Татьяна Грац
С другой точки ощущения
Гоша кидался словами так же резко, как швыряют молнии во время грозы. Наверное, за два года он много всего обдумал, но до сих пор не пришел к выводам. Иначе бы давно сделал документы, подчинился нашему строю и устою. Видимо, в нем еще теплилась надежда, что он вернется домой. И не зря. В конце концов, Гоша встретил меня…
– Выходит, отец у тебя внешний порталист?
– Логично. Откуда бы у меня взялись способности?!
– Я тебя огорчу. В моей семье нет и не было ни одного порталиста, либо я чего-то не знаю. И способности у меня далеко не с рождения, а с шестнадцати лет, – пояснила я.
Гоша приподнялся на руках, перевернулся и навис надо мной. Он внимательно рассматривал мое лицо, пытаясь отыскать в моем выражении хоть какой-нибудь намек на шутку. Но я говорила серьезно. Казалось, Гоша только сейчас осознал, насколько тяжело мне было возвращаться к тренировкам, какой одинокой я была, когда получила силу, и что чувствовала теперь, потерпев полное поражение.
– Случайно не в октябре 2009 года силы проявились?
– Да…
– Когда я переместился! – удивился своему открытию Гоша. – Эй, а ведь это любопытно… в одном городе, в одно и то же время… Крис, то, что мы встретились, было предрешено! Это что-то мировое, не личное. Теперь мы точно должны тренироваться!
– О-о-о, – я устало заныла, представив, что Гоша теперь точно от меня не отстанет.
Я кое-как поднялась с земли, подтащила к себе свою сумку и кофту Арса. Все, чего мне хотелось, – это уйти. Усталость и раскалывающаяся голова мешали мне концентрироваться на словах Гоши. Поэтому я так туго соображала. Зато Гоша загорелся идеей: спасти этот и тот миры. Еще непонятно каким образом, но спасти. Я же спешила убраться от него подальше, чтобы – не дай бог! – он снова не коснулся меня. Кинула ему резкое «пока» и сбежала. Еще пошатываясь, плелась домой по парку, когда мне пришло сообщение от Марса:
«Списки! Списки! Списки!»
Глава 9. С другой точки убеждения
У меня не было сомнений, что я пройду. Не зря родители приставали ко мне с репетиторами, не зря я заранее вызубрила все свои сочинения по русскому, и вообще, не зря я любила литературу всем сердцем. Потому что теперь в кофейню «ВасМарс» зашла не школьница Вася, а студентка Кристина Эдуардовна! Первокурсница журфака! Так-то!
Теперь все, что нужно было сделать, это дождаться начала учебного года. Играть в комп, писать в тетради, читать романы в свое удовольствие, иногда подрабатывать заурядным журналистом. Как сейчас, когда я пришла на встречу с Марикой, а ее еще не было. Но от моего взгляда не укрылся восторженный Арсений. Друг отчего-то сверкал синими глазами и манерно шел к моему столику с подносом. Пока он осторожно перебирал ногами, я достала из сумки его многострадальную кофту и выложила ее на стул, рядом с собой. Она достаточно много повидала за эти три дня: побывала в Калуге-2, после чего пропахла моим страхом и потом, появилась в сознании моего отца, естественно нематериально, зато материально полежала на траве в парке и окрасилась в зеленый цвет в некоторых местах. В общем, пришлось ее постирать.
Арсений поставил поднос с каким-то десертом на столик (отец часто его ругает за это, ведь приличные официанты такого себе не позволяют: поднос только в руках!), тем самым занял на островке все место и взял кофту в руки. Он поднес ее к лицу и затянулся запахом свежего порошка с морозной отдушкой.
– Что ты в ней делала? – поинтересовался он.
– Бегала, потела, бросала ее на землю…
– Но кофта чистая и совсем не…
– Арс! Говори уже! Поступил? – в нетерпении спросила я, так как Марс до сих пор держал эту информацию в секрете и никоим образом не хотел сообщать мне ее по телефону.
– … Да-а!
Я взвизгнула, хотела было вскочить со стула и обнять Марса, но как-то потупилась и остановилась еще на том моменте, когда подорвалась с места. Мои радостные порывы затухли. И я на полном серьезе спросила:
– Ты рассказал отцу про хореографический?
