять тебя, – проворчал Ивар, садясь за стол. Еда оказалась довольно вкусной, а самое главное – горячей.
– Не нужно, всё равно не сможешь. Вы, моряки, совершенно другие люди, не похожи ни на отшельников, ни на тех, кто живет в Средних землях. Вот твой друг, черноволосый, Муса, никогда не станет таким же моряком, как ты, например. У него совсем иная кровь. И думает он обо всем не так туманно, как ты. А те, кто живет за лесом, вообще про Океан и не вспоминают. Понимаешь?
– Ну, допустим, понимаю. И что с того? Моряки – другие, да. Но мы же все люди. Объясни мне толком, чего ты хочешь от меня. Что ещё нужно сделать, чтобы отправиться за жемчужиной? Не припомню, чтобы твой отец говорил про ещё какие-то условия.
– Он не знал. А я знаю гораздо больше. Вот присмотрюсь к тебе ещё разок повнимательнее и решу, помогать или нет.
Ивар только вздохнул. Тайны. Слишком много тайн. Что за секретная информация, почему нельзя её раскрыть здесь и сейчас? Каждая минута ожидания казалась Ивару промедлением, будто бы жемчужина за эти несколько дней могла исчезнуть, раствориться и никогда уже больше не показаться. Он снова вспомнил слова Мусы о том, что, может быть, никакой жемчужины и не существует вовсе, а всё это сказки, обычные легенды для моряков. Да только кому нужны эти легенды? Все народы существуют сами по себе, никакой единой власти не существует, насколько знал Ивар – мир большой. Люди просто живут, или стараются выживать в тех условиях, к которым привыкли с рождения. Ничего больше. А жемчужина – это надежда. Одна на всех. И если он, Ивар, сын Кмара, может подарить всем этим разрозненным людям одно большое общее счастье, он сделает это.
До глубокой ночи Аника занималась домашними делами, нагружая попутно Ивара: он принес воды вёдер десять, вымыл посуду, пока отшельница натирала полы до блеска. Непонятно, почему она делала это почти ночью, но спрашивать Ивар не стал. Когда этот день сменился следующим, подтолкнув стрелки часов перевалить за двенадцать, Аника позвала его в ещё одну комнату, спрятанную за второй дверью. Почти квадратная, совсем крошечная спальня с тремя кроватями. Две из них были разобраны и пахли совершенно чудесно, чем-то очень сладким и пряным.
– Твоя постель вон там, у окна, – указала Аника. – Ложись. Поговорим завтра.
– Спасибо, – кивнул Ивар. Белая простыня светилась в темноте, притягивая его со страшной силой. Когда же он успел так устать? Ноги подкашивались. Неровной, хромой походкой Ивар добрел до кровати, без должного смущения сбросил с себя штаны и рубашку, и завалился в пуховые перины.
– Спи, Ивар… Ночь долгая…
Глава 6.
И он спал. Так сладко и крепко, как никогда в жизни, если не считать период младенчества, когда каждый спит светлым и безмятежным сном. Ивару виделись бескрайние морские просторы, залитые солнечным светом. Вода не была привычного серого или жуткого темно-синего цвета, переходящего в черную мглу на глубине. Голубые, нежные и прозрачные волны колыхали корабль, они с легким плеском ударялись о борт и откатывались обратно, чтобы вернуться и снова поцеловать нагретое солнцем дерево. Чуть дальше безбрежные водные просторы синели, отбрасывая блики на всё вокруг. Да что там! Вся поверхность Океана сияла как миллиарды звезд. По телу Ивара разливалась сладостная нега, словно он уже нашёл жемчужину и поместил её в самое сердце. Она расцвела там, превратила и самого Ивара и весь мир в одно большое сияющее нечто, не имеющее формы, но подвижное, нежное и всеобъемлющее. Как Океан…
Ивар пытался рассмотреть свои руки, ставшие невероятно огромными и сильными, но не мог. Он ничего больше не мог, только видеть, слышать, чувствовать и поглощать. Всё, что приходило к нему, Ивар забирал, погружал внутрь себя и не отпускал. Он хранил все тайны мира, жизни и смерти моряков, надежды и чаяния людей. А потом в глаза ему светило яркое белое солнце и протягивая к нему свои трепетные полупрозрачные руки, забирало то, что не принадлежало Океану.
«Я и есть Океан?» – спросил сам у себя Ивар и колыхнулся. Да, он явственно ощущал, как только лишь от одной мысли о движении, всё вокруг покрылось мелкой рябью, вода помутнела и пошла волнами.
– Спи, милый Ивар… Спи, – услышал он голос Аники у себя в голове, нежный, напевный. Она будто гладила его по волосам, приговаривая тихие ночные слова, растягивая слоги, складывая их в простенькие рифмы, и волны успокаивались, сея умиротворение и пробуждая в глубинах Океана любовь.
