Тесс Хаген
Другие. Возрождение
Буфер. Будапешт. Ада
Первые две недели в Будапеште я не выходила из квартиры, которую сняла. Все мои занятия ограничивались сном, приëмом пищи, душем. Я ничего не читала, не смотрела, не выходила в интернет, не убиралась и даже не мыла посуду. Монотонно курсировала между комнатой, кухней и ванной. Не помню даже, чтобы смотрела в окна. Видела сообщения от Денеба и Льё, пару раз ко мне заходили Фениксы по поводу дела Сёртуна, но я не открывала им дверь.
После того, как Ден позвонил – это было как раз ровно через две недели после моего отъезда из Москвы, и сказал, что Сёртуну наконец-то выдвинули конкретные обвинения, я решила выйти на улицу.
Будапешт всегда мне казался городом-конгломератом, беспорядочной смесью: тут я находила характерные черты и европейских и постсоветских городов, странное, иногда тревожащее сочетание готических башенок и узоров с совершенно гладкими, почти округлыми стенами. А ещё он – плоский. Как будто выложен на тарелку. Такое вот городское ассорти. По детским сказкам и старым песням, которые нам часто давала слушать воспитательница в старшей группе детского сада (до сих пор не понимаю, зачем это помню), я представляла себе Дунай величественным, широким и мощным. А на деле он каждый раз, когда я бывала в Будапеште, разочаровывал. В этот же раз река показалась мне прекрасной, спокойной и мирной. Да.
Я стояла на мосту, смотрела на прогулочные катера, на жизнь, кипящую вдоль берегов, и не хотела ничего вспоминать. За эти дни мне столько всего пришло в голову, что она готова была взорваться. Одно я поняла точно: присутствовать на суде, прилюдно свидетельствовать против учителя, обвиняя его в домогательствах и насилии, – выше моих сил. Но сделать это придётся. Мне бы очень хотелось, чтобы вместе со мной в зале суда присутствовали Ден и Льё, но вряд ли их выпустят из Московского буфера.
Тем временем весна уже полностью захватила город, и моё беспокойное сознание требовало перемен. Тогда, на мосту, я и решила найти себе какую-нибудь “человеческую” работу. В Будапеште. Без знания языка. Без опыта. Амбициозно.
После недельных поисков, меня всё же взяли – скорее из жалости – в булочную. В мои обязанности входило вовремя вытаскивать выпечку из печи, относить её в торговый зал, выкладывать или упаковывать. Монотонная, скучная работа. Но если бы я не нашла себе занятие, то сошла бы с ума. Теперь мысль об отступничестве казалась совершенно абсурдной. Как я не понимала, что не смогу жить как обычный человек? Даже у Денеба и Льётольва было какое-то дело. Они в целом вели довольно неприметный образ жизни – дом, работа и экзистенциальные “хобби”. А я? Ладно, в Будапеште я временно, но куда перебираться на постоянной основе и чем заниматься дальше, – уже не понимала.
В те дни мы начали довольно активно переписываться с Деном по большей части из-за того, что я перестала отмалчиваться. Про работу в булочной ничего ему не говорила, то ли стыдилась, то ли просто не знала, как объяснить свой порыв. Ден, конечно, постоянно звал обратно в Москву, мол вместе нам будет проще, да и они со Льё не будут переживать обо мне. Но я медлила с решением.
Разговоры с Денебом приносили странное успокоение, я не чувствовала себя одинокой, как это бывало раньше, когда вынужденно уходила в отпуск. Поначалу я боялась, что из-за привычки жить свободно, встречаться с кем угодно, мне будет трудно существовать с меткой. Да, бывало такое, что я смотрела на какого-нибудь парня, проходящего мимо, и уже представляла, как мы с ним могли бы отправиться в уютное местечко, поболтать, а потом уединиться в крошечном гостиничном номере. Но все эти фантазии были совершенно одинаковыми и пресными, не вызывали даже самого крохотного отклика ни в теле, ни в душе. Кажется после Денеба все остальные мужчины потеряли для меня вкус.
Месяц спустя.