– Не-е-ет, – протянул виновато Арс, жалостливо улыбнувшись.
– Ты же обещал! Арс, ну так нельзя! Что же ты!
– Расскажу-расскажу! Ты лучше поведай, чем занимались с красавчиком в парке Циолковского? – лисой подсел ко мне Арсений и облокотился на стол, подперев ладонями щеки.
– Пили кофе.
– Так.
– Трогали друг друга за волосы.
– Так.
– Обнимались без рук, – продолжала я.
– Целовались?
– АРС!
Похоже, мой друг совсем ничего не понял, хотя вчера я ему весь вечер объясняла по телефону, как работают внешний и внутренний порталисты вместе. Я подумала, что кто-то должен знать немного больше, чем ничего. И если я внезапно исчезну, то именно Арс будет понимать куда. Конечно, я еще совсем не осознавала ту опасность осведомленности, о которой говорил Гоша. В нашем мире никто не бегал за порталистами и за их знакомыми, в принципе, насчет Калуги-2 я тоже сомневалась. Если бы власти действительно хотели изловить всех порталистов, то они бы поймали Гошу еще в первый день, когда он там появился. Поэтому из двух зол я выбрала то, что попроще – уведомить Арсения о происходящем в моей жизни. Только он все равно рассуждал по-своему: приписывал нашим с Гошей встречам романтическую составляющую.
– А это, случаем, не Марика? – кивнул на дверь Арсений.
– Она.
– Как ее по батюшке величать?
– Марс, ты серьезно? – злобно шепнула я, надував щеки от раздражения, но все же ответила: – Николаевна.
Арс тут же направился к моей наставнице, оставив меня, поднос и кофту здесь. «Кинул! Бросил!» – ужесточила мысль я. Он раскланялся перед Марикой и протянул ей руку, чтобы та вложила в нее свою для приветственного поцелуя. Он так и сказал ей:
– Марика Николаевна, – промурчал с самой кокетливой улыбкой Арсений, – рады видеть вас в нашем заведении.
Но вместо того чтобы поддаться на дешевые ухаживания горе-кавалера, Марика повесила на его вытянутую руку свою ветровку, сравнив Арса с живой вешалкой. Я еле сдержалась, чтобы не расхохотаться на весь зал. И пока Арсений замялся и думал, что ему делать с этим багажом, Марика достала из той самой дамской сумочки зеркальце и посмотрелась в него, после громко щелкнув им и демонстративно убрав обратно.
Этим летним днем было холодно. Промозгло и ветрено, но без дождя. Марика нарядилась в приталенное черное платьице, которое едва доставало до колен, перекинула копну густых длинных волос на одну сторону, выделила свою счастливую Монро-родинку на щеке косметическим маркером, удлинила черные ресницы тушью до самых бровей. От нее слышался аромат грейпфрута или еще чего-то свежего, как будто в этом парфюмерном танце смешались духи, гель для душа и дезодорант. Уверена, что ее блеск для губ тоже был фруктовым, иначе чего бы Арсений стоял рядом и так мечтательно облизывался?
– Крис, привет, – Марика прошла до моего столика и изящно села на стул, прогнувшись в спине. – Что там со статьей?
Мне было сложно сосредоточиться на деле, потому как Арсений решил сыграть со мной в «Крокодила». Стоя прямо за спиной Марики, он показывал мне странные вещи: сначала тыкал пальцем на себя и Марику; потом разыгрывал сценку с вытаращенными глазами и вылетающим сердцем из груди; обнимал руками воздух и целовал тоже воздух, имитировано наклонив его к полу. Еще один жест я строго пресекла, испепелив друга раздраженным взглядом.
– «… в последнюю субботу августа состоится симфонический концерт, посвященный Дню города Калуги…» – вычитала Марика. – «… трубач труппы – Василёк Эдуард Владимирович – также добавил, что для него огромная честь выступать перед жителями родного города в такой знаменательный день…» и бла-бла, и бла-бла. Крис, это сухо. Формулировки заезженные.
