Валентин Белокрылов
Далеко в стране Колымской, или Золотодобытчики
–Вот, гады, уже сняли, кому пятисотки потребовались?
– Не буду я больше тебе вкручивать лампочки на неработающий прибор, – сказал механик, – я ставлю, а их бьют.
– Бьют? спросил Владимир.
– Разбили, электрик, оказывается, уже ставил, и их разбили.
–Раз бьют, конечно не ставь, – согласился Владимир.
– Фонарик бери, уже темно, а ходить по камням того и гляди ноги поломаешь, – посоветовал механик.
– Придётся, – согласился Владимир, а сам подумал, кому это надо бить лампочки? Вроде все взрослые, кому это свет мешает? Рабочие объяснили, что раскалённые лампочки лопаются от дождя, кому нужно ходить и их разбивать, а вот когда их дождём поливает, то они в один момент разлетаются.
У геолога вдруг пропал план опробования участка на золото, который он сделал для себя. Поспрашивал у мастеров и составил другой: «Вроде ещё за собой склероза не наблюдаю, а вот куда положил, никак не вспомню».
Конец июля и начало августа прошли как обычно. Наряды, табель выходов, акты на простои и дополнительные работы, маркшейдерский замер, и отчёт на прииске.
С Ниной Фёдоровной спорил Степан. После вмешательства Черняка, наряды Степан сдал, и показал Владимиру как делать материальный отчёт: – учись, Володя, я может быть уйду отсюда после промывочного сезона, это между нами, понял?
– Здесь тебе не нравится?
– А что хорошего? Оклад старшего мастера, и тот отобрали, для холуя начальника. А наша блюстительница государственных интересов, Нина Фёдоровна, враз перестала возникать, как только узнала кому, и кто мой оклад забрал. У Черняков персональные надбавки, а что они, перерабатывают?
В августе после недельного дождя пошли маслята. Маслят было много, и были они огромных размеров. Нина привезла сковороду и нажарила грибов, Степан припоздал и заставил Нину ещё раз нажарить сковороду. Грибы ели весь день. Дома, как помнил Владимир, маслят было мало и мать, их, чистила, она снимала со шляпок слизистую кожицу, и грибы становились белыми. А здесь их собирали столько, что каждый гриб чистить было некогда, их кипятили в солёной воде, слизь исчезала, но грибы темнели. Весь посёлок пропах маринадом, женщины маслята мариновали и закатывали в банки, солили и жарили, прожаренные грибы тоже закатывали в банки. Владимир с Борисом намариновали себе эмалированное ведро грибов, ни банок, ни крышек у них не было. Банки и крышки мгновенно попали в разряд дефицита, и недальновидным холостякам не достались. По совету Бориса, Владимир, через Марину, приобрёл четыре барабана из-под сухого молока, под бруснику, которая выспевала на Колыме каждый год.
В начале августа, Владимир и Нина сходили на стланиковую сопку, позагорали в летнем тепле, как оказалось, в последний раз. Геолог рассказывал, что его знакомая вела несколько лет дневник, в котором описывала погоду за каждый день, так вот она насчитывала в году теплых дней всего на два месяца, то есть 10 месяцев зима, а остальное время тепло. Август хоть и считался летним месяцем, но и в Сибири, и на Колыме уже бывали заморозки. А вот гроз на Колыме не было.
– Наверное молнии замерзают, – смеялся геолог. Небо заволакивали, огромные, свинцово-тяжелые тучи, было видно, как они грузно плывут по небу, задевая вершины сопок, тучи плыли, и часто дождь начинал превращаться в белые хлопья. Посреди короткого колымского лета изумрудную зелень мог покрыть снег. Тогда травы гнулись, ветки лиственниц обвисали, а стланиковые мохнатые лапы пригибались к земле. В августе появились мухи, начали больно кусать. Слетались они на запах свежей туши. Съедая и размазывая тушь, ползли по только что прочерченной линии, портя чертёж.
Годовой план по добыче золота участок выполнил ко дню шахтера, за неделю до окончания месяца. В субботу выдали аванс, план и праздник весело обмыли. В понедельник все шевелились как сонные мухи, но смены не сорвали. С утра чифирили, к обеду опохмелились, сгоняв гонца в посёлок за спиртом.
