Виктория Волкова
Новогодний маджонг. Соединяя пары
Владимир Петрович кинулся доставать коробку с детским питанием.
«Хорошо, хоть вчера купили по дороге, когда поняли, что молоко пропало. Баянов – гад и в этом повинен», – про себя рыкнул Молоканов и, передав Маргарите бутылочку с теплой кашкой, вышел на балкон и набрал знакомый номер.
– Надумал? – поинтересовались в трубке вместо приветствия.
– Да, – пробурчал Володя. – Давай сразу после праздников.
– Яволь, мой генерал! – громко заржал собеседник и отключился.
Глава 20
Молоканов, кинув на подоконник замолкший телефон, еще с минуту постоял на балконе, задумавшись.
Он хорошо помнил, когда все началось. С выставки в Москве. Тогда случился настоящий фурор и пробил звездный час Вовы Молоканова. И лишь потом заварилась каша. Но в тот момент, когда к стеллажу с красочными буклетами подошли два странных типа, Вова даже помыслить не мог, чем закончится это мимолетное знакомство. Конечно, в толпе солидных бизнесменов эта парочка слишком выделялась. Крепко сбитый мордатый парень с коротким ежиком волос и пухлыми, как у девчонки, губами, показался Молоканову аниматором. Черные кожаные брюки, заправленные в армейские ботинки, красная водолазка с надписью «No pasaran!» и жуткая куртка с куцым мехом – белая с коричневыми пятнами, будто из коровьей шкуры. Народ в изумлении оборачивался, а Баянов, довольный произведенным эффектом, важно прохаживался мимо стендов. Следом за ним плелся высокий хмурый парень, глядевший на весь мир исподлобья. Выставка его слишком удручала. А на лице читалось явное желание выпить. Больше ничем Юра Совенко не запомнился. Такого встретишь в толпе и не узнаешь. Баянов подошел к стенду Молокановской компании и холеной лапой вытянул буклет. Прочел. Надул губы.
– Дерьмо, – громко фыркнул он и удалился.
Вторая встреча произошла через месяц. Илья ввалился в офис и, войдя в кабинет к Молоканову, плюхнулся на стул без приглашения.
– Давай ты будешь работать на меня, – с места в карьер начал он, даже не поздоровавшись. – Мне конкуренты не нужны. Я их, как клопов, давлю. Или убирайся вон из нашего региона, или…
– Или? – усмехнулся Молоканов, разглядывая красную вязаную куртку и белую бейсболку собеседника.
– Самый умный? – осклабился Баянов. – Никаких «или». Это последнее предупреждение.
– Китайское? – хмыкнул Вова.
– Чего? – насупился Баян.
– Последнее китайское предупреждение?
– Что ты городишь, придурок? Я тебе деньги нормальные предлагаю и мир. Работай на меня. Изобретай свои сопла и прочую ерунду. А я зарплату тебе платить стану. Хорошую.
– Боюсь, ваше предложение не приемлемо, – устало вздохнул Молоканов. – Встреча закончена.
Баянов подскочил из кресла, как черт из табакерки. Рванул к Вовке и замахнулся, собираясь одним ударом сбить Молоканова с ног. Но у того хватило ума увернуться в сторону. Баяновский кулак пролетел по заданной траектории и врезался в металлическую дверь огромного шкафа, где Вова хранил опытные образцы.
Послышался звон металла, хруст ломающихся костей и вой нападавшего.
– Мы еще с тобой встретимся, – пригрозил Баян, морщась от боли и придерживая окровавленную руку. Он, сплюнув на чистый пол, грязно выругался и выбежал прочь.
