Татьяна Белова
Последний тигр. Обитель Святого Ястина
Глава 12
Раз полоска, два полоска, уши, лапы, хвост из воска…
Орис ощущал мягкость песка и слышал шум реки. Его величество королева Чандра текла мимо, не задевая его ни каплей своей милости. Змеи же продолжали проникать в череп, извивались и шипели в голове. Орис кричал и молил Чандру забрать его. Превратить в песок, в ветер, в холодные брызги.
Раз полоска, два полоска, уши, лапы, хвост из воска…
Орис чувствовал, как змеи проникают ему под кожу, вгрызаются в тело, ломают рёбра, сворачиваются клубком за грудиной. Дышать становилось все больней. Где-то далеко запел колокол, отмеряя четырнадцать ударов.
Раз полоска, два полоска, уши, лапы, хвост из воска…
Орис хотел молиться, но не мог. Ни строчки, ни буквы не мог достать из своей памяти. Кромешная тьма обняла его и укрыла от Создателя. Он был здесь совершенно один, абсолютно беспомощный, умирал и умирал, каждый раз, чтобы воскреснуть и стать болью. Черной змеёй.
Дурацкая детская считалочка, которую он почему-то не мог выкинуть из головы, продолжала вертеться на языке. Пока боль, как горячий воск, капала ему на руки, на лицо, в глаза, он кричал, но повторял и повторял:
“Раз полоска, два полоска, уши, лапы, хвост из воска…”
Обычная считалочка превратилась в спасительную мантру.
Но зверь все не приходил, никто не приходил, и тогда Орис разозлился. Заглотил боль, и они с ней стали, наконец, единым целым. Боль открыла ему двери, и с её помощью Орис вырвался из темноты, змеи в первый раз за все время тяжких мучений отступились от него. Наконец, он увидел свет, ощутил его. Свет Искры, свет, что источала Звезда Создателя. Он не сразу понял, что слышит молитву, слышит Речь. Она текла бурно, пенилась, как воды Чандры, разгоняя мрак вокруг него и отпугивая змей. Орис потянулся туда, откуда звучала Речь и попытался поймать волну, влиться в поток.
Слова сами пришли к нему, буква за буквой он вспомнил и начал повторять…
Что-то резко ударило Ориса в лицо, и он очнулся.
Широкая ладонь Гвана била его по щекам.
– Живой, рыжий ты чёрт, а ну поднимайся, и валим отсюда, – прошептал Гван. – Давай-ка братец, подсоби.
Циклоп легко подхватил Ориса на руки и понёс.
Тот успел лишь краем глаза увидеть каменную фигуру Барахольщика, он сидел на полу у очага, скрестив ноги. Глаза его были сплошь заполнены чернотой. Под кожей на лбу и щеках ползали черные змеи.
– Молится, гад, – прошептал Гван. – Но это ненадолго, так что, возможно, будем пробиваться с боем.
Ворон в его руках загудел от предвкушения, а Орис покачал головой и стал вырываться, Циклоп поставил его на пол. Орис чуть отдышался, боль свернулась змеёй за грудиной и не покидала его, говорить было трудно.
– Идите без меня…
– И не думай, – зашипел ему в лицо Гван. – Если твой брат еще жив, как я ему в глаза посмотрю?
Орис замотал головой.
– Я должен остаться и разрушить это логово ереси, – задыхаясь, сказал Орис. – А вы должны собрать и вывести людей – всех, кого сможете. Идите к озеру, выход должен быть там.
Гван покачал головой и покосился на каменную фигуру Барахольщика.
– Он не позволит.
– Стукнем его, и делов-то, – сказал Циклоп.
– Нельзя, – ответил Орис. – Тогда он проснётся, и мы потеряем свой последний шанс. Я иду в Драконий зал, а вы…
– Заперли бригадиры зал, – сказал Гван. – Вчера еще работы прекратили, и всех воротных внутрь согнали, а снаружи охрану выставили. Как вода ушла, началось нечисть что: ювелиры заперлись и к себе никого не пускают, водяные и агнии заняли банный, а грузчики все тележки разобрали, к осаде готовятся, говорят, сверху паёк не прислали, значит всё – хана нам пришла. Попрыгунчик из караула сбежал к нам, он-то и поведал, что Барахольщик того… как мраморный сидит, вот мы и решились за тобой идти, да заодно разведать, что к чему.