Я неожиданно приболела, поэтому отпросилась с работы и лежала в постели, отпиваясь чаем. Солнце радостно заглядывало в окна, жизнь где-то там, за стеклом, кипела и бежала. Никогда раньше мне не приходилось проводить столько времени без работы, без тренировок. Странно, но на руках ещё остались шрамы, и я вытащила ладони из-под одеяла, чтобы рассмотреть их, хотя и так делала это постоянно. Зазвонил телефон, я сняла трубку, даже не посмотрев на номер.
– Птичка? – раздался тихий голос Дена.
– Доброе утро, – нехотя ответила я.
– Ты дома?
– Ага.
– Случилось что-то?
– Приболела немного, ничего серьёзного, – я продолжала рассматривать свою руку. Шиповник на ней сразу стал ярче, чувствовал сущность, чувствовал мой настрой. – Ден…
– Да, лапушка, – по голосу слышно было, как он тревожился.
– Я соскучилась.
– Это из-за метки страдания или серьёзно?
– Знаешь… Метка меткой. Но я смотрю на мужчин… И ничего, Ден. Ровным счётом ничего. Я не привыкла так. Это странно. И я, кажется, больна тобой… Essentia.
– Ада, – с незнакомой хрипотцой шепнул Ден в трубку, – ты вынуждаешь меня нарушить правила и добраться до тебя.
– Да ладно, это же у меня проблема. Ты совершенно свободен.
– Птичка, не строй из себя ревнивую глупышку. Парные метки на то и парные, что обоюдны. И да, я – не ты, конечно. Мне достаточно кого-нибудь одного, но особенного. Феникса, например, – кажется, Денеб улыбнулся.
– Мне думается, что мы с тобой зашли слишком далеко, – я спрятала руку под одеяло, потому что сил смотреть на этот невероятный шиповник больше не было. Я действительно поняла, что не просто соскучилась по Дену, а что вообще тосковала по нему.
– Не вижу в этом ничего плохого.
– Скоро суд, Ден. Мне без тебя, без вас со Льё… Страшно.
– Этот чёртов педант скоро будет в Будапеште, ему дали разрешение.
– Льё? Здесь? Почему раньше не предупредили?
– Ему только сегодня ночью принесли документы. Мы сами ничего не знали до последнего.
– А ты?
– Пока останусь в Москве, буду следить за делами Льё. Поговаривают, что основное разбирательство перенесут сюда, тут проще ставить следственные эксперименты, – Ден, видимо, встал. Я слышала небольшой шум, похожий на шаги. – Так что не волнуйся, ты будешь не одна. Льё позвонит, как приземлится.
– А…
Я хотела было сказать, что Льё многое понимает и может мне помочь на заседании, но после всего, что было, оставаться с ним один на один не хотелось бы. Но Денеб, словно прочитав мои мысли, мягко произнёс:
– Всё будет нормально. Мы много говорили с ним, в том числе и о тебе. Я не знаю, что он чувствует, но без твоего согласия ничего не сделает. Ему можно доверять.
– Ты же не знаешь всего!
– Я знаю достаточно. И даже если что-то произойдет или изменится, то своим чувствам останусь верен. Остальное не имеет никакого значения. Сосредоточься на Сёртуне, птичка, – я услышала, как хлопнула дверь, и кто-то поздоровался с Деном. Женщина. – Ладно, лапушка. Меня ждёт работа. На связи.
Он повесил трубку, а я всё ещё держала телефон около уха и слушала тишину. Значит, Льё. Похоже, дело принимало серьёзный оборот, раз уж ему разрешили выехать за пределы буфера. Не думаю, что этот экзистенциалист стал бы спрашивать разрешения, если бы собрался куда-то, но сам факт меня не на шутку встревожил.
Я потянулась за градусником и спустя пару минут с печалью обнаружила, что температура только поднималась. Да ещё и спину ломило. Однозначно, восстановление крыла шло полным ходом, так что мучениям моим не будет конца в ближайшие дней пять-шесть точно. Сквозь накрывающую меня лихорадочную пелену, я дозвонилась до владельца булочной, и сказала, что разболелась окончательно. Он спокойно отпустил меня на больничный, заботливо уточнив, не требуется ли какая-то помощь, но я вежливо отказалась, отложила телефон в сторону, допила чай и, укутавшись в одеяло, уснула.
Телефон уныло жужжал где-то рядом с ухом, я нашарила его под подушкой и не без удивления обнаружила, что звонит Льё.
