Поздний вечер. Женщина стояла у окна своего же дома. Я узнала эту комнату с диваном и столом. Практически ничего не изменилось в сознании. Только темнота, мрак пустоты и звенящая тишина. Я стремительно направилась к ней, чтобы узнать, что ее терзает. А женщина продолжала безучастно смотреть в окно. В дом напротив, где горел маленький огонек. В темном окне при ночном свете уличных фонарей отражалась седая голова женщины, а в другом окне – молодой мужчина с ребенком на руках. Малыш был значительно младше Лизы, но не грудничок, уже крепыш, с осознанным взглядом и притягательной улыбкой. Мужчина щекотал ребенка и играючи покачивал его.
– Постоянно вижу этот сон. Мужчину в окне с малышом, – заговорила женщина.
– Вы их знаете?
– Как будто бы да. Но только во сне.
– У вас есть кто-нибудь из родных? – спросила я.
– Я одна, – угрюмо ответила она.
– Это не повод удерживать у себя Лизу.
Женщину душили горячие слезы, стекавшие по щекам. Она убирала волосы с лица и часто дышала, снова смотрела на мужчину с ребенком в окне. Утирала влагу и закусывала губы, чтобы не закричать. Но, как известно, находясь в собственном сознании, непозволительно сдерживаться.
– Я так устала быть одна! Я всю жизнь хотела семью! Мужа, ребенка… детей! Чтобы мои дети росли, а я им помогала учиться, кормила их, одевала, читала на ночь; целовала мужа, когда бы он уходил на работу, отдавала бы всю себя, чтобы… больше не тяпать эти грядки, не проживать бесконечное количество повторяющихся дней, не жить для себя. Зачем вообще нужно жить, если нет тех, о ком ты бы мог позаботиться? – кричала она.
Я шокировано уставилась на рыдавшую женщину. «Да, тяжелый случай», – подумалось мне. У меня не было того груза, с которым жила она. Потому что родители любили меня, а я их, Арс дружил со мной с самого детства, и все складывалось наилучшим образом. Родные люди учили меня всему, одаривая мудростью и опытом, которые успели обрести и накопить за прожитые годы.
Этой женщине не хватало любви, она не знала к кому применить накопленный опыт, с кем поделиться советами и разделить вкусный ужин за обеденным столом в теплой кухне. Настолько она вымоталась от этого незнания, что, повстречав Лизу, удерживала ее у себя дома, как если бы к бабушке на выходные приехала внучка. И женщина понимала – это неправильно, но не могла с собой ничего сделать.
– Бабушка, мне нужен твой совет, – я обратилась к женщине так, как она хотела это услышать.
– Что случилось? – она приняла мою игру, ненадолго забыв про слезы и окно напротив.
– Моя мама постоянно переживает из-за моей болезни. И ничего больше не видит, кроме нее. Как мне ей помочь? Что нужно сделать? Слова она не воспринимает.
– Никакие слова не идут в сравнение с поступками. Пока ты не покажешь маме что-то, что будет важнее твоей болезни, она не перестанет на ней зацикливаться. Клин клином вышибают.
– И что же это за поступки? – развела руками я. А женщина по-доброму усмехнулась, улыбнулась и вновь уставилась в окно.
Реальность резко ослепила ярким светом солнечного дня, проходящего через стекла. Я стояла рядом с хозяйкой дома, в то время как Тимур сидел на диване и, нахмурив брови, наблюдал за нами. Лизы в комнате не было. «Убежала», – решила я. Женщина вроде и казалась изначально умиротворенной после моего погружения в ее сознание, но, заметив исчезновение девочки, тут же напряглась.
– Где Лиза? Что ты с ней сделал? – разозлившись, она двинулась к Тимуру.
– Он-на, это, у себя дом-ма, – заикаясь, ответил Тимур.
– Бежим! – крикнула я.