– Надо мокро? – пошутила я.
– Надо интересно.
Между делом Арс продолжал наблюдать за Марикой. Он убрал поднос с нашего столика, с трудом вытащил из-под зада Марики свою кофту и тут же вернулся с еще одним десертом за счет заведения для такой деловой и прекрасной девушки, как моя наставница. Но Марика не замечала нового поклонника, либо делала вид, что не замечала. Она смотрела или в тетрадь с моей статьей, или в свой телефон, куда с коротким звоном сыпались сообщения. Марика, не скрывая, с кем-то постоянно переписывалась. И плевать ей было, что Арсений изо всех сил строил глазки.
Впрочем, мой друг не собирался сдаваться. Спустя десять минут безнадежных подкатов Арс снова начал показывать мне немое кино. То самое, где я невзначай касаюсь руки Марики и проваливаюсь в ее сознание, пытаясь найти хотя бы там какую-нибудь зацепку, чтобы настроить девушку на нужный лад.
– Нет, – шепотом произнесла я и покачала головой, скрестив руки на груди.
– Что «нет»? Я говорю, что править надо, Крис. Текст хороший, но сырой. Надо доработать.
– То сухо, то сыро – тебе не угодишь, – усмехнулась я.
Почему-то именно сейчас мне захотелось поставить Марику на место. Она прикапывалась к любой мелочи в моей статье, вплоть до того, чтобы поменять два слова местами, подобрать синоним, потому что «труппа звучит несерьезно, у нас тут не цирковой оркестр!»
– Мне кажется, вам прохладно, сделать капучино?..
– Вам кажется! – рявкнула Марика на услужливого Арсения.
Это было его последней каплей. Он наклонился над нашим столом и обиженно уставился на Марику.
– Ну, Марика Николаевна, ты че такая злая? Я же как лучше хочу, – Арс пошел в открытое наступление: перешел с моей начальницей на «ты», сократил расстояние, взял ее за руку.
– Да что ты себя позволяешь, официантишка?! – взревела Марика, покраснев от негодования.
Она тоже перешла на «ты», но совсем не из добрых побуждений. В ее зеленых глазах вспыхнул огонь, брови яростно сдвинулись к переносице, а пухлые губы приготовились ругаться на назойливого ухажера.
Марика говорила быстро, но четко. Стиль ее отчитывания за провинность был мне знаком. Она всегда эмоционально дергала бровями, когда пыталась доказать свою точку зрения. Ее грудь в черном платье с V-образным вырезом резко вздымалась и опускалась, слова вылетали как поезд и неслись без остановок к станции «Арсений-1», заходя прямиком в его уши и оставаясь там. «Прилипала! Грубиян! Мужлан!» – прилетали нелестные комментарии в Арса, звонко хлопая его по щекам.
На Марса было страшно смотреть: он побледнел и покраснел, его ошарашенный взгляд сконцентрировался на Марике – на ее губах, расширенных зрачках, потряхивающейся от напряжения голове. Арс стоял с пустым подносом и не знал, куда себя деть, где вставить свое слово и что вообще нужно сказать.
Зато я знала. Как только Марика сделала паузу в разъяренном монологе, тут же схватила ее за руку. Я собиралась прекратить этот концерт посредством внутреннего диалога. Скорее всего, это было нечестно с моей стороны, но видеть, как Арса поливают грязью – я тоже больше не могла.
Локация образовалась не сразу, какое-то время меня таскало по темному подъезду. Я то появлялась у одной двери, то у другой. Не успевала схватиться за ручку, как тут же неслась дальше.
«Неужели Марика настолько сильна духом?» – удивилась я.
Владелица сознания не соизволила появиться передо мной, даже когда я затормозила у входной двери. Звонила и стучала, но никто не открывал. В подъезде чувствовался мерзкий леденящий холод, пронзающий своими иголками вплоть до костей.
– Марика, впусти меня! Я знаю, что ты там! – прокричала я, скребясь пальцами по металлу.
