Татьяна Грац
С другой точки ощущения
А сегодня это был поцелуй. Взрослый, осознанный, отдающий ментоловой свежестью и слабым привкусом табака. Терпким, но приятным. Гошины губы целовали мои, с жадностью отбирая кислород, которого мне будто бы не хватало теперь. Я задыхалась от возникшего желания постоянно быть вместе, повторять снова и снова этот поцелуй. Но как бы внутренне не молила о его продолжении, он все равно когда-нибудь должен был закончиться…
Открыв глаза, я увидела перед собой входную дверь своего дома. В растерянности повернула голову влево, и там стоял папин гараж. Из кармана джинсов, где лежал телефон, посыпались уведомления, за забором залаяли собаки. В доме повсюду горел свет, в прихожей появилась мамина тень, а следом – и папина. Мои родители резко выглянули из-за двери и всполошились. Как и тогда, они закидали меня вопросами: «Где ты была?», «Что случилось?», «Почему не отвечала?», «Где этот твой Гоша? Почему не проводил?» Но я не слушала, в ушах теперь стоял гул одиночества, приносящий боль. Под взволнованные голоса родителей молча зашла в дом, сбросила с ног кеды и прошла в свою комнату. Мне было нечего сказать, я понуро бросала взгляд то на маму в слезах, то на Папэда, пребывавшего в ярости, и молчала. Я держалась, чтобы не заплакать, потому что еще не осознавала всей ситуации, которая произошла со мной за последние часы. Единственное, что пришло мне в голову, это:
– Мы расстались, – хрипло, дрожащими губами, все еще горячими от поцелуя, произнесла я.
И нисколько не соврала. Мы и вправду расстались. Я переместилась в Калугу, а Гоша, кажется, остался там, в Калуге-2.
Глава 14. Всем тоскующим и потерявшимся посвящается…
Я проснулась совершенно разбитая. И хотя легла довольно поздно, все равно вскочила в привычное для меня время.
«Пусть это будет всего лишь сон!» – очнувшись, подумала я. Но к сожалению, случившееся никак не походило на сон. Перед глазами снова всплыла картинка вчерашнего вечера, где Гоша целует меня и я перемещаюсь в Калугу без него… «Что же мне так не везет на эти поцелуи! Одно расстройство от них и разочарование!»
В этот раз поцелуй ранил меня намного сильнее, нежели подростковое баловство перед телевизором с Арсом. В этот раз я… полюбила. Слезы сами подступали к глазам и стекали по лицу, бесшумно, между делом. Держала ли я зубную щетку во рту или сидела за завтраком – было неважно. В голове застрял образ сероглазого Гоши, а подпевающая в наушниках Виктория Дайнеко будто бы следила за тем, чтобы я не останавливалась и продолжала плакать. С каждой строчкой становилось больнее.
Я из памяти стираю, я обнулю его,
И больше никого после него4
Теория о том, что влюбленные часто пересаливают еду, вскоре могла мной подтвердиться: слезы падали прямо в кружку с кофе и растворялись в черном напитке, примешивая в общую массу соль. Около тридцати процентов выжимки, остальные семьдесят были готовы выжаться следом, но я их держала, стискивая губы и зубы, чтобы приостановить поток.
Он там, где пустота, совсем растаял…
А нас просто не было!
Все как во сне было до поры,
Игры для memory…
А потом я прилегла головой на стол, ткнувшись лбом прямо в твердую деревянную крышку. И хорошо, что никто не мог этого увидеть – я намеренно дождалась того момента, когда родители уйдут на работу, и, только услышав щелчок двери, вышла завтракать. Незачем было беспокоить их лишний раз, они и так испугались вчера: из-за моего долгого отсутствия, внезапного появления и слез после «мы расстались»…
Папэд старался меня не тревожить, как и мама. Такое в нашей семье происходило впервые – Кристина влюбилась и потерпела поражение. По моему животу бродили скорее слепые носороги, нежели бабочки, и незадачливо бились о стенки желудка. Каждый раз мой живот дергался в новом приступе слез, и теперь я вымочила рукав своей пижамы. Выжимка настойчиво продолжалась, фиксируя мое сознание на теплых губах и родном запахе, которых не было по близости.
«Мне очень больно», – написала я и отправила Гоше.