Схватив лист с рисунком и фотографию со стола, я ринулась к выходу, Тимур – за мной. Конечно же, мы могли просто взяться за руки и переместиться в Калугу, но оказаться прямиком в доме семьи Лизы казалось неправильным. На мой взгляд, шокировать людей своим внезапным появлением было уже слишком. У них и так дочь теперь сидела в зале, словно бы и не терялась, а все время находилась дома.
Выбежав во двор, я коснулась Тимура. В Калуге частный домик значительно отличался от того, в котором жила одинокая женщина, приютившая Лизу. Здесь у него были кирпичные белые стены, крепкая крыша с зеленой кровлей и пластиковые окна, внушительная дубовая дверь. Но меня не столько интересовал вид дома, сколько то, что находилось в моих руках. Рисунок на листе остался тот же, а вот фотография сильно изменилась. Если раньше на снимке была молодая женщина, сидевшая на стуле, и широко улыбалась, то теперь на фото проявился мужчина. Мужчина с тем самым малышом двух лет из ее сна. Изображение женщины постепенно исчезло со снимка.
– На этой фотографии раньше было трое. Это… правда… – не веря в увиденное, произнесла я.
– Что? – тоже посмотрел на фото Тимур.
– Та женщина, у нее была семья. Только их разделило во время… эксперимента… И если я правильно понимаю, то…
Мне не терпелось проверить свою догадку, и я позвонила в дверь. Спустя несколько секунд мне открыл радостный мужчина, который держал на руках свою дочь. Следом за ними выглянула его жена. Все трое были счастливы.
– У вас все хорошо? – расплылась в улыбке я.
– Да, Лиза вернулась! Вернулась! Девочка моя! – отец расцеловал дочь в щеки.
– Это вам, – я протянула ему фотографию и рисунок.
– Ух ты, никогда раньше не видел эту фотографию, – всматриваясь в изображение, сказал он.
– Знаете, кто на снимке?
– Конечно! Мой отец и я. Мне тут около двух лет! Вот это да! Надо будет отцу показать. У него с памятью плоховато, в свое время практически все фотоальбомы растерял, – рассказал Юрий. – А где нашли-то?
– В архиве, – коротко ответила я и наскоро распрощалась со счастливым семейством.
Здесь я больше ничем не могла помочь. К тому же на мой телефон начали сыпаться сообщения и пропущенные звонки от родителей и Арса. Но возвращаться было еще слишком рано. Я не узнала самого важного – что случилось с Гошей.
– Получается, все? По домам? – уныло спросил Тимур, подняв на меня большие карие глаза, полные надежды.
– Есть еще одно дело. Ты как? Не устал, напарник?
– Кто? Я? Да я только разогрелся! Пошли, Кристина Дурдовна, спасем этот мир! – хлопнул меня по плечу Тимур. И мы вернулись в Калугу-2, чтобы закончить начатое.
– Тогда вперед! – подмигнула я, подумывая о том, что не так уж и плохо быть «Дурдовной». По крайней мере, это звучит оригинальнее, чем приевшееся «Вася».
Удивительное дело, мы таскались по жаре уже полдня, а Тимур до сих пор не ныл от усталости, как это делал, например, Добби. Необычайно горячее солнце жгло нас палящими лучами, и разговор уже не шел о пользе витамина D. Мы пытались спрятаться в тени, что тоже оказалось безуспешным: даже там нас донимала духота и возможность получить тепловой удар.
– Уж лучше пусть он будет там, – заявила я, зайдя в прохладный подъезд Гошиного дома.
– О-о, давай здесь останемся! – прислонился к стене спиной Тимур, а потом запрокинул голову.
Мальчик был из выносливых. Он носил головной убор, пил воду из бутылки маленькими глотками, иногда шел медленнее обычного, прикладывал обмоченный рукав рубашки к лицу.
