Тесс Хаген
Другие. Саша
Кодекс.
Чтобы понять, что происходило в сообществе, пока Льётольв готовился к битве с влиянием, Саше пришлось много наблюдать. Тогда-то он и догадался, что Марсель совершает то, о чём говорится только в старом Кодексе. Его лет сто никто не доставал с полок архивов, за ненадобностью. Ни один экзистенциалист не был готов пойти на то, что сделал Марсель – не убийство собственной сущности. Он даже чуть хмыкнул, с тоской понимая, что теперь тоже попадает под карающее действие Кодекса. Оказывается, решиться на столь ужасный поступок довольно легко, если видишь перед собой цель, если искренне хочешь её достичь. Тогда не думается о путях достижения, не думается о последствиях, они словно скрываются в тумане, нашëптывая успокаивающие мысли о том, что никакого другого пути нет, что всё делается во благо, что против силы работает только сила, против безрассудности – безрассудность, а на зло нужно отвечать исключительно злом.
Саша вспомнил Льё и то, как он не желал отступать, верил в себя и в возможность лучшего будущего. Своеобразной монотонной мантрой крутился в его голове разговор на концерте. Льётольв, Ужас, всегда был для него примером чести и достоинства, изящества в работе и прямолинейности в жизни, немного возвышенным, творчески безумным, экзистенциалистом в себе. При взгляде на Льё Саша в минуты отчаяния утверждался в мысли о своей не-пустоте, к нему возвращались смыслы, потерянные в схватке за счастье.
Он остановился в том месте, где небольшая речушка пересекалась куполом. Его всегда удивляла эта загадочная непроницаемость границы буфера для сущностей, но полное её отсутствие для всего остального, не только для людей. Чтобы создать такого масштаба невидимую защиту требовалась невероятная сила, в одиночку этого никогда не сделать. Запрещённые техники и энергия сотен сущностей, собранная в одном месте, сублимированная и загнанная в форму… Имя того, кто додумался до этой системы кануло в лету, а может и не должно было быть раскрыто. Кто знает, что скрывается за такими возможностями? Льё сумел восстановить крыло Феникса, а до этого уничтожал комплексные влияния разной силы. Возможно, он был в шаге от величия.
– Стоп, – пробормотал Саша, больше пытаясь остановить свои собственные мысли, чем товарищей.
– Здесь? – только и спросил Якша.
– Да. Бросайте вещи. Начнём. Не хочу ждать.
Саша приблизился к куполу: всё на месте, ровно, красиво, как и положено. Якша поправил косу, скинул косуху и встал рядом с экзистенциалистом, задумчивым взглядом окидывая пространство вокруг. Перед тем, как выходить из тени, он всегда щëлкал пальцами. Раз. Два. Три. И вместо высокого беловолосого парня появился чёрно-коричневый туман с проблесками льдинок. Красиво. Привычно. Саша чуть улыбнулся, чувствуя рядом Аду, готовую к большой работе. Согласно неведомым посылам, они вместе вышли из тени.
Якша с силой, достойной сущности, атаковал купол. Тот содрогался, пропуская через себя вполне ощутимую физически вибрацию, и гасил её на уровне полуметра от земли. Удар за ударом, туман то сгущался, то рассеивался, собираясь снова перед атакой. Ада сияла горящими крыльями и казалась Саше ещё более прекрасной, чем он мог её представить. На месте Марселя или Сёртуна он даже не пытался бы противостоять. С этой силой нельзя справиться привычными способами, нельзя взять грубо. Только приручить, приласкать, укротить. Денеб оказался проницательнее всех.
– Якша! Демон! Страхуй! – крикнул Саша, когда увидел мелкую сетку лёгких трещин. – Ада!
– Помогай, – откликнулась она, подходя вплотную к куполу.
