Кастор тряхнул головой, в ушах всё ещё звенело и гудело, ему до сих пор казалось, что земля уходит из-под ног. Последнее, что помнил Кастор – это то, как он поскользнулся на грязи и падал, но потом кто-то схватил его за шиворот и втащил на лошадь. Как только мимо с шумом разъяренного табуна пронеслась вода, сознание покинуло его, и очнулся Кастор уже в лагере.
Походный лагерь трудно с чем-то спутать, даже если его разбили в крайне неподходящем месте – в узком ущелье в теле Подножия, одном из тех, куда даже местные стараются не соваться. Кто-то очень хотел укрыться от любопытных глаз и готов был рискнуть. На счастье этого кого-то, во время сотрясения земли, и пока извергалась вода, ни ущелье, ни лагерь не пострадали.
Кастор сидел на холодной земле, прислонившись спиной к мокрому от росы Подножию. Камень был невероятно гладким на ощупь, лишь в редких трещинах попадался мох, и Кастор с удовольствием поглаживал камень пальцами.
Рядом сидел Камыш и, закинув голову, смотрел в узкий клочок неба. Там, где ущелье сужалось, качался на ветру подвесной мост.
– Ну, мы и вляпались, – прошептал Камыш. – Ты только это… лишнего не болтай.
– А что именно ты считаешь лишним? – спросил Кастор, дернул связанные за спиной руки, и тоже посмотрел вверх. Солнце заглядывало в темноту ущелья робкими утренними лучами, ветер шумел в кронах, скрипели гибкие стволы сосен, держась корнями за каменные уступы. Сосны упорно тянулись к небу. Кастор не был склонен любоваться природой, но сейчас это отвлекало от неприятных мыслей. Например, от мысли, что Орис мертв.
Кастор злился на грамарда как никогда прежде и не имел возможности даже наорать. А еще он сетовал на себя за то, что не смог настоять на своём и заставить его уехать в Решань. Сейчас он согласился бы вечно ругаться с этим тупицей из-за всякой ерунды, только бы он снова оказался рядом.
Шея у Кастора затекла, он опустил голову сначала к правому плечу, потом к левому. Хотелось пить.
– Так ты что, и, правда, сыскных дел мастер? – спросил он бездаря. Профиль Камыша дернулся. Он, видимо, уже успел пожалеть о том, что выболтал свой секрет, но взять такие слова назад не просто.
– Лгать – это у меня работа такая, – сказал Мистат Лайер, который все это время прикидывался бездарем по кличке Камыш. – Так что не верь всему, что я говорю.
– Белый цвет позволяет мне отпускать такие грехи, – сказал Кастор и покосился на троицу, что быстро приближалась к ним со стороны лагеря. Явно вояки, если верить гербам на доспехах – северные волки, но Кастор плохо разбирался в титулах и принадлежности северян с того берега Чандры. Всё, что он о них знал – вместо коней они используют огромных пятнистых кошек, а вместо почтовых горлов – гигантских птиц – орлов. И это казалось ему таким же невероятным, как то, что Создатель когда-то ходил среди людей.
– Встать! – скомандовал тот, что шёл по центру, длинный, тощий и седоголовый. Как и все северяне, он был белокожий, почти прозрачный и с голубыми глазами; двое, что пришли с ним, приблизились и помогли Кастору и Камышу подняться.
– За мной!
Их привели в палатку, она явно была больше остальных, но все-таки это была палатка, а не шатёр, какие обычно использовали высокородные герцоги и графы. Внутри все выглядело скромно: стол, стул и лежак, никакого золота или дорогих тканей. Тот, перед кем их поставили, был под стать своему жилищу, и за скромность ему стоило выдать маркову хламиду – традиционное одеяние странствующих проповедников Святого бедняка. Нагрудный панцирь доспеха отделан серой кожей горного шадли и оторочен его же жёстким мехом, на поясе висел рог и ножны с коротким мечом. Серая куртка и плащ в естественных условиях хорошо сливались с однотонной горной местностью.
– Моё имя Луи Калеб Дерен, герцог земель Ремален, Шаллар, Хабаз и Луизан Северного Велькора, – ровным голосом представился хозяин палатки. – Прежде, чем я прикажу вас развязать, я хотел бы еще раз услышать ваши имена, если вас это не затруднит.