Я опять позвонила Гоше, но так и не дождалась ответа. Надежда на то, что он у себя дома, постепенно улетучивалась, как облако дыма от костра. И начисто испарилась, когда дверь нам открыла Таисия Романовна и вся исстрадалась причитаниями и мольбами.
– Кристиночка, доченька! – крепко вцепилась она в меня. Но я уже привыкла к ее сентиментальному жесту, поэтому не вырывалась, а обнимала в ответ.
– Где Гоша? Где?.. – я хотела спросить про Родиона, но подумала, что Таисия Романовна могла и вовсе не знать о его возвращении. Поэтому замялась.
– Гошу схватили! Родион поехал его выручать. Вот, только что уехал. Откуда же ты взялась, моя хорошая? Хочешь есть? Я утку в духовке приготовила…
– Я бы, это, не отказался, – невзначай произнес Тимур.
– Да вы что! Какая утка? Звоните Родиону! Тут мальчика надо вернуть! И за Гошей я тоже поеду! – закричала я.
Таисия Романовна от моих воплей подняла руки над головой, словно была причастна к случившемуся и сдавалась. Потом она опомнилась и схватилась за телефон, дрожащими пальцами отыскала номер мужа и позвонила ему.
Мы с Тимуром все еще стояли в дверях и ждали Родионовского вердикта – что он скажет. Но, судя по грубым отголоскам в трубке, возвращаться за мной он не собирался. Отдаленно я уловила что-то вроде: «Еще и ребенка украла. Никакой ей амнистии! Пусть отправляет его туда, откуда взяла! И сама пусть катится к черту!» Я разозлилась. Определенно, отец Гоши мне нравился все меньше! Он презирал меня, бесился оттого, что я нашла способ вернуться, не хотел брать с собой.
– Кристиночка, солнышко, он ни в какую! Ты слышала его. Не хочет возвращаться, – промямлила Таисия Романовна, положив телефон в карман своей розовой пижамы, в которой всегда ходила по дому.
– Значит, утка? – обрадовался голодный Тимур, съевший за четыре часа нашего путешествия только небольшую пачку печенья.
– Это возмутительно! Гоша в опасности! Я не могу сидеть и ждать!
Таисия Романовна глубоко вздохнула и подперла бедром стену, задумалась. Она мельком поглядывала на моего напарника и цокала языком. Потом некоторое время суетливо бегала взглядом по моему раздраженному лицу. А меня прямо в жар бросало, я тяжело дышала и крепко держалась за свои же руки, точно обняв себя для самозащиты. Тимур при всем этом подпирал спиной входную дверь и пугливо мотал головой то в мою сторону, то в сторону Таисии Романовны, которая снова потянулась к телефону.
– Спускайтесь во двор, – махнула нам рукой женщина.
Я запротестовала, но в попытках узнать, что же мама Гоши задумала, все равно была выпровожена за дверь на лестничную площадку. Тимур вышел за мной, наверняка все еще мысленно мечтая об утке, которой пропахла вся квартира. Аромат и правда был приятным, пикантным, но исчезновение Гоши и хамство его отца придавливали своей значимостью чашу весов, и я почти сразу же забыла о еде. Выйдя во двор, начала ходить кругами в ожидании.
«А вдруг мама Гоши нас обманула? – в голову закрались сомнения. – Просто выгнала нас из дома. Типа походим-походим, да и уйдем».
На это я была не согласна! Тогда бы получалось, что вся семья Гоши посчитала нужным избавиться от меня, нежели узреть важность моего бытия. А важность ли? Ответ на этот вопрос я выцепила из разговора с Арсом: «Даже я понимаю, что расставание еще никого не уберегало. Вместе вы – мощь. Я видел». Вот! Мы вместе с Гошей – мощь, а по раздельности так, недоразумение. И если разобраться, то до появления Родиона все было хорошо, никто никого не похищал, мы с Гошей отлично проводили время. А стоило меня только выкинуть, ей богу, как мусор, в другое измерение – Гошу схватили!