– Он ими управляет, – прошептал Орис. – Он знает, что они такое.
– Они?
– Змеи, – ответил Орис, и Гван нахмурился.
– Пойдём-ка, водички холодной тебе надо бы, кажись, хорошо тебя приложило, уж не камнем ли с того обвала? Шишак-то на лбу ого-го какой!
– Да нет, ты не понимаешь, он управляет всем, он видит их!
– Пойдём, пойдём, – настойчиво повторял Гван и подталкивал Ориса в сторону выхода. – Отойдем подальше, тогда и обсудим.
– Если он смог, значит и я смогу, – бормотал Орис. – Главное понять, как он это делает, как управляет тем, что живёт в Драконьем зале, я уверен – источник там, я должен понять…
Орис ощутил вспышку и догадался, что где-то далеко погасла Искра, он моргнул и снова остался один. Вокруг клубилась кромешная тьма подземелья, без единой искорки света.
Потом раздался страшный грохот, будто снова извергалось озеро, и на голову им посыпались пыль и песок. Циклоп снова подхватил Ориса на руки и побежал. Гван, пыхтя, едва поспевал за ним. Откуда-то Орису было известно, что Барахольщик сбросил каменную вуаль и открыл глаза. Волна его ярости догоняла их и жгла, как пламя, вырвавшееся из очага. Орис услышал в голове тихий, вкрадчивый голос:
– Не убежи-ш-ш-ш-шь… от зла не убежи-ш-ш-ш-шь, оно внутри…
И сотни черных змей сорвались с его пальцев и бросились следом.
– В Драконий зал! – орал Орис; сердце в груди трепыхалось пойманной птицей. – В драконий зал, немедленно!
Но Гван лишь качал головой. Тогда Орис использовал свой последний козырь:
– Ему нужен тот, кто читает другую Речь! – выпалил Орис.– И сейчас он думает, что это был я, что я выпустил Озеро.
Гван и Циклоп резко остановились.
– Поставь его! – скомандовал Гван и поморщился, Циклоп растерянно посмотрел на брата, но послушался.
– Забирайте, кого сможете и уходите, спускайтесь вниз, в пропасть, – сказал Орис и как мог, быстро, захромал в сторону Драконьего зала. Не оглядываясь, он шёл и всё повторял:
– Раз полоска, два полоска, уши, лапы, хвост из воска…
Входов в Драконий зал было четыре. Два на верхнем ярусе, и два на среднем, где находилась Барахолка. Орис предпочёл сделать круг и не пожалел сил, чтобы подняться выше. Вход был завален камнями, таким образом образовалась стена выше человеческого роста, из дыры над ней торчала балка, а к ней приделано ведро.
– Воду принёс? – крикнул кто-то с той стороны. – Или хлеб?
– Воду! – откликнулся Орис, потянул ведро вниз и с трудом навалился на балку.
По ту сторону потянули не глядя, заскрипели верёвки, Орис изо всех сил сдерживался, чтобы не стонать от боли. Увидев его в проёме вместо ведра с водой, стражники загоготали; один попытался ткнуть его копьём, но промахнулся, а второй принялся развязывать верёвку, но Орис уже и сам соскользнул вниз, на камни.
– Во даёт! – воскликнул стражник, глядя как Орис ловко балансирует на острой верхушке одного из камней. —Ты циркач, что-ли? Из Гтарцев будешь?
– Добрые люди, не гневите матерей в таком святом месте, – попытался Орис выиграть себе немного времени. Каждое слово трепыхалось в горле, а потом раскаленной горечью текло во внутренности. Орис почувствовал кровь на губах и смачно сплюнул себе под ноги, кровь потекла по камням. – Всем нам души скоро предъявлять, да на весы складывать. Что, если лишь щепотка милости отделяет вас от Небесных кущ радости? – шептал Орис. Голова у него закружилась, и он полетел вниз. Что не разбился, понял лишь, когда почувствовал под пальцами мягкое.
– Вяжи его! – сказал один из воротных. – Отнесём Сырому, пусть решает.
– Да на какой ляд он ему нужен-то? – не понял второй. – Половиной жопы в чертогах уже, выбросить, да и вся милость.