Кастор выдохнул своё имя с облегчением и мысленно вознёс хвалу Создателю за то, что северяне, как и все, чья кожа, словно молоко коровьей матери, плохо различают представителей других народов. Для белых темнокожий килиец ничем не отличается от смуглого айгуна с островов, потому никому и в голову не придёт, что человек в белой рясе может оказаться нечистой, зерейской крови.
– Килия, это же где острова пирамид? – уточнил герцог. Кастор кивнул, он не видел смысла читать северянину лекцию по географии, но тот не удовлетворился этим сухим кивком и вопросительно поднял бровь. Было очевидно, что герцог ждёт ответа.
– Да, ваша светлость, Килия находится рядом с Зубчатыми островами, сами же острова населяют айгуны, их еще называют крылатый народ, хотя крыльев у них нет, у них костяные наросты вдоль хребта, а вокруг рёбер полости для воздуха, с их помощью они способны очень долго пребывать под водой. Они собирают сокровища со дна Огненного пролива – янтарь и жемчуг, а еще кости гигантских древних предков нынешних птиц.
– Вы – священник, – сказал герцог, причем так, будто это тоже была какая-то особенность организма, подобно костяным наростам, например. В этот момент Кастору захотелось гордо выпрямиться, но прежде переодеться во что-то приличное – от его белых одеяний остались только грязные лохмотья.
– Ну что ж, – герцог посмотрел на Камыша. – А вы значит…
– Мистат Лайер, ваша светлость, – ответил тот. – Сыскных дел мастер Его королевского Величества…
– Да, спасибо, сударь, – остановил его герцог. – Теперь, когда маски сброшены, а имена названы, я могу принести вам свои извинения за столь холодный северный приём, – губы герцога растянулись в улыбке. Он не сделал ни единого жеста, но двое его людей молча подошли и разрезали верёвки. Кастор с облегчением растер запястья, боль в руках была жгучая.
– Теперь вы мои гости, – продолжил герцог. – Вам предоставят всё необходимое, но прежде я хотел бы обсудить кое-что, с чем, как мне кажется, не дозволительно медлить.
Кастор вспомнил те несколько часов, что они провели на холодной земле, но вслух, конечно же, ничего не сказал. Речь герцога местами казалась слишком витиеватой для северянина, и сур предположил, что учился Луи Дерен в столице, а на родину вернулся совсем недавно. Это объяснило бы, почему северянин даже бровью не повёл на обращение «ваша светлость»; оно было в ходу в основном на юге. На севере же тонкости этикета мало кого волновали, тут главное язык не отморозить, потому высокородные господари не гневались на простоту речи.
– Вы – священник, – повторил герцог и посмотрел на Кастора. – Что вы знаете о мойрах?
Кастор от удивления застыл – страх выступил меж лопаток каплями пота.
Мойры – дочери богини судьбы Фатумы, или как её называли на юге – Урдаль-аин-рах. Но почти никто не осмеливался называть судьбу по имени, и говорили просто – ересь островитян Танума. Танум – маленький островок посреди холодных вод Чандры, откуда пришло племя кхамиров, тех, кого навсегда запомнят как последних еретиков. Именно из-за их ереси была создана инквизиция, из-за них же, так учила церковь, случилась и Великая смута, которая на столетие погрузила Ахорн в разруху и междоусобицы. Столетие без короля…
Кастор стиснул зубы. Мифы и ложь, которыми церковь кормила людей, вызывали у него приступы гнева. Он-то знал, что Великая смута – это не более, чем неудачная попытка переворота, который затеяла Церковь в надежде, что после кровопролития им удастся заново сплотить людей вокруг Святого престола. Но история говорит, что их план провалился, а мир обычных людей надолго канул во тьму.
– Килийцы не верят в судьбу, – рассмеялся Мистат Лайер, прервав затянувшееся молчание, но герцог продолжал смотреть на Кастора и ждать ответа.