Когда Владимир зашёл в контору, там обсуждали отпуска. Следующей весной – летом, должны были уехать в отпуск: Нина со своим, Чepняки, Зинаида и Пшенай.
Галина Ивановна подошла к Владимиру.
– Мы с тобой, Володя, давно не виделись.
– Сиё от меня не зависит, Галина.
– Может быть где-нибудь в лесу встретимся, ты согласен?
Заметив входящую Нину Фёдоровну, она перевела разговор на другую тему и, вроде бы заканчивая разговор, попросила: «Зайди, Владимир Константинович, числа 28-го, я подберу тебе нормы».
Во вторую смену ему вновь показалось, что на «царском» приборе кто-то есть, но фонарик у него был простой советский, который светил только под ноги, и он пожалел, что у него нет китайского, который давал узкий пучок света. В другой раз ему показалось, что у прибора кто-то есть, он окликнул, но никто не отозвался, а идти к прибору он побоялся.
Может быть кто-то пошёл что-нибудь снять? А может показалось? Но даже, если и не показалось, то этот, кто-то, не отзывается и не хочет встречи. Идти же искать незнакомца не захотел, у того есть фактор внезапности и скрытности. На нижних промприборах все были на местах, прошёл по двум, что были выше "царского", и на них всех был полный комплект. Себя он трусом не считал, но проверять храбрость не стал, закрыл вагончик и пошёл работать на бульдозере. Утром зашёл на промприбор. Замки и пломбы на колоде были целые и нетронутые, лента транспортерная чистая и он пошёл дальше, посмеиваясь над собой. Действительно, как говорил механик, нужно было перекреститься, когда начало казаться.
Следующей ночью он, отошёл от вагончика подальше в сторону, и на далеком свете работающего прибора увидел, что кто-то перекрывает свет и перекрывает свет намного ближе работающего прибора. Кто-то идёт к вагончику, – и перекрыл свет, решил он. Но никого не было ни слышно, ни видно, а там, может быть лиса или ещё какая зверюшка, утром посмотрю, – решил он. Но утром всё было на месте, страхи прошли, сомнения растворились в лучах солнца.
В августе отработали на перевыполнение годового плана, а в сентябре на участке сразу "сломались" два промприбора. Оставшиеся, больше простаивали, чем работали. Начали увольнять временно принятых рабочих.
– Мы же, Степан, можем давать золото ещё почти месяц, зачем «ломаться» и останавливаться? Что, государству, золото лишнее будет? – спросил Владимир,
– Надо, Володя, уже думать о следующем сезоне, зачем быть сильно хорошими. Мыть не будем, и золото целее будет, и приборы не так износятся, электроэнергию сэкономим, и много чего еще наэкономим. Закругляемся, Володя, и готовимся к бурению, а что прииску и управлению не хватит, дадим.
– Ты не уходишь, Степан?
– Позже, в октябре, промывочный сезон ещё не закончился. Буду шахты зарезать, на зимнюю подземку уйду.
К середине сентября все промприборы прекратили промывку, их демонтировали и занялись ремонтом. Бульдозеристы готовили площади к бурению, зачищали. Отработанные площади готовили к актировке. По мере освобождения бульдозеров от работы, бульдозеристы снимали с них хорошие детали, ставили всё дерьмо, годное для одного, – завести и загнать бульдозер на трейлер, для отправки на капитальный ремонт, на Сусуманский ремонтный завод.
Однажды за чаем, разговорились с геологом о золоте:
– Стажировался на руднике, там добыча засекречена, а здесь всё ясно, почему так? спросил Владимир геолога.