Саша встал за её спиной, осторожно прикасаясь, чтобы не быть задетым крыльями, пригибаясь от нестерпимого жара. Ярослав покорно окружил их туманом, будто спасательным кругом. Что делала Ада было не видно, но вполне ощутимо, она напрягала руки и огонь с крыльев перетекал к ладоням, за чем следовал удар с отдачей от купола. Раз за разом. Феникс чуть дрогнула после пятой атаки. Саша вдруг вспомнил, как нёс её, раненую, на руках к машине. Как отчаянно она рыдала, лёжа на брусчатке около гостиницы, обожжëнная, раздавленная трагедией, и как беспомощно стонала во сне, когда они укрылись в Богом забытой деревеньке. Тогда и в нём что-то дрогнуло. После пары мимолëтных встреч он почувствовал в ней что-то родное и хорошо знакомое, что-то очень близкое, даже интимное. Было ли то первое проявление проклятия, его личной слабости к угнетённым, сочувствие ли, тоска по потерянным товарищам? Не важно.
Он закрыл глаза, представляя Вену, большой концертный зал и самого себя на сцене. Чёрный лакированный рояль с нежными клавишами, требующими ласкового касания пальцев пианиста. В первом ряду сидит она – Ада, великолепная в чёрном длинном платье. Она ждёт. Несмелое прикосновение к инструменту, робкий звук, чуть дрожащий, как невинная девушка в руках первого возлюбленного. А дальше тепло, переданное клавишам, как и телу, делает своё дело. Разгорается танец, страсть, мелодия становится смелее, подхватывает саму себя, разбавляет отголосками былой нежности, стремительно бежит, кружась не то в вальсе, не то в загадочной мазурке. И тонет, захлëбываясь нахлынувшими вдруг чувствами, разражается чередой аккордов, заполняя каждый кубический метр пустого зала, добираясь до единственной слушательницы, нашëптывая ей то, чего никогда не сказать словами. И умирает. Затихает. Растворяется во вселенском небытие, оставив след в душе того, кто позволил музыке добраться до потаённых глубин. Слишком трогательное почти поглаживание клавиатуры в завершающих движениях пальцами, совсем как взмах крыла, чуть меланхоличное. Небольшой поклон инструменту, похожий на небрежную волну и – точка. Вздох. Задумчивость. Ведь мелодия всё ещё звучит, отражаясь как эхом, ударами сердца.
Ада.
Она сделала уверенный шаг вперёд, увлекая Сашу за собой. Тело её превратилось в разгорячëнную субстанцию. На мгновение экзистенциалисту показалось, что они оба вспыхнут как факелы, пропитанные маслом. Но он ошибся. Силу огненного потока невозможно было не почувствовать. Купол дрогнул, зашипел и взорвался сотнями острейших невидимых игл, образуя гигантскую дыру в три человеческих роста и шириной с пару машин. Якша вытолкнул их из тени, и Ада осела в руки Саши, слишком тяжело дыша, покрытая капельками пота.
– Справились, – шепнула она. – И никаких запрещённых техник, – Феникс улыбнулась каким-то своим мыслям и доверчиво посмотрела в глаза экзистенциалисту, ища похвалы и поддержки.
– Ты чудо, Адочка, – как можно ласковее проговорил он.
– Лапушка?
– Конечно, – ответил Саша, не в силах повторить это обращение, всецело принадлежавшее только Аде и Денебу. – Сможешь встать?
– Да.
– Тогда берëм вещи и выдвигаемся. Судя по карте, недалеко будет СНТ, а дальше по дороге – станция. Сядем на электричку.
– Это было жёстко, – упал рядом с ними на траву Якша. – Сколько сил нужно, чтобы разрушить купол… Если у меня руки-ноги отнимаются, не представляю, как ты, Ада, ещё можешь шевелиться.
– Думаешь меня зря хотел убить Марсель? – усмехнулась она в ответ, благодарно принимая от Саши воду.
– А со стороны все ваши телодвижения выглядят даже смешно, – хмуро добавила Майя. – Как детская игра в волшебство.
– Кто знает, может это оно и есть, – философски изрёк Якша. – Что-то мне нехорошо, ребят. Такое ощущение, что я ещё не весь вернулся в тень.