Появлявшиеся аргументы в моей голове словно бы готовили меня ко встрече с Родионом, до тех пор, пока я не увидела другого человека…
Из подъезда к нам вышла Таисия Романовна, но не одна. Рядом с ней, подкидывая в руке связку ключей, шла незнакомая мне девушка. Ее волосы были заплетены в фиолетовые дреды и свисали почти до поясницы, смотрясь неаккуратно и совсем не по-девичьи. Это вам не Марья Моревна и Василиса Прекрасная из добрых мультфильмов! Наша девица носила белую майку с коротким рукавом и надписью «Непоседа», а еще аляпистые штаны-алладинки с объемной мотней между ног. Кроме того, она успевала курить, держа в правой руке тонкую сигарету. Нельзя сказать, что девица была мне симпатична, но выглядела она ярко. Зато Тимур глаз с нее не спускал, так и завис с приоткрытым ртом.
– Этих везти? – остановившись, уточнила незнакомка у мамы Гоши, отправив в мою сторону облачко сигаретного дыма.
– Да. Это девочка Гоши и ее… помощник. Ты уж не сердись на Гошу, он не со зла, – женщина чувствовала себя некомфортно, и до меня почти сразу же дошло почему.
– Ира, – протянула руку для знакомства девица.
– Кристина, – подхватила ее сухую прохладную ладонь я, а потом представила своего напарника, – это Тимур.
– Прият-тно познаком-миться! – заикаясь, очарованным взглядом смотрел на Ирку Тимур, так и не решившись протянуть ей руку.
– Погнали! До скорого, мам, – приобняла Таисию Ирка и поцеловала в щеку.
Мне стало обидно, что Ирка позволяет себе так называть маму Гоши. А я не решалась ее называть никак, кроме как Таисия Романовна. То ли дело было в воспитании, то ли еще в чем-то, но Ирка и с нами церемониться не стала – матом усадила в красную спортивную машину, не стесняясь девятилетнего детеныша. Но Тимур, кажется, и не слышал, все смотрел на нечто с фиолетовыми «макаронами» на голове и улыбался.
Докурив одну сигарету и выбросив окурок, Ирка потянулась в пачку за второй. Вынула из карманов своих алладинок хлам и сложила мне его на колени, – я сидела от нее справа, на пассажирском переднем сиденье.
– Найди там флешку, – попросила она, взмахнув дредами.
Я кое-как увернулась от фиолетовых прядей и стала искать флешку. Копаясь в спутанных проводах, я находила наушники; изжеванные жвачки, завернутые в серебряную фольгу от самой упаковки; помятые флаеры с магазинными акциями и приглашениями на концерты; несколько видов сережек – пирсинги для живота, уха и невесть еще для чего. В общем, с трудом, не желая дотрагиваться до чужого хламья, я достала флешку и протянула ее Ирке.
– Ага, спасиб.
Она воткнула ее в магнитолу и выкрутила звук до максимума. В машине тут же раздался визг гитары, стук барабанов и незнакомые голоса. Сама машина помчалась с небывалой скоростью вперед. Ирка резко заходила в повороты и резко тормозила в случае чего, но по прямой ехала быстро, придавив педаль в пол. Я сидела тихо, крепко вцепившись руками в сиденье и поручень двери, боясь на одном из таких поворотов вылететь из машины. А Ирка бы и не заметила! Она и сейчас сидела где-то в своих мыслях: гнала, чтобы успеть перехватить Родиона на дороге, и курила, стряхивая пепел с тлевшей сигареты в приоткрытую форточку.
– Что это за группа? – громко спросил Тимур, сидевший на заднем сиденье по центру.
– «Операция Пластилин», – также громко ответила Ирка.