– Не моё это дело – умирающих добивать, – сказал первый. – Да и чтоб сдох и вонял тут, тоже не хочу.
Ориса больно дёрнули за руки и поволокли по каменному полу тоннеля. В щелях светилась пыль берегонта, а вокруг разрастался янтарного цвета мох. Змея за грудиной шевелилась, и Орис изверг кровавые брызги. Смерть всегда была близко, но впервые она, казалось, проникла Орису в нутро и теперь холодила живот, ноги, руки. Забирала его по частям, растворяла, как холодная вода её Величества Чандры. Орис не испытывал страха, только любопытство. Если Создатель встречает каждого у ворот Небесных чертогов, то ведь нужно что-то сказать, прежде чем войти. Станет ли он светом единым или кромешной тьмой? Грехи свои он никогда не считал и не взвешивал, а белоплащникам в этом деле не верил – уж больно много знал он за ними грехов. Сожаления особого тоже не испытывал, ведь это был его выбор и его путь, он знал, вряд ли суждено ему умереть в теплой постели. Единственное, что отравляло горечью сердце – брат, которого никогда не видел, и дед, с которым он так и не попрощался.
Змей он услышал издалека – они рвались и шипели, проникая сквозь камень; камень таял под их напором, и в воздухе кружила едкая мелкая пыль.
Орис понимал, что змеи неживые. Но что они такое, уразуметь не мог .
Раздались крики, и Ориса уронили на камни.
– Щиты! Ставь щиты! Щели закрывай, – надрывался чей-то голос. – Я кому говорю! Держать щиты! Щиты держать! Свет давай!
Топот ног и крики. Кто-то кричал от боли, кто-то от ужаса. Орис пошевелился и открыл глаза. Только бы найти силы подняться.
В этот момент кто-то дёрнул его за шиворот и поставил на ноги.
– Ну что, мальчик, – сказал голос Гвана. – Ты готов к смерти? Тогда говори, что нужно делать!
Изо рта Ориса вновь брызнула кровь, и он застонал от боли. Ему не хотелось забирать друзей с собой, но он уже ничего не мог поделать, кроме как поторопиться. Он должен был успеть понять.
– Дракон, мне нужен дракон, – зашептал Орис. – Там, где его хвост упирается в стену. Думаю, источник этой дряни где-то там.
Циклоп подхватил Ориса подмышки, и они стали пробираться вперёд.
Вокруг царила кромешная тьма, змеи разрывали тела защитников изнутри, вокруг растекалось месиво из крови и костей, но тут вдруг открылись огромные глаза, похожие на глаза дракона, и прожгли тьму ярким светом. Свет этот столь ослепительный, что у людей из глаз текли слёзы, но змеи испугались и с шипением убирались обратно в стены. Те, кто ещё мог стоять и держать щиты, выстроились на границе света и тьмы, закрывая собой раненых. Орис слышал, как люди молятся. Громко, нараспев, как их учили в монастырских школах, но молитвы на человеческом наречии оказались беспомощны, защищал только свет. Яркий и горячий как солнце.
Гван взмахнул молотом, чтобы отогнать с дороги одного из защитников, тот держался на ногах, уже будучи мертвым. Вся правая сторона его черепа была смята, по щеке текла кровь. Глаза его уже не видели яркого света, мертвые глазницы наполнила тьма. Орис закричал. Гван взмахнул Вороном и ударил тупым концом ходячего мертвеца в грудь, но тот устоял, а молот откинуло назад.
Тьма звала Ориса, отдаваясь в груди болью.
Они были совсем близко. Прямо за спиной ходячего мертвеца Орис видел кончик драконьего хвоста, уходящий в стену, до него было рукой подать. Мертвец снова сделал шаг в их сторону, и Гван снова замахнулся; удар пришёлся в голову, шея хрустнула, и голова мертвеца завалилась на бок, но и это не остановило его, с тем же успехом Гван мог бить гору.
– Бей в камень! – заорал Орис. – В тушу дракона!
Крик его потонул в страшном шуме вокруг, но Гван понял. Клюв ворона ударил в бок туши, и вокруг разлетелись острые, сияющие брызги. Это был берегонт. Ходячий выгнулся, и его отбросило в противоположную сторону. Орис закричал от боли и обмяк на руках циклопа.