Спи, мой мальчик, спи,
Что б не встретил ты на пути,
Океан тебя сохранит,
И утешит, и усыпит.
Ни одни жернова
Не достанут тебя,
Твоя воля чиста,
Небо любит тебя.
Под тихий шепот Океан успокаивался всё больше, а Ивар погружался в темноту. Она была густой и вязкой, теплой, как парное молоко, но в ней не таилось никакой опасности. Последнее, о чем успел подумать Ивар – что он в утробе матери, так тихо и спокойно было здесь, издалека слышался мерный стук сердца и ничего другого.
Ивар открыл глаза и осмотрелся. Из окна лился серый свет, по отвесам стучал дождь. В комнате всё так же сладко пахло, а кровать Аники была аккуратно застелена. Тишина. Он сладко потянулся и сел. Что ж, хотя бы выспался. Столько сил и бодрости давно Ивар не ощущал в себе – можно свернуть не только горы, а вычерпать весь Океан! Вместо брошенной вечером на пол одежды, на стуле лежали серые брюки и свободная рубаха отшельников. Ивар пожал плечами и надел то, что для него приготовила Аника.
В соседней комнате на столе его уже ждал завтрак. Наскоро перекусив, Ивар вышел на улицу в поисках отшельницы. Её он увидел на полпути к дому с ведрами в руках.
– Аника! – Ивар подбежал к ней и забрал воду.
– Чего кричишь? – шепнула она. – У нас не принято громко разговаривать. Перепугаешь всех.
– О, я не знал. Прости.
– Прости-прости… – Аника открыла калитку, пропуская Ивара вперед. – Выспался, моряк?
– Да, какой-то совершенно чудесный сон видел, только никак не могу вспомнить подробности. Такой безмятежный, как в детстве.
– Вот и славно, – улыбнулась отшельница, а Ивар внезапно увидел, как она красива на самом деле. Густые черные волосы, выразительные глаза с длинными ресницами, аккуратные, словно вырезанные из дерева, губы. Такие настоящие, живые, что хочется потрогать, а ещё – провести рукой по нежной бледной щеке, спуститься к шее и проверить – тёплая она или нет. Существует ли эта девушка на самом деле? – Чего смотришь? Заходи.
– Да я… Так. Ничего, – смутился Ивар и прошёл в дом.
Оказалось, что время уже близилось к обеду. «Как там ребята?», – думал Ивар. Он переживал о корабле, о дополнительном наборе команды и подготовке к плаванию. Хотел поторопить Анику с ответом и решением, но никак не мог решиться снова завести разговор об Океане. Как только он собирался задать вопрос, перед ним словно вставала стена, и все слова разбивались об неё, не успев слететь с губ. Помогая отшельнице с обычными делами, Ивар всё чаще и чаще останавливал свой взгляд то на лице Аники, то на руках, то просто прислушивался к её тихим напевам, убаюкивающим, похожим на шум волн вдалеке. Счастье для одного, здесь и сейчас.
Тогда, пять лет назад, в день Равноденствия, Аника была готова стать его женой. Настоящей. Единственной. Почему? Они увиделись тогда впервые, Ивар никогда раньше не видел эту девушку, не разговаривал с ней. Вот так просто никто не женится, сначала нужно узнать друг друга, присмотреться, полюбить. Но Аника… Вот и сейчас она ведет себя так, словно всю жизнь знает Ивара, да и он сам не испытывает привычной неловкости. Встречаются люди, такие как Даг и Муса, например, которые с первых минут становятся совершенно своими, родными, как после ста лет знакомства. Это всё потому, говорит бабушка, что люди эти замешаны, как тесто, из разной муки, но на одной воде. А вода всё-всё помнит, всё связывает.
– Аника, – ближе к ночи Ивар набрался смелости поговорить снова.
– Да? – она снова улыбнулась, как бы невзначай.
– Скажи, ты помнишь нашу первую встречу? Ту ночь, костры, хоровод?
– Помню, конечно, – она отложила в сторону шитье, которым была занята весь вечер и внимательно посмотрела на Ивара, тем самым взглядом, пробирающим до дрожи. У Ивара перехватило дыхание, сердце вдруг сжалось до размеров детского кулака и тревожно отстукивало ритм, как вода в ведре, которое несет неумелая девчонка.
– Почему ты тогда сказала, что могла бы стать моей женой?
– Потому, что могла бы.
– Ты же меня не знала совсем.
– С чего ты взял? Ты – сын Кмара, унесенного китами. Кто же не знает этого. Ты воспитан им, в тебе течет его кровь. Этого уже достаточно, – она неловко пожала плечами. – Когда матушка покидала меня, так и сказала: «Ивару помоги, Кмару мы помочь не смогли, но сыну обязаны». С теми словами и ушла, вслед за отцом.