– Я знаю, что мой спутник, грамард, именуемый также Мориссом Ёльдером и по велению конклава носящий печать церкви, пропал без вести после того, как пообщался с неким корабельных дел мастером Каулем Еремином из Дагоста, – заговорил Кастор.– Тот поведал ему историю о том, как был выкуплен со Дна Кхамира неким господарем, которого совершенно не смутило, что упомянутый мастер отрекся от чистой, истинной веры и был заражен еретическим учением. Полагаю, – Кастор сделал глубокий вдох; страшная ярость накрыла его, и он перестал бояться. – Это были вы, герцог Луи Калеб Дерен из Ремален также известный как Дервиш Искатель, Отец Благодеяний.
Кастор и сам не знал, из каких закромов памяти достал эту информацию, но был уверен, что прав. Он уже раньше видел герцога, и даже, возможно, в гостиной у монсеньора.
– Да, вы абсолютно правы, – не стал отпираться герцог, он смотрел Кастору в глаза и не отвёл их ни на секунду. – Ваш праведный гнев мне более чем понятен, но прежде, чем вы приговорите меня к епитимье, позвольте объясниться. Начну с того, кто и почему назвал меня Дервишем Искателем…
– Начните лучше с того, где сейчас находится милсдарь грамард, – вмешался Мистат Лайер. – Ведь тут, как мне кажется, промедление смерти подобно. Уверен, что его жизни, как и жизни других людей в подземелье, угрожает опасность.
– И как вы, я думаю, уже заметили, – терпеливо ответил сыщику герцог, не проявив ни капли недовольства, – никто не торопится эти жизни спасать. Вы ведь посылали весточки ко двору, не так ли? Были красноречивы и безудержно требовали вмешаться и остановить то, что здесь творится, но… ничего не изменилось. Знаете ли вы, почему? Почему я вынужден прятаться в этой дыре вместо того, чтобы броситься на врага, как и полагается настоящему волку севера?
Сыщик нахмурился и потёр лоб. Естественно, он об этом размышлял, даже Кастор успел об этом подумать, но ответа не нашёл. Если только… От гаденькой мыслишки он судорожно выдохнул.
– Всё из-за берегонта…– прошептал Кастор.
– Вот именно, мой белый друг, вот именно, – тихо согласился герцог. – Королю хорошо известно, что здесь творится, но он решил не вмешиваться, у него на то много причин, одна из которых – берегонт, способный подорвать власть Церкви.
Мистат Лайер витиевато выругался, помянув сразу три вида рогатого скота в одном предложении. Герцог рассмеялся, а потом сказал:
– Вам, мастер, придётся принять трудное решение – сохранить ли верность своему королю.
– У вас нет доказательств, – ответил сыщик. – Без них это всё пустая болтовня. Возможно, кто-то перехватывает мои письма, хочет, чтобы со стороны бездействие короля выглядело как преступное, тогда у церкви будут основания обвинить Трон в пособничестве еретикам. Потому прошу вас воздержаться от подобных заявлений, ведь прежде, чем выносить кому-либо приговор, вы, как герцог, полагаю, требуете провести дознание? Или вешаете всех подряд, без разбора?
– Верёвка – это для юга, у севера есть топор, но вы правы, мастер, могу ли я попросить вас провести дознание? Вы оказали бы услугу не только мне, но и королю, если бы помогли опровергнуть подобные слухи. Но я также хочу вас уведомить в том, что вне зависимости от вашего расследования я буду придерживаться законов моей земли. Север проливал кровь, чтобы остановить тьму и будет проливать её впредь. Зло не пройдёт мимо нас, каким бы именем оно ни звалось, и какой бы титул ни носило.
– Ваша светлость, – Кастор еле стоял на ногах, его мутило от усталости и голода, но он и не помышлял о том, что в ближайшее время сможет отдохнуть. – Мы должны проникнуть в подземелье монастыря. И, возможно, нам в этом поможет аббат Капет. Уверяю вас, сам аббат не имеет никакого отношения к тому, что вокруг него творится, он давно потерял связь с реальностью, подозреваю, его травят.
Герцог поднял бровь.
– И очень давно, – подтвердил слова Кастора сыщик. – Так я и попал в Бургань. Сын местного лекаря, Виннер, обратился в сыскную службу, пребывая в уверенности что кто-то в городке травит аббата. Расследование передали в Секретную службу, ведь когда речь заходит о Святом престоле, церковь очень щепетильна и не допускает чужих. По приказу мэтра Кальвина я был освобождён от всех лишних протоколов и приехал, чтобы просто наблюдать, и то, что я здесь увидел, заставило меня воздержаться от поспешных действий и обвинений. Вы же, герцог, как я понял, действовали более активно и забросили приманку.