– Беги! – закричал Гван, и Циклоп послушался. Бежать с Орисом на руках великану было тяжело, он пыхтел, но двигался на удивление быстро. Ходячий мертвец, чьё тело напоминало расплывчатую массу попытался броситься им наперерез, но Циклоп проскочил. Гван снова ударил в тушу, и полетели брызги. Огромный осколок укусил мертвеца за ногу, и тот загудел, словно ветер в трубах. Вокруг него растекалась лужа крови, но он продолжал двигаться.
– Мы на месте, на месте! – кричал Циклоп. Он опустил Ориса на землю, тот согнулся и упал на колени. Змеи шевелились и грызли внутренности.
– Ищи ту, вторую Речь, – зашептал Орис. – Такие же символы, как на той стене! Здесь должно скрываться решение! Ответ, что управляет тьмой!
Циклоп кивнул и стал тереть рукавами округлую узкую часть хвоста, очищая её от сияющей берегонтовой пыли. Защитных масок у них не было, острая пыль забивалась в ноздри и ранила.
Где-то позади кричал Гван и крушил Ворон, Орис не оглядывался, оглядываться нельзя.
Тишина так резко накрыла зал, что сначала Орис решил, что оглох, но потом раздался тихий, вкрадчивый голос Барахольщика:
– Милсдарь грамард, – сказал дагостец. – Вы уже решили, что есть зло? И уже знаете, как будете с ним бороться? Ваша клятва еще при вас? Вы клялись защищать истину, помните?
Орис чувствовал Барахольщика каждой клеточкой тела. Будто они стали единым целым. Он тряхнул головой и сосредоточился. Нельзя его слушать, он тянет время, чтобы подобраться как можно ближе и набросить вуаль. Боль стянула голову кольцом, и грамард стиснул зубы.
– Ищи, – прошептал он Циклопу, заставил себя встать и выпрямиться. За грудиной ворочалась черная змея, расправляя кольца. Она тоже чувствовала своего хозяина. Дагостец никогда и не отпускал Ориса. Он просто хотел посмотреть, как тот поступит.. Услышать, как он использует вторую Речь.
Орис уже почти сделал шаг навстречу смерти, как вдруг увидел глаза мертвеца. Змеи покинули его тело и теперь тучей клубились вокруг.
И тогда Орис понял, что тьма и берегонт связаны.
Без берегонта, который добывают и выносят наружу, не будет у тьмы её силы, а у еретиков власти над ней. И Барахольщик, и его богиня знают это. Чем скорее люди, позарившись на драгоценность, разберут берегонтову гору по камушку, тем скорее освободится то, что скрыто внутри, освободится и вырвется на волю. И этого ни в коем случае нельзя допустить.
Гван всё так же стоял спиной к драконьей горе, подняв молот и ожидая очередного нападения. Вокруг него, словно драгоценное кольцо, сияла россыпь осколков разной величины. Орис сделал шаг, наклонился, поднял кусочек берегонта, совсем небольшой, и положил его в рот.
Змея у него за грудиной подкатила к горлу, как тошнота, и рванулась из него. Боль внутри разлилась такая, что Орис закричал и упал на бок. Тьма еще долго извергалась из него кровью и черной желчью, потом он без сил закрыл глаза и приготовился умереть.
– Нашёл, я нашёл, – звенел множеством колокольчиков голос Циклопа. А потом он запел, и та, другая Речь, рванулась вверх, под своды, как колокольный звон.
Прежде, чем Орис потерял сознание, он услышал крик, полный злости, ненависти и удивления. Барахольщик ревел, как раненый медведь, а Орис улыбался. Он был готов к встрече с Создателем, как никогда.
Глава 13
Кастор почувствовал боль и увидел торчащую из груди стрелу, но испугаться не успел. Не успел даже осознать, что он стоит на пороге смерти – небытие в раз поглотило его. Очнулся он в широком зале, среди суеты, стонов и криков. Вокруг лежали раненые, между койками ходили монахи и перевязывали пострадавших, меняли кровавые повязки, поили изувеченных травами. В прелом душном воздухе висел запах крови, рвоты и мочи. Трудно было поверить, что он всё ещё находится среди живых. Перед его внутренним взором мелькали стрелы, тысячи стрел, и все они врезались ему в грудь. От страха сердце забилось быстрее, и Кастора замутило.