После хакерской атаки и полета дрона над территорией завода состоялась третья встреча. Или не состоялась. Решили мирно поговорить в ресторане. Вова, чтобы подстраховаться, взял с собой Юру Талахадзе. Солидный и крепкий Юрец, за глаза прозванный князем гор, долгие годы занимался боксом в тяжелом весе и оказался весомым аргументом в споре двух хозяйствующих субъектов. Баянов, увидев, что его противник посмел прийти не один, заявил, что объявляет войну и втопчет Молоканова обратно в навоз, откуда тот и вылез. Сначала Вова только посмеялся, а потом понял, что обрел себе непримиримого врага, враз заполучившего все его разработки, переманившего на свою сторону многих специалистов и менеджеров, поспешивших станцевать под дудку нового шефа. Танцуют все! Сколько же информации слили бывшие сотрудники! Впору было в петлю лезть. Но он усовершенствовал прежние разработки и даже получил авторские свидетельства уже на новую технологию по переработке использованных пластиковых бутылок и на новые конструктивные элементы термопластавтоматов. Умудрился до избиения в лагере внедрить задумки на своем производстве. И свершилось! Себестоимость его заготовок-преформ, равно как и самих бутылок, сильно снизилась. Может, это послужило детонатором или роман с Риткой, но Баян со своими подручными лихо примчались в Геленджик. Там же в больнице пришедшего в себя Молоканова навестил Аркашка.
– У меня есть план, как этого урода проучить, – начал он, прекрасно зная, кто такой Баянов. – Он у нас на заводе сырье берет.
– Так продай подороже, – пробормотал Вова, морщась от боли. – Все равно только ваш завод снабжает наш регион. Больше Илюше тариться негде.
– У него давно цена идет с коэффициентом полтора. А этот чудак не замечает, – усмехнулся Аркашка. – Но я придумал кое-что поинтересней.
Вова слушал старого друга, занимавшего пост топ-менеджера крупнейшего в регионе нефтехимического завода, и сам удивлялся простоте и изяществу плана.
– Классная идея, Аркадий Константинович, – довольно хмыкнул он. – На тебя смогут выйти?
– Нет, не удастся, – улыбнулся Аркашка. – Не переживай об этом, но мне удастся запутать следы. Менеджер новой компании позвонит в отдел закупок и предложит сырье по смешной цене. Ну и откат, конечно! Надеюсь, что клюнут.
Молоканов кивнул. И Аркашка продолжил:
– Потом фирму-поставщика найти не удастся. Связать с заводом тоже. Она окажется проданной или реорганизованной.
– Нужно заменить упаковку, – предостерег Вова.
– Наоборот, – запальчиво отринул эту идею Аркашка. – Они получат сырье в упаковке нашего завода. Все как обычно. Поэтому ничего не заподозрят и не станут проверять качество. Мешки могут смешаться с такими же, только из другой партии. И тогда Баянов может наступать на одни и те же грабли неоднократно.
– Хороший план, – согласился Вова. – Если Баян полезет, придется воспользоваться твоей помощью, – серьезно заметил он. – Этого отморозка нужно как-то остановить.
Но внезапно Илья перестал интересоваться Вовкиным производством, как будто его и не было. Молоканов, конечно, вначале боялся каждого чиха, но потом, решив, что помогли принятые меры безопасности, постепенно успокоился. И вот на тебе! Давний враг решил зайти с другой стороны и чуть было не поставил Молоканова на колени, приготовившись кинуть на плаху никчемную голову новоявленного отца семейства.
План Аркашки имел, конечно, свои недостатки, но лично Вове казался гениальным. Друг собирался продать Баяну сырье для преформы и бутылок, добавив в каждую упаковку легкоплавкие гранулы для производства пакетов. А во время сушки сырья, когда температура поднимется свыше ста сорока градусов, легкоплавкие гранулы превратятся в жидкость и забьют пористые барабаны, превратив оборудование в груду металлолома. Вова криво усмехнулся. Очень хороший план. Замечательный. Молоканов сразу вспомнил о нем, как только выяснилось, что у Ритки пропало молоко.
«Хватит! Час мести пробил!» – сам себе наказал Владимир Петрович и тут же рассмеялся. Вышло слишком официально и пафосно. Он отмахнулся от невеселых мыслей и уставился вдаль, где виднелось колесо обозрения, украшенное к празднику разноцветными гирляндами. И с большого расстояния казалось, что между небом и землей парит волшебный яркий светящийся диск.
«Нужно вытащить семью в парк. Погулять, пока не убрали новогодние украшения», – про себя решил Владимир Петрович. Он представил, как весело залопочет сын и потянет ручонки к переливающимся огоньками фигуркам животных, установленных на центральной аллее.
«Можно даже сфотографировать Ритулю с Санькой около огромных новогодних шаров, искрящихся от разноцветных лампочек», – мысленно прикинул Молоканов и уже собирался вернуться в квартиру, как телефон снова ожил.
Звонила маман.
