Татьяна Грац
С другой точки ощущения
Глава 15. Как Лось
Никто бы никогда не подумал, что всего лишь карликовый пинчер может стать огромной обузой для небольшого семейства, проживающего в достаточно комфортных условиях. Родители и не спорили, что места хватит всем, с неким умилением рассматривали «подарок Гоши», таскающийся за мной хвостиком, и задумчиво качали головами, при этом еще скрестив руки на груди.
– Ну смотрите, какой он милый! – показывала я родителям самые лучшие качества Добби. – Добби, сидеть!
Пес тут же выполнил команду и облизал мою руку, выставленную перед его носом. А стоило мне только сказать «пошли гулять» – Добби будто бы подзаряжался от розетки и начинал высоко прыгать, повизгивать, покряхтывать. В общем-то, издавать различные брюзжащие звуки, словно расстроенная гитара или неумелая – опять же, не забываем про «скулящая» – игра на папиной трубе.
– А как же аллергия, Кристин?! – мама сидела за столом и холодно смотрела в собачьи глаза, не желая принимать нового члена семьи.
– Я уже давно с ним гуляю, и все нормально. Врачи ошиблись!
– Ошиблись или не ошиблись, а всю ночь сидеть около твоей кровати я не собираюсь! – накручивала себя мама. – Опять начнется этот кашель. Или сыпь. Мы только курс прошли… И что же? Опять в сентябре вместо отпуска в больницу?!
– Ма-ам!
Я знала все ее фразы наизусть. И если эту тираду не остановить вовремя, то мама соберет все мои болячки в один большой монолог, а потом окажется, что «всем на нее плевать», «как она устала» и «делайте что хотите!»
– Давай оставим? Если что, у моих будет жить, – предложил Папэд, вспомнив про своих родителей.
Я улыбнулась и подскочила к папе, чтобы его обнять. Он был настоящим героем, когда решился пойти наперекор маминому слову. И я нисколько не сомневалась, что за свое опрометчивое решение Папэд получит сполна. Как только я уйду из дома, оставив родителей наедине, на кухне начнется битва взглядов и аргументов.
Чтобы не попасть под этот самый родительский гвалт, я быстро собралась на прогулку с Добби. Мы вышли под играющую мелодию моего телефона. Это снова была Марика. Но я не отвечала, игнорировала ее звонки, сообщения, отказывалась заходить на почту. А еще совсем не писала в тетради. Последняя запись была сделана мной вместе с Гошей, когда мы сидели друг к другу спиной. Поэтому я не ощущала себя ни журналисткой, ни писательницей.
Сегодня я была собачницей, гулявшей со своим питомцем под лучами августовского солнца. Мы с Добби исследовали низкие кусты, бегали вокруг стога сена и нюхали ромашки. Я пыталась кинуть псу палку, чтобы тот принес ее, как Кэм в «Симс 2». Но Добби только удивленно поднимал уши на мои броски, будто говоря: «Ты еще и кидаешься? Ну вообще!» Я пожимала плечами, и мы бежали дальше. Добби хотел поймать пчел, носился за ними, а я подтягивала поводок на себя, чтобы черно-желтые насекомые не укусили моего глупого пса в нос.
– Идиотина, ужалят ведь! – смеялась я, когда Добби продолжал тянуться к пчелам, отрываясь передними лапками от земли.
Но псу было невдомек, что его ужалят. Гоняться за жужжащими насекомыми, чихать от цветочных ароматов и снова валяться в песке казалось куда веселее, чем слушать мои предостережения.
Вот мы и носились. Практически до самого обеда. А потом нам пришлось расстаться. Добби, наевшись до отвала гречки с мясом, устроился на кресле в гостиной, а я засобиралась в гости к Арсу. Он ждал меня, чтобы потом вместе отправиться на отчетный концерт. Одно до сих пор оставалось загадкой: почему он ждал меня, а не Марику? Пусть их отношения развивались медленно, с претящей Арсу недоступностью Марики, но все же она сейчас была куда важнее, чем я. Марс продолжал писать мне настойчивые сообщения:
«Выходи уже!»
«Я тебя жду!»
«Вась, не забудь голову дома!»
Он пытался развеселить меня, хотя бы немного отвлечь от страданий по Гоше. Наш вечерний разговор по телефону под мои рыдания доказал ему, что я больше не вывожу. И любые подколы от Арса в сторону моего парня чувствовались как вогнавшиеся иголки под кожу. Я не хотела говорить о Гоше плохо, как бы эгоистично ни выглядел его поступок: он не сказал, молча решил избавиться от меня. А я теперь пыталась полностью избавиться от него. Выветрить воспоминания, чтобы не терзать ими голову. Получалось ли? Не очень. Каждая мысль все равно вела к нему.