Он вдруг побледнел и прикрыл глаза, покрываясь потом. Ада и Саша переглянулись: им повезло, что ухудшение состояния сущности совпало с моментом силовой атаки, можно списать недомогание на перегрузки. Хотя и так было ясно, что путь у Якши теперь один – в ледяную смертельную бездну. Экзистенциалист старался не давать волю собственным чувствам, не жалеть товарища, не думать о медленном убийстве, совершённом его же руками. Чистейшее предательство. Нарушение всех мыслимых принципов и правил. Ярослав предал Сашу по слабости, по неопытности, – его запросто можно как понять, так и оправдать. Но… Всегда есть но! Оправдано ли обратное предательство? Смертельное к тому же…
Чтобы не развивать дальше самобичевание, чтобы прекратить сомнения, Саша приковал себя взглядом к Фениксу, к её чуть подрагивающим в такт дыханию губам, к полузакрытым глазам, вспомнил, как страшно умирал Льётольв, что стало с Денебом, и успокоился. Он всё делал правильно, с самого начала. Даже раньше. Рывком подняв Аду на ноги, он помог встать Якше, взял большую часть вещей в руки и первым прошёл в образовавшуюся в куполе дыру.
Шли чуть больше часа в молчании. Иногда Саша заглядывал в голову к Майе и удивлялся её безотчетной ярости и ненависти, которая планомерно вытесняла всё хорошее и доброе. Был ли ошибкой выбор Льё, или так странно повлияли события на эту в прошлом милую девушку, он решил не выяснять, параллельно продумывая способы избавления от слабого элемента. Ада изредка догоняла его, но каждый раз отставала в усталости и заметном изнеможении. Якша плëлся последним, не выкурив ни одной сигареты, что не укрылось от экзистенциалиста. Сущность вовсе не глупа, чтобы в итоге не сообразить, что происходит.
– Нам всем нужно подкрепиться, – выдал Саша, когда они добрались-таки до станции и с облегчением расселись на лавке в ожидании электрички. – И я не про еду сейчас.
– А про что?
– Наш красавчик намекает на бухлишко, – ухмыльнулся Якша. – И он совершенно прав. Алкоголь расслабляет, телу легче справляться с перегрузками.
– Порочные сущности мы, удивительное дело, – вторил ему экзистенциалист. – Стареем. Ждите здесь, я быстро.
Саша бросил вещи и спешно направился к спуску с платформы. Быстро купив билеты до Москвы, он добрался до ближайшего примитивного вида магазинчика. Из-за прилавка на него глянула неприветливая женщина средних лет, сделавшая ещё более строгое лицо, окинув оценивающим взглядом экзистенциалиста.
– Самый дорогой коньяк. Четыре бутылки, пожалуйста, – лучезарно улыбнулся он.
– Не многовато будет? – шумно выставила женщина бутылки на прилавок.
– В самый раз.
– Закуска?
– Боюсь, у вас нет того, что может подойти к такому чудесному напитку, – издевательски вторил ей Саша. Извечная предвзятость – к бедным, к богатым, к красивым, к уродливым. Людям никогда не будет нравиться то, что они видят, если сами они не такие, какими себя видят и какими хотят быть.
– К изыскам привыкли?
– Не ваше дело, милая. Сколько с меня?
Она молча кивнула на кассовый монитор, всем своим видом показывая отвращение. Саша удивился такой странной реакции, она его злила, но он всеми силами старался держать себя в руках. Сейчас не время и не место показывать характер. Бросив три хрустящие бумажки по пять тысяч, он схватил бутылки и развернулся к выходу.
– Сдачу возьмите себе, порадуйте чем-нибудь, чтобы на людей не бросаться, – добавил он, не выдержав.
– Вот и спасибо. А вы, Саша, пощедрее будете, чем те, кто просил передать вам послание.
Экзистенциалист застыл на месте, ожидая продолжения, но женщина молчала.
– Кто? – только и спросил он.
– Имён не называли. Просили сказать, чтобы вы заглянули в тату-салон. Больше ничего.
– Спасибо.
– Да пожалуйста! Развели тут… шпионские страсти, – буркнула она.
Саша только улыбнулся. Послание. Тату-салон. Похоже, Льё продумал с десяток исходов. И очень хорошо знал того, кому может доверять даже после смерти. Лёгкое чувство удовлетворения и ощущение собственной правоты, безошибочности действий, окрыляли. Не настолько, чтобы потерять голову, но чтобы твёрже ступать по земле.
Добравшись до станции, он раздал каждому по бутылке.
– Планы немного изменились, – начал Саша задумчиво, чтобы скрыть изучающий взгляд и успеть заметить реакцию каждого. – Заедем в салон к Дену сначала, потом уже домой. Дело есть.
– Какое? – тут же насторожился Якша.