Меня долго никто не впускал. Я приложила ухо к двери. Внутри одинокой квартиры слышался плеск воды и чей-то голос. То ли плач, то ли смех – отсюда не разобрать. По моей коже прошлись мурашки, прежде чем я обнаружила на полу халат. Скривилась в недоумении, но все же опустилась перед ним на корточки. Мне никогда не предлагали во время погружения одежду – такое впервые. Но я смирилась с ходом сценария. Надела белый халат и застегнула несколько пуговиц. Пах он неоднозначно: спиртом с примесью бьющей в нос вони лекарств.
– Думаешь, успеешь? – дверь открылась, и оттуда выглянула Марика.
Она тоже была одета в халат, только обычный, домашний, оранжевого цвета. Я молча кивнула и прошла в квартиру. Оттенки локации мне нравились: теплые тона, обои с цветочками, кактусы в горшках на подоконнике в кухне, кофейный коврик в гостиной и зеркала. Большие, во весь рост. В них я увидела свое отражение и отражение Марики.
Мы стояли рядом и выглядели совсем как в реальности. Марика – начальница, я – подчиненная. Марика была чуть выше ростом, даже без привычных туфель на тонком каблуке. Ей шел домашний плюшевый халат, как и мне шел медицинский. Я бы даже подумала, что в этой иллюзии все будет достаточно неплохо… если бы не помнила о том голосе, который слышала еще за дверью. Мне было страшно сделать шаг. Марика же заманивала меня рукой в еще одну комнатку. Мое сердце забилось чаще, хотя я до сих пор не могла уловить связь происходящего.
«Что там может быть? У этой девицы только работа и салоны красоты на уме», – решила для себя я и начала двигаться в сторону ванной.
Первое, что я увидела, это свое отражение в очередном зеркале, отчего подпрыгнула на месте. Зеркало висело над раковиной параллельно двери, поэтому любой входящий должен был непременно встретиться с собой – лицом к лицу. Но, пожалуй, меня смущало совсем не это… я силилась повернуть голову вправо и увидеть. Бросить быстрый взгляд и отскочить. Но, как в страшном сне, не могла пошевелиться.
– Что же ты стоишь? Садись, – с наигранной улыбкой произнесла Марика, появившаяся за спиной.
Страх холодком пронесся по моему позвоночнику и ребрам, отчего я крепко обхватила себя руками. Изо рта шел пар, хотя в комнате было достаточно тепло, даже жарко. Зеркало постепенно запотело. В ванной была набрана вода. И я посмотрела. Почти закричала, но все же вовремя приложила ко рту ладони и часто задышала.
В ванной сидела еще одна Марика, но помладше той, которую я знала. Моя начальница, в оранжевом халатике, стояла рядом со мной, а другая – купалась в красной воде. Кровяные раны виднелись на ее левом запястье. Кровь медленно сползала каплями по керамике и стекала в воду, образуя яркое пятно в этом месте. Сама Марика сидела в желтом купальнике с забранными в пучок волосами, а по ее щекам стекали крупные слезы. Сдавленные крики иногда вырывались из ее рта. Ее тело дрожало то ли от холода, то ли от шока, усиливающегося с каждой минутой.
– Я еще не дошла до них, – трясясь, произнесла Марика в желтом купальнике.
Разумеется, я понимала, о чем она говорит. В этом было легко разобраться, особенно когда в правой руке этой Марики я обнаружила бритву, зависшую в воздухе.
– В прошлый раз меня успели вытащить, а в этот?.. – скрестив руки на груди, деловито наблюдала за ситуацией Марика в халатике.
Меня пугало это раздвоение, такого я еще точно не видела. Мне и одной начальницы хватало за глаза! Но делать нечего, я присела на край ванной и вытянула руку по направлению к бритве.
– Дай-ка это мне, оно тебе ни к чему, – попросила осторожно я, дрожа, боясь показать свой страх.
– Он меня обманул, – плакала девушка, сидевшая в ванной, и продолжала распускать свою жизнь красными нитями по воде.
– Кем бы он ни был – он этого не стоит! Марика, сколько тебе? Ты же совсем маленькая. Что ты делаешь? Зачем?
– Он говорил, что любит меня, что мы поженимся! А по итогу что? Я сижу здесь одна! Без него!
«Боже мой! Это еще и из-за парня, что ли? Совсем дурная! – подумала я. – Надо ее вытаскивать!»