– Приветики! – крепко обнял меня Арс при встрече, хотя, как помнится, он редко себе такое позволял. От Марики он перенял не только приторные нотки в голосе, но и телячьи нежности.
– Привет. Идем?
– Да, сейчас. Мамка сказала, что прямо с работы придет в зал.
– А Марс-старший?
– Издеваешься? – погрустнел Арс. – Он до сих пор со мной не разговаривает.
Арсений пригласил меня войти, а сам умчался в свою комнату, чтобы «завершить прикид». Я, будучи частым гостем у Марсов, не стала стоять в дверях и прошла на кухню. Уселась на стул рядом с окном и посмотрела во двор, где на качелях катались детишки. Сразу вспомнилась семилетняя потеряшка, и я вздохнула. Ведь тот мужчина так и не нашел дочь, хотя прошло уже больше суток! Бедная девочка слонялась непонятно где, если слонялась вообще. То ли ее кто-то похитил, то ли она сама заплутала, то ли еще какой-то случай…
«Да она хорошо знает этот парк! Тут до дома – рукой подать!» – в голове крутились слова того мужчины.
– Здравствуй, Кристин, – послышался хрипловатый голос Марса-старшего. Он неожиданно появился в комнате.
– Здравствуйте! – встрепенулась я и повернула голову в его сторону.
– Я на минутку, возьму кое-что – и обратно в кофейню.
– А к Арсу на выступление не хотите сходить? – я специально задала провокационный вопрос.
Марс-старший замялся, скривился. Всем своим видом он выражал огромное сожаление и разочарование. Сожаление о том, что никак не мог понять острый интерес Арса к танцам; и разочарование в сыне как в успешном наследнике семейства Марстовратовых. Возможно, мужчина не собирался отвечать на мой вопрос, так как считал, что тот не нуждался в ответе. По крайней мере, в словесном. Он ответил мне своей скуксившейся физиономией, как будто откусил лимон, отрицательным мотком головы, а еще отмахнулся от «танцулек» рукой. Весь его вид говорил сам за себя: «Ни за что не пойду, пусть даже и не рассчитывает».
– Вы хоть раз видели, как он танцует? – продолжала гнуть свою линию я.
– Да разве это танцы? Кривляния какие-то, – фыркнул Марс-старший.
– Между прочим, московские хореографы сравнивают его с Александром Третьим, то есть Лосем из «Шага вперед».
– Чего? Какой лось? Он, скорее, осел. Упрямый до невозможности!
– Да нет же! Лось – это прозвище у актера в фильме про танцы. И он, этот актер, очень круто танцует. И Арсений танцует не хуже! Вот я о чем! – попыталась объяснить я.
– Да мне все равно! Хоть лось, хоть олень – баловство все это. Вот поступил бы на физмат – другое дело, – снова отмахнулся Марс-старший.
– Посмотрели бы, вам бы понравилось. Просто не хотите увидеть и признать, что можно жить по-другому. Это для вас — танцы баловство, а для Арса – это целая жизнь! Странная любовь у вас к сыну.
– Жесткая, отцовская, – насупился мужчина.
– Эгоистичная и слепая. Вы тоже упрямый до невозможности!
Я бы очень хотела добавить, что он тоже осел, но не стала рисковать. Разумеется, я могла бы залезть к Марсу-старшему в сознание и покрутить его мозги еще и там, но посчитала это лишним. Он бы все равно ничего не понял: уперся в свое мнение и никого не желал слушать. К тому же из комнаты вышел Арс. Он совсем побледнел, а глаза испуганно смотрели на отца. Арсений спешил уйти из дома побыстрее, боясь получить оплеуху за свою чересчур дерзкую подругу – за меня. Но мы слишком давно были знакомы, чтобы Марс-старший удивлялся моим выпадам. Я слыла в этом доме чуть ли не сестренкой Арсения, оттого стояла за него горой, и мне позволялось кидать вот такие грубые фразочки.
Арс прошел к выходу и быстренько обул кроссовки, я же совершенно не спешила. Еще несколько раз окинула осуждающим взглядом Марса-старшего, прежде чем выйти в прихожую. Потом специально долго завязывала шнурки на кедах, испытывая терпение Арса и раздражая его отца. Но я хотела получить немного другое, именно то, что произошло позже, когда мы с Арсом почти нырнули за дверь.