Хотела напечатать что-то еще, но потом передумала превращаться в обиженную брошенную девчонку и писать жалостливые письма объекту своего воздыхания. Гоша все равно не сможет ничего прочитать, пока не окажется в Калуге. А окажется ли? Если только отец его снова выпихнет сюда или, может быть, Гоша найдет внутреннего порталиста…
– Гав-гав! – послышалось из комнаты.
Я прислушалась. По спине пробежали мурашки, а в голове замелькала мысль о возвращении Гоши. «Неужели вернулся?» – мысленно запрыгала в нетерпении я. И тут же, чуть не снеся по дороге шкаф, ринулась в свою комнату. Я так широко распахнула дверь, что она со всей силы впечаталась в стену и оставила там черту, за которую позже меня бы обязательно обругала мама.
В комнате все оставалось по-старому. Вещи висели на стуле в том беспорядке, котором я оставила их вчера. На кровати лежало скомканное одеяло, так как я никуда не собиралась сегодня выходить и мечтала проваляться в постели до глубокого вечера. Даже плакаты – и те по-прежнему с осуждением смотрели на меня голубыми глазами Маршалла. Но мой взгляд уловил что-то черное, выползающее из-под кровати и виляющее купированным хвостиком. После хвоста появились тоненькие с цокательными коготками ножки; спортивное поджарое тельце; в конце из-за предмета мебели выглянула утонченная черненькая мордочка с бровками и длинными навостренными ушками.
– Добби! – радостно позвала я, присев перед собакой на коленки.
Добби тоже был рад меня видеть – запрыгал, завертелся, а потом лег на спину, подставляя пузико, чтобы я смогла совершить акт дружеского почесывания.
– Добби, солнышко, где же твои хозяева? – мне было не стыдно говорить с собакой, хотя отчетливо понимала, что ничего она мне не объяснит.
И все-таки оказалась не права. Потянувшись к питомцу, чтобы снять поводок, я обнаружила скрученный лист бумаги, вставленный между ремнями и намертво привязанный шнурком от обуви. Какое-то время я попросту боролась с Добби за записку: собака постоянно вертелась, а я незадачливо хваталась руками за воздух, желая поймать послание, отвязать его и прочитать.
– Боже, Добби, не вертись! Обещаю, потом погуляем! – сердилась я.
Несмотря на то что Добби полностью игнорировал мои команды, я все равно ощущала себя его другом. Ведь это был настоящий пес! Не просто какой-то там выдуманный Кэм из «Симса», а Добби из Калуги-2, питомец Гошиной семьи. И мне было сейчас глубоко плевать, как воспримет моя семья нового друга.
«Привет. Крис, прости! Я не хотел Вернее я очень хотел тебя поцеловать, и это было потрясающе! Отец сказал что только так я смогу тебя вернуть в твой мир, а сам останусь здесь. Мне очень грустно жаль, что так вышло. Прости что не сказал, но ты бы и не согласилась. Я поступил так же, как он, знаю. Но так надо, правда. Мы увидимся! Нужно попробовать восстановить мир. Мы с отцом сделаем всё для этого!
Надеюсь, когда вернусь смогу тебя поцеловать снова. И мы будем вместе. Пожалуйста, присмотри за Добби, ему тебя не хватает! Прости и не злись, не хочу чтоб ты плакала. Мне нужно было тебя спасти. И кем бы я был если бы не попытался? Ску Лю Мне тоже тебя не хватает.
Гоша»
Мои руки дрожали, поэтому письмо приходилось постоянно перечитывать. Буквы расплывались перед глазами, и я тормозила на строчках, пытаясь вникнуть в их смысл. Обычно у Гоши был нормальный почерк, но только не в этот раз. Судя по всему, он очень спешил. Мой взгляд улавливал отсутствие запятых и зачеркнутые слова. Гоша не потрудился замазать их как следует, и я теперь знала, что его тоже терзает неопределенность. Особенно забавно получилось в конце – с перечеркнутыми «Ску» и «Лю». Было не трудно догадаться, что «Скучаю» и «Люблю». Но Гоша в последний момент не решился написать ни то ни другое, заменив на «не хватает». Вот и вышло: «Скулю. Мне тоже тебя не хватает». По-моему, сошло бы за отличное признание в любви. И в то время, пока Арс с Марикой проходили стадию конфетно-букетного периода в отношениях – Гоша по мне скулил. А я, кажется, по нему.