– Особой важности, – загробным голосом изрёк экзистенциалист и тут же рассмеялся, откупоривая коньяк. – Шучу. Хочу забрать запасные ключи от галереи и квартиры Льё, кое-какие документы глянуть. Мы же не хотим быть застигнутыми врасплох или остаться без чего-то очень важного, если вдруг придётся защищать себя в суде?
– Не хотим, – протянула сущность, морщась от крепкого напитка. – Только вот чего мы на самом деле хотим?…Эх.
– Мести, – буднично ответила Ада. Последние пять минут она не сводила взгляда с рельсов, не моргая, не поворачивая головы.
– Свободы, – откликнулась Майя.
– А ты, Саш? – поднял на друга глаза Якша.
– Наша электричка, – выдал он вместо ответа, собирая вещи.
Полупустой вагон, задумчивые лица пассажиров и слишком колоритная компания. Саша расположился на краю сиденья, ближе к проходу, размышляя о тех, кто передал сообщение через продавщицу. Эти сущности прекрасно знали и его местоположение и угадывали шаги наперёд. Никто не стал бы наобум оставлять послание, если бы не был уверен, что его доставят. Марсель никогда так не действовал, да и сейчас, после бойни, не полез бы с изощренными шуточками. Нет. Он будет выжидать, копить силы и максимум – устроит западню. Это точно дело рук Льё.
– Ты чего? – подвинулась к нему Ада.
– Думаю, – просто ответил Саша, избегая её взгляда. Бороться с собой оказалось труднее, чем он мог подумать даже полдня назад.
– И я думаю, – задумчиво шепнула Феникс.
– Уверена, что хочешь вернуться в квартиру Дена?
– Абсолютно.
– А вот я – нет. Боюсь увидеть там то, к чему не готов. Сущности повсюду оставляют свои следы, особенно в убежищах. После того, что у нас с тобой было…
– Ты не похож на труса, Саш.
– Да, возможно, не похож. Но в душе – я именно трус.
– Бред. Если ты будешь вот так прибедняться, то я… Не знаю что, – шумно выдохнула Ада, пробираясь ладонью под его руку.
– Будь готова к новому вливанию сразу, как прибудем в Москву. Ждать некогда, иначе упустим момент.
– Поняла.
Якша, накачавшись коньяком, мирно дремал у окна, Майя тоскливо смотрела на пробегающие мимо дома, изредка бросая злобные взгляды на Аду, избегая при этом сталкиваться с экзистенциалистом. Сашу то забавляла эта её избирательность, то угнетала. Всё чаще он думал, что взял на себя слишком тяжкий груз, который не получится сбросить в ближайшее время. Но мысли эти вытеснялись борьбой с одолевающим его желанием прикасаться к Фениксу, сливаться с ним воедино и забыть всё, включая самого себя.
С этим гнетущим настроением он и ступил на платформу Ярославского вокзала. Следом плёлся Якша, отчаянно втолковывая Майе, что обычно он такого себе не позволяет и ждёт от неё хотя бы понимания. Пока эти двое препирались, Саша схватил Аду под руку и настойчиво потащил в сторону туалетов. Затолкал в первую свободную кабинку и зашептал:
– Место отвратное, но другого пока нет.
– Да уж…
– Сделаем всё быстро.
– Давай я помогу, теперь-то в состоянии. Вместе сподручнее.
Молча, чуть дрожащими руками, Ада повторяла все Сашины действия: освободить шприц от упаковки, протереть руку спиртовой салфеткой, нащупать вену, воткнуть тонкую иглу, медленно втянуть кровь, выбросить иглу, вложить шприцы в рот экзистенциалисту и себе, взять второй набор и повторить всё то же самое, только завершить обменом, а не кровавым коктейлем. Он наблюдал за ней, за взглядом, выдающим отвращение и неприязнь, боль и отчаяние. Феникс не сдавалась, борясь со страхом, сдерживая дикое желание мстить. И Саша подчинялся её стремлениям, насыщался ими вместе с огненной кровью.
– Как же это… Гадко, – прохрипела Ада, склоняясь над унитазом. – Меня сейчас вывернет наизнанку.
– Запей, – сунул он ей бутылку.
– Ещё лучше, – пробурчала она в ответ, но послушно отхлебнула.