– Стой, – вышел нас проводить Марс-старший. Арсений заглянул в квартиру. – Где там твои эти танцы?
– В филармонии на Ленина, – коротко ответил Арс. И решительно добавил: – Вход бесплатный.
– Еще бы, – хмыкнул тот, как бы иронизируя, что за такое точно не следует платить.
На этом вопросы отца Арса закончились. За нами закрылась дверь, и мы молча спустились по лестнице, боясь разговорами прервать пришедшую верную мысль в голову Марса-старшего. И только миновав двор, светофор, дождавшись автобуса на остановке и расположившись в нем на задних сиденьях, Арс спросил:
– Думаешь, придет?
– Не знаю.
Я и правда не знала. Духота в общественном транспорте мешала думать. Набившиеся в автобус люди отбирали способность дышать полной грудью. Поникшая, я ехала сидя рядом с Арсом, даже разрешила себе положить свою голову ему на плечо. Но не получила того родного тепла, которое улавливала каждый раз, когда касалась Гоши. «Мне с тобой ровно», – когда-то сказала я ему. То есть когда в унисон, когда на одной волне, когда внутренний трепет не мешает видеть человека по-настоящему, когда уже изначально сошлись, когда…
– Он не мог тебя бросить, ты ему очень нравилась, – прошептал мне на ухо Арс.
– Он не бросил, просто… попытался уберечь.
– Ну и дурак. Даже я понимаю, что расставание еще никого не уберегало. Вместе вы – мощь. Я видел.
«Мощь», – это слово отскочило рикошетом внутри.
Автобус остановился, и в него зашло еще больше народу. Жара проходилась стекавшими каплями пота по лицу. Я, как рыба, хватала воздух, широко раскрывая рот, тогда как у бабулек еще оставались силы расталкивать молодежь большими сумками. Кого-то припечатало к окну, началась ругань, доносящаяся из середины автобуса. Под этот гомон я и выключилась.
Проснулась в холодном поту и с занемевшей от долгого пребывания в одном положении шеей. Марс пытался привести меня в чувства: тормошил ладонью мои волосы, протягивал бутылку с водой, громко пел рингтон будильника в уши. Но я ощущала себя овощем, который запекался в собственном соку на протяжении тридцати минут в общественной «духовке» при выставленной температуре в пятьдесят градусов. А может, и больше. Кое-как встала с места и прошла следом за Арсением в сторону кондуктора. Если бы не рука товарища, я бы давно застряла где-нибудь в районе бабулек с сумками и тоже припечаталась бы к окну. Но, миновав подобную участь, мы вышли из автобуса и глубоко вздохнули. Или вдохнули. В любом случае на улице было значительно лучше, чем в уходящей от остановки «консервной банке», забитой шпротами, которым мы даже не помахали на прощание.
– И как ты еще после этого будешь танцевать? – с полным непониманием продолжала тащиться я за Арсом.
– Как Лось. Мокрый, – пожал плечами тот, вспомнив момент из фильма, где всю танцевальную команду поливало дождем во время финального выступления.
Про мокрого он не шутил. Его когда-то чистая голубая футболка теперь прилипла к спине. Арс оттягивал ее прямо на ходу и тряс за край, чтобы высушить ткань под потоками горячего ветра. А еще он успевал поправлять влажную челку, стараясь убрать ее со лба. Как будто бы он уже станцевал самый сложный танец и старательно приводил себя в порядок после.
Именно таким образом мы добрались до филармонии. Арс отыскал мне то самое место, с которого будет удобно смотреть, а сам ушел готовиться к предстоящему концерту. До начала оставалось пятнадцать минут, и зрители постепенно наполняли зал. Тот был достаточно вместительным, но гости старались занимать свободные сиденья прямо у сцены. Родители танцоров, их бабушки и дедушки или случайно залетевшие на огонек взрослые толпились в проходе и снова напомнили мне переполненный автобус. Только бабулек с большими сумками здесь не было. Зрители присаживались на места и доставали фотоаппараты. У кого была хорошая камера на телефоне – те нацеливали мобильники в сторону сцены и одобрительно кивали. Галдеж не прекращался.