– Помоги мне!
Я не придумала ничего лучше, чем обратиться к Марике-старшей. Одна бы эту страдалицу я ни за что не смогла вытащить из ванной, а вдвоем можно было попытаться. Марика пожала плечами и тоже подошла к младшей копии себя.
– Какого черта ты это сделала? – я решила, что Марика в халатике даст мне более прямой ответ.
– Ну мне было пятнадцать. Думала, что любовь до гроба. А он переспал со мной и бросил. Так и получилось.
– Поэтому ты ощетинилась на Арса?
– Арса?
Наш премилый разговор происходил под возмущенные крики Марики-младшей. Мы грубо схватили ее по рукам и ногам и, как санитары, пытались вытащить психованную девушку из окровавленной ванны. Она билась всем телом, кричала нечеловеческим голосом, рыдала и вопила, как ненормальная. А мы рассуждали о том, почему же Марика в реальности так разозлилась на Арса.
– Мой друг. Он добрый, не обидит. Конечно, тоже тот еще ловелас, но кажется, влюблен в тебя, – продолжала я.
– Не интересует.
– А орать-то зачем?
– Не знаю, – вздохнула та и посмотрела на изможденную себя, которую мы вытащили на коврик и накрыли сверху полотенцем. – Видишь, до чего доводит эта любовь?
– Это не любовь! Это сумасшествие, – не согласилась я.
Марика-старшая усмехнулась и выросла надо мной, выпрямившись в полный рост. Она тут же вышла из злополучной комнаты, оставив меня наедине с пятнадцатилетней Марикой. Я жалобно посмотрела на этого ребенка и погладила по голове. Когда-то мне казалось, что я в свои пятнадцать была совсем взрослая. Такая рассудительная, задумчивая и знающая, чего хочу. Но так ли это было? Я беспрестанно сверлила Марику взглядом и задавалась вопросами: что именно ее толкнуло на этот поступок? Действительно ли нелюбовь того парня? Одиночество? Желание привлечь внимание? Что?
– Послушай, мне бы не хотелось лишиться такой классной наставницы, как ты, – сказала я ей.
– Незаменимых людей не бывает, – всхлипывая, ответила она.
– Да. Но ты же просто огонь! Пока я меланхолично пишу одну статью, ты уже и на выставке побывала, и репортаж засняла, и новость на сайт выложила, и фотографии для очередной выдержки сделала. Трудяга. Но дурочка, я же с тебя пример беру, – грустно улыбнулась я.
Мы обе зарыдали. На душе стало как-то уныло – заскребли эти самые проклятые кошки. Тоска раздирала изнутри и просилась вырваться. Жалкое зрелище – две ревущие девушки, но настоящее.
Сколько раз я натыкалась на орущих людей? Сердитых, озлобленных, грубых. Что, если у каждого из них имелось по одной психологической травме? А может быть, и по несколько. Как работал этот механизм, запускающий воспоминания и телепортирующий в ту ситуацию, где человек обрел свой страх? Что, если отсюда берет свое начало защитная реакция? И человек злится, кидается обвинениями, лишь бы не испытать те же эмоции, что были в его прошлом…
Я глубоко задумалась. Так и сидела за столиком со схваченным накрепко левым запястьем Марики, машинально вытирая слезы. Все посетители кофейни смотрели на нас, мельком, но все равно заметно. Арсений беспомощно стоял рядом и не мог понять, что произошло. Как и Марика. Она тоже что-то почувствовала, но вырвать свою руку из моей была неспособна. Я впилась в нее, как если бы она застряла в каменной статуе, заключившей ее запястье в вечные объятия.
– Вась?.. – тихо позвал меня Арсений. – Отомри!
Я кинула на него взгляд и отрицательно покачала головой. Этот жест означал мгновенный откат: «Уйди! И все тут». Его приставания запускали в Марике прошлое – болезненное, противное, острое. Заставляющее кричать настолько громко, чтобы посторонним не было слышно слез отчаяния, вырывающихся изнутри. Чем громче крик, тем глубже рана. Испещренная, рваная, с уродливыми нарывами и кровоточащими ямами…
Прежде чем отпустить руку Марики, я все же взглянула на ее запястье. Там отчетливо виднелись шрамы. Шрамы от порезов.