– Надо скорее добраться до салона, пока нам всем не стало хуже. Кто знает, как будут реагировать организмы.
– Чёртовы эксперименты… Знаешь, заполучить частичку было в сто тысяч раз приятнее.
– Ну ещё бы…
– Саш…
– Да, Адочка?
– Потом…
Она схватилась за живот, сложившись пополам и несколько минут часто дышала, пока экзистенциалист пытался справиться с точно таким же приступом не то тошноты, не то боли. Горячей, скручивающей, выворачивающей и сжигающей внутренности. В сердце горело, в желудке кипело, каждый сустав отзывался трескучим покалыванием. Но всё прекратилось так же резко, как и началось. Тогда они оба вышли из кабинки под удивлённые взгляды посетительниц. Ада умылась и, уцепившись за Сашу, подтолкнула его к выходу.
– Куда вы делись?! – тут же накинулась на них встревоженная Майя, вместе с Якшей растерянно оглядывающая площадь перед вокзалом.
– Нам надо было отлучиться… Срочно, – неоднозначно повел плечами Саша.
– Так сильно приспичило?! – продолжала негодовать “мышь”.
– Да чего ты пристала к людям, у них, может, любовь, – пьяно хохотнула сущность.
– Какая к чëрту любовь? Похоть больная.
– На твоём месте я бы заткнулась, – Ада чуть прихватила руку волонтëрши, хищно заглядывая в лицо.
– Давайте не здесь, – устало попросил экзистенциалист, подзывая водителя-зазывалу.
Быстро договорившись с таксистом о поездке, он затолкал Гершу с Майей на заднее сиденье, где устроился и сам. Аду попросил сесть вперёд, подальше от раздражителей. Что их ждало в тату-салоне Денеба – оставалось только догадываться.
День 1. Саша.
Мне порядком поднадоели бесконечные поездки последней недели. Конечно, перемещения входили в привычный рабочий набор, но учитывая нынешний антураж, я чувствовал себя предельно вымотанным. А ещё злым. И болезненно одержимым.
Мы стояли перед чёрной дверью, ведущей в салон. Якша всё ещё не мог прийти в себя и хоть чуточку протрезветь, но оно к лучшему – второе вливание имело шанс остаться незамеченным. Майя тенью маячила где-то за моей спиной, и я со звериной агрессией был готов исказить её полностью, ну или перегрызть глотку на крайний случай. Только близость Ады хоть как-то помогала держаться в привычном формате поведения. С одной стороны. С другой же – иногда я не мог думать ни о чём другом, кроме как о ней.
Дверь даже не скрипнула, впуская нас в таинственный и приятный полумрак салона. Милая девушка-администратор – я помнил её по прошлым своим визитам. Конечно, она узнала меня сразу.
– Доброго дня, милая, – поздоровался я, стараясь принять как можно более презентабельный вид в этой ужасной дешёвой одежде, несвежий и уставший.
– Саша. Рада видеть. Дениса нет на месте и в ближайшее время не будет.
– Да, я в курсе, – горькая усмешка сама собой выползла на лицо. Ближайшее время может растянуться на десятки лет. В лучшем случае. – Мне кое-что было оставлено. Верно?
– Верно. Подождёте минуту?
– Конечно.
Девушка буквально испарилась за тёмной занавеской, ведущей в подсобные помещения. Ада молчаливо оглядывалась по сторонам, наверняка сжигаемая ностальгией. Я и сам припомнил, как попал сюда впервые, где-то через месяц после того, как Льё и Ден обосновались в Московском буфере. Оба тогда были полны надежд, несмотря на катастрофическое положение в сообществе и отсутствие каких бы то ни было перспектив. Всегда полные энергии и задумок, они не давали мне отчаяться. Жаль, что я не решился перейти на их сторону раньше.
– Возьмите, – вернулась администратор с большим чёрным конвертом. – Адвокат Дениса заходил на днях, просил передать лично в руки. В его договоре не прописана столь ранняя встреча с вами, Саша, поэтому только конверт. Повторяю всё слово в слово, как он просил. Увы, не могу назвать имени.
– Оно и не нужно. Спасибо. Денис вне зоны доступа, если вдруг что-то понадобится или возникнут вопросы, можете смело набирать мне, – я черканул номер телефона на какой-то бумажке, попавшейся под руку за стойкой администратора, и, послав самую доброжелательную улыбку исполнительной девушке, подозвал Аду, чтобы поскорее увести её из этого места.