Чтобы как-то абстрагироваться от затянувшегося начала, я начала крутить головой в поиске знакомых лиц. Мне хотелось увидеть бывших одноклассников, которые, возможно, пришли бы поддержать Арсения; или его пацанов с улицы, все же те считались друзьями; или сотрудников кофейни – коллеги же. Но ни одних, ни других, ни даже третьих я не наблюдала. Зато сразу же высмотрела маму Арсения и его бабушку, они сидели в третьем ряду и переговаривались. Чуть поодаль от них сидел дедушка Арса. Самого главы семейства нигде не наблюдалось. Я несколько раз протерла уставшие глаза и, кажется, десятки раз прошлась взглядом по креслам, но так и не увидела Марса-старшего.
Когда в зале погас свет и прожекторы засверкали по сцене, я заметила еще одну темную фигурку. В чересчур облегающем платье и с накрученными локонами. Даже со спины я узнала Марику. Она протискивалась сквозь уже усевшихся зрителей, загораживая им обзор и придерживаясь за стоявшие впереди кресла. Но представители мужского пола были и не против, я видела, как они заинтересованно пялились на притягательные очертания соблазнительной фигуры Марики.
«Нужно проходить лицом к сидящим, а не задом», – мысленно возмутилась я.
Но Марика мои мысли не читала, поэтому продолжала «светить» своими бедрами и пробираться к свободному месту. Я не удивилась, что моя начальница, пассия Арсения, уселась далеко от семейства Марсов. Марика и Арс слишком мало встречались, чтобы у нее появилось желание познакомиться с его родственниками.
И вот звуки музыки и танцевальных ритмов полностью заполонили помещение. Ведущий объявлял команды и названия коллективов, в которых занимались участники. Как оказалось, отчетник был межобластным, и в этот зал стянулись танцоры из Тулы, Москвы, Брянска, Смоленска и других городов, находящихся хоть сколько-нибудь рядом с Калугой. Я достала фотоаппарат и стала делать снимки. Наспех, особо не беспокоясь об их качестве. Привычка внештатного журналиста заставила меня следить за всеми выступающими и отмечать в тетради названия их танцевальных групп на тот случай, если придется писать статью. Хотя я также понимала, что Марика наверняка доверила это мероприятие другому журналисту. Он должен был тоже сидеть здесь и с ответственностью подходить к своей работе. Не то что я! Я в последнее время выдохлась и совсем перестала различать, что требует моей ответственности, а что можно спустить на тормозах.
– Танцевальный коллектив «Спектр». Город Калуга, – объявил ведущий.
На сцену выбежала кучка танцоров в одинаковых нарядах – черных бриджах, голубых футболках и белых кроссовках. У Арсения еще было по напульснику на каждой руке. Он выглядел самым взрослым среди своих коллег и потому стоял по центру. Танцоры склонили головы в ожидании музыки и первого бита.
Я знала – они будут танцевать что-то из современных направлений. Арс часто хвалил своего хореографа, потому что тот не боялся новшеств и всяких крутых фишек. И действительно, как только заиграла музыка, ребята показали «высший пилотаж». Их движения были такими отточенными, что порой казалось, словно это один часовой механизм, не имеющий права на ошибку. Все как один расставляли руки в стороны, перебирали ногами и активно перемещались по сцене. Я не успевала следить за тем, как четко и быстро сменялись движения. Арсений когда-то пытался вбить мне в голову названия этих трюков и стоек, но я, конечно же, ничего не запомнила. Большее удовольствие я получала от синхронности этих самых движений, нежели от зубрешки их названий. И сейчас я невольно почувствовала, как мои ноги стучат носками кед по полу в такт ритму. Вроде бы танцоры уже закончили свой номер, а моя эйфория продолжала расходиться по телу и биться восторгом через легкие. Я зааплодировала, а потом успела сделать снимок убегавшей со сцены танцевальной группы, в частности, застывшего на месте Арсения. Он специально не ушел следом за коллегами, завис в одной позе и как робот потихоньку двигал конечностями, помахивая зрителям рукой и вызывая у них смех. Именно так он и запоминался всем именитым хореографам, когда-то присутствовавшим в зале на его выступлениях. Возможно, Арс не обладал выдающимися способностями, но однозначно вбивался своими умелыми жестами в головы: «парень с обворожительной улыбкой», «танцор, который умеет привлекать внимание», «харизматичный юноша», «лидер этой группки».
Время шло – минута за минутой – пока на сцене одна команда танцоров сменялась другой. Сегодняшняя программа отчетника была насыщенной и удивительно разносторонней. Помимо эстрадных и бальных направлений я увидела другие, менее известные мне виды танцев. На сцену выходили девушки почти в купальниках и высоко поднимали ноги, демонстрируя роскошную растяжку, резко двигали руками и всем телом, выгибаясь в изящные позы.