Борис ухмыльнулся, – а что у нас не секретят, скажи? Секретят прошлогодний снег, температуру воздуха. Секретят от своего народа, а на западе о нас знают больше нашего. Может бояться, что, обнародовав количество добываемого золота, подорвут мощь и обороноспособность Союза? Просто чушь какая-то. Любой грамотный человек может это вычислить. Раньше, когда здесь работали тысячи зеков, когда всё было вручную, и, когда содержание золота было очень высокое, было труднее считать. А сейчас проще, сейчас в среднем – 2 грамма на кубик песков. Можно прикинуть по количеству приисков добычу золота по всей Колыме и Чукотке. В среднем за год добываем около 70 тонн. Если добавить, 10 тонн, за счёт высокой степени механизации, и настоящая добыча сохраняется на уровне военных и послевоенных лет, то значит, и тогда мы добывали в год примерно, 80 тонн золота. Отсюда получается, что Союз добывает, где то 240 тонн золота в год, так как Колыма, по сообщениям прессы, даёт примерно одну треть всей добычи Союза. Одна Колыма дает в год больше, чем США. Примерно на 20-30 тонн мы даём больше штатов. Если считать, что доля Союза около 20% мировой добычи, то, значит, остальной мир в год добывает чуть больше 1000 тонн. Вот тебе, Вовка, и вся арифметика.
Когда-то я занимался золотом, собирал вырезки, снимки, и всё что связано с золотом, если эти вырезки сохранились, то по ним можно будет написать книгу. Что интересно, до Петра I в России золота своего не было, то есть его не добывали. Первое золото получили в 1745 году на Урале из руд, а вот первое серебро получили в Забайкалье на Нерчинском заводе, вначале ХVІІІ века. В тоже время золото и серебро начали добывать и на Алтае. Первое золото из россыпи, в России получили в 1814 году только, и тоже на Урале, а в вашем Забайкалье первое россыпное золото было найдено при Николае I. Сейчас я тебе, Вовка, точно скажу, – пообещал Борис и достал папку с фотографиями золотых самородков. Вот, нашёл, – в 1843 году у вас в Забайкалье, а в 1946 году на реке Лене, где в 1912 году произошёл расстрел. Есть у меня здесь и вся добыча золота Россией. До 1917 года, Россия добыла около 3000 тонн золота. Моют золото во всем мире одинаково, а вот лотки разные, у нас долблёные из дерева и круглые, американцы моют в медных тазах, а бутары и проходнушки это тоже что и «американки». Россыпи с малыми содержаниями промывают драгами, у нас сейчас появился гидроэлеваторный способ промывки. После того как руду раздробят, если золото видимое, его извлекают простой промывкой. А если золото мелкое, то после дробления золотосодержащей породы, его извлекают, или амальгамированием с помощью ртути, или же цианированием.
– А у нас, – сказал Владимир, во время войны и сразу после, были старатели, золото у них принимали в золотоприёмных кассах на специальные рубли и боны. Для них, был магазин золотоскупочный. Когда был голод, и в магазинах ничего не было, в этих магазинах можно было всё купить. У кого были деньги покупали у старателей эти рубли и боны, помню, такой рубль стоил до 50 рублей в среднем. Мать говорила, в начале тридцатых, с помощью американцев построили золотообогатительную фабрику имени Серго Орджоникидзе, и драгу. Потом многих арестовали в 37-38 годах, как шпионов, а фабрика и драга до сих пор работают, фабрика отходами цианового обогащения отравила всю речку ниже. Старые проходчики рассказывали, что содержание золота в жилах старого рудника, который уже закрыли, доходило до 550 килограммов на тонну кварца! Не грамм, а килограмм, это 50% содержание. Это же мне рассказал геолог, который работал на участке, где я стажировался проходчиком. На новом месторождении, которое на левом берегу речки, золота меньше, и пробность его около 600, а на старом пробность была примерно 960. На новом золото с примесями селена. И два раза в год приходит справка с завода, где получают чистое золото, об извлечении серебра. Серебра извлекают в два раза больше чем золота, серебро даже на пробы не берут и его не включают в добычу, получают как попутный металл.
– Слышал, слышал об этом месторождении, но не знал, что у вас там и россыпи есть. Много золота добывают?
– Не знаю, Борис, всё секретное в разных жилах содержание разное, знакомый студент-геолог, говорил, что количество золота можно подсчитать только после отработки месторождения, до того оно неравномерное. Да и на новой фабрике уже золотых слитков не получают, как на старой, но специалисты – местные, говорят, что это были земли его императорского величества. Там есть село, Казаковский Промысел, на нём в царские времена с торфовой вскрыши, намывали по фунту золота с лотка!