Почему-то мне сразу вспомнилось это название. Может быть, потому что Гоша говорил об этой группе? Он назвал ее одной из первых. А значит, музыкальный вкус Ирки не был для него пустым звуком. Как же так вышло, что они встречались? Совершенно разные, или нет? Но мы с Иркой точно были разными – это факт. Она яркая и та еще непоседа, как и написано у нее на майке, а я – серая, пугливая, ничем не примечательная Кристина Эдуардовна, еще и почти астматик.
– Вот это скорость! – восторженно орал Тимур.
– Держись, малыш, сейчас еще быстрее полетим, – обернувшись к нему, подмигнула Ирка.
И действительно, она развила такую скорость, что страшно было лишний раз посмотреть в боковое окно: деревья мелькали смазанным хороводом, только так проносились мимо пейзажи. Я вжалась в сиденье еще сильнее, когда мы подскочили на кочке и машину тряхануло от этого внезапного столкновения. Я даже взвизгнула от страха за свою жизнь и жизнь Тимура, все же какую-никакую, а ответственность я за него несла.
– Поаккуратнее можно? – наехала я.
– Не сахарная, не растаешь! – усмехнулась Ирка.
– Это все из-за Гоши, да? Обижаешься, что он не с тобой?
– …а я хотел бы, чтобы ты стала
самым счастливым существом на свете
и каждый день видела море,
ты каждый день видела море,
ты каждый день видела мо-о-оре…5 – подпевала Ирка песне, проигнорировав мой вопрос.
Внутри я кипела от злости и мысленно взрывалась от ярости, тогда как Ирка вела себя вполне спокойно и раскованно. Ее не волновало ничего, кроме музыки и дороги. Она выкрикивала строчки из песен и неслась по ровному асфальту, бранью отвечала на не интересующие ее вопросы и демонстрировала свой проколотый язык Тимуру, впечатленному ее строптивым характером. Казалось, мальчик, которого я с утра подобрала в семьдесят седьмой квартире, куда-то делся, теперь в машине сидел абсолютно другой Тимур, очарованный фиолетовыми дредами Ирки и громкоголосо распевающий взрослые тексты неизвестной ему группы. Он и думать забыл про свои заикания и стеснения, прагматичные взгляды и серьезную сущность.
Через полчаса такой езды я понемногу привыкла к скорости и уже не дергалась на каждом повороте. Музыка больше не впивалась больными скрипами в голову, плавно переходя от одной композиции к другой. Ирка не курила, пристально всматриваясь вперед. Она искала машину Родиона, ради которого мы сюда и поехали. Между нами, хоть и при игравшей музыке, повисло неловкое молчание. Я иногда одаривала Ирку быстрым взглядом, почти открывала рот, чтобы что-то сказать, но боялась нарваться на грубость.
– Как классно мы едем! – похвалил Тимур Ирку. Ему было проще подбирать нужные слова, чем мне.
– Спасиб! А малыш рубит фишку! У меня есть младший брат, но он вообще терпеть скорость не может. Тот еще нытик! – сказала Ирка, не отвлекаясь от дороги.
– Извини, если задела. Я просто как твой брат – испугалась скорости. Тоже нытик, – признала я.
– Крис, вот запомни: нельзя бояться. Все, чего мы боимся, рано или поздно случается. Я боялась потерять Гошку, в итоге все равно потеряла. Родион боялся, что Гошку схватят, так его схватили. И что? Смысл? – на удивление Ирка начала разговаривать целыми предложениями с философской ноткой и жизнеутверждающим подтекстом.
– Ты скучаешь… по нему?
– А-а-а! Аленький цветочек, ты никак не поймешь! Причем здесь это?! Скучаю или не скучаю – все равно. Время прошло, мы расстались. Надо думать о том, что сейчас. Глупо убиваться по прошлому.
– Он тебе песню написал…
– Серьезно? Есть послушать? – заинтересовалась Ирка.
– Записала на диктофон, так что звучание не очень…
– Поищи провод.