Он положил руку на грудь и ощутил тепло звезды под рубашкой.
Создатель не покинул его в самый трудный и тёмный час, и он возблагодарил его искренней, горячей молитвой.
Кто-то поднёс чашку к его губам, он сделал глоток и закашлялся. Терпкая горечь обожгла горло, и он почти сразу снова провалился в небытие.
Когда он очнулся второй раз, рядом сидел Камыш, в темных, спутанных волосах его белела яркая седина. Щеки ввалились, под глазами зияли тёмные провалы, а на скуле наливался синяк. Похоже, всё это время он не спал. Со слов сыщика Кастор понял, что тяжёлый кожаный жилет, спас ему жизнь.
В широкие и глубокие отверстия на грудине и спине были вставлены костяные пластины. Как оказалось, пластины эти хорошо защищали от стрел, в зависимости от их толщины, а точнее, возраста. Северяне носили такие жилеты вместо лёгкого доспеха, а делали они их из панциря каких-то огромных тварей, которых на севере называли “хасстрём” – трёхголовыми морскими драконами. По закону охотились на них только зимой, и лишь на взрослых особей. Молодняк убивать не было смысла, ведь чем старше тварь, тем толще у неё панцирь. Но даже рассказывая обо всем об этом, Мистат Лайер, он же сыщик его королевского величества, он же бездарь Камыш, смотрел на Кастора как на воскресшего.
– Эй, ну ты чего, а ну прекрати, – прошептал Кастор, уши его горели. – Лучше расскажи, что случилось. Куда тьма ушла?
Сыщик пожал плечами, его прежняя решительность исчезла, будто ветром сдуло, он был растерян.
– Явились люди Змея, ну те, что грамарда забрали, и напали на северян под прикрытием этой нечисти, один из них тебя и подстрелил, а когда ты упал и звезда погасла, – лицо сыщика стало еще более растерянным, – я с миром и попрощался. Но тут появился Девран, да-да, тот самый, был он голый и исписанный рисунками какими-то, на нём висели ожерелья из белых камней, и весь он светился в этой тьме кромешной, как алтарь, да простит Создатель меня за столь кощунственное сравнение. Девран стал плясать, как деревенский мужик, объятый демоном, а еще в бубен какой-то дикарский бить, и при этом выть. Нечисть эта кромешная вокруг него собралась, как рой мошкары, и он её… Клянусь последним апостолом, я видел это своими глазами, он её проглотил.
У Кастора внутренности свело от ужаса. Сыщик же смотрел на него с надеждой, ждал что Кастор ему сейчас всё объяснит, он же, как-никак, белый, он должен знать! Это ведь магия, а кто в магии разбирается, как не белоплащник? Страх сыщика был так велик, что только вера и могла его успокоить. Кастор протянул руку, накрыл его ладонь своей и ухмыльнулся так, как это делал грамард. Со всей силой беспечности, на какую вообще сейчас был способен.
– Вот уж не подумал бы, что Девран посвящённый, но всякое в жизни бывает, – солгал Кастор. – Думается мне, у герцога тут был не один шпион, давно он этот рудник обхаживает, вот и подстраховался.
Сыщик моргнул, и на лице его проступило понимание. Глаза широко распахнулись, и он стукнул себя по лбу.
– Вот же я дурак! – воскликнул Мистат Лайер, снова вживаясь в роль бездаря Камыша. – Точно! Он же еретиков-то со дна кхамирского выкупает! Уж наверняка давно разобрался, как эта их дрянь работает, вот и подготовился, только не ожидал такого скорого нападения. Что-то там на руднике, видать, случилось, раз оно к нам прилетело.
– А где Девран сейчас? – осторожно спросил Кастор.
Мистат Лайер покачал головой.
– Как они там говорят, да будет ему Дно паутиной? – печали в голосе сыщика не слышалось, только удивление. – А дрянь нечистая, кажись, в нём и осталась. Герцог сказал, что он в сосуд превратился, ему виднее.
Кастор кивнул как можно увереннее.
– Я имел в виду, тело куда дели?
– Так сюда, в монастырь, куда и раненых всех, и нас, везунчиков, кто только царапинами отделался. Аббат самолично явился, о вашем здоровье беспокоился. Потом они с герцогом спорили, тот, видать, аббату своих людей доверять не хотел, но выбора не было, от кровищи песок хлюпал под ногами, так что спорили недолго.