Герцог кивнул сыщику.
– Мастер Кауль Еремин из Дагоста был известен на Дне Кхамира как один из видящих. Многие говорили, что он видит Нити, что его отметила великим даром сама богиня. На юге его назвали бы апостолом, обычно именно такие фанатики начинают распространение ереси, они харизматичны и слишком самоуверенны, а потому заразны. Таких я и ищу. Чаще всего они оказываются не более чем болтунами. К таким у меня свой подход, я не рублю головы направо и налево, создавая мучеников, а покупаю их верность и подменяю веру деньгами, тем самым убиваю ересь в зародыше… Но в этот раз не получилось, потому что кто-то из моих людей заразился, и с его помощью мастер Кауль сбежал.
Герцог потемнел лицом, уголки губ его опустились.
– Весь последний круг я потратил на поиски. И всегда посылал вперёд себя разведчика; тот нарочно назывался Каулем из Дагоста, так я узнавал, как реагируют люди. Распространяя сплетни, мы и нашли Бургань, а потом и берегонт в нём.
– Всего круг? – усомнился сыщик. – Рудник под монастырём начали копать значительно раньше, так что ваш еретик вряд ли зачинщик. Но его, вне всякого сомнения, привёл сюда берегонт, как и Деврана из Ормиша, точнее того, кто им называется.
– Глава Палат? – спросил герцог. Кастору не показалось, что он удивился.
– Думаю, вашего подсадного мастера убил именно он, – сказал Кастор и опустил руку в то, что когда-то было карманом. Бумага промокла и почернела. Кастор развернул листок и понял, что опознать главу палат по этому рисунку невозможно – их единственное доказательство превратилось в мусор.
Герцог подошёл ближе, взял листок бумаги из рук Кастора, посмотрел на него и покачал головой. Кастор сказал разочарованно сказал:
– Здесь было лицо Деврана. Рисунок мы нашли в кармане бургомистра, который недавно был повешен в собственном доме, подозреваю, он умер, потому что узнал правду, но теперь это уже не доказать.
– Рисунок тоже не является доказательством, – покачал головой сыщик. – Нужна официальная выписка из судебного реестра с указанием, что он был обвинён в преступлении, и доказательством его вины, и что был вынесен соответствующий приговор. Так же нужны живые свидетели, которые знают его в лицо, а, как мы видим, Девран предпочитает свидетелей не оставлять. Если же мы считаем, что он причастен к убийству мастера Кауля, пусть даже ненастоящего, то требуются доказательства, а иначе это клевета, за которую можно поплатиться головой.
Слушая сыщика, Кастор чувствовал бессилие и гнев, которому не находил выхода.
– Мы обязаны это остановить! – гнев раскалил кровь, но разум пасовал. Кастор не видел выхода, не понимал, что делать дальше. Он держался на чистом упрямстве, на мысли, что теперь просто не имеет права сдаться. Ориса нет, а стало быть всё зависит только от него, на него братство возлагает свои надежды, и он не может подвести монсеньора. Не теперь, когда у них в руках столь важная информация, берегонт – вот та самая сила, которая навсегда положит конец произволу Святого престола, но при условии, что окажется в праведных руках, а иначе… Будет еще одна кровопролитная война, а потом история повторится, и мир канет во мрак очередной бессмысленной смуты.
– Предлагаю надавить на Деврана, – сказал сыщик. – Он не фанатик и не еретик, скорее всего, взялся за это дело из-за денег, предложим ему хорошую компенсацию и сохранить голову на плечах, и думаю, тогда он сдаст нам всех с потрохами.
– Ваше предложение кажется мне разумным, – кивнул герцог. – Забудем про рисунок, глава должен быть уверен в неприкосновенности своего имени и полномочий, тогда он быстрее согласится на сделку, ведь ему будет что терять. Я отправлю ему письмо от своего имени и попрошу о встрече, а вы пока переоденьтесь, перекусите и отдохните. Мои люди в городе, и они сообщат мне, если что-то случится.