– Да, – прохрипела я в трубку спросонья.
– Ада, открой дверь, – от голоса Льётольва мне стало ещё жарче. Кажется, температура так и не спала.
– В смысле?
– В том смысле, что я стою у тебя под дверью и не собираюсь врываться без разрешения, хоть и могу.
– О Боже…
Я села в кровати и меня тут же зазнобило, начало трясти так, что я с трудом собрала на себя одеяло, завернувшись в него как в саван. Пока шла до двери даже зубы стучали. Дверь распахнулась, и, как в старых фильмах, на пороге обнаружился изысканный мужчина, в идеально подогнанном по фигуре костюме. Льё.
– Ада! – воскликнул он вместо приветствия, зашёл и спешно закрыл за собой дверь. – Ты больна?
– Ден не говорил тебе?
– Нет! В том то и дело. Если бы сказал, я бы приехал к тебе раньше.
– Ерунда… – я махнула на него рукой, завёрнутой в одеяло, и поплелась обратно в комнату.
– Ты где так умудрилась простыть, весна же, тепло? – Льё следовал за мной.
– Нигде. Это крыло.
– В таком состоянии ты не сможешь присутствовать на суде. Надо что-то сделать.
– Просто оставь меня в покое. Я ужасно себя чувствую и не хочу ни о чëм думать, – с превеликим удовольствием я улеглась в постель, но она оказалась слишком холодной для моего разгорячëнного тела, и озноб только усилился.
– Ну нет, раз уж пришёл, то буду тебя лечить. Ден меня убьёт, если я не сделаю ничего.
– Ден мог бы и сам прилететь, – трясущимся голосом пробормотала я.
– Не мог он! Выпустили только меня, дураков среди экзистенциалистов и Фениксов не так уж и много. Понимают, что без Дена я много чего делать не в состоянии.
Льё замолчал, затем коснулся моего лба и спешно вышел из комнаты. Я слышала, как он ставил чайник на кухне и хлопал дверцами шкафчиков. Нет, заботиться так же, как Ден, он не умеет, хоть и очень пытается. В нём гораздо больше льда, чем в его сущности. Но мне неожиданно нравилось это небезразличие. Он вернулся с ледяным чаем, помог мне сесть и заставил выпить половину кружки.
– Так. Сегодня я тебя одну не оставлю, будем воскрешать нашего Феникса.
– Каким образом?
– Секретным, – многозначительно улыбнулся Льё и неожиданно забрался на кровать.
Он помог мне устроиться, перевернул подушки холодной стороной, а сам сел рядом, облокотившись на изголовье. Из внутреннего кармана пиджака Льё достал блокнот и ручку, после чего небрежно отбросил его на пол.
– Смотри, – он расстегнул верхнюю пуговицу своей идеально выглаженной рубашки, и принялся рисовать в блокноте. – Это вариант искажения. Вот ты, – он изобразил девушку сидящую на краю кровати, – у неё есть одно большое и красивое крыло, а второе совсем крошечное, – Льё пририсовал невероятное изящное крылышко.
– И что дальше? – я заглядывала в блокнот через его руку, и чтобы шея не уставала, подтянулась чуть выше, привалившись к плечу.
– А вот я, – он нарисовал мужчину рядом, который положил руку на спину девушке. – Буду тебя лечить. Смотри, из-под его руки вырастает крыло. А весь жар, – Льё обвел фигуры огненными языками пламени, – выходит наружу.
– Они не сгорят? – слабо спросила я, ощущая, как со спины мне становится слишком жарко.
– Нет, милая Адочка… Не сгорят. Фениксы не горят, а экзистенциалисты… Мы умеем защищаться.
– Ты странный, – прошептала я, не в силах вернуться на своё место.
– Не страннее тебя, – Льё продолжал что-то рисовать, правда уже на другой странице. Я пыталась рассмотреть, но он загораживал ладонью листок.
– Кто бы сказал мне пару месяцев назад, что я буду лежать в одной постели с истинным экзистенциалистом… Вот уж правда, внутреннее определяет внешнее.