И я снова закопалась в проводах, по-прежнему не желая вляпаться в какую-нибудь мерзость. Но в большей степени мерзостью считала себя, то как я нагло выпытывала правду у Ирки про ее чувства к Гоше. Скучала ли она по нему? Конечно, скучала, только вряд ли скажет.
Вытянув черный провод-змейку, я знатно потрудилась, чтобы распутать его от наушников. Потом подключила телефон к магнитоле и начала искать запись, сделанную еще в тот день, когда Гоша полностью показал мне песню, а потом мы пошли в «ВасМарс», и Арс приземлился на дерево. Весело тогда было! Как же мне не хватало теперь этих ярких, наполненных беззаботной радостью дней!
Снова новый день,
Смотрю на спящую тебя —
Это восторг.
Знаю, напрягает тебя
То, что я пришел домой
Под ночь…
Гошин голос прошелся эхом по автосалону и мурашками по телу. Ирка, улыбаясь, качала головой, как бы соглашаясь с его словами. Я тоже слышала эти строчки по-новому: видя Ирку – вторую часть истории – понимала смысл сказанного в песне. И лишь Тимур с прищуренным взглядом и абсолютным непониманием вслушивался в голос, окутавший все пространство.
– Хорош! Гошка вырос, – наконец сказала Ирка, а потом заорала: – А вот и Родя! Сейчас мы его!
Ирка сильнее надавила на педаль, и мы понеслись догонять внедорожник. Родион тоже ехал с завидной скоростью, мча сыну на помощь. И как бы прискорбно это не звучало, но в любом случае нам всем следовало вернуться в город. Поэтому игра в догонялки несколько затянулась. И даже тот факт, что Родион увидел нас на дороге, не заставил его притормозить. Он до последнего надеялся, что мы отстанем. Мы бы отстали, если бы не Ирка. Она правила этим балом, заходя на встречную полосу и прижимая внедорожник Родиона к обочине. Он вырывался вперед, мы его догоняли, так и игрались в кошки-мышки. Пока Ирка не обогнала его и не совершила обескураженный, опасный маневр с круговоротом машины и визгом шин. Визжали не только шины, но и мы с Тимуром. Честное слово, я чуть не умерла от ужаса, овладевшего моим телом. В этот момент не могла двигаться, думать, дышать. Словно в миллиметре от машины прошла смерть и, не заметив нас, пошаркала дальше, а мы остановились, преградив дорогу Родиону.
Ему пришлось сдаться. Он сидел в машине, держась за руль, и злобно пилил меня взглядом. А я все еще, можно сказать, была без чувств. Толком не ощущала ни ног, ни рук, стекла по сиденью, не в силах подвигать хоть какой-нибудь конечностью.
– Выметайтесь, зайки! Удачи вам! – голос Ирки привел меня в чувства.
– Ты, это, классная, – произнес Тимур, немного подавшись вперед с заднего сиденья.
– Ты тоже, малыш, – чмокнула его в лоб Ирка и погрозила ему пальцем, – и смотри мне, учись хорошо! Приду, проверю.
– Спасибо, Ир, – я выдавила из себя слова благодарности, протянув дрожащую потную ладошку.
Клянусь, я даже не думала лезть в сознание Ирки, но адреналин в крови и потряхивающееся от него тело само по себе дало такой эффект. Оказавшись внутри, я получила ответ на свой вопрос, который волновал меня на протяжении долгого времени. Правда, мне не хотелось узнавать его так. Не стану пересказывать всего, что увидела там, но скажу только одно: Ирка скучала по Гоше. Даже занимаясь любовью со своим парнем, она представляла Гошу, потому что в реальности он мог дотронуться лишь до ее волос. Гоша не мог обнять любимую девушку, поцеловать ее, заснуть с ней в одной постели, даже просто погладить ее по щеке. Его внутренний страх, что он случайно сорвется и переместит Ирку в другое измерение, не давал ему покоя. А как известно – «все, чего мы боимся, рано или поздно случается».