– Что?! 400 грамм с лотка?! – спросил Борис с удивлением, и стал считать.
– Лоток вмещает максимум 20 килограмм песков, я не буду переводить в ендовки, так как лотки разные. Погоди, погоди! Сейчас прикину, что-то ты перегнул, мне кажется. В кубике песков возьмём 2000 кг, это 100 лотков и умножим на 400 граммов, получим, то есть получается 40 000 граммов или 40 килограмм на кубик! Что-то очень много!
– А мне об этом и говорили, что сильно богатое месторождение было.
– Я тут перед тобой, Володя, распинаюсь, а ты на золоте рождён и золотом вскормлен. Я вот золото только здесь увидел. И то, меня первый раз обманули, показали пирита кусок, кусок большой. Вот, – думаю, – сколько тут его, раз такими кусками попадается! Да что с меня тогда было, пацана-геолога, взять? Засмеялся Борис, хорошо, что меня запугали, когда устраивался на работу, а то бы взял и спрятал, а так равнодушно посмотрел и выбросил. И тут между прочим уже не одного жадненького прикупили этим пиритом.
– Я, Борис, золота там не видел. В шахте, тоже этим пиритом "покупают" жадненьких, там его украдкой воруют, потом над "ворами" смеются до упаду.
Глава 30
В начале сентября Владимир взял отгулы, и поехал на пару дней в Сусуман, отдохнуть, и заодно навестить земляка, работа надоела до чёртиков.
Аннушки на дежурстве не было, быстро, оформив номер в гостинице, пошёл к Григорию в гости. Дома его встретила Аннушка, была грустной, поздоровавшись с ней, Владимир спросил: А где хозяин?
– Нету, Володя, хозяина. Сидит, и крепко сидит.
– Как сидит? За что сидит? изумился Владимир
– Устроился он на работу пробщиком на Мальдяк, и вот в августе его арестовали. Пришла домой, его нет, пришёл знакомый и сказал, что твоего забрали за золото. Моего забрали, тамошнего сапожника, зубного врача вместе с женой, и ещё одного рабочего, утром сказал, а в обед был обыск. Описали всё, а что описывать, мебели нет, ведь временно жили, хотели уехать на материк да домик купить. Описали его полушубок, костюм, да четыре рубашки, сберегательную книжку его забрали, а там всего около двух тысяч, но наверное искали не это. Поняла, что Гришке на этот раз намотают много. Сам он ничего не сказал, да и не давали, свиданок. Не дают, пока идёт следствие, но я тут кое-что узнала.
Сапожник лил золотые перстни, а зубной техник с женой делали золотые коронки и зубы, мой же снабжал их золотом. Техник повёз перстни на материк, он в августе ушёл в отпуск, его забрали в Магадане, там он выдал моего. Сапожника подговорили, чтобы прикупить у моего золота, мол, купец хороший нашелся, и срочно нужно золотишко. Гришка своё достал и ещё взял у жены техника, пока бегал, автобус ушёл, может быть, сапожник всё это специально подстроил, пошли пешком, и их обоих на развилке дорог забрали.
На прииске ходят разговоры, что мой получал с материка посылки с деньгами. Мол, как-то получил посылочку с фруктами, принёс в общежитие и открыл, чтобы парней угостить яблоками, а там яблоками были только дырки прикрыты, остальное – пачки денег. Не знаю, Володя, что и думать, кому верить. Узнала я, что обвиняют его по статье 93 прим, а по ней дают вплоть до расстрела, боюсь, Володя, боюсь, тем более что у него это будет третья судимость.
– Когда будет суд над ним, или над ними?
– В конце октября или чуть раньше мне обещали свиданку, значит, в ноябре, декабре, – ответила Аннушка и всплакнула. Что ему не жилось, как всем? Работал только летом, зимой в карты играл, если хотел. На домик деньги у меня были, а всех денег не загребёшь. Да, Володя, ты его мать знаешь, знаешь, где она живет?