Кастор сел, и голова у него закружилась. Он вспомнил о письме для епископа и схватился за грудь, но за пазухой новой чистой рубашки свитка не оказалось.
Сыщик потянулся к его ногам и вытащил что-то из-под одеяла.
– Вот оно, ваше сокровище, – сказал он и потёр скулу с синяком.– Я думал, там ценное чего, пытался спрятать.
Кастор схватил свиток и осмотрел его. Маленькая восковая печать, скрепляющая края, была сломана.
– Мне и в голову не пришло, что он пустой может быть.
– Как пустой? – спросил Кастор и развернул послание аббата.
На него смотрел чистый лист бумаги, без единой капли чернил, будто и не заносили над ним никогда пера. Кастор не мог в это поверить, ведь он собственными глазами видел, как аббат его подписывал!
Мысли в голове толпились, как бездари в дверях трактира в тот самый день, когда они прибыли с Орисом. Всего каких-то четыре дня назад, а казалось, уже вечность прошла. И вдруг припомнилась Кастору во всех подробностях история, которую Радон им по кругу рассказывал про аббата Капета, что голышом молился на балконе своего дома, и от осознания истины в кишках зашевелился холод. Может, аббат и, правда, сумасшедший, но молился- то он, похоже, не Создателю. Мысль о том, что кхамирская ересь так глубоко проникла, не укладывалась у Кастора в голове.
Это же какой дурак! Он ведь самолично за аббата перед герцогом поручался!
А герцог-то поверил, раз позволил отвести своих людей за стены монастыря.
Хотя какой у него был выбор?
Кастор отбросил свиток, спустил ноги на пол и поискал глазами свои сапоги. Рёбра болели, и двигался он с трудом.
– Вещи наши забрали, – сказал сыщик и показал ему ноги в деревянных башмаках. – Не хотят они, чтобы мы шлялись тут и вынюхивали. Охрану поставили.
Кастор, как и сыщик, остался в одной тонкой рубашке и подштанниках, а в просторном помещении было холодно. Он потянул на плечи колючее, шерстяное одеяло и поморщился от запаха. Шерсть отсырела, и от неё пахло болотной тиной.
– Новости про грамарда есть? – спросил Кастор. Надежда, что Орис жив, еще теплилась, но Мистат Лайер покачал головой.
– Я попытался улизнуть, но дальше хозяйственного двора чёрно-белые не пустили, мягко, но настойчиво убедили вернуться.
– Чёрно-белые? – переспросил Кастор.
– Именно так, у них поверх белой одёжки какая-то черная ряса без рукавов надета, странные они, я таких священников никогда не видел, хотя уж сколько их ряженых в столице пересмотрел.
– Ястинианский Орден, или как их еще называют – смутная канцелярия, они всегда носили два цвета.
– Так распустили давно ястинианцев-то, разогнали еще до смуты, помнится, после Тройного переворота, когда голова короля Измаила с плеч слетела, а за ней следом и вся верхушка каменотёсов полегла, а остальные сами разбежались.
– Все так думают, но, как видишь, Орден продолжил существовать, возможно, только в этих стенах, но всё же.
Сыщик задумчиво кусал губы.
– И чего тогда они вдруг прятаться перестали?
Кастор и сам задавался этим вопросом. И многими другими.
– Как думаешь, почему нас не добили еще там, в ущелье? – спросил он сыщика.
– Есть у меня на этот счёт мыслишка, – ухмыльнулся тот. – Думается мне, устроил наш общий друг этим еретикам весёлую жизнь, вот они нас и держат на всякий случай, вдруг надавить на него придётся.
– Так ты думаешь,Орис жив?
– Уверен, – твердо сказал сыщик и впервые стал похож на себя прежнего. – Он еще всех этих змеёнышей удивит. Но ждать, чем дело кончится, я бы не советовал. Надо убираться отсюда как можно скорее, чтобы они не смогли нас использовать.
– Нам бы для начала обувь найти.
Сыщик скинул свои деревянные башмаки и поставил перед Кастором.
– Надевайте, а я так, до первого обутого похожу. Идти сможете?