Им выделили палатку. Принесли чистые вещи и еду, но Кастор просто упал на лежак и замер. Он так устал, что у него всё плыло перед глазами.
– Чего развалился? – прошептал сыщик. – Ты всерьёз купился на эти байки? Давай, переодевайся, надо валить отсюда.
Кастор поднял голову и недоумевающе посмотрел на королевского сквайра, которого мысленно все еще продолжал называть Камыш.
– Почему байки? – Кастор хотел услышать пояснение.
– Ты от усталости плохо соображаешь или всегда такой? – усмехнулся сыщик. – Северяне и берегонт, как думаешь, что они сделают? Да взорвут к Нечистому, и все дела. Чтобы ересь уж точно из подземелья не выбралась, а что там люди, да плевать им, эти люди для них – не более, чем камушки на дороге. Чем меньше в живых останется, тем лучше.
В этот момент сыщик сильно напоминал Кастору грамарда. Он был собран, уверен в себе, решителен. Он знал, что надо делать. Кастор подавил вспышку раздражения и задумался. Он сильно сомневался, что цель герцога взорвать рудник, но подвох чуял. Отправит письмо и попросит о встрече? Да, но…с каких это пор герцоги, даже с далекого севера, так легко опускаются до сделки с торговцем, богатым, конечно, но наверняка безродным? А еще вся эта таинственность. Почему бы герцогу просто не отправить новой герцогине Катияне Руфф требование о вмешательстве? Ведь эта земля принадлежит ей, а это значит, что она официально несёт перед королём ответственность за действия своих со-геренов, вне зависимости от того, знала она или нет о совершаемых ими преступлениях. А укрыть от короля берегонт и зарождающийся очаг ереси настолько тяжкое преступление, что его нельзя просто проигнорировать. Так почему же тогда каждый здесь сам по себе?
Мистат Лайер сидел на корточках и загребал из котелка кашу ложкой.
– Думаешь, кто мог перехватывать твои письма? – спросил Кастор.
– Это должен быть кто-то весьма высокопоставленный, тот, кто имеет доступ к секретным грамотам, – ответил сыщик. – Близко подобрались, твари, но ничего, мы тоже не лыком подпоясанные.
– И какой у тебя план?
– Надо попасть внутрь скалы, – ответил сыщик, продолжая быстро запихивать кашу в рот. – Уверен, мы сможем пройти по тоннелям до монастыря, главное, найти вход.
– Почему думаешь, что он есть?
– Ну, так это, мостик видел? – иногда сыщик забывался и снова начинал говорить как бездарь Камыш. – Известное ж дело, все дороги древних куда-то ведут.
Кастор, наконец, заставил себя встать и подойти к кучке вещей. Чтобы попытаться сбежать из лагеря, надо было переодеться. Сбросив с себя грязную одежду, он поёжился от холода и принялся натягивать подштанники и белую рубаху, которую, видимо, специально для него принесли, после подпоясался тем самым лыком, заплетенным в ремень, а поверх надел кожаный длинный жилет. Жилет был увесистый, будто доспех.
– Предлагаешь карабкаться по стене? – спросил Кастор, подпрыгивая и оценивая тяжесть на плечах. Он уже почти решился оставить жилет и накинуть чего полегче, однако вспомнил свистящие над головой стрелы и решил, что защита ему не повредит, особенно если они собираются сбежать и тем отказаться от дружбы с северным герцогом.
Письмо аббата Кастор доставал дрожащими руками – боялся, что оно размякло от воды и грязи. На его счастье, бумагу в монастыре делали добротную и чем-то пропитывали, от чего та хорошо сохранялась. Кастор долго смотрел на свиток, но открыть и прочесть так и не осмелился, вздохнув, спрятал его поглубже за пазуху и решил пока о нём забыть.
Сыщик доел свою половину каши и протянул котелок Кастору, тот посмотрел на единственную ложку, но голод победил, и он принялся за еду. Сыщик же встал и взялся что-то чертить на земляном полу. Кастор не сразу понял, что это схема лагеря.
– Помнишь, откуда вода пришла? – спросил Мистат Лайер, вид у него был задумчивый. Кастор ел и потому просто кивнул.
– Да, именно, из Подножия, из самого камня будто, а значит, там должно быть отверстие. Найдём его и через него пролезем внутрь.