Но, на самом деле, мое обостренное чувство юмора скрывало одну важную деталь: Родион попросил Гошу поцеловать меня, чтобы я переместилась в Калугу одна. То ли этот мужчина меня настолько ненавидел, что был готов избавиться любой ценой, то ли переживал за мою жизнь и решил, что таким образом убережет меня от расправы. И сколько бы раз я ни читала это послание, лучше ситуация не становилась. Я ощущала себя выброшенной, отстраненной и ненужной. Все-таки до этого мы с Гошей были одной командой, потому делили все радости и горести на двоих. А теперь мы разделились, и мою тоску было разделить не с кем. Разве что с Добби, жалобно смотрящим на меня. Я же обещала!
– Ладно, пошли гулять!
Добби снова запрыгал по кругу, внимательно приглядывая за тем, чтобы я немедленно собиралась на улицу. И туда, даже если очень хочется, в пижаме не выйдешь. Пришлось разгребать вещи на стуле, искать серую майку и джинсы. Без особого энтузиазма я натянула одежду на свое и без того худощавое, а теперь еще и ослабленное рыданиями тело. Мне было параллельно на то, что ждало меня на улице. Без Гоши мир казался пустым.
«Сердце, о ком ты плачешь и кричишь,
Ведь он тебя не приручил,
Совсем не приручил…» – в голове все еще всплывали строчки из песни Дайнеко и возобновляли слезный механизм.
С всклокоченными волосами, то и дело попадающими мне в глаза, я шла навстречу ветру, удерживая бодро настроенного питомца. Добби, как и всегда, улавливал в воздухе новые запахи и несся туда, где аромат казался сочнее. Пес успел изваляться в песке, съесть какую-то траву, сходить по своим собачьим делам, облаять проходящего мимо мужчину. В общем-то, он делал все, но только не грустил по Гоше. Этим занималась я, постоянно проверяя молчавший телефон. В такие моменты очень хотелось, чтобы хоть кто-нибудь написал. Но этого не происходило. Поэтому написала я. Короткое сообщение Арсу.
«Гоша ушел. Я теперь опять одна», – не потрудившись описать всю ситуацию, я отправила короткую эсэмэску другу, даже не надеясь, что он ответит.
«Не одна. Я с тобой! – телефон пиликнул звонким сигналом, уведомив о том, что Арс перестал меня игнорировать. Он также добавил: – Завтра отчетник, приходи».
И как я могла забыть о таком грандиозном событии! Ладно, не грандиозном, но все-таки важном для Марса. Он должен был выступить не только в составе своей постоянной танцевальной группы, но еще и с сольным номером. Будь я на его месте, тут же бы умерла от страха. Но Арс любил внимание, поэтому поощрение в виде аплодисментов от зрителей только пробуждало в нем еще больший интерес сделать что-нибудь эдакое. Например, крутануть в воздухе незапланированное сальто, сесть из положения стоя в шпагат, а потом с легкостью подняться без рук, или встать в стойку и раскрутиться на голове. Без проблем. Арсений был готов на многое, чтобы его заметили. И его замечали. По крайней мере, я это видела на прошлых концертах. Марс всегда выделялся из толпы танцоров. Он был высоким, хорошо сложенным, харизматичным и с подвижной мимикой. Жюри и зрители, разумеется, женщины, отдавали ему свою симпатию и слали воздушные поцелуи…
«Губы. У Гоши были такие теплые губы…» – неожиданно пронеслось в мыслях.
В голову полезли совсем уж откровенные сцены и навязчивые идеи, те самые, из любовных романов. Я осознала, что меня переклинило и с этим нужно было что-то делать! Кроме того, я понимала, что Гоша не вернется ни сегодня, ни завтра, ни даже через неделю. А я за это время совсем загнусь… или забуду? Помотала головой и после засмотрелась на Добби.
– А если найти выход? – по привычке обратилась к псу я. – Если это снова произошло? Я же переместилась одна! Что, если вселенная снова придет на помощь?
Добби остановился и недовольно оглянулся на меня. Мол, что я несу и зачем говорю с ним о таких странных вещах. Но я продолжала рассуждать, вовлекая в беседу ничего не понимающую собаку. Мне попросту нужен был слушатель, который своим молчанием мог поддержать мою безумную идею.
– Родион говорил, что вселенная работает. И, когда Гоша переместился в Калугу, у меня появились силы. Значит теперь, когда переместилась я, должны были появиться силы у кого-то другого! – заключила я.