– Адвокат? – уточнила она, когда мы выбрались на улицу.
– Да. У вас не так? У Фениксов? Экзистенциалисты и сущности продумывают любые исходы наперёд. У меня тоже есть что-то вроде завещаний и последней воли, задокументированных. Хранятся в надёжном месте. Если вдруг что – моментально попадут в нужные руки.
– Нет, у нас не так, – мрачно ответила Ада, наградив меня странным тягучим взглядом. – Во всяком случае, у меня. Да и кому оставлять имущество? Если только другим Фениксам.
– Дело ведь не только в имуществе, Адочка…
– Долго вы будете трепаться? – вмешался Якша, которому явно немного полегчало.
– Тень тебя побери… Чего орёшь? Такси лови лучше, – вызверился я. Нервы сдавали. Мне нужно было срочно заглянуть в конверт и желательно без посторонних глаз. Но делать это в квартире Денеба…
– Саш, а ключ? – спохватилась Феникс, когда перед нами затормозила машина.
– Сообразим на месте.
Всю дорогу я ощупывал конверт, пытаясь понять, что лежит внутри. Один край был тяжелее остальных, и мне показалось, что там как раз спрятано что-то вроде ключей. Осторожно надорвав бумагу, я обнаружил именно то, что ожидал – небольшую связку с брелком. Пожалуй, эта небольшая поездка, оказалась самой долгой за все последние дни.
С напряжением и несвойственной мне тревогой, даже лёгким страхом, я вставил ключ в замочную скважину. Он повернулся спокойно, быстро, едва щёлкнув.
Квартира Денеба встретила нас полумраком задёрнутых штор, тишиной, пушистым ковром в гостиной и огромной кроватью с балдахином в спальне. Но Ада прямиком направилась вовсе не туда, а на кухню. Я последовал за ней и застыл, когда увидел рисунок на стене, явно сделанный Льётольвом.
Три узнаваемых силуэта: посередине Ада, а по бокам Льё и Ден. Рисовались они скорее всего в спешке, но с присущей Льё страстью, а ещё… Я чувствовал его любовь, вложенную в каждый мазок кисти. Хотелось спросить у Феникса, что же такого произошло между ними, вылившееся в такой невероятный творческий порыв? Догадаться было просто, но я хотел знать наверняка. Хотя бы потому, что для четвёртой фигуры здесь не нашлось бы места.
Ада любовно провела ладонью вдоль каждого силуэта, нежно поглаживая их кончиками пальцев. Стоило бы позволить себе заглянуть в её голову, но я не мог, наблюдая за гипнотически тоскливыми движениями тонких запястьев. Она прекрасна. Она притягательна. Настолько мною желанна, что не срабатывал даже инстинкт самосохранения, отказывали любые экзистенциальные навыки и стирались образы прошлых женщин. Кроме одного, но я не хотел вспоминать. Нет. Мне нужно было тепло Ады, её огонь, её чувства, прикосновения и вся она.
Поддавшись нестерпимым желаниям, я как можно более нежно обнял её со спины, притягивая к себе, высказывая то, что невозможно описать словами. Тело Ады напряглось, подавляя едва ощутимую дрожь. Она обхватила мои руки, прижимая их крепче к своему животу.
– Я знаю, как сильно ты их любила, – шепнул я ей на ухо.
– Люблю. Это навсегда, Саш.
– Зато боль не навсегда. Она притупится со временем, оставит только горький привкус.
– Хотела бы я тебе верить.
– Верь.
– Когда следующее вливание?
– Через пару часов. Как раз хватит времени обустроиться и немного отдохнуть.
– Сваришь кофе? – она развернулась в моих руках и заглянула в глаза.
– Конечно, – в этом взгляде я не просто тонул, я захлёбывался, уничтожаемый пламенем, рождённым огненной птицей. Феникс. Мне стоило бы ненавидеть Аду за это, но я не мог. И не хотел. – Адочка…
– Хочешь? Снова?
– Каждую минуту. Это такая боль, ты не можешь себе представить.