– Ты это, – Кастор сделал глубокий вход и сморщился от боли. – Бездаря-то хватить изображать. Тут все уже в курсе, кто ты такой, конспирацию можно отменить. И выкать мне перестань. Давай, думай лучше, у тебя это хорошо получается.
– Да вот я и думаю, – вздохнул Мистат Лайер. – Да всё никак понять не могу, кто нам тут друг, а кто нет. А без помощи нам сейчас никак.
Тут Кастор был с ним согласен, но вопрос, кого именно просить о помощи, остался без ответа. К удивлению Кастора, задачка оказалась легче лёгкого – спустя два часа в зал вошёл Истрик собственной персоной. В тележке, которую он толкал перед собой, гнездилась бочка и кружки.
– Пейте, да поправляйтесь, – повторял он, разливая содержимое и протягивая страждущим. – Пейте, да поправляйтесь.
В бочке, как вскоре выяснилось по возгласам разочарования, было не пиво, а всего лишь квас, но наливал черный брат от души.
Дойдя до Кастора, Истрик ему подмигнул.
– Пейте, да поправляйтесь, – в который раз сказал черный брат и протянул Кастору кружку. Пустую. – Терпение, друг мой, терпение, – одними губами говорил ему Истрик
От шума тележки проснулся сыщик. Черный брат протянул ему до краёв наполненную кружку, но тот поморщился и отмахнулся. Истрик пожал плечами, вылил квас обратно в бочку и покатил тележку к выходу.
– Меру знать надо, меру!– кричал он, перетаскивая тележку через порог. По ту сторону дверей его остановили свои же и осмотрели тележку. – Угощайтесь, – растягивая слова, сказал им Истрик. – Квас – целебный напиток.
Дверь слишком быстро закрылась, но Кастор успел, однако, заметить черно-белые одеяния караульных.
– Это брат Истрик, и он что-то задумал, – сказал Кастор и глянул в пустую кружку. На дне её что-то прилипло. Подцепив пальцами, он достал кусок ткани. Кастор покрутил его в руках и увидел на обратной стороне нарисованную угольным карандашом схему зала.
– Ты ему веришь? – спросил сыщик, склонясь над лоскутком; схема напоминала пиратскую карту, а в углу её был вышит черный крест. Верить черному брату, да еще и пьянице, было не очень разумно, но других вариантов Кастор не видел. Северный герцог из Ремалена ни разу к ним не зашёл, аббат тоже не навестил, но и на дыбе пока не растянули. Ждать этого момента, а ему казалось, он неизбежен, Кастор не собирался. Он был уверен, никому из них не удастся уйти живым – слишком много видели.
– Я понял, он указывает нам на старый орган, – тихо сказал сыщик, и Кастор удивлённо огляделся. Зал, в котором разместили раненых, больше всего напоминал хозяйственную постройку, возможно, когда-то это была столовая или склад. Длинная зала прямоугольной формы, по углам стояли круглые, винтовые столбы, удерживающие подвижную часть крыши, как во многих древних постройках, крыша имела звездообразную форму и распахивалась навстречу Солнцу. Но вот органа Кастор здесь не видел.
– Ты орган-то где нашёл? – спросил Кастор, в поисках продолжая вертеть головой.
– Да он прям за отхожим местом стоит, – пояснил сыщик. – Я его сразу узнал, мы с братом такие в лесах Илидии часто находили, три года подряд ездили с отцом и его бригадой лес валить. Мы эти древние штуки лесными органами называли, они широкие и огромные, а на них еще столы иногда надеты, а в бурю ветер на них так играет, как на органе. Здесь-то ясное дело, давно не играет, всё паутиной заросло и мхом.
Кастор неожиданно для себя рассмеялся:
– Я понял, ты про канальи говоришь, огромные такие трубы, да?
Сыщик кивнул.
– Да-да, похожи на те, что апостолы под столицей проложили, только эти огромные очень, туда четыре меня влезают. Уверен, как и все дороги древних, они куда-то ведут, может даже куда нам и надо, в подземелье.
– Ну и как поступим? – спросил Кастор и глянул на шторку, что отделяла отхожее место от зала. Мистат Лайер был человеком действия, привык рассчитывать только на себя и не ждал, что кто-то придёт ему на помощь.