– Ага, пока ты не верила в такую возможность, то она и не осуществлялась. А как только наша чудесная Адочка стала готова к чему-то новому, то всё сразу и сложилось. Спасибо Денебу, конечно, что не упустил тебя, – Льё показал мне рисунок. На берегу реки – я готова поклясться, что это был берег Дуная – стояла девушка, раскинув огромные, пылающие крылья. – Ты у нас красавица, правда?
– У меня таких крыльев никогда не было, – я не могла оторвать взгляд от рисунка, он завораживал, хоть выполнен был простым карандашом.
– Ты себя не видела в тот вечер… Прекрасная! Невероятная! – Льё забрал у меня блокнот и лёгким жестом отправил его за пределы постели.
– Это из-за запрещённого приема, – я чуть приподняла голову, чтобы лучше видеть лицо Льётольва.
– Нет ничего запрещённого, Адочка… Ни-че-го. Igne natura renovatur integra1, – добавил он, чуть подумав, и погладил меня по голове.
Я вдруг чётко представила, как Льё прикасается к моим губам, и мы сливаемся в поцелуе. Наверное, этот поцелуй был бы совсем не таким, как с Деном. Возможно, с привкусом сигарет и ароматом дорогих духов. Может быть страстный, или сдержанный. Какой он, Ужас, на самом деле?
Видимо, мой взгляд был слишком красноречивым, или смотрела я на него слишком долго, но вдруг Льётольв наклонился ко мне, перед этим схватив за руку так, что перекрыл большую часть татуировки своей ладонью, приблизился и шепнул:
– Ничего запрещённого, милая… Немного огня. И только.
Нет, мне не привиделось это. Льё осторожно прикоснулся к моим губам сначала нерешительно и медленно, а когда понял, что я не сопротивляюсь, дал волю чувствам и желаниям. Да, этот поцелуй был страстным, действительно огненным. И как бы я не хотела, чтобы это продолжалось, не могла заставить себя остановиться. Наоборот, меня затягивало в омут сдержанной чувственности на грани безумия. Эту грань я ощущала физически, почти как ту самую невидимую стену, что разбила, когда встретилась с влиянием. Казалось, ещё одно мгновение, и случится что-то непоправимое или невероятное, или такое, о чем невозможно забыть. Рука стала ледяной, хватка Льё – невыносимой, и я с силой оттолкнула его, отскочив на край кровати с поразительной ловкостью.
Мы смотрели друг на друга будто впервые. Я – так точно. В глазах Льё мне виделось удовлетворение. Он добился своего, использовал случай. Мне очень хотелось обвинить его, но совестливая часть меня говорила, что я сама не отказалась, подчинилась желаниям экзистенцталиста, потому что хотела этого. Что же я сделала? Подобрав ноги и схватившись за голову, тихо выдохнула, скорее обращаясь к себе:
– А как же Денеб…
– Не думай. Вспомни, что он говорил – только твоя воля. И даже метка ничего не значит. Подумай и честно ответь себе, ты оставила её из-за Дена, или, чтобы прекратить перебирать мужчин? Прекратить распутство? – Льё улёгся, подложив под спину подушки.
– Замолчи! – меня снова трясло, внутренний жар становился невыносимым, а воздух снаружи казался всё более ледяным.
– Ада… Давай поговорим об этом потом? После предварительных слушаний? Завтра после обеда нас ждут, и тебе нужно быть в форме. Хотя бы немного, – он поманил меня своей до неприличия изящной ладонью. – Иди сюда, я помогу.
Я помотала головой. Льё пожал плечами и сделал вид, что рассматривает комнату. Мне становилось хуже, огонь будто бы оказался заперт внутри. Воздух, который я выдыхала, обжигал, ещё немного, и он превратится в настоящее пламя. Льётольв метнул на меня острый взгляд, резко кивнул, и я медленно подползла к нему, упав рядом. Он подтащил меня к себе и уложил на грудь, нежно обняв.
– Всё ведь так просто, Адочка. Есть ты – Феникс, нуждающийся в помощи. И есть я – экзистенциалист, который может тебе помочь, – он поглаживал меня по голове и щекам, будто бы делал это всегда, всю мою жизнь.
– Но как же Денеб?
– А что Денеб?
– Ты не такой, как он.
– Ну так я – не он. Это же логично. Ты с нами тоже разная. Но вся прелесть в том, что ты – одна. А нас двое.