Глава 10. Ментальный обмен
Две недели подряд мы с Гошей только и делали, что тренировались. Обычно в фильмах в такие моменты включается какая-нибудь фоновая музыка, а кадры идут друг за другом, как в клипе. День сменяется ночью (в нашем случае поздним вечером), а ночь сменяется днем, который приносит новую тренировку.
Так и было. Если бы не Гошина подработка, я бы видела его чаще, чем родителей! Мама и папа продолжали ходить на работу, вспоминая каждое утро о запланированном в сентябре отпуске. Это они, конечно, здорово придумали: меня спихнуть в универ, а самим отдыхать да на «печи полеживать». Но на самом деле они и меня приглашали с собой в путешествие. Да! Мама решилась! Правда, все это пока было далеко и неощутимо, чтобы говорить об этом всерьез…
Тренировки. Мы с Гошей встречались на нейтральной территории и обнимались без рук. Выглядело это забавно. Мы клали подбородки на плечи друг друга, как будто заколдованные гуси с крыльями. Иногда получалось не перемещаться. Шучу! Мы перемещались каждый раз, когда обнимались. Гоша терпеливо продолжал и предлагал все более изощренные способы по укрощению нашей силы. Так мы и оказались у него дома.
– Садись на диван, доставай свою тетрадь и пиши, – говорил Гоша.
Я усаживалась на потрепанный временем диван, занимая меньше его половины, клала на коленки тетрадку и начинала писать. Через минуту-другую Гоша усаживался рядом и тоже писал, правда, не так активно, как я. Мы сидели друг к другу спиной, все чаще соприкасаясь. Гоша говорил, что занятие любимым делом может отвлечь. Но как же тут отвлечься? Когда спиной чувствуешь другую спину – теплую и сильную. Правильный вывод: мы снова перемещались. Один раз чуть не зациклились, как тогда, в парке Циолковского, но я вовремя отодвинулась.
Гоша писал музыку, вернее тексты, иногда наигрывал незамысловатый мотивчик на старенькой акустической гитарке и потом снова утыкался в тетрадь. В один из дней он напомнил мне Маршалла, который тоже писал непонятным почерком на бумаге свои треки. Я молча наблюдала за кудрявым другом. Уже не сидела рядом на диване к нему спиной, а точила бутерброды из его холодильника, Гоша продолжал сочинять. Он умел погружаться в себя достаточно глубоко, порой не замечая, как я брожу по его квартире или как что-то говорю. У меня тоже такое случалось, если накатывало вдохновение.
«… чтобы не тревожил тебя
этот мир,
ты нашла бы другого,
нашла бы другого…»2 – нашептывал Гоша с прикрытыми глазами, отыгрывая бит пальцами на своем бедре и покачивая в такт головой.
Думаю, он скучал по Ирке. И как бы сильно он ни хотел вернуться к ней, понимал, что это невозможно. Мы часто перемещались в дом его матери, которую звали, как оказалось, Таисия Романовна. Но она просила называть ее тетя Тася или тетя Тая. Я заминалась и старалась никак ее не называть. Просто «вы». Она-то, мама Гоши, как раз и напоминала про Ирку. Мол, что видела ее с парнишкой – тащили пакеты с продуктами домой, сидели на лавочке около подъезда в обнимку или даже заходили за солью к ней, соседке по этажу. Я удивлялась, как мы ее до сих пор не видели сами, ведь шанс встретиться с Иркой лицом к лицу был велик!
Припоминая ситуацию с Марикой, я старалась Гошу не доставать. Тем не менее про свою наставницу однажды сказала:
– Неужели можно настолько сильно любить человека, чтобы решиться на самоубийство?
– Это что-то из нездорового, – ответил Гоша и снова опустил взгляд в тетрадь.
«Что-то из нездорового», – мысленно повторила я.