– Ну наконец-то, Вова, – с придыханием начала она. – Никак тебе дозвониться не могу!
Владимир Петрович принялся судорожно перебирать список пропущенных вызовов. Там скопилось много звонков. Первой среди безответных лидировала Лиза Талахадзе, потом сам Юрец, Аркашка звонил… Молоканов вспомнил, что пару раз звонила Ириска, но ей он пробурчал что-то нечленораздельное, а потом отправил сообщение по вацапу, чтобы старшая сестра не беспокоилась. А вот мама… Вова понял, что даже не обратил внимания. В который раз стало стыдно, но он тут же купировал приступ самобичевания, услышав в голосе матери трагические нотки.
«Не звонила ни разу», – догадался он, зная, к чему ведет весь этот театр одного актера.
И точно! Галина Васильевна тяжело вздохнула, будто прощая.
– Слава богу, что сейчас ответил! – выписала мать индульгенцию и тут же бодро заявила: – Вова, Катенька сломала руку, нужно ее из травмопункта забрать.
– Я не могу, – отшил Молоканов, втайне молясь, чтобы от него поскорее отстали.
– Она позвонила, попросила, – запричитала мать.
– Почему именно тебе? – не выдержал Вова. – У нее есть младший брат. Отец. Все на машинах.
– Ох, – завелась маман. – Нет в тебе милосердия!
– Милосердие – поповское слово, – хмыкнул Молоканов голосом Жеглова, вспомнив цитату из любимого фильма.
– Тебе бы все шутить! – укорила мать. – А я хочу, чтобы ты женился, родились бы внуки.
– Я женился, и у меня растет сын, – нетерпеливо ввернул Вова, в глубине души понимая, что момент не самый подходящий.
– Прекрати! – закричала мать. – Все твои дурацкие шутки и выходки. Когда ты, наконец, повзрослеешь!
– Я навсегда останусь твоим ребенком, мам, – спокойно заверил Молоканов.
Мать негодующе фыркнула и отключилась.
Вова, улыбаясь, вошел в комнату и, чмокнув Ритку в мягкую ямочку ключицы, предложил:
– Давай выпьем что-нибудь! А то скоро в загс, а мы еще помолвку не отпраздновали.
– Давай, – быстро согласилась Маргарита.
– Что ты будешь? Есть красное вино и виски.
– Шампанское. Я в холодильнике видела бутылку.
Вова тут же открыл дверцу и удивленно воззрился на «Мондоро», одиноко лежавшую на полке.
«Как она тут оказалась? – Он мысленно почесал затылок, но так и не вспомнил, чтобы заранее ставил шампанское в холодильник. А потом словно кольнула догадка. Пирожки Катерина напекла и бутылочку в холодильник, должно быть, заранее припрятала. – Спасибо, Катя!» – про себя поблагодарил он и, захватив бутылку и два бокала, вернулся к Маргарите.
Они валялись в постели, которую так и не удосужились убрать, пили игристое вино и, словно дети, следили за пузырьками, поднимающимися на поверхность запотевших бокалов. Ленивые ласки чередовались с такими же ленивыми речами, и только грохот Санькиных погремушек не давал никакой возможности перейти к более решительным действиям.
– Я так больше не могу, – протянула Маргарита и попыталась встать.
– Я тоже, – заверил ее Молоканов, даже не подумав отпустить.
– Ты о чем? – лукаво поинтересовалась Ритка.
– О перегреве всего организма, – усмехнулся Вова. – А ты?
– А я про рок-концерт, – кивнула она в сторону кроватки и быстро забрала оттуда Саньку.
– Я как-то маленькому Жорику Талахадзе барабан подарил, – признался Владимир Петрович и расхохотался. – Лизка потом сильно ругалась.
– Так ей и надо, – смеясь, возвестила Рита.
– Ритуль, – неожиданно попросил Молоканов. – Я с Юркой с первого курса дружу. Он же не виноват, что влюбился в стервозину.
– Это ты к чему? – удивилась Маргарита.
– Придется их на свадьбу пригласить, – осторожно начал Вова.
– Да, зови, мне-то что! – отмахнулась она. – Только, пожалуйста, не проси меня сразу с ней общаться, как будто ничего не случилось. Я так не смогу.
– Хорошо, – кивнул Молоканов и прижался губами к виску любимой. – Тяжело тебе пришлось?