– Почему же? С Деном, когда мы обменивались, было точно так же. Мучительное желание обладать его телом и его сутью, всем его существом, чтобы слиться воедино, чтобы напитаться тем, что даёт силы жить. Это больше, чем наркотик, это страшнее зависимости, но это самое прекрасное, что могло быть между Фениксом и сущностью. А с тобой…
– Не так.
– Иначе. Для тебя я, как для меня Денеб. Но… И ты, почти как…
– Т-с-с-с,– я приложил палец к её губам. – Оставим этот разговор на потом. Сейчас – кофе. Чёрный конверт. И план.
Спустя минут пятнадцать, все вчетвером мы сидели в гостиной, отстранённо посматривая вокруг, избегая взглядов, потягивали кофе, закусывая его яблоками, найденными в холодильнике. Якша то и дело бегал в ванную, спасаясь умываниями ледяной водой и сетуя на палёный коньяк. Майя демонстрировала полное безразличие, Ада, кажется, впала в забытье. И только я изучал то, что нашлось в конверте.
Там были адреса: квартира Льё, галерея, запасная квартира, доверенности на машины и управление всеми делами, номера банковских счетов, которые вряд ли могли мне понадобиться, и контакты грамотных управленцев, которым можно доверять. Типичная юридическая ерунда. Но более всего меня привлекло небольшое письмо. Я перечитал его раз пять, прежде чем потянуться к зажигалке.
Писал Денеб.
“Саша. Если эта записка у тебя в руках, значит наша вылазка на Северо-Восток закончилась так, как никто не ожидал. Обращаюсь именно к тебе потому, что ты умеешь хранить тайны, знаешь о частичке и совершенно точно сможешь помочь. Мне неизвестна природа этого явления, непонятны последствия для Ады, но я могу предполагать. Вечно находиться внутри она не сможет. Извлечь её насильно тоже не выйдет, если мы не хотим, чтобы наш Феникс покинула этот мир. Нужно ждать и наблюдать. Вы точно поймёте, когда пришло время. Это же почти ребенок. Если до этого момента я не вернусь, то просто выпустите частичку на свободу. Она найдёт себе тело, создаст себя сама. Во всяком случае, я так думаю. Это единственное, что может служить мне якорем, если моё тело будет уничтожено. Береги лапушку, она слишком ранима, ей нужна опора, душевное тепло и понимание. Одна она не справится с такой ношей.
Саша. Я верю тебе за себя и за Льё. Он бы не стал оставлять никаких писем, но я не имею права оставлять мою птичку в одиночестве. Будь рядом с ней. Не отдавай её Марселю. Она – будущее наших сообществ.
Ден.
П.С. Прочтёшь – уничтожь”
Я поднёс к письму зажигалку и наблюдал, как огонь сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее пожирал последнюю волю Денеба. Странно, но никто не задавал вопросов. Якша нервно перемещался по комнате, будто бы искал что-то, но при этом молчал. Совершенно на него не похоже. Майя уткнулась в кружку с кофе, может, надеялась на её дне разглядеть своё будущее?
Ада. Она внимательно прочла те бумаги, которые я отложил на стол, и ждала, прожигая меня взглядом.
– Что там? – наконец спросила Феникс.
– Письмо.
– От Дена? – глаза её затеплились едва уловимой надеждой, и я не смог выдержать, чуть опустив голову.
– Птичка… Красиво звучит.
Метнувшись в мою сторону, она попыталась выхватить почти догоревшее письмо, но я успел отдернуть руку. Бумага вспыхнула последний раз, опаляя пальцы, и рассеялась серым пеплом.
– Саша! Ты должен был показать его мне! – зашлась чуть ли не в истерике Ада, дрожащими губами она пыталась сказать ещё что-то, но эмоции взяли верх.
– Не должен был. Оно адресовано мне. И только.
Феникс бросила в меня полный злости и отчаяния взгляд, резко поднялась и ушла в спальню, со всей силы хлопнув дверью. Майя вздрогнула и издевательски хмыкнула. Только моя сущность, кажется, не обратил внимания на то, что произошло. Якша всё ещё стоял у окна, где застыл минуту назад. Я потянулся за телефоном: нужно было сделать кое-что важное. Оставив самую слабую часть компании в гостиной, заперся в ванной, чтобы поговорить спокойно. Доверенное лицо Льётольва ответил моментально. Мужчина с хрипловатым голосом, который мне не удалось узнать. Он был готов выполнять любые поручения, более того, оказался готов к осуществлению моего плана, будто бы знал его заранее. Вполне возможно, что Льё предвидел и такой исход, а потому проработал и его. Хитро. Дальновидно. Слишком похоже на Ужаса. Вообще, изо всех последовательных поступков этого экзистенциалиста выбивались только два: связь с Адой и поездка в Ярославль.