– Ты бы придумал сначала, как нам от северян сбежать, – сказал Кастор, облизывая ложку. Каша показалась ему невероятно вкусной. – Не думается мне, что они нас просто так отпустят.
– Всего-то и надо небольшую диверсию организовать – пожар там или обвал, – пожал плечами сыщик.
– Ну да, конечно, чтоб еще и нас завалило.
– Так если все с умом…
Договорить свою мысль сыщик не успел; снаружи раздались крики, от которых у Кастора застыла в жилах кровь. Это были крики ужаса, а не боли. Чего могли так испугаться доблестные северные волки?
– Это наш шанс! – крикнул сыщик, на бегу выхватывая у Кастора из рук пустой котелок. Времени он не терял, и пока Кастор в панике пытался надышаться, он уже откинул полог палатки и выбежал наружу. Отставать от королевского сквайра было нельзя, Кастору знал, что в одиночку не справится. Он собрался с духом и выбежал следом за сыщиком в белый, солнечный день. Сделал два шага и чуть не налетел на Камыша. Тот бросил котелок и в ужасе крутил головой, не понимая куда бежать.
– Замри! – заорал во всё горло Кастор, и Мистат Лайер послушался.
В отличие от сыщика, человека, хоть и бывалого, но вполне светского, Кастор был священником, что называется, до мозга костей. Его белый цвет, как и звезда на его груди, не являлись пустыми символами – они имели власть, и власть не только в мире людей. Создатель, который даровал людям Речь, сделал это ради их защиты, по его воле пришли в мир трое отцов и пятеро матерей, чтобы продолжить его дело, а после передать его избранным апостолам. Создатель принёс людям силу Искры и веру в её негасимый свет, он знал, что когда-нибудь человечеству понадобится этот свет, чтобы разогнать мрак.
То, что сейчас видел Кастор, никак иначе, кроме как кромешным мраком назвать было нельзя. Мрак заполнял собой узкое ущелье, мрак гудел и двигался, словно рой насекомых. Там, где волна мрака ударилась в гладкую стену Подножия, на камне оставались царапины, и в воздух поднималась белая пыль. Кастор откуда-то знал, что убежать нельзя, да и некуда. Мрак затянул паутиной выход из ущелья и кидался на всех, кто пытался прорваться. Черная туча, очень похожая на живой организм, проникала в ноздри, глаза и уши людей и лошадей, всадники, хватаясь за голову, падали на землю, под копыта своих скакунов. Объятые ужасом люди кидались в разные стороны. По лицам северян текла кровь. Кастор выровнял дыхание и дрожащей рукой достал звезду, та ярко вспыхнула. Свет ударил во все стороны, и мрак откатился к стенам ущелья, где неожиданно замер, как хищник перед прыжком. Тогда Кастор быстро сделал шаг вперед, чтобы быть рядом с сыщиком и, наполнив лёгкие воздухом, затянул молитву. Будто строевую песню. Он тянул и тянул, как можно выше, так, как его учили в монастыре Святого бедняка Юлиуса Марка, пятого Апостола. Смысл Речи был далёк от сознания Кастора, но как говорили монахи главное – ритм и фонетика. Кастор считался прилежным учеником, и Речь всегда сдавал на отлично, но сейчас голос его дрожал, потому что страх сжимал горло. И руки, державшие звезду, тоже дрожали, но Кастор не отступил. Он сделал еще шаг и поднял звезду над головой. Сыщик послушно шагнул следом. Те, кто еще мог идти или ползти, бежали и ползли в круг света, четко проступивший на земле вокруг Кастора. Северяне понимали, что их последней надеждой была молитва, плывущая над ущельем и разгоняющая мрак силой Истинной Речи.
Кастор, ни на секунду не прерывая молитвы, сделал еще шаг в сторону выхода из ущелья. Мрак вздрогнул и бросился к нему, но преодолеть порог света не смог.
Сколько еще шагов предстоит сделать Кастору, прежде чем он охрипнет и не сможет вытянуть ни единого звука? И едва подобная мысль промелькнула у него в голове, как в грудь ударила стрела. От боли Кастор захлебнулся речью и повалился на спину. Встать он уже не смог, звезда выпала из его рук и погасла.