– Значит, ты теперь совсем одна? – вдруг сообразил Ивар, от чего-то только сейчас он вспомнил матушку Аники.
– Долго соображаешь, моряк. Чем очарован?
– Тобой, наверное… – сорвалось с губ Ивара.
Аника рассмеялась, да так весело и задорно, что вся комната заполнилась её звенящим смехом.
– И про обет забыл, так что ли? И про свой Океан? – она махнула косой, перекидывая её через плечо.
– Помню. Всё помню. Так что же ты решила?
– Собирайся, Ивар. В лес пойдем. Есть обряд один тайный, без него я тебя в Океан не отпущу, так и знай.
– Зачем в лес? Какой ещё обряд? – забеспокоился Ивар. Не думал он, что подготовка к плаванию окажется такой непонятной, долгой и покрытой мраком.
– Если боишься, так и скажи. Обет с тебя снять смогу, а дальше уже сам решишь.
– Не боюсь. Пошли.
Аника убежала в комнату и вышла оттуда спустя минут пять или больше, Ивар никак не мог сосредоточиться на времени, всё думал о её словах. Отшельница переоделась в белую длинную рубаху, распустила косу, и стояла перед Иваром прекрасная своей нетронутой красотой. Нежная, хрупкая, одна единственная на всем белом свете. Если бы он только мог, то не стал бы бороться с желанием прикоснуться к этим черным волосам. То, что эта странная девушка вызывала в его душе, он не мог назвать ни одним знакомым словом, в голове мелькали мысли, как чайки над морем. Они кричали что-то, но разобрать это было невозможно. В Анике сейчас Ивар видел и свободу, и силу, и слабость, и страстно желал ощущать это всё в своих собственных руках.
Отшельница прихватила с собой большую холщовую сумку и жестом позвала Ивара идти следом. Они вышли из дома через черный ход, о котором даже и догадаться было нельзя. Задворками выбрались по темноте из поселения и пошли прямиком к лесу. Дождя не было, но вместо него опускался сырой, тяжелый туман. Через полчаса пути оба вымокли до нитки. Волосы Аники единым полотном лежали на спине, роняя редкие капли собравшейся воды, рубашка прилипала к телу, и Ивар старался не смотреть на женственные изгибы её тела.
– Зачем мы идем в лес?
– Знаешь, кто там обитает? – задала вопрос Аника, чуть замедлив шаг. – Духи, лесные духи. Никто не знает, откуда появилась жемчужина, кроме них. Почему? Потому что у духов и жемчужины один родитель – Земля. Все они вышли из Земли. А Океан похитил то, что ему не принадлежит, поэтому Небо плачет, Земля страдает. И только духи ведают, как всем им помочь. Но никто их не спрашивает.
– Кроме тебя, да? – догадался Ивар.
– Да, кроме меня… Меня в детстве дедушка научил с ними общаться. Знал, что я буду очень важна в будущем. Вот и помог. Ты главное ничего не бойся, Ивар. И делай то, что я тебе скажу. Доверяй мне, как самому себе, даже больше. Вреда я тебе не причиню, а вот жизнь спасти смогу.
– Что нужно делать? – моментально собрался и напрягся Ивар, позабыв все прочие мысли.
– Терпеть. Словами напрямую сказать не получится, иначе Океан услышит, и мы все пропадем. Нарисую на руке карту, духи подскажут. Она поможет тебе найти то, что ты ищешь, и спастись. Будет больно, очень больно. Но такова цена.
– Справлюсь.
– Знаю, – выдохнула Аника так печально, будто бы произносила смертный приговор.
Они подошли вплотную к лесу, с промокших коричневых ветвей капало, что-то шумело в листве, переговариваясь о своём, ночном. Ветер не проникал дальше крайних деревьев, за ними тьма сгущалась ещё больше, поглощая любые звуки. Пахло сыростью, прелыми листьями и прошлой жизнью. Той жизнью, когда весь мир был другим, когда Океан сиял голубыми и синими красками, когда солнце согревало грубую кору вековых деревьев, а предки Кмара и Ивара жили счастливо.
Аника остановилась шагах в ста от опушки леса под большим деревом. Бросила мешок на землю и встала на колени, опустив голову в низком поклоне. Она что-то шептала, иногда чуть приподнимаясь, а потом позвала Ивара сесть перед ней.
– Слушай меня. Кричать и шуметь тут нельзя. Духи уйдут и долго не вернутся. Поэтому терпеть будешь молча. Если сил не хватит, можешь что угодно делать, хоть палку закусывай, но не кричи. Прислонись к дереву и смотри на меня, никуда больше не смотри. Что бы не происходило, не смотри! Понял? – Аника усадила его к дереву, достала из мешка большую белую тряпку, застелила ей колени Ивара и закрыла глаза в молчании.