Но как же найти этого человека? Ведь для того, чтобы мы с Гошей встретились, потребовалось почти два года! Я съежилась и надула губы. У меня не было времени столько ждать! Я хотела найти человека, наделенного силами внешнего порталиста, чуть ли не сегодня! Но вопрос по поиску оставался открытым. С Гошей мы случайно пересеклись в парке и коснулись друг друга.
«Не могу же я перетрогать всех жителей Калуги!» – возразила я сама себе.
Ко всему прочему, я давно не практиковала погружение в чужое сознание. Можно сказать, забыла каково это. Ведь на Гошу такие ухищрения не действовали, с ним приходилось общаться и спрашивать напрямую, чтобы что-то узнать. Да и вообще, он был против сил внутреннего порталиста, полагая, что любой вопрос можно решить посредством разговора.
«Не любой», – очередной раз подтвердила свою теорию я.
Я быстренько добралась с Добби до дома, покормила его остатками курочки, что лежали целую неделю в холодильнике. Мама, как обычно, наготовила много лишнего, а папа, как обычно, забыл доесть, ответственно занявшись котлетами или конфетами… Так сказать, не сильно моим родителям требовалась эта курица, а Добби она очень даже понравилась. Он с неистовым удовольствием и еле слышным поскуливанием… «Скулю по тебе»… вгрызался в сочную кость и удовлетворенно хрустел, иногда посматривая на меня благодарными черненькими глазками.
До прихода родителей оставалось достаточно времени на то, чтобы пройтись по городу, а затем вернуться домой и разобраться с появившимся Добби. Поэтому я не стала писать объяснительную записку, погладила очередной раз собаку и вышла во двор. Здесь, на улице, да и в городе в целом, меня интересовал любой прохожий. Знакомый или нет – все равно. Я старалась прикоснуться к каждому. И делала это осторожно, как бы балансируя на грани: если бы он оказался внешним порталистом, то мы бы переместились; а если был обычным человеком, то чтобы я не погрузилась в его сознание. Особенно большую группу людей мне удавалось захватить на пешеходных переходах и светофорах, у ларька с мороженым или в образовавшемся заторе на прогулочной дорожке. Раньше я бы никогда так широко не расставила руки – нет. Будучи загнанной в угол своими же силами, я прятала ладони в карманах, лишь бы никто не мог их достать. Теперь же расставляла руки в стороны и ловила людей, надеясь отыскать того самого.
Но тот самый, как назло, не находился. Я встречала косые взгляды встревоженных незнакомцев, которые после «контакта» со мной проверяли свои вещи, полагая, что я какая-нибудь карманница.
«Дожили!» – выругалась я.
Пришлось сменить локацию. И когда я шла с опущенной головой, безнадежно пиная носком кеда злосчастный камушек по дороге, раздался звонок.
– Привет. Чего? – безразлично ответила я.
– Вась, статья. Я тебе вечером на почту скину темы. Можешь выбрать какую захочешь… – тараторила в привычной интонации Марика.
– Мне сейчас вообще не до этого! Извини…
И я бросила трубку. Остановилась. Часто задышала. Запнулась. И ударилась в слезы. Чтобы не слышать всхлипов – надела наушники. Сегодня любимый рэпер молчал, вместо него в плейлисте крутились романтические песни. Раньше я всегда относилась к таким песням предвзято, считая, что слушать их – себя не уважать. Но вышло иначе. Как оказалось, до любой песни можно дорасти или дойти, почти как до ручки, но все же… Эти печальные, заунывные мотивы отражали всю мою боль, зарифмовав ее и упаковав в лирические куплеты. Как ни странно, музыка помогала. Как будто бы именитые певцы побывали у слушателей в голове и уже после написали сотню историй, основанных на реальных событиях. В частности, на моих.
По неосторожности я вскоре врезалась в одного мужчину. Не то чтобы мне хотелось погрузиться в его сознание, но, находясь в наушниках, шансы были слишком велики. И я пропала. Стояла во дворе частного дома. В ушах больше не играла музыка, поэтому пришлось освободиться от гарнитуры и вслушаться в обстановку. Теперь песня, вырванная из моего плейлиста, эхом проносилась по воздуху и морозила сердце. Тот мужчина, кажется, не слышал ее. Грузный дядя сидел на ступеньке у двери и дрожал. А точнее дрожало его тело от рыданий. Он так громко выл, что шепот музыки сбивался. По моим щекам тоже потекли слезы, и я не раздумывая присела на ступеньку рядом. Холодную, врезавшуюся железобетоном в кожу даже через джинсы. И все равно это было неважно, когда справа рыдал мужчина. От него несло потом и одеколоном одновременно, как если бы курильщик хотел притупить запах сигарет, разжевывая жвачку.