Бывало, что мы встречались в парке культуры после Гошиной подработки оператором аттракционов. Он угощал меня мороженым с хрустящим вафельным рожком, осторожно передавая лакомство из рук в руки. Я ела и быстро замерзала, потому что не выносила холод ни в каком его проявлении, особенно после девяти вечера, когда до возвращения домой оставался всего час. Гоша предлагал мне свою спортивную кофту, накидывая ее мне на плечи.
Его движения всегда были неспешными, обдуманными и взвешенными. Мои – взбаламученными и необъяснимыми. Я с легкостью могла подойти к нему и пихнуть бедром в бок, а после переместиться в Калугу-2 и помахать ладошкой его маме. Или выпросить у нее Добби, чтобы погулять с ним. Тогда Гоша телепортировал его в Калугу, мы брались за руки и исчезали следом. Я держала Добби за поводок и ощущала себя самым счастливым человеком. Пусть не хозяином прелестной собаки, но ее другом.
Добби радостно лаял и вилял куцым хвостиком, цокая коготками по плитке или по асфальту. Его высокие уши, как локаторы, постоянно шевелились из стороны в сторону от чувствительных звуков. Нос то и дело улавливал новые запахи. Добби натягивал поводок до предела и предлагал выкупить хотя бы кусочек от ароматной курочки гриль, громко поскуливая и всматриваясь в мои глаза. И тогда мы бежали наперегонки с псом на запах. Гошу забавляли наши игрища, он шел сзади и улыбался.
– Почему тебе нельзя завести собаку? – все-таки спросил он.
– Родители думают, что у меня аллергия на шерсть собак. С таким же успехом я не могу завести себе апельсин, – усмехнулась я.
– А твой кашель? Расскажешь?
– А твои отношения с Иркой? Расскажешь?
Когда Гоша переходил границу и задавал слишком личные вопросы, я начинала дерзить. Меня по-прежнему бесило, что я не могу залезть к Гоше в голову и узнать, о чем же он беспокоится на самом деле. Из-за моей способности я будто бы перестала доверять людям. Они всегда говорили одно, а чувствовали совсем другое. Они доверяли мне в своем сознании, но я не доверяла им. Это был тот самый недостаток, который сформировался у меня за время пользования силой внутреннего порталиста. Так сказать, профдеформация. Просто спросить человека о его делах и услышать в ответ что-то общее – для меня не представлялось ценным.
За дни бесконечных телепортаций и тренировок мы с Гошей уяснили некоторые моменты. Первое: не стоит перемещаться во время движения, так как скорость этого движения сохраняется, а предмет исчезает. Другими словами, если мы ехали на автобусе в Калуге, то, переместившись, будем тормозить своими телами об асфальт. Это еще повезло, что транспорт не так быстро ехал – в крайнем случае можно столкнуться с оживленным дорожным движением в Калуге-2.
Второе: перемещаемся только мы с Гошей. То есть если взять на руки Добби и переместиться – пес останется ровно там, где мы были. Наша телепортация работает исключительно между нами.
Третье. Но это больше как плюс, нежели какое-то открытие. Можно переждать дождь в другом мире. Как-то раз Гоша провожал меня домой после очередной тренировки, и начался долгожданный дождь. Еще бы чуть-чуть без него – и в Калуге наступила бы засуха. Капли были довольно крупными, частыми. Сначала мы, как и прежде, продолжали идти, подставляя лица массивному дождю. Но он только усиливался и вскоре перерос в ливень. Мы не придумали ничего лучше, чем переместиться в Калугу-2 и дойти до моего дома по сухому, а уже у порога телепортироваться обратно.
В этот день я увидела свой другой дом. Он был очень похож на наш, в Калуге, но пустой. С такой же белой кирпичной кладкой, однако с деревянными окошками (у нашего уже давно стояли пластиковые); с прогнившим шифером и разбитой тропинкой, ведущей к калитке. Деревянный заборчик стоял с облезшей красной краской, отдавая коричневым. Дорожка у дома представляла собой разрушенные плитки, сквозь которые прорывались растения-сорняки и набирали цвет. Папиного гаража отчего-то на задворках не было, и это точно осколком высекало на моем сердце больные отметины. Я стояла и сравнивала дома. Тот, который был моим родным в Калуге, какой я помнила вплоть до мелких деталей, и тот, который сейчас был моей реальностью. Это сравнение нагнетало тоску. Словно жители этого домика в Калуге-2 давно собрали вещи и покинули свое пристанище. Бросили родные стены – гнить здесь и постепенно рассыпаться на части, образуя разрушенный шалаш, где больше никто не живет.