– Я не знаю, что делать. Вот сейчас здесь с тобой мне тоже хорошо, – я даже несмело приобняла его. – Но с Деном… С ним и хорошо, и спокойно… И…
– Обмен энергией, да? Я видел… Это другой уровень, у нас с тобой так никогда не получится, – он прижал меня сильнее. – Зато я могу помогать тебе в восстановлении и наращивании силы.
– Поэтому я и думаю, что важнее. Что из этого мне действительно нужно. И понимаю – что никакой обмен, никакое восстановление не заменят мне настоящих человеческих чувств. Ты любил когда-нибудь, Льё?
– Возможно.
– Если бы любил, то понял бы, о чём я говорю.
– А ты любила? Почему так уверена в том, что тебе нужнее, например, Ден? – Льё чуть приподнялся, чтобы заглянуть мне в лицо.
– Ты думаешь, что один из лучших Фениксов, постоянно унижаемый и выжигаемый собственным учителем знает что такое любовь? – у меня вырвался смешок. – Мне доступны только чувственные удовольствия, вот в них я знаю толк. Остальное – лишь невоплощенные мечты и догадки. Поэтому я не знаю кто – Ден или ты. Вы говорили обо мне, что конкретно?
– Не имеет значения, это наше дело. Дружеское, если хочешь. Мы не будем тебя делить или к чему-то принуждать. Но ты имеешь право выбирать, – Льё лёг обратно, накинув на нас сверху покрывало.
– Если честно, я думала, что тебе нравится Майя и ты ухаживаешь за ней. Тебя поведение выдавало: взгляды, позы, напряжение и даже манера говорить.
– Не хочу об этом.
– Боишься, что выбор будет не в твою пользу?
– Отдыхай, Ада… Потом поговорим.
Льётольв закрыл глаза и замолчал. Я думала, слушая его спокойное дыхание. В какой момент это случилось? Раздвоение моих чувств. Тогда, в Москве, я была уверена, что Денеб это именно тот мужчина, которого я хочу видеть рядом с собой, а Льё вызывал скорее неприязнь. Но теперь мне нравилось лежать рядом с ним, чувствовать его силу. Сила Льё против заботы и умиротворения Денеба. Что бы я выбрала, если бы надо было выбирать?
Свободу. Я выбрала бы свободу.
Просыпаться после суток погружения в жар и лихорадку не очень-то приятно. Тело отчаянно ломило, но радовало то, что температура уже не была высокой, как накануне. Шиповник на руке зудел, крылья – тоже. Выходить из тени в таком состоянии страшно, но я чувствовала его – новое крыло, ещё совсем тонкое и не такое сильное, большое и красивое, как второе, но оно было. Не знаю, что и как сделал Льётольв, но мне точно полегчало, да и рост крыла неожиданно ускорился. Я никак не могла найти телефон, чтобы узнать который час, поэтому просто встала с постели, отыскала тёплую кофту, накинула сверху на пижаму и побрела на кухню.
Льё сидел за столом, задумчиво рисуя в блокноте, перед ним стояла чашка с чаем, видимо, так и не тронутая.
– Доброе утро, – поздоровалась я от двери.
– День, – ответил он, не поднимая взгляда. – Уже день. И мы почти опаздываем. Я, конечно, не Денеб, но завтрак организовать могу, – Льё указал на большую тарелку посреди стола, заполненную выпечкой, – забежал в булочную по соседству, взял всякого на свой вкус. Не знаю, что ты предпочитаешь с утра.
– Фрукты, – буркнула я и полезла в холодильник. Яблоко. Ладно. – И давно ты проснулся?
– Как обычно. Часов в семь, наверное. Тебе Ден звонил, – Льё вытащил из кармана мой телефон и положил на стол.
– Почему ты меня не разбудил?! – я отложила яблоко и просмотрела сообщения. Ден справлялся о моём здоровье и просил перезвонить.
– Да зачем? Тебе нужно было выспаться, а с ним я и сам поговорил.
– Ден в курсе, что ты провёл здесь всю ночь? – я уже было набрала номер, но отложила телефон.
– Ну да, что такого? – Льё наконец-то взглянул на меня. Под его глазами залегли серые тени. Такое ощущение, что он вообще не спал. – Он – моя сущность, мы неразделимы и многое, очень многое чувствуем, так сказать, на двоих. Думаю, он не удивился ни капли.