«Будь рядом Арсений, он бы точно сказал, что это за танцы», – подумала я.
Потом танцевали дети, совсем малыши. Но они с такой напускной серьезностью выполняли связки, что малышом на их фоне себя ощутила я. Мне снова стало совестно за свой провально-выпускной вальс. То, как я ужасно его станцевала, не шло ни в какое сравнение с тем, что дети вытворяли на сцене. Тяжелый труд, работа над собой и своим телом, живые эмоции и ритмичный поток энергии – именно это скрывалось за всего лишь «кривляньями» танцоров. И с каждым новым номером я все больше считала отношение Марса-старшего к хореографии несправедливым. Он был совсем не прав на этот счет. Я решила, если он так и будет притеснять увлечение Арса, то, так и быть, я залезу к нему в голову и устрою разнос!
– Арсений Марстовратов, участник хореографического коллектива «Спектр», город Калуга, – внезапно объявил ведущий, и я подскочила.
Фотоаппарат затрясся в руках, а глаза попытались смотреть сквозь него, минуя объектив. Мне хотелось увидеть воочию, что же Арс приготовил в этом году. «Лунной походкой» он добрался до точки выступления и снова помахал всем рукой, повторив свой роботизированный жест, чтобы зрители о нем тут же вспомнили. Они и вспомнили – засвистели, зааплодировали. А потом Арс начал выдавать такое… Его части тела будто бы танцевали по отдельности, изгибались в таких плоскостях, в каких мне и не снилось. Разве что я видела подобное в ужастиках, когда дьявольское отродье вселялось в человеческое тело и оно начинало изворачиваться в нетипичных позах, переламывая бедолаге кости. Арсений свои кости не ломал, но выворачивался знатно. Каким-то чудом я узнала некоторые движения из уличных танцев, может быть, потому что смотрела вместе с другом его любимые фильмы. Однако он не копировал связки, а привносил в них что-то свое. Арс катался на коленках по сцене, закидывал ногу чуть ли не на плечо, снова делал сальто, а потом будто сломанная кукла ронял свое тело на пол. Резко поднимался и падал, ритмично перекатывался и снова вставал.
Зал реагировал на происходящее то аплодисментами, то повисшей тишиной, то единичными «охами» и «ахами» от удивления. Я тоже удивлялась, но молча. Во мне все перевернулось, и я зашлась от восторга и гордости за Арса. Хотелось закричать: «А я знаю этого парня, мы с начальной школы дружим!» Но вместо этого иногда нажимала на кнопку и делала снимки. Разумеется, многие из них получались размытыми, нечеткими. Но эти фотографии предназначались для семейного архива, чтобы смотреть и вспоминать, а не выставлять размазанные кадры на таблоид местной газеты. Кроме того, я надеялась, что кто-нибудь сумел заснять этот танец на видео. Ведь тогда бы я могла показать его отцу Марса…
– Браво! – кричали зрители и громко хлопали в ладоши, награждая звучным свистом, визгами и улюлюканьем Арса, раскланявшегося на сцене.
Но вдруг что-то изменилось. Арсений перестал играть роль прославленного танцора и зомбировано уставился в зал, слегка потряхиваясь от сбивчивого дыхания. «Может быть, увидел Марику? Но стал бы он так зависать?» – непонимающе склонила голову я. И решила проследить за его взглядом. Привстала со своего кресла и осторожно обернулась. Почти через семь рядов вверх я увидела Марса-старшего, который встал со своего места и аплодировал сыну стоя. Он кивал Арсу в знак одобрения, хлопал в ладоши и, улыбаясь, смотрел ему в глаза. Это было отцовским признанием. То, что он пришел на концерт; дождался сольного выступления Арса; не побоялся заявить о себе; и теперь без всяких стеснений поддерживал увлечение сына.
Я снова посмотрела на Арсения и увидела щенячий восторг. Его синие глаза искрились, тело выдавало импровизированный танец с кульбитом не прекращавшихся прыжков, как если бы прыгал Добби, когда я приглашала его на прогулку. А губы бесшумным жестом произносили: «Спасибо». Уже который раз.
Арсений был счастлив как никогда, ну а я радовалась за друга, что он наконец-таки получил одобрение отца. Спустя столько лет непонимания, без поддержки родного человека и в бесконечной вере в лучшее Арсу достался самый главный подарок – гордость Марса-старшего. Арсений доказал, что танцы – это серьезно. Да и в принципе, любое дело приобретает серьезность, если любишь его всем сердцем и готов бороться за него до самого конца. Если это дело – твой смысл жизни.