– По-моему, ты сейчас заплачешь, – Гоша стоял рядом и следил за сменой эмоций на моем лице.
– Грустно. Вдруг я стану известной журналисткой и куда-нибудь уеду, а мои родители останутся здесь, одни в доме. Состарятся, перестанут часто звонить, забудут про меня. И мне будет некуда возвращаться. Представляю, как я приеду в Калугу после длительной командировки, а тут… вот это, – рассуждая, я кивнула на старый дом, а после добавила: – Как в песне, проклятый старый дом.
– Это в какой?
– «Король и Шут», группа такая. Не слышал?
– Нет, – поморщившись, ответил Гоша.
Я уже давно заметила за Гошей некие странности. Хоть мы и были практически ровесниками, но складывалось такое впечатление, что из разных поколений! Он ничего не знал про «Гарри Поттера», не слушал популярные музыкальные группы, не смотрел известные фильмы, которые крутили по телевизору. Зато, когда наступала минута молчания по незнанию, Гоша обожал подкидывать мне в ответ безызвестных артистов и певцов. Это происходило примерно так:
– Ну ладно, Нюшу ты не знаешь. Но Эминем? Рианна? Дима Билан? «Звери»? «Градусы»? Хоть что-нибудь? – я удивленно таращилась на Гошу.
– «Операция Пластилин», «Ленинград», Бритни Спирс, Coldplay. System of a Down, в конце концов, – задумавшись, смотрел вверх Гоша и перечислял названия групп и исполнителей, о которых я слышала впервые.
– Допустим, хорошо. Ты же из параллельного мира, так? Значит, музыка, кино и литература у вас там свои. Но выходит, что и история у нас тоже разная? Как насчет Великой Отечественной войны? – не унималась я.
– Да, закончилась нашей победой в 1945-м. Я смотрел ваши учебники, в принципе, все под копирку…
– Договаривай!
– У нас после Черненко не было Горбачёва, – ответил Гоша.
– А кто?
– Белинский.
– Кто?!
– Он и до сих пор занимает свой пост.
Таким образом, наш разговор про искусство медленно, но верно перерастал в разговор про политику и историю. Каждый раз мы натыкались на эти злосчастные несостыковки и почти ссорились. Я утверждала, что Гоша тронулся головой и у них в Калуге-2 неправильная история, а Гоша говорил, что один и тот же человек не может находиться в двух мирах сразу.
– Но Цоя-то ты знаешь! Откуда? Я же тоже знаю его песни! – орала во всю глотку я, вскочив на диван, чтобы быть выше и напирать на Гошу если не голосом, то ростом.
– «Терминатор». Я еще его знаю, – спокойно произнес он и сел на диван, уставившись в пол.
– И я. Все части смотрел?
– А их что, много? По-моему, у нас только одна вышла.
– О мой бог! Гоша, ты столько всего пропустил! И я буду не я, если не познакомлю тебя лично с «Восьмой милей». Это будет огромная честь для меня!
От моего решения было не убежать! Гоша до последнего отнекивался от знакомства с моим любимым фильмом и с моим любимом другом Арсением. Но я настояла. Это тоже можно было рассматривать как часть тренировки, вроде мы с Гошей хотели оказаться на одной волне. А как мы могли оказаться на одной волне, если Гоша и знать не знает про мою любовь к Маршаллу? В общем, долгими уговорами и серьезными взглядами я затащила Гошу в квартиру к Марсу. Приглашать типа моего парня в свой дом я как-то не решилась.
Мой друг тоже был не в восторге. Дверь нам открыл понурый, насупившийся и раздраженный Марс, выпятив все свои самые гадкие качества наружу. Он стоял и подпирал плечом дверную коробку, нисколько не спеша пропустить нас внутрь. Оценивающим взглядом Арс пробежался по Гоше и нехотя протянул ему руку.