– Как это… На двоих?
– Да не важно, – раздражённо бросил Льё.
– Нет уж! Я хочу знать.
– Я сказал не важно, значит не важно! Заканчивай завтракать и собирайся, через час заседание.
– Не надо так со мной разговаривать! – я встала и злобно швырнула недоеденное яблоко в мойку.
– Не то что? – он тоже поднялся, захлопнув блокнот.
Я хотела ему ответить довольно резко, но не успела – зазвонил телефон. Ден.
– Ну, ответь же. Любимый Денеб звонит, – криво улыбнулся Льё и, обогнув меня, вышел.
Пару секунд я тупо смотрела на экран мобильного, а потом всё же сняла трубку.
– Ада?
– Да, я.
– Как ты?
– Ден. Ден! Хватит. Я не могу каждый день отвечать на одни и те же вопросы! Я – нормально! Мне легче. Всё.
– Ясно. Привет Льё.
Денеб повесил трубку, а я так и осталась стоять, не понимая, что это было. Зачем накричала на него, почему чувствовала невероятное раздражение из-за его заботы, да и из-за присутствия Льё? Может, дело в том, что сегодня мне придётся лицом к лицу столкнуться с Сёртуном? Не в силах размышлять на эту тему, я вернулась в комнату и вытащила из шкафа все вещи, которые там были, пытаясь отыскать то, что можно надеть в суд.
Льё тихо вошёл в комнату и наблюдал за мной, прислонившись к стене. Я нервничала всё больше и откидывала одну вещь за другой, мне ничего не нравилось, да и вообще не хотелось никуда идти.
– Надень что-нибудь простое. Фениксы любят вычурность, а ты не будь такой, – прокомментировал мои метания Льё. – Вон та юбка синяя плиссированная хороша, а к ней блузка. В шкафу висит одинокая. По цвету как раз подойдет к моему костюму, будет выглядеть эффектно.
– Тебе бы только выделиться, да?
– А почему нет? Уж лучше выделяться элегантностью, чем вычурностью. Эти ваши мантии с огнём или кричаще-модные шмотки. Отвратительно. Сёртун наверняка будет пытаться показать себя гордецом и приверженцем традиций, поверь мне.
– Плевать.
Я надела то, что сказал Льё, собрала волосы в небрежный хвост, даже не расчесывая, и направилась к выходу.
– Едем?
– Едем, – ухмыльнулся Льётольв, прихватывая меня под руку.
Зал заседаний находился в архиве, при входе в который рамка оповестила всех о том, что в здании находится меченый Феникс. Меня чуть передернуло от неприятных воспоминаний, но Льё выглядел полностью удовлетворенным, даже гордым, ведя меня под руку к широкой лестнице. Видя его, служба безопасности не решилась подойти к нам. Под пристальными, осуждающими взглядами присутствующих, мы поднялись по лестнице на второй этаж. Здесь, в Будапеште, архив был несравнимо меньше, чем в Москве, но только внешне. Основные этажи уходили вниз, под землю, административным же хватало небольшого двухэтажного особняка века восемнадцатого, наверное.
Комнату, в которой проходило заседание, сложно было назвать залом суда. Обычный рабочий кабинет с большим столом перед окном, двумя узкими диванами по бокам, среди стен, заставленных книжными стеллажами, а посередине – небольшой журнальный столик и несколько стульев, хаотично расставленных на тёмно-зелёном ковре.
Нас ждали. За столом сидел Судья, и при взгляде на строгое лицо, я вдруг вспомнила, что звали его Марсель. Такой он весь был холёный, выглаженный и надушенный, что вызывал чувство тошноты. Модный красавчик Мот устроился на подоконнике, кокетливо покачивая ногой, на краю стола расположился с сигаретой Саша – этого экзистенциалиста, любителя классических костюмов по фигуре, кажется, знали все. По силе мог сравниться с Льё, но слыл добряком. О его искажениях ходили легенды, настолько они были изящны и красивы. Я же считала его несколько инфантильным, увидев пару раз в работе. Создавалось впечатление, что ему неинтересно то, что он делает, поэтому всяких бесов-пакостников и сильные влияния он устранял лениво. А все думали, что это изящество.