– Эх, ты, а еще белоплащник называется, – громко сказал сыщик, поднялся и демонстративно сморщился. – Тащи тебя теперь, засранца, не мог, что ли, потерпеть!
С этими словами он наклонился и подхватил Кастора на руки, как ребёнка. Тот еле успел схватил свиток и сунуть его за пояс штанов. Сыщик тащил его в отхожее место, продолжая громко возмущаться.
Кто-то рассмеялся, и под высокими сводами эхом отдалось многоголосье.
Сыщик внёс Кастора за шторку и поставил на пол.
Над дырой в полу роились мухи. Запах был ужасный.
– Осилишь? – спросил сыщик шёпотом, потянулся к стене и ловко снял металлический кожух. За ним пряталась широкая полость, со скобами по бокам. Чем бы это ни было раньше, теперь это их единственный выход.
– Лезем, – шёпотом сказал Кастор и, превозмогая боль, сунул голову в темный проём. К его удивлению оттуда тянуло свежим воздухом и это разожгло угли надежды в сердце Кастора, и те вспыхнули с новой силой.
Лаз был грязным и тесным. Кастор, аккуратно нащупывая следующую опору ногами, двигался вниз, то и дело останавливался отдышаться. Перенося вес, Кастор внимательно смотрел, за что хватается, потому что многие скобы были сожраны ржавью, шатались и могли надломиться. За стену Кастор не удержался бы —она была скользкой, заросшей мхом и цверой. Казалось, колючая трава преследует их.
Двигались медленно. Страдая от боли, Кастор обливался потом, боль прожигала его от задницы, на которую он упал, до грудины, а холод заставлял дрожать и клацать зубами, пальцев на ногах Кастор уже не чувствовал. В очередной раз, остановившись, он прислушался к тяжёлому дыханию сыщика и к звукам снаружи. Тишина означала, что их пока не хватились, а значит время ещё есть. Сыщику удалось закрыть за ними вход в трубу и изнутри закрепить кожух, но рано или поздно их начнут искать и догадаются, куда они делись.
Они поняли, что двигаются по кругу, когда в одном из горизонтальных отрезков пути Кастор наткнулся на сброшенные сыщиком деревянные башмаки. Они были тяжёлые и неудобные, а еще соскальзывали с ноги и могли в любой момент упасть; сыщик избавился от них на первом же повороте, и теперь они вернулись к тому, с чего начали.
Кастор вздохнул, прислонился спиной к стенке и попытался вспомнить, они сворачивали направо, налево или двигались дальше, вниз?
Они находились на перекрёстке, и труба разветвлялась во все стороны.
Недовольный задержкой, сыщик при помощи жестов предлагал двигаться вниз, это было логично, но тогда значит, и в прошлый раз они скорее всего рассудили так же.
Спорили недолго, руки нужны были для того, чтобы держаться за скобы, а шептать было рискованно. Кастор решил свернуть направо, и через пару метров они снова зашли в тупик. Пришлось вернуться. На очередном повороте задумались. Кастор дрожал, сил у него почти не осталось, сильно хотелось спать, глаза закрывались. Сыщик спустился к нему и потряс за плечи. Засыпать нельзя ни в коем случае.
Кастор потянул за цепочку и вытащил звезду из-под рубашки, та засветилась. Сыщик моргнул и сощурился, глаза уже слишком привыкли к темноте.
Кастор сжал звезду в ладони, закрыл глаза и принялся молиться. Если кто и выведет их из этого тёмного лабиринта, то только Создатель.
Сначала не происходило ничего особенного, свет пульсировал ровно, тепло согревало, и Кастор продолжал молиться. Наконец, сыщик шумно выдохнул и прошептал:
– Всемилостивый, да пребудет со мной свет твой и смирение.
Кастор открыл глаза.
Свет звезды ожил, и яркий луч прорезал темноту тоннеля, явственно изгибаясь, он снова вёл их направо. Сыщик пожал плечами и первым двинулся вперёд. Кастор снял цепочку с шеи и, сжимая звезду в руке, пополз следом, но, как и прежде, они упёрлись в тупик. Тоннель заканчивался не кожухом, как за отхожим местом, а стеной. Сыщик поковырял препятствие и под слоем мха нашёл камень. Пару раз стукнул по нему, но тот не шелохнулся. По ту сторону было глухо.