– Проехали, Володя. – Рита посмотрела на него твердо и решительно. – Главное, ты мой! А остальное не важно. Мы пошли по извилистому пути, но не сдались и не свернули.
– Потому, что любим друг друга, – пробурчал Молоканов, принимая в свои объятия Саньку, вздумавшего переползти с материнской груди на отца.
Он радостно гулил, дергал Вову за нос, а потом случайно скатился, плюхнувшись на Маргариту. Ребенок рассмеялся и снова забрался на Молоканова, а потом, перевернувшись, покатился в объятия матери. Ритка рассмеялась вслед за сыном.
– Изобретатель растет, Ритуль, – улыбаясь, протянул Молоканов. – Придумал веселые горки.
Ритка вместе с сыном прижалась к Молоканову.
Он потерся носом о ее макушку и уже собрался выдать что-то глубокомысленное, как на стене зазвонил домофон.
Маргарита дернулась, понимая, что явились незваные гости.
– Лежи, – пробурчал Владимир Петрович. – Мы никого не ждем.
– А вдруг это кто-то из твоих родственников? – испуганно прошептала Ритка.
– Я их не приглашал, – отмахнулся Молоканов. – Скорее всего, это маман!
– О, господи, – перепугалась Ритка. – А я вся растрепанная и неодетая.
– Лежи, никто открывать дверь не собирается. Пусть уважает чужую личную жизнь.
– Неудобно так, человек пришел в гости…
– Ага, с третьего этажа поднялся на шестой, – фыркнул Вова. – Нет, сегодня неприемный день, – решил он под трели телефона.
– Сыночек, – запричитала мать в трубку. – Я тут у тебя под дверью. А ты не открываешь.
– Мам, сейчас не вовремя, – пробурчал Молоканов. – Мы тут голые, потные спим.
– А как же ребенок? – спохватилась мать.
– Жеребенок тоже спит, – заверил Вова, глядя на сына, вернувшегося к своим погремушкам.
– Ира сказала, что ты подженился на какой-то ее соседке с ребенком… – начала тянуть жилы мать.
– Так и сказала? – свирепея, уточнил Молоканов.
– Нет, она стала петь про историю любви, но я так понимаю…
– Мам, пока, – прервал глупый разговор Владимир Петрович. – Свадьба четырнадцатого, по времени уточню. Запишись к парикмахеру, на маникюр, еще куда-нибудь…
– Мне надоели твои глупые розыгрыши, Володя, – обиделась маман, сбросив вызов.
– Неудобно получилось, – огорчилась Маргарита.
– Родственников дает нам судьба, какое счастье, что друзей и любимых мы выбираем сами, – перефразировал Молоканов Юлиана Тувима. Он сгреб Ритку в объятия и принялся медленно целовать.
Валера Сандрозд гордился своими родственниками. Отцом и дедом. Нет, они не были академиками или защитниками отечества. Не совершили подвиг и не изобрели лекарство от рака. И даже не значились среди порядочных и честных людей. Но Валере всегда его близкие казались отважными робин-гудами. Дед промышлял разбоем, а отец – картами. Работал в поездах дальнего следования, предлагал сыграть в картишки, ну и обчищал несчастного лоха как липку. Только, не доезжая до Уфы, выкинули его из поезда на полном ходу. Что там случилось, и на кого он нарвался, никто так и не узнал. Съездила бабка на опознание, поревела в платочек и после похорон забрала Валерку к себе.
– Зачем тебе ребенок, Зоя? Лишняя обуза, – коротко объяснила она невестке. Мать особо не сопротивлялась и через полгода вышла замуж и в новом браке нарожала детей. Таких же уродов, как и Валеркин отчим.
Жизнь с Луизой текла своим чередом. Дед изредка появлялся дома, что-то приносил бабке на продажу, давал какие-то деньги мятыми купюрами. Иногда он оставался на ночь, и среди ночи Валерка просыпался от противного скрипа бабкиной кровати. Да и назвать Луизу бабкой язык не поворачивался.
– Я что, такая старая? – хохотнула как-то Луиза. – Мне всего сорок семь лет. Зови меня лучше по имени.