Когда мы вошли в комнату, я сразу же почувствовала присутствие Сёртуна. Он сидел по правую руку от двери на диване в привычной бордовой мантии с собранными в идеальный хвост золотистыми волосами. Рядом с ним восседал Истиль, нервно теребя свою седую бороду, а около книжных полок тосковала Арма.
Мы молча прошли ко второму дивану и по жесту Марселя сели. Экзистенциалист и Феникс против Феникса. У меня засосало под ложечкой, и желудок жалостливо сжался. Не надо было есть даже яблоко. Перед глазами запрыгали мошки, а когда Сёртун поднял на меня взгляд, душа точно ушла в пятки, и я сжала колено Льё со всей силы. Он даже не дернулся, только накрыл мою руку ладонью. Марсель многозначительно хмыкнул и произнёс:
– Начнём?
– Давайте, хочу посмотреть на этот цирк, – буркнул Мот от окна, поправляя завернувшуюся штанину.
– Мы изучили все факты, которые оказались у нас на руках, выслушали обе стороны и даже заглянули в память. В принципе, разбирательство можно было бы на этом и закончить, как всегда, впрочем, и делалось, – с лёгким американским акцентом монотонно, будто заученный текст, говорил Марсель. – Но у нас остались вопросы. Начнём, пожалуй, с учителя Сёртуна. Объясните, уважаемый, зачем вы делали это со своей ученицей? Это первый вопрос. И второй, какова была ваша цель, когда вы придумали для неё задание на сближение с сущностью и истинным экзистенциалистом?
Меня обдало жаром, я оказалась не готова к публичному обсуждению того, о чём даже старалась не вспоминать. Что скажет Сёртун, и как я смогу оправдаться? Руку сковала боль, и я едва заметно дёрнулась. Льё тут же отреагировал, и склонился ко мне.
– Адочка, – шепнул он на ухо, – спокойно. Пусть говорит, что хочет. Правда на нашей стороне.
– Как вы знаете, Льётольв довольно неоднозначный персонаж, поведение которого предсказать невозможно. Вы загнали его в буфер, в надежде, что он перестанет приносить неприятности и успокоится. Но такие, как он, никогда не перестают заниматься ерундой. Нарушать правила, идти против сообществ, самовольничать – у него это в крови. До меня дошли сведения о том, что он готовил небольшой эксперимент и подыскивал для него Феникса. Новый способ уничтожения влияния, вы, кстати, имели честь видеть его последствия. Недурно, верно? – Сёртун с особой ненавистью в своих болотно-золотых глазах глянул на Льё. – Но это ещё не всё. Я так же узнал, что он планирует добраться до сверх-влияния и попробовать этот метод на нём. И при успехе мероприятия – забрать себе его силу. Вы же знаете, что этот экзистенциалист способен и на такое. Да, мероприятие с огромным риском. Но ему попалась моя дорогая любимая ученица, по глупости и из-за некоторых слабостей. Я прикинул, что это совпадение – идеально. Но кто знал, что Ада решит тоже стать отступницей, продастся за телесные удовольствия? Я думал с её помощью узнать подробности и пресечь деятельность Льётольва. Всё просто.
– Замечательно, – постучал пальцами по столу Марсель. – А по поводу первого пункта?
– Первого? – Сёртун вскинул бровь, противно, хищно улыбнулся, чуть прикусил губу и продолжил. – Тут всё просто. У вас же есть глаза, да? И вы тоже видите это? Почти идеальное тело, а лицо? Пропорции, баланс, мимика… Она же прекрасна! Той соблазнительной красотой, которую ещё надо поискать. Смотришь на неё и понимаешь, что эта девочка способна на что угодно. Огонь внутри! И сила. Один из сильнейших Фениксов!
Меня замутило от его слов и я перестала дышать. Как отвратительно эти в общем-то приятные фразы, звучали из уст Сёртуна. Льё незаметно погладил мои пальцы и осторожно сжал их.
– Ты хотел её силу, – тихо сказал он.
– Не только. Изначально просто её.
– Она была подростком и не могла тебе отказать, – продолжал Льё.
– Может, не хотела? – рассмеялся Сёртун.