«Как знать, у Гоши получалось…» – подумала я и тут же остановилась, потому что любая мысль о Гоше, его привычках или словах приводила к нашему поцелую, а позже – к расставанию. В любом случае ничего путевого из этого не получалось.
Так вот, мужчина был одет в строгий костюм, кое-где проглядывались швы, которые могли разойтись. Одежда давно была дядьке не по размеру, но он и не скрывал этого, просто носил подтяжки, чтобы хоть как-то удерживать штаны, зависшие на одной из волн его пухлого живота. А еще у него была шляпа, как у детективов в фильмах. С ровными полями и вмятиной по середине.
– И вам плохо? – хлюпая носом, спросила я.
– Да вот, держусь, нельзя расстраивать жену. Она не сможет этого вынести. Я уже везде искал… я отвернулся на секунду, а она… – разрыдался он, обняв меня и уткнувшись в мое костлявое плечо лицом.
– Кого вы потеряли? – я сцепила зубы, боясь услышать ответ.
– Дочку. Мы гуляли с ней. Вот, только что. Я пошел за мороженым, оставил ее на лавочке. Прихожу, а ее нет. Я все улицы оббегал! Нужно обращаться в полицию?
И он опять зарыдал. Я не знала, чем могу ему помочь. Скорее всего, моя терапия заключалась в том, чтобы вот так посидеть с ним и выслушать. Другими словами, подставить дружеское плечо. Сквозь град его слез мне удалось узнать, что потеряшке недавно исполнилось семь лет и что родные ей много раз говорили о том, как опасно уходить с незнакомцами. Даже если за конфетку, за жвачку, за мороженое – все равно нельзя. И мне стало страшно.
«Что я могу сделать? – спросила себя я. – Ничего», – отозвалось внутри.
В этот раз мое погружение не дало результатов. Я не могла просто сказать мужчине, что его дочка найдется. Не могла успокоить, потому что от моих слов его горе не станет меньше. Он все также умоляюще плакал, прося кого угодно, чтобы его вернули в тот самый момент, который «до».
К сожалению, вселенная на такое не была способна. Все случившиеся моменты уже случились. Их смысл заключался в том, чтобы именно существовать. Указывать людям на очевидные вещи, порой страшные и удивительные, но они всегда назначали цену истине. «Будь осмотрительней», «цени то, что у тебя есть», «живи здесь и сейчас», «не думай, что все так плохо» – вот они, эти истины. Только правда в том, что мы о них частенько забывали, когда делали или говорили что-то на авось. Пусть так. Но какой посыл – таков и результат. Мы сами пожинали плоды своей деятельности, обругивая при этом «такую несправедливую» вселенную.
– Сидим в песочнице, как малыши, и жалуемся на жизнь, – пробормотала я, устав плакать. Оказывается, столько сил отнимали эти страдания, словно бы я разгрузила несколько вагонов с картошкой.
– А? – затихнув на время, издал звук мужчина.
– Говорю, нужно действовать, – встала со ступеньки я, зашагала к калитке и напоследок обернулась. – Встретимся в реальности, я вам помогу распечатать ориентировку. Надо идти в полицию.
Как и ожидалось, двор тут же растворился, а я вернулась в тот самый миг, где стояла, сжимая руку мужчины в своей. На меня свысока смотрел все тот же полный дядя в шляпе. И здесь он не рыдал, крепко держался, продолжая бегать по периметру своего несчастья и искать дочь. Он несколько растерялся, когда я попросила его показать фотографию потеряшки. Пришлось повозиться в местном типографском офисе, чтобы сотрудники верно набрали объявление, а затем его размножили. За мной оставалось только одно – расклеить ориентировки по всем закоулкам, столбам, остановкам, лавочкам и магазинам. И в какой-то степени я почувствовала себя лучше. Не оттого, что чье-то горе было сильнее и мое умалялось на его фоне; а из-за того, что я наконец-таки занялась делом, нужным и важным. И не пускала сопли в кофе, когда от меня действительно требовалась помощь.