Потом деда застрелили при ликвидации банды. Бабка снова ревела ночами, а через год в доме появился Донат. Сухопарый, низкорослый, с залысинами. После красавца-деда Валерка даже оскорбился немного. Но Луиза только шикнула на него и добавила:
– Ты у него многому можешь научиться.
– Зачем? – выкрикнул тогда Валерка.
– Чтобы не сгинуть! – отрезала бабка. – Донат – антиквар. Конечно, торгует краденым. Но глаз-алмаз лучше любой экспертизы. Все чистая работенка, не по засадам да малинам бегать.
Валера внял совету и, как губка, впитывал знания о драгоценных камнях и металлах. И к своим тридцати годам точно знал, как их подделать. Доната сожрал рак, но перед самой смертью он пристроил Валерку в ювелирную мастерскую. Там Сандрозд и познакомился с Дашей, зашедшей совершенно случайно с порванной цепочкой. Соединил золотые звенья, а потом поплелся провожать от нечего делать. Дарья болтала без умолку, хотела понравиться. И постепенно Валера понял, что вот он, золотой шанс! Она расписывала украшения из коллекции Лутонина. Всякие брошки и табакерки Фаберже. Стоят, конечно, немало, но не та цена, чтобы рисковать. Дарья, словно подслушав его мысли, резво перескочила с Фаберже и принялась рассказывать о золотом лавровом листе, когда-то касавшемся головы Бонапарта. Сандрозд выслушал внимательно, даже посокрушался, как такая реликвия находится в частной собственности. Неправильно это. А потом перевел разговор на саму Дашу, заявив, что он «красивых таких не видел». Выбрав удобный момент, когда на кладбище вместе Луизой красили оградку у Доната, Валера коротко рассказал о Даше и золотом листе. Бабка выслушала внимательно, задала несколько вопросов по делу и потом кивнула на памятник, откуда на Валеру взирал худой и болезный Донат Сарновский.
– На годовщину Рената приедет, – пробурчала Луиза. – Если заинтересуется, то подумаем, как лист выкрасть. А пока приведи ко мне эту лохушку познакомиться.
Валере осталось только согласиться. Рената, единственная дочка покойного сожителя Луизы, даже в свои сорок пять оставалась ослепительной красавицей. И уже лет десять как жила в Лондоне, выскочив замуж за бизнесмена, сумевшего вовремя удрать от российского правосудия. Помимо красоты Создатель наделил Ренату изощренным умом и просто нечеловеческой памятью. Она помнила данные из музейных каталогов, которые изучала еще по молодости, держала в голове все клейма и печати старых мастеров. Плюс славилась безошибочным чутьем, точно зная, кому и что можно продать. В последние годы Рената трудилась в частной галерее какого-то английского лорда и дистанцировалась от криминальных связей.
«Бабка совершенно права, – подумал тогда Валера. – Такую реликвию может продать только Сарновская и никто другой. А если она откажется, то и браться за это дело не стоит».
Дальше все пошло как по маслу. Луиза очаровала Дашку, и они подружились. А Наполеоновским листочком заинтересовалась Рената, сразу заверив Сандрозда, что, если все получится, Валера станет богатым человеком. Очень богатым. Он и размечтался. Но, словно в насмешку над его планами, кто-то будто переворошил все карты в колоде и даже ни одной крапленой не оставил.
Он вспомнил, как взбеленился, поняв, что ему всучили подделку. Вот тут бы остановиться и выйти сухим из воды, но Валера решил пойти ва-банк. И вместо золотого листа получил ушибы и ожоги, а так же тюремный срок. Хорошо, хоть Луиза надоумила, избежать штурма и сдаться, прикинуться исполнителями, нанятыми Баяновым. Много ниточек удалось скрутить в тонкий шнурок, а его затянуть одним махом на запястьях двух членов банды, шантажирующей Дашу. Валера мысленно возблагодарил бабку за мудрый совет.
– Не суйся! – прикрикнула Луиза, когда он решил разобраться с Тризуцким и его дружками.
«Как же сейчас все удачно строится на таком железобетонном фундаменте», – мысленно хмыкнул Валера. И поймал себя на неожиданной мысли. На протяжении всего вынужденного романа с Фроленко ему казалось, что он искусно притворяется. Но именно сейчас, сидя на продавленном матрасе в полутемной камере, Сандрозд понял, что мучительно скучает по ней. Он подошел к одному из давних сидельцев и тихо прошептал на ухо:
– Мне бы маляву в женскую хату перекинуть. Поможешь?