– Мы видели воспоминания, – вступил в разговор Саша, спрыгивая со стола. – Она не могла. У неё не было и шанса отказать без вреда для самой себя. И, кстати, Сёртун, вы методично выжигали кусочки памяти. Это бесчеловечно! Фениксы никогда не используют свою силу против друг друга.
– Иначе она бы сломалась, не стала бы такой сильной! Я раскрывал её потенциал! Без ненависти и боли невозможно развить такую силу как у неё! Без самопожертвования! Я ломал инстинкт самосохранения! – защищался Сёртун, поблескивая глазами.
– Это не было необходимостью, – тихо проговорила я, борясь с дрожью и отвращением. – Я и так хотела стать сильнейшим Фениксом, родилась с этой силой. И обошлась бы без твоей помощи! Ты сломал меня! Именно из-за этого я вела слишком разгульный образ жизни. Если бы не это, то никогда бы не попала в руки сущности! Кстати, именно Денеб остановил безобразие своей меткой. Одним этим перечеркнул все твои притворные цели!
– Не надо лжи! – нервно дёрнувшись крикнул Сёртун. – В твоих загулах я не виноват! Ты просто не можешь себя контролировать!
– Ты почти уничтожил мою личность! Стёр из памяти уйму всего.
– Я убрал только травмирующие моменты, – вдруг успокоился учитель и откинулся на спинку дивана.
У меня перехватило дыхание: что же такого происходило ещё более ужасного и унизительного, если даже те обрывки, которые сохранились в моей голове, вызывали приступы тошноты?
– Это преступление. Какими бы мотивами оно не было обусловлено, – заключил Марсель. – За это вы, учитель Сёртун, понесёте наказание. Неоспоримые доказательства вашей вины у нас есть. В отдел назначим нового Феникса. Думаю, Арма пока с этим справится.
– Справлюсь, что поделать, – старуха пожала плечами и как-то брезгливо посмотрела на Сёртуна.
– Ну а вы, Ада, что нам скажете по поводу выполнения псевдо-задания учителя и той информации, которую удалось собрать? – теперь Марсель сверлил взглядом меня.
– Я не могла отказаться от задания. Мне было страшно, не хотелось терять руку. Я же не знала, когда… Когда встретила Дена, что он – сущность. А потом уже было поздно. Поэтому согласилась на всё, – я бросила беглый взгляд на каменное лицо Льётольва и продолжила, – но ситуация изменилась. Льё и Ден… То есть, Льётольв и Денеб оказались не такими, как я думала. Нам удалось подружиться. И помогала я им по дружбе, а не по принуждению. И… – я набралась смелости, даже дерзости, выпрямила спину и гордо посмотрела в глаза Марселю, заставив его чуточку покраснеть, – хочу оставить работу и быть свободной. Пусть даже и отступницей.
– Ах-ха-ха, она забавная. Денеба можно понять, – звонко рассмеялся Мот, продолжая наблюдать за нами от окна. – Чудесная птичка.
– Давайте без фамильярности, – буркнул с дивана Истиль.
– Как скажете, милостивый Феникс, – отвесил поклон Мот и замолчал.
– Отступница – это прекрасно, – Марсель неожиданно встал и вышел в центр комнаты, опустился на самый близкий ко мне стул и зашептал проникновенно, – но что делать с вашим участием в искажении влияния, которое вы трое совершили незаконно?
– Это был эксперимент. И довольно удачный, – без тени сомнения ответила я. Мне порядком надоело “разбирательство” и я просто хотела поскорее уйти.
– Ада. Мы можем рассматривать этот эксперимент, как преступление. Ты понимаешь? – Марсель пристально смотрел мне в глаза, иногда пробегая взглядом по лицу. – Или другой вариант… Место Сёртуна теперь свободно, и ты отличный кандидат…
– Нет. Я не желаю этого.
– Не забудь про связь с сущностью. Её надо изучить, – крикнул от окна Мот.
– Позже. Пусть развлекаются, если хотят. Пока есть время.
– Угрожаете? – вдруг ожил Льё.
– Предупреждаем. Ладно, – Марсель встал. – На самом деле, мы давно уже всё решили. Сёртун отправляется в тюрьму, как только уладим формальности, приступим к принудительному искажению. Есть подозрение, что он подвергся влиянию.