Доверенного я попросил разослать приглашения на приём, который распорядился организовать завтра вечером. Мне хотелось, чтобы присутствовали все самые важные: Марсель, Арма, другие ключевые персоны сообществ, отступники, обитающие в буфере. Прилюдная беседа, подобие суда присяжных – именно то, что было нужно всем нам. Сначала разговор, а уж после – физическое устранение. Месть. Да, мы не совсем готовы. Но ждать не имеет никакого смысла. Либо мы, либо нас.
Ден просил беречь его лапушку. Но я уверен, что долго прятаться невозможно. Если оставить всё как есть, мы будем рисковать частичкой. Она должна покинуть Аду в мир спокойный, мир без Марселя и его ненависти.
Обговорив все нюансы завтрашнего вечера, я успокоился. Всегда любил действовать по строгому плану, тогда любые случайности переносятся легче, не вызывают паники и не ведут к поспешным решениям. И всё равно ощущение, что я топчусь на месте, стоя по пояс в тине болотной меня не отпускало. Что-то происходило, но казалось, что не происходило ничего. Мир словно замер. Мы куда-то ехали, о чем-то говорили, но всё это пустое, движение без движения, динамика на нуле. Моя экзистенциальная натура требовала действий, требовала безумств и сводила с ума. Я не привык сидеть в засаде, подолгу оставаться в обществе одних и тех же людей. Майя и Якша безумно раздражали, и мне было совершенно непонятно, что делать с первой. Да и со вторым тоже. Пожалуй, хотелось отодвинуть момент его неминуемой смерти подальше, сложить с себя груз вины.
Был ли Якша мне другом? Отчасти. Рабочая пара, товарищ. И теперь – предатель. В нём всегда тлела червоточина, зародившаяся в далёком детстве из страха быть покинутым, не оправдать надежды, остаться на задворках, в тех самых последних рядах, которые никто никогда не видит. Он желал власти, желал внимания, роскошной жизни, признания, уважения, но не обладал и половиной качеств, обычно приводящих людей к вершине. Мы редко когда проводили свободное время вместе, особенно после того, как я чуть не лишился всего. Раньше частенько зависали в барах или на частных квартирах, курили, пили, не пренебрегали женским обществом. Якша будто бы там и остался, в этом молодом безудержном угаре вседозволенности. Мне же ближе оказались более эстетичные развлечения. Более тихие, даже скрытные. Никаких лишних людей и взглядов, минимум близких контактов, больше одиночества. Я словно повзрослел, а Якша остался двадцатилетним парнем.
Вспомнив, что я заперся в ванной, с неземным удовольствием забрался в душ. Вот чего мне не хватало последние сутки. Хорошего горячего душа, такого, чтобы смыл все мысли вместе с запахами улицы и дороги, утащил в сливное отверстие усталость и тревогу. Только под струями почти кипятка, я мог не думать об Аде, тратя весь ресурс на убеждение о том, что на самом деле вода не настолько обжигает моё тело.
Самоистязание, причем добровольное, уже почти стало стилем жизни. Что поделать, если ужасы работы экзистенциалиста требовали от меня своеобразной расплаты. После того, как Льё официально стал отступником и перестал участвовать в работе по уничтожению влияний, на меня свалились поистине гигантские объемы заданий. Почти каждый день я вынужден был что-то делать без шанса на нормальный отдых и восстановление. Голова гудела бесконечными воспоминаниями и чужими ощущениями боли, страха, ужаса и безудержными желаниями спастись любой ценой. Когда долго взаимодействуешь с влияниями, рискуешь и сам схватить их часть: стать немного сумасшедшим, например, превратиться в припадочного имбецила, обладающего силой. Алкоголь перестал спасать, действовала только музыка и нежные женские объятия. Но и они вскоре потеряли своё волшебное действие, ибо ничего настоящего и искреннего я в них не видел.