– Я всё понял. Буду терпеть, Аника, – внутри дерева шумел поток, его отлично слышно, если прислониться поближе. Шум становился похожим на шепот, переходил в гудение, тихое пение, жужжание и смолкал, начиная всё снова через пару секунд. Ивар ждал.
Аника достала из мешка небольшой узкий нож, устало вздохнула, глядя в небо, скрытое ветвями, стянула с Ивара рубашку, а затем резко схватила его руку, обжигая своим прикосновением. Рука горела так, словно погрузилась в открытый огонь. Ивар сжал зубы, напрягшись всем телом, а Аника прошептала:
– Терпи, Ивар, терпи, – она осторожно, начиная от кисти, провела острием ножа по руке вверх. Острая боль пронзила Ивара, кровь тонкими струйками закапала на белую ткань. – Это твой путь, моряк. Он ведет с Востока на Запад. Твоя ладонь – Восход, в ней ты держишь Солнце, оно медленно идет к Заходу, слышишь? – Ивар кивнул сквозь боль. – Смотри, вот это и есть Солнце, – Аника вырезала ножом круг и большим пальцем нажала в его середину.
Страшная боль от ожога словно проедала руку насквозь, из глаз Ивара хлынули слёзы. Он даже не пытался их сдерживать. Главное – молчать, ни звука. Пусть льются слёзы, пусть льется кровь, нужно молчать. Аника чуть отпустила палец и принялась рисовать ножом поперечные полосы, обозначая Океан. С каждым её движением боль становилась сильнее. Абсолютно нереальная боль, не столько физическая, сколько душевная. Ивар чувствовал, как его душу разрывают на части, тянут в разные стороны, душат, жгут, но терпел, смотрел на серьезное лицо Аники, на крупные соленые слёзы, стекающие по её щекам, слезы величиной с Океан.
– Ты любишь меня, Аника? – прохрипел Ивар.
– За порогом бурь, – шептала отшельница, осторожно касаясь указательным пальцем руки Ивара выше локтя, – будут мели. Много. Страшных и опасных. Не бойся их. Самое трудное – впереди. Если встретишь лодочника и его спутницу, значит, жемчужина близко. Глаза морской девы опасны, а сама она коварна, Ивар. Вспомни обо мне, когда встретишь её, – Аника добралась до плеча и старательно вырезала на нем большое око, заливая и свою рубашку, и белую ткань кровью.
Перед глазами Ивара темнело от нестерпимого жжения, его плоть сопротивлялась прикосновениям девушки, скованная обетом безбрачия; лесные духи нашептывали непонятные слова в самые уши, залезали в раны, заставляя их кровоточить сильнее, обжигали края. Но он терпел, что было сил терпел.
– Ты любишь меня, Аника? – снова жутким, хриплым голосом задал вопрос Ивар. – Почему путь к счастью возможен только через страдания?
– Потому что ты, Ивар, выбрал этот путь, – прошептала отшельница, заливаясь горькими слезами. Ножом она довела дорожку до груди и остановилась.
– Так ты скажешь, или нет? – снова потребовал Ивар, чувствуя, как весь мир и Аника вместе с ним, плывет перед глазами.
– Люблю. Я. Люблю. Тебя. Ивар, – с упором на каждое слово шептала Аника, вырезая на его груди розу ветров. – Все ответы здесь. В твоем сердце.
Она отложила нож и всмотрелась в лицо Ивара – он страдал. Не такими сильными были внешние раны, но этот нож резал душу, и душа плакала солеными слезами. Маленькие Океаны слез вместо глаз Ивара. Он чуть подался вперед и, превозмогая боль, ухватил Анику за плечи. Руки обожгло с новой силой. Терпеть!
– Люблю, – сквозь зубы процедил Ивар, приблизив своё лицо к лицу отшельницы. Ещё одно небольшое движение, как мягкая приливная волна на пологом берегу, и их губы соприкоснутся.
Аника жарко выдохнула и приложила палец к губам Ивара, отрицательно качая головой. Она была так близко, даже слишком, гораздо ближе, чем тогда ночью, в праздник Равноденствия. Такая желанная, единственная, смелая. Она любит. Ивар с силой прижал её к себе, только и успев выдохнуть одно единственное слово:
– Горячо…
С неба обрушился ледяной поток соленого дождя. Он заливал глаза, рот, попадал в открытые раны, разъедая их, стократно усиливая боль. Руки Ивара разжались, отпуская Анику, и он погрузился в жаркую темноту, напоминающую о доме отшельницы.