– Припоминаю, это недалеко от нас, от моего дома, но не уверен, нужно написать моей матери, она узнает.
– Напиши, Володя. Ты устроился? Сколько здесь пробудешь?
– Дня на два приехал. Откровенно говоря, я на участок не тороплюсь. Здесь я был в марте, и за всё лето дальше прииска не выезжал, всё работа и работа.
– Как хоть устроился, ты прости меня, Володя, но всё это выбило меня из нормальной жизни. Все планы в один день рухнули, что делать?
– Давай, Аннушка, чаю попьём, предложил Владимир.
– Давай, – согласилась хозяйка и включила двухлитровый самоварчик. Всё хотел своих корешей на родине увидеть, хотел свою улицу напоить, удивить деньгами, вот и удивил. Про этого хромого сапожника говорят, что и мать родную заложит, чтобы самому было хорошо. Вообще все его подельники, как мне сказали, волки, любого готовы загрызть, чтобы только бы им самим выкарабкаться, а на него, дважды судимого, много чего повесить можно. Ох-хо-хо! Жили, жили и на тебе. Кто я сейчас? Я не представляю, Володя, как ты там, в глухомани живёшь, здесь районный центр, артисты бывают, да и снабжение у нас лучше, вашего, мы считаем, что здесь ничего не видим, а у вас там и этого нет. Ты себе хоть бабёнку нашёл?
– Откуда, Аннушка? Одна на весь посёлок девушка, но мне она не нравится, остальные все замужем, отбивать нельзя. У нас там, ещё до меня, начальник участка с одной любовь закрутил, муж поймал и чуть не застрелил свою жену, просто ей повезло, так удачно выстрелил, что только напугал её, но сам срок заработал.
– Так не нужно делать, как начальник, надо по-умному, смеясь, объяснила Аннушка. У нас тут бабы тоже крутят и вертят. А без бабы, парень, худо, дело-то молодое, иногда требуется. Тебя хоть куда Верка поселила?
– В салон на восемь коек.
– Вечером мне на смену, переведу тебя в двухместный, – пообещала Аннушка и стала заваривать чай. Как мне, Володя, охота пожить по-человечески, всё купить, чтобы мебель хорошая была, хорошая с удобствами квартира. Всю свою жизнь прожила здесь, и всё временно, временно. Одного посадили, этого посадят, и надолго, судьба, что ли, такая?
– Не говори, Анна, – улыбнулся Владимир, – как сразу не повезет, так и идёт невезуха.
– А у тебя-то, что, у молодого за невезуха?
– Нашлась тоже мне старуха, да такую старуху, если накрасить…
– Да к тёплой печке поставить, – со смехом продолжила Аннушка, – то за третий сорт сойдет, так?
– Зачем за третий, не прибедняйся. За первый, ты же не намного старше меня, года на три.
– Больше, Володя, на сколько старше не сказала, а сам он уточнять не стал.
Заварив чай, стала угощать: – так что у тебя там Володя?
– Жена, что не захотела ехать со мной, родила второму мужу дочку, другая женщина, в Иркутске, которая мне нравилась, попала в аварию, сломала руку, ногу, сейчас, пишет, стала хромой и не хочет инвалидкой, быть мне обузой. Или невезенье, или кто-то сглазил.
– Не говори, Володя. Кому чересчур везёт, а вот мне всё урывками. Хорошо, что с Григорием у нас детей не получилось, от первого мужа у меня дочка есть, живёт у моей матери, в пятом классе уже учится, а если бы ребёнок ещё был, то, не знаю, что бы я и делала.
Налив ему ещё стакан чая спросила: – А откуда у вас там, Володя, китайцы появились?
– Китайцы постоянно приходили из Китая, в Приморье, в Забайкалье. Некоторые ещё до закрытия границы привезли себе из Китая жён. А у твоего, насколько я знаю, мать русская. После войны, когда в Китае образовалась народная республика, китайцам предложили, – или принимать советское гражданство, или уезжать в Китай, некоторые, но не очень много, уехали. Некоторые, что остались, ездили на родину, в гости, и говорят, что живут там китайцы очень плохо, а у твоего, мне кажется, отец умер.
– Да, мать ему писала, она вышла замуж за другого. Эх, вроде бы и замуж оба раза выходила удачно, мужья были хорошие, не пили, не гуляли, не обижали меня, но вот, – оба очень богатыми быть хотели. А не подумали, что могут залететь и жить на баланде, хуже, чем здесь живём. Мне он всё сломал. Буквально всё. Хотели с ним по весне на материк уехать, а сейчас, что мне там одной делать? Девку надо растить, а где я там такие деньги заработаю? А ехать-то надо, а то прогляжу дочку. Голова кругом идёт, действительно, – фраера жадность губит. Так он мне постоянно говорил, а сам фраернулся. Подожду суда, а там видно будет, – что делать.
Вернулся Владимир на участок поздно ночью в субботу, долго ждал попутку на отвороте. Бориса, как всегда, дома не было. Не успел переодеться, как появилась Нина.
– Приехал?
– Видишь, что спрашивать?
– Отдохнул?
– Отдохнул.
–А что так долго, Володя? Не с продавщицей ли там задружил?
– С какой?
– А с той, что весной договаривался.
– Той нет. Ты что, уже успела соскучиться? Где твой-то?
– Мой в бане укупался, и дрыхнет. В гостинице жил?
– А где ещё.
– Ты найдёшь, где тебе жить, – улыбнулась она и, оглянувшись и понизив голос до шёпота, спросила, – приходить? Соскучился?
– A ты?
– Очень, Володя, очень. Еле дождалась. Свет выключи и жди, я скоро приду, – прошептала она и ушла.
Когда Владимир рассказал Борису, что арестовали его земляка на Мальдяке, Борис спросил, – китайца, что ли?
– Он метис, отец китаец, а мать русская. Земляк мой и сосед даже, я тебе как-то говорил, что в самый первый день в Сусумане наткнулся на него, жена в гостинице работает, как увидела паспорт, так и познакомила нас.
– Плохи, Володя, дела, твоего земляка. Я его давно знаю, летом работает, зиму ездит по приискам, в карты играет. Фокусник ещё тот. Но на этот раз он вляпался, да не он один. Их с Одессы собирали, человек двадцать набралось, скоро суд будет за хищение золота в особо крупных размерах. Твой земляк знаешь, что делал?
– Откуда!
– Он сверлил кусочки сахара рафинада, плавил золото, прятал его в сахар, и отправлял посылками на материк, там сейчас считают, сколько он всего переправил. Скоро суд будет, у твоего земляка третья ходка, а это – хорошего мало. Да, суд будет открытым.
– А давно ты узнал?
– Да дней десять назад, нас собирали, информировали.
– А у нас как, тихо?
– Да пока всё нормально, нашего золота нет.
– Боря, а сколько сейчас дают за хищение золота, сколько, к примеру, дадут моему земляку. Раньше, насколько я помню, за любое количество давали четвертак срока.
– А сейчас, Володя, смотрят, – сколько украл, где украл, и даже принимают во внимание характеристику с работы. Но, примерно, 1 год за сто граммов приборного золота, и вполовину меньше, если сам намоешь, но сдашь не государству, а перекупщику. Уж очень дёшево принимает государство золото от вольных старателей, всего 67 копеек, за грамм. У нас золото примерно 960 пробы, а народу продают что?! 583, а чаще 375-ю – это дерьмо, а не золото. Продают в ювелирном, как дорогую вещь, а если захочешь сдать эту вещь, или продать зубникам, то они берут её как золотой лом, то есть за грамм. Вот и родит само государство преступников. Мы уже не однажды выходили с этим на начальство, но, видимо, легче ловить и садить, чем добавить цену грамма.
Перестраивались на работу в зимних условиях. Владимиру поручили готовить площади под бурение. Оставшимися бульдозерами он проводил зачистку площадей и выравнивание, производил нивелировку и составлял с помощью Нины схемы, чтобы можно было вести учёт буровзрывных работ. Два раза в сентябре шёл снег, первый стаял весь, второй раз снег прошёл ближе к октябрю и на северных склонах остался лежать, слегка подтаяв, приближалась зима.
– Нина, вот ты мечтаешь жить на материке в своей квартире, а чем ты собираешься там заниматься кроме работы?
– Я, Володя, даже сама не знаю, но, наверное, тем же, что и все. В кино ходить, на танцы, а чем больше?
– Всю жизнь, Нина?
– Ну, насколько сил хватит, как выглядеть буду. Были бы деньги, то стала бы по свету ездить, чтобы посмотреть всё, а больше чем? Не знаю.
– А на целину, на стройку не хочешь ехать?
– А что я там забыла? В обжитых-то местах жизни нет, а на новых!? И ты, Володя, уезжай отсюда. Летом здесь, если день и выдастся, то у речки тебя комары загрызут. Охота в легком платьишке походить, покрасоваться, я же женщина, а тут с себя эту робу, круглый год не снимаешь, а в ней баба, как обезьяна. А намного ли нам здесь, Володя, платят больше, чем на материке? И там люди машины покупают, там живут. Я до весны здесь, весной у Мишки отпуск и поедем, а там видно будет.
– Значит, бросить хочешь? Да?
– Я бы, Володя, тебя не бросила, но мне нужно провериться у настоящих врачей, а не у местных коновалов. Проверюсь, а там видно будет. Я давно хотела тебя, Володя, спросить, – ты-то за какие грехи здесь торчишь? Когда собираешься отсюда рвануть? За три года ты бы, как говорят, и квартиру получил. Говорят, молодым специалистам квартира положена, так это квартира на материке, а не здесь.
Владимир посмотрел на Нину, подумал и ответил: Нина, жизнь длинная. Я, как и ты, считай, жизни настоящей не видел. Денег подзаработаю, и ума прибавится. Здесь вот тебя встретил.
– Да! – это главное у нас с тобой, – засмеялась Нина.
В октябре уехала в отпуск Валентина со всей своей семьей, собирался отдыхать и Гэ-Гэ. На участке ждали обещанных молодых специалистов, ждали, но не верили, что они приедут.
В начале октября исчез Степан. Взял отгулы и уехал договариваться о переводе. Приехал дня через два возмущённый: – там принимают начальником участка, а здесь перевод не дают. Где раньше были!? Я их ещё весной предупредил, что на таком окладе я работаю до первой возможности уйти. Сейчас и деньги находят и обещают, чуть ли не золотые горы. Спрашиваю, – предупреждал? Говорят, – не помним. Степан вновь уехал оформлять односторонний перевод. Гэ-Гэ, почувствовав угрозу своему отпуску, срочно уехал, остались Владимир и Геннадий, который тоже собрался в отпуск.
Черняк вызвал Владимира и приказал принимать участок.
– Приказ нужен, – отрезал Коршун, – без приказа я вроде самозванца.
Назавтра, согласовав свои действия с приисковым руководством, Черняк объявил Владимира старшим мастером.
– Приказ, – потребовал Владимир.
– Будет, – пообещал Черняк.
– Как будет приказ, так будем говорить, твёрдо сказал Коршун.
– Мы что, торговаться будем?
– А почему бы и нет? Вам нужно, чтобы я работал старшим мастером, я должности не ищу.
В изданном приказе ничего не говорилось о зарплате, и назначался он как исполняющий обязанности.
Владимир прочитал приказ, посмотрел на Черняка и сказал, – не буду ни расписываться, ни принимать участок. Дождусь Степана, а там видно будет. Он видел, всё идёт как предупреждал Степан: «Они любят заставлять работать, но деньги не платят, ты молодой специалист, так что требуй своё. Не боись, как перейду, я тебя к себе перетяну».
– В чём дело? Спросил Черняк.
–На мой оклад, мне, своих обязанностей хватает.
– Мы же тебе доплачиваем, – возразил Черняк, напомнив ему доплату за работу маркшейдера.
– Во-первых, я выполняю работу маркшейдера, который получал 210 рублей оклада и премию, вы мне платите всего 70, то есть треть, экономя 140 рублей, как минимум ежемесячно. И на эту работу я не набивался. Мне нужен оклад старшего мастера.
– Ну что ж! Тогда я вас направляю в распоряжение директора прииска. Владимир встал и ушёл, и в тот же день был на прииске.
– А забастовщик явился, здравствуй, проходи, садись, пригласил главный инженер прииска. Ты что от повышения отказываешься?
– Хотели бы вы с должности мастера перевестись на должность главного инженера прииска, а оклад оставить мастера. Вы бы согласились?
– Оклад у нас согласно штатного расписания.
– Меня ставят старшим мастером, оклад прежний, а зачем мне лишняя морока?
– Тебе же доплачивают, – возразил главный.
– За красивые глазки, да?
– Какие глазки? За работу маркшейдера.
– Причём доплата и моя новая должность?
– Так ты пока у нас ещё молодой специалист.
– Тогда зачем вы, молодого специалиста, ставите старшим мастером?
– Временно, пока не подберём подходящего.
– У вас был Степан Яремчук, он ушёл из-за оклада, нас осталось два мастера, а смен три, то есть нагрузка уже и без старшего есть, я отказываюсь от должности старшего без оплаты, как положено. Если вас это не устраивает, то можете меня направить в распоряжение горнопромышленного управления, можете, в конце концов уволить, за что я вам скажу спасибо. У меня есть, кроме диплома, права бурильщика, права взрывника, права бульдозериста и права крепильщика, я без вашей мастерской должности проживу в бригаде простым рабочим, зарплата больше и мороки меньше. У нас рабочий сейчас сидит в президиумах, награждается, а мастеришка – это мальчишка для битья. «Решайте, я через полчаса зайду», – сказал молодой специалист и вышел. Через полчаса главный сказал: «Езжай и работай». Владимир уехал.
Вернулся Степан злой, как чёрт. Прииск разрешения на перевод не давал, на одном заявлении директор косо написал: «Возражаю в виду замены»! На другом заявлении было тоже косо написано: «оформить в порядке одностороннего перевода на должность начальника участка»!
– Что решил, Степан? спросил Владимир.
– Уходить, больше 33 статьи они мне не впишут. Верка пока здесь поживёт, как комнату дадут, возьму машину и приеду. А ты, Володя, если мордовать начнут, приезжай. Хоть мастером, хоть бригадиром пойдешь, как мы с тобой договорились, я там переговорил, всё будет о кей, не расстраивайся. Пусть эти жмоты сами работают.
– А я, Степан, так расстраиваюсь! Так расстраиваюсь! Что у меня семеро по лавкам? Один чемодан. И Пшеная заберу, были бы квартиры, то половину бригады бы забрал.
– Напиши заявление, Володя, я его тоже может быть подпишу.
Степан съездил в управление и подписал перевод через директора управления. Владимиру сказал, – подожди пока, тут жить лучше, я же из принципа. А если будет невмоготу, приезжай, что-что, а работу найдём.
В связи с окончанием промывочного сезона, с Владимира сняли доплату за маркшейдерские работы, больше официально его не ставили старшим мастером. Но Черняк стал требовать с него работу, которую делал маркшейдер, и стал требовать отчёт, который делал старший мастер. Забрали и Нину.
Владимир чужую работу делать отказывался, и за неделю, Черняк объявил ему шесть выговоров.
Попробовал Борис Павлович охладить горячую голову начальника, но того уже зашкалило, и он продолжил каждый свой невыполненный приказ, фиксировать выговором. Предупреждение Владимира, что он найдет на него управу, на Черняка не подействовало. Владимир, взяв копии выговоров, поехал в редакцию районной газеты, получив прогул, хотя подал заявление на отгул.
Черняк сник мгновенно, когда на участке появилась корреспондентка газеты.
Владимир Владимирович, спросила она Черняка, не много ли вы дали выговоров молодому специалисту?
– Сколько заслужил.
– Как вас понимать, – объявили выговор, строгий выговор за невыполнение распоряжений начальника участка? Какие конкретно распоряжения он не выполнял?
– Не знает, – сколько набурено шпуров на полигоне, не хочет чертить, ничего не хочет делать, что бы я ему ни сказал.