Мужик, коротко кивнув, тут же протянул Валере блокнот и огрызок карандаша.
– Краткость – сестра таланта, – пробурчал он, внимательно глядя Сандрозду в глаза. Валера заговорщицки улыбнулся в ответ и аккуратно вывел:
«Уточка моя, держись. Скучаю по тебе».
Глава 21
6 января
Уже которую ночь подряд Молоканову не спалось. Он вставал почти каждый час, брел на кухню пить воду, потом накрывал одеялом раскрывшуюся во сне Маргариту и зачарованно смотрел на Саньку, тихо сопящего в новой кроватке, стоящей в центре квартиры-студии.
Прошло уже два дня, как Владимир Петрович решительно и уверенно забрал из Вишневки свою семью. Но стоило ему закрыть глаза, как снова и снова виделась одна и та же картина.
Кто-то из полицейских закричал, приказывая посторонним не мешать проведению операции.
– Сами вы посторонние, – хмыкнул Танеев и не сдвинулся с места. Молоканов и Дьяконов словно застыли рядом.
– Ладно, бог с вами, – ругнулся кто-то в бронежилете, пробегая мимо. И уже через несколько минут в распахнутую калитку Вова увидел, как из дома выходят Фроленко и Сандрозд с поднятыми руками.
– Оружие на землю! – последовал приказ. И тут же на белый снег упал черный макаров и старая уродливая финка.
«Должно быть, приданое Луизы Кимовны», – мысленно усмехнулся Владимир Петрович.
Затем со двора в наручниках выводили преступников. Вова вгляделся в одутловатые отечные лица людей, по вине которых его близкие несколько часов просидели взаперти.
И чуть не пропустил момент, когда Танеев ринулся к дому.
– Стой, куда? – рыкнул Петухов. – Митрич, еще нельзя!
– Учи ученого, – буркнул Риткин отец и опрометью кинулся к дому. Молоканов побежал следом, слыша, как сзади несется, чуть не наступая на пятки, Хоппер.
Вова вспомнил тот момент, когда распахнулась дверь в пультовую. Увидел Маргариту, бросившуюся ему на шею.
– Ритка! – он подхватил ее, прижал к себе, но, прежде чем зарыться лицом в волосы заметил, как Танеев крепкой рукой обнял Татьяну Алексеевну, а Хоппер упал на колени перед Надеждой.
– Нечего тут реветь в три ручья, – пробурчал Митрич, даже не подумав выпустить из своих объятий жену. Потом окинул взглядом диван, где на одной половине на подушках восседала Одинцова. А с другой – лежал Байк. Рядом с собакой сидел Санька и аккуратно водил ладошкой по мохнатой морде, перебирая в пальчиках черную шерсть. Байк почти незаметно дернул ногой. Танеев слишком хорошо знал свою собаку и сразу понял, что пес пришел в себя, хоть глаза до сих пор оставались закрытыми.
– Байк, – чуть слышно позвал Митрич. Пес тут же открыл одно веко и посмотрел на хозяина. Санька весело загукал и постучал ладошкой по собачьей морде.
– Молодец, Санька! – радостно заявил Танеев. – И вы, куры, тоже ничего.
Все дружно расхохотались.
Но через час-другой, просматривая записи с десятка видеокамер, Молоканову захотелось выть. Он с нескольких ракурсов видел, как его теща бьет сковородкой наотмашь здорового Валеру Сандрозда, заметил, как к тому на помощь спешит Фроленко. И словно замер на месте, когда распахнулась дверь пультовой, и в проеме показалась Маргарита. Вова мог дать голову на отсечение, что заметил, как его любимая сделала сначала маленький шажок назад. То ли специально, то ли инстинктивно. А затем резкий выпад руки и рывок на себя. Все. Дверь захлопнулась. И как дальше ни ярились враги, но Владимир Петрович точно знал, что его близкие люди чудом избежали большой беды. Рядом в кресле Танеев схватился за сердце.
– Лихие бабы! – криво усмехнулся он, внутренне гордясь женой и дочерью. – Нюша этих чертей точно бы сковородкой забила! И Ритка – умница, успела мать в пультовую затащить и все двери закрыть. Моя дочь!
– Повезло им, Митрич, – крякнул Михаил. – Очень повезло. Эти твари ни перед чем бы ни остановились.
– Бог отвел! – подытожил Танеев. – Давайте ужинать. Таня, скоро вы там?
Посреди застолья пришел Лутонин, и его на радостях тоже усадили за стол. Но прежде чем сесть, он перецеловал всех женщин в доме, не обойдя даже Надежду, чем заслужил мрачные взгляды остальных мужчин.
– Я даже лист Бонапарта принес, думал отдать. Черт с ним, с блестяшкой, – искренне заверил он окружающих после третьей стопки. – Пусть бы лучше пропал, чем кто-то из вас пострадал. Рита, Таня! Я виноват перед вами, сам понимаю. Я свою вину искуплю!
– Леша, да ты о чем? – тут же запричитала Татьяна Алексеевна. Но в разговор влез Митрич.
– Кровью, кровью искупишь, Лешка! – громко заявил он.
– Да ну тебя! – огрызнулся Лутонин. – И так мне нос разбил! А мне завтра в Копенгаген на переговоры лететь.
– Копенг-х-гаген! – передразнил Танеев. – Подумаешь! Ну и не лети. Перенеси свои переговоры. Пусть лично их королева тебя о встрече попросит!
– Наверное, придется переносить, – пробурчал, соглашаясь, Лутонин. – Как я с таким носом поеду?
– Пластику сделай, – хмыкнул Митрич. – Или скажи, что ты медведя с поводка упустил, и старейшина рода тебе наподдал.
– Какой старейшина? Кого ударил? – снова всполошилась Татьяна Алексеевна. – Леша? Саша? – Она с тревогой глянула на мужа и кузена.
– Все хорошо, Таня! – в одночасье заверили Танеев и Лутонин.
Молоканов наблюдал, как подвыпивший тесть на глазах превращается в озорного мальчишку.
– Вовчик, твоя помощь нужна! Сейчас крепления в стену вкрутим. Хочу сковородку в зале повесить. Она сегодня многим жизнь спасла.
Хоппер быстро поднялся из-за стола.
– Мы домой. Надюшке вредны громкие звуки.
Он вопросительно посмотрел на жену, и она чуть заметно кивнула. Михаил кинулся в коридор и вернулся оттуда с пуховиком и сапогами. Принялся одевать Надежду, а потом подхватил на руки.
– Это у вас игры такие? – фыркнул Лутонин.
– У Нади сотрясение мозга, – тут же вставила Татьяна Алексеевна. – Ей ходить пока врачи не разрешают.
Лутонин серьезно воззрился на Одинцову, потом перевел взгляд на Дьяконова.
– Это последствия взрыва у соседей? – поинтересовался свирепо.
Надежда нехотя кивнула.
– Ну да, – пробурчал Хоппер. – Оттуда бревно прямо в затылок прилетело.
– Врачи что говорят? – резко осведомился Лутонин.
– Сотрясение мозга, необходим покой, – хмыкнула Надежда. – Гематомы нет. В районной больнице врач сказал…
– В районной?! – возмутился Лутонин. – А в город чего не поехали? Томографию лучше в Центре здоровья сделать.
– Так закрыто все! – отрезал Дьяконов. – После праздников, если лучше не станет…
– А мне почему не позвонили? – продолжал кипятиться Лутонин. – Надя, я чужим людям в беде помогаю. А тут свои… Значит, так, – сам себя оборвал он. – Я свяжусь с главным врачом, договорюсь, и сразу поедете на обследование. Возражения не принимаются!
– Хорошо, – сразу встрял Хоппер, словно не заметив попытку жены возразить. – Мы согласны, только за все заплатим сами. А вы лучше больным детям помогите.
– Я и помогаю, – пробурчал Лутонин и нашел взглядом Маргариту. – Риточка, кинь мне телефон Надежды, а ей отправь мой. – Потом снова оглядел Дьяконова, все это время державшего на руках Надюшку. – Я вас больше не задерживаю, – милостиво отпустил он.
– Спасибо, отец родной! – в сердцах бросил Хоппер, направившись к выходу. Он оглянулся, ожидая увидеть обиженное лицо Лутонина. Но столкнулся с довольным взглядом и нагловатой усмешкой.
«Как кот, объевшийся сметаны, – про себя недовольно фыркнул Дьяконов. – Но я и близко этого буржуя к Надюшке не подпущу». Он покрепче обнял жену и скатился с ней вниз по ступенькам.
– Красивая пара, – довольно заметила Татьяна Алексеевна, стоя у окна и наблюдая, как Миша усаживает жену в машину.
– Повезло Надежде, – подтвердил Танеев.
– Пфф, – пробурчал Лутонин. – Тоже мне, нашли принца! – Но, заметив хмурые лица хозяев, добавил примирительно, явно не собираясь уходить – Я помогу сковородку вешать.
– А мы с Санькой во дворе погуляем, – встрепенулась Маргарита. – Целый день ребенок без воздуха.
Вова тяжело вздохнул и потащился с тестем в сарай, подбирать подходящие крепления.
А вернувшись в дом, сразу наткнулся на Маргариту, вручившую ему Саньку.
– Подержи, пока я оденусь, – попросила она.
– Вы далеко собрались? – напрягся Молоканов. – Уже темнеет. Может, с вами пойти?
– Володя, мы тут по двору походим и вернемся. Даже за ворота не выйдем. И мама на крылечке постоит. Лучше помоги папе, а то он сейчас всю стену разворотит. А если ему еще дядя Леша поможет, то нам придется на первом этаже заново ремонт делать.
Вова, соглашаясь, кивнул. Ему хотелось побыть с ней и с сыном, но зычный голос тестя заставил вернуться в дом. Сковородка, будь она неладна!
Он вышел во двор, когда чугунный диск с ажурными краями и длинной деревянной ручкой с подпалинами занял почетное место на стене с венецианской штукатуркой, а дальние родственники завели между собой какой-то старый спор о Лутонинских женщинах.
– Женился бы на Марине, а не на Люське, жил бы как у Христа за пазухой, – поморщился Танеев. – А то двум хорошим бабам жизнь испортил.
Лутонин приготовился к длительной отповеди, до того решительным у него стало лицо, но в дом вошла Татьяна Алексеевна с Санькой и спокойно оповестила:
– Хватит, умники! Идите, я вам кофе сварю.
Молоканов не хотел никакого кофе и, приняв сына, как эстафетную палочку, побрел на поиски Маргариты.
Ни около ворот, ни на заднем дворе Ритки не было. Владимир Петрович заволновался, лихорадочно думая, как лучше поступить. Отнести сына в дом и затем броситься на поиски любимой женщины, или вместе с Санькой обследовать оставшийся вне поля зрения участок. Вова огляделся по сторонам и решил пройти за теплицей. Хотя… что там делать Маргарите? Он умудрился одной рукой влезть в задний карман джинсов, выудил телефон и нажал на кнопку фонарика. Наверное, лучше отправиться в дом, включить свет во дворе поднять тревогу. Но лишний раз пугать тестя и тещу не хотелось, поэтому Владимир Петрович, взяв себя в руки, остановился и посветил в темноту.
– Смотри, Санек, огонечек, – обратился он к сыну. Санька весело вскрикнул, наблюдая за бликами, расплывшимися по стеклянным стенам теплицы. Никакого движения или тени.
Молоканов не на шутку перепугался, всеми силами стремясь не потревожить ребенка, и, развернувшись, уже собирался бежать в дом за помощью, как заметил движение около открытой створки забора.
«Вместо того, чтобы сковородку вешать, лучше бы забор починили, – пронеслось у него в голове. – Неужели был еще сообщник, похитивший Маргариту?»
Но во двор вступила знакомая фигура и двинулась навстречу. Вова усмехнулся и из маленькой мести посветил прямо в лицо. Маргарита прикрылась рукой от яркого луча и, подойдя, сразу же чмокнула Молоканова в щеку.
– Где ты была? – хрипло поинтересовался он, проводя рукой по ее спине. – Перепугала меня.
Маргарита, сунув руку в карман, обняла его и Саньку.
– Я всегда с вами, – прошептала она и расплакалась.
Молоканов прижав ее к себе свободной рукой, исхитрился подушечкой большого пальца вытереть слезы. В одночасье стало наплевать, зачем Ритку понесло на соседний участок. Владимир Петрович всмотрелся в огромные карие глаза, непросохшие от слез, и тихо предложил:
