Виктория Волкова
Новогодний маджонг. Соединяя пары
– Поехали ко мне, Ритуля!
Маргарита, силясь не разреветься, кивнула.
– Увези нас к себе, Володя, – жалобно попросила она.
И вот теперь, по прошествии двух дней, Владимир Петрович Молоканов тщетно пялился в темное окно, мысленно уговаривая себя, что все плохое осталось позади и его семье ничего не грозит.
Подошла Маргарита, словно услышав его бессловесные мольбы. Обняла сзади, прижалась щекой к голой спине.
– Чего не спишь? – хрипло осведомилась она.
– Знаешь, ум на лестнице, – хмыкнул Молоканов и, развернувшись, притянул любимую к себе. Накрыл рот поцелуем. Медленно провел ладонями по спине, через тонкую рубашку ощущая каждую клеточку шелковистой кожи, ощущая тепло родного человека.
Почувствовал, как вздрогнула любимая в его объятиях, как ногти прошлись по бокам, по спине, оставляя легкие царапины. Ее язык сплетался с его в неистовом танце, а пальцы уже пробирались под резинку боксеров.
– Ритуль, подожди, родная, – взмолился он на последнем вздохе.
Она удивленно глянула на него, почти ничего не соображая. Он подхватил ее на руки и усадил на островок – квадратную тумбу, отделяющую кухонную зону студии от жилой.
Молоканов прижался к Маргарите, огладил шею, потом ладони оказались на спине и, ухватив тонкое кружево ночной рубашки, потянули вверх.
– Ритка, – прошептал он, целуя ее лицо, шею. Губы в сумасшедшей пляске двигались вниз. Достигли ключицы, потом лениво прошлись вокруг каждого полушария, обхватили идеально круглую горошину соска и пустились вниз.
– Нет, – простонала Ритка, прижимая к своему животу его голову. – Иди сюда.
Он навис над ней, обхватывая ее затылок и снова приникая к ней поцелуем. Ее руки лихорадочно скользили по его спине, ногти впивались в кожу, оставляя слегка саднящие отметины.
– Люблю тебя, – выдохнула Маргарита, обвивая ногами бедра Молоканова. Она запрокинула голову и схватилась за тумбу руками, отдавая всю себя неистовому темпу, дарящему упоение и восторг.
Вова медленно перевел дух и восстановил дыхание. Убрал с Риткиного лба темную прядь. Она все еще сидела на столе, пытаясь прийти в себя. Вова положил ее голову себе на грудь, чмокнул в макушку и прошептал:
– Что тебя разбудило?
– Страшный сон приснился, – объяснила она.
– Я люблю тебя, – пробормотал Молоканов, нежно касаясь ладонями плеч и шеи любимой. – Не бойся. Все страшное позади. Никто не уйдет от ответа. Даже Баянов.
– Ты считаешь, что это он все затеял?
– Ну да, – поморщился Владимир Петрович. – Его выдал ключ от дома в Вишневке. Как еще Сандрозд и Даша могли его заполучить?
– Наверное, ты прав, – нехотя признала Рита и потянулась к мужу с поцелуем. – Я только не поняла, зачем бабка Сандрозда украла у тебя деньги, если они рассчитывали продать золотой лист. Старухе точно бы что-то досталось.
Молоканов болезненно усмехнулся, прижимая Риту к себе.
– Да я и сам не понял, малыш.
Луиза Кимовна Сандрозд вошла в небольшое здание на окраине, где убирала еще несколько офисов. Она неспешно накинула черный потрепанный халат, в каких раньше ходили технички в школах, и направилась в дальнюю комнату, отданную под маленькое турагентство. Офис был пуст. Народ разошелся по домам, как только пропикало шесть. Луиза привычно уселась в кресло директора и уверенно нажала на кнопки городского телефона. Ответили сразу.
– Что там у вас?
– Все плохо, рыбонька, – прошелестела Луиза. – Прошу тебя, уезжай!
– Что с Валеркой?
– Взяли его и Дашу.
– Аванс вернешь?
– Его давно потратили. Я тут раздобыла нужную сумму, чтобы подстраховаться. Но все сорвалось. Даже взять не смогла.
– Тебя поймали?
– Да, но я выкрутилась. Только двести тысяч аванса не получится возместить. У меня самой таких денег нет. Прости.
– Делов-то, Луиза! Я же не свои платила. А мой шеф не обеднеет. Я ночью уезжаю. Пусть только Валерка подумает, прежде чем что-то говорить.
– О тебе никто не знает, рыбонька. И мы с тобой и не встречались даже.
Трубка хохотнула и отключилась. Каждая из женщин задумчиво посмотрела на телефон, прекрасно понимая, что этот разговор был последним.
Глава 22
6 января
Рита долго не могла уснуть, ворочалась с боку на бок и размышляла, как быть дальше. Вовка прав, ум на лестнице. Но воспоминания о тех страшных часах не отпускали до сих пор.
Она обо всем догадалась. Сразу, как только услышала разговор в прихожей. Камеры туда не додумались повесить, но кто-то зацепил «ухо» на старый отцовский тулуп, болтавшийся на вешалке. Рита, пока прятались в пультовой, все время наблюдала за перемещениями Даши и Валерки. В голове не укладывалось, что подружка и ее кавалер намеревались взять маму и ее саму с грудным ребенком в заложники. И это та самая Дашка, с которой ездили на море, встречались по возможности в кафе и просто бродили по парку. Маргарита поначалу вглядывалась в лица, до конца не веря, что люди, вот так запросто приезжавшие в этот самый дом на чай, теперь захватили его и угрожают расправой хозяевам. И лица злые-презлые, исказившиеся, как в кривом зеркале, и переставшие походить на человеческие. Вот тут до Риты и дошло, что хватит причитать, а нужно следить за каждым шагом подонков. Когда приехала полиция, ей удалось даже переслать записи с камер, чтобы силовикам стало ясно, с чем они столкнулись. Маргарита держала на руках Саньку, словно боясь, если она отдаст его матери или Надежде, то сын может потеряться. Вот так и сидела за компьютером. Одной рукой держала ребенка, а другой – водила мышью, не отрывая взгляд от экрана. Вот преступники, поняв, что дверь топором не разбить, отправились на кухню искать лекарства в аптечке. Видать, Валькирия Алексеевна крепко приложилась к их конечностям. Рита вспомнила, как обернулась к матери, убеждающей отца, что у них все в полном порядке: у внука имеется своя собственная кухня с неограниченным доступом, а остальные вполне могут подождать до освобождения. Маргарита перевела взгляд на дремлющего сына, уткнувшегося ей в грудь.
«А ведь ничего не понимает, зайчик маленький», – умилилась она тогда, слегка касаясь губами темечка Саньки и вдыхая нежный молочный запах любимого ребенка.
Потом какой-то полицейский программист объяснил ей по телефону, как правильно передавать информацию с камер. А врагам вскоре бродить по темному коридору надоело, и они улеглись на диване в кухне, изредка напоминая полицейским, что у них заложники и, если им не отдадут золотой лист, они начнут убивать.
Маргарита слышала в трубку веселый смех силовиков, наблюдающих в режиме реального времени за двумя недоумками, вот так, на пустом месте, поднявшими с пола срок.
Она точно знала, что все обойдется, и даже заверила Молоканова, что все в полном порядке, но напряжение давило на виски и не отпускало. Маргарита чувствовала, что может что-то упустить, и тогда все вокруг полетит к чертям собачьим. Она передала проснувшегося сына матери и, придвинувшись к монитору, включила экраны со всех камер сразу. Тотчас выстроились десятки изображений, большинство из которых показывали темные пустые помещения. Рита заметила, как к дому направляется бойкая старушка в старом пальто с лисьим воротником и в сбившемся с головы платке. Рита точно знала, что плохо прокрашенные волосы собраны назад в жидкую косицу, закрепленную на затылке в пучок. Бабка Валеры Сандрозда. Маргарита видела ее пару раз в вестибюле музея. Старуха резво взбежала по ступенькам и, подождав, пока Валера откроет ей дверь, шмыгнула внутрь. Рита гадала, как этот божий одуванчик может повлиять на своего озверевшего внука, кидавшегося с топором на дверь пультовой.
Но бабулька задержалась лишь в прихожей, а там камер не было.
– О чем они говорят? – поинтересовался кто-то из полицейских.
– Не знаю, – пробурчала в трубку Рита, еще раз просматривая изображения. Ни одно из них не давало возможности увидеть коридор.
– Ты что здесь делаешь? – внезапно гаркнул Сандрозд. Марго внимательно оглядела экран монитора и увидела, что включилась запись с неведомого прослушивающего устройства.
Сама не осознавая, она быстро надела наушники, боясь пропустить хоть слово. Полиция потом все равно получит эту запись, а пока нужно самой точно знать, что затевают преступники.
Старуха говорила тихо, но властно. И Дашка, а тем более Валерка слушали ее внимательно.
– Если сделаете, как я скажу, пойдете исполнителями, – начала она. – Папа Карло подозревает, что организатор – Баянов. Я не знаю, кто это. Но шеф мужик умный, значит, есть зацепки. Он сказал, что этот Баян одновременно с Дашкой вошел в подъезд к Тризуцкому…
– Да, он был там, – промямлила Фроленко. – Я его видела, когда удирала.
– Тем более, – согласилась старуха. – Скажешь, что по уговору он в домофон позвонил, а Тризуцкий тебе открыл дверь, думая, что это его друг.
– А ты ножом пырнула, обороняясь, поняла? – вставил Сандрозд.
– Теперь лист и захват заложников, – снова начала вправлять мозги бабка. – Это Баянов вас шантажировал. Он же велел Дарье лист выкрасть. Кому он хотел краденое сбыть, вы не знаете, поняла?
Даша что-то прошамкала в ответ. Рита не расслышала.
– И самое главное, Папа Карло подозревает, что ключ вам выдал лично Баянов. Вы, оказывается, через его участок в этот дом пробрались. Не будем разочаровывать хорошего человека. – Рита услышала в голосе говорившей едкую усмешку. Стало противно. Папа Карло – это Молоканов. Надежда говорила, что Вовку так прозвали в офисе. А они с Одинцовой нарекли его Юлием. Маргарита тогда даже не подозревала, кому именно придумала такое прозвище.
Она одернула себя за то, что отвлеклась, и снова вслушалась в инструктаж бабки Сандрозда.
– Я выйду, и через пару минут тоже выходите. И не вздумайте тут своевольничать. Срок дадут как исполнителям, если все правильно скажете. И по первому разу скостят.
– Мы поняли, спасибо вам, Луиза Кимовна, – чуть слышно пролепетала Дашка.
– Только с покупателем как быть? – снова встрял Валерка.
Послышался звук сильной затрещины.
– Ты без хорошего леща думать не в состоянии? – рявкнула Луиза. – У вас один покупатель, организатор и босс. Баянов. Больше ни-ни. Я, правда, знать не знаю, кто это…
– Знаешь, – фыркнул Сандрозд. – На красном ровере к Дашке за деньгами приезжал. Друг ее шантажиста.
– Тогда вообще все строится, – подумав, заверила бабка. – Я пошла. И вы следом.
Маргарита увидела в камеру, установленную напротив входной двери, прямо под козырьком, довольное лицо бабки Сандрозда.
«Хороший план придумал Молоканов, – одобрила Рита тогда. – Баянов точно сухим из воды не выйдет. И главное, как все совпало до деталей. Вот голова! Только нужно стереть запись. Немедленно!»
Она повернулась на правый бок и с любовью посмотрела на спящего мужа. Рита не могла поверить, что Вовка ошибся. Только не он. Но откуда ему знать, что в Вишневке с давних пор принято хранить ключи от калитки в почтовом ящике. Изнутри вкручивается шуруп, и к нему привязывается шнурок с ключами, чтобы в случае если захлопнется дверь или другая напасть приключится, можно хотя бы войти во двор. Рита в душе не ведала, откуда пошла эта мода и как о ней могла узнать Даша, но при первой возможности кинулась к пустовавшему годами самодельному почтовому ящику старого Баяна. Засунув руку в широкую прорезь, нащупала веревку внутри и быстро перерезала взятыми с собой маникюрными ножницами, спрятала улику в карман. Дома она спокойно раздела Саньку, вместе с Молокановым полюбовалась сковородкой, подвешенной на стену в гостиной и, проходя мимо пылающего камина, забросила туда старый потрепанный шнурок. Языки пламени быстро сожрали единственную зацепку, способную подтвердить непричастность Баянова.
Маргарита, повернувшись на бок, подавила поднявшийся из груди стон.
«Ни о чем не жалею, – жестко подумала она. – Это мой ответ тебе, Илюша. Сладкое блюдо, поданное холодным. За все твои делишки, за воровство Вовкиных идей, за мои слезы». Она снова почувствовала весь тот ужас, когда так и не смогла найти своего Хана. Увидела презрительную улыбочку Лизы Талахадзе и будто опять услышала ее отповедь.
– Пошла вон, побрякушка хренова! – Эти гадкие слова еще долго стояли у Риты в ушах. Она вспомнила резкое замечание врача, когда ее доставили в больницу, и только тогда прекратила реветь и оплакивать украденное Баяновым счастье.
«Молоканов искренне заблуждался, – утирая слезы, подумала она. – А это лично от меня, Илюша. И за его мучения тоже. За каждый Вовкин рубец, покрытый татуировкой, за шрамы на голове!»
Маргарита повернулась к Молоканову и в приливе великой любви взгромоздила на него руку и ногу. Обняла. Он, просыпаясь, притянул ее к себе, прижал крепко и пробурчал, встревожившись:
– Что, Ритуля?
Ритка, распластавшись на любимом мужчине, чмокнула его в ключицу и пожаловалась:
– Наверное, не удастся свадебное платье сразу купить.
– Завтра возьмешь карточку и купишь любое. Только распишемся двенадцатого. Дату переносить из-за платья не будем.
– Нас так быстро не распишут.
– Ошибаешься. Принесем справку, что уезжаю в командировку во Владивосток на полгода. В таких случаях регистрируют брак без установленного срока. Все. Давай спать…
– Нет уж! – Маргарита улеглась сверху на Молоканова и заглянула в глаза. – А свадебное путешествие?
– Поехали на Палау, – окончательно проснувшись, предложил он, вместе с Риткой переворачиваясь на бок и подминая ее под себя. – Там Нептун наш в дайверском клубе работает.
– Как скажете, Владимир Петрович! Молоко все равно от нервов перегорело, а дней десять мама с Санькой управится. – Маргарита погладила мужа по голове, зарываясь пальцами глубоко в волосы.
– Две недели, – уточнил он, легко касаясь ее груди. – Тогда давай спать. Или я за себя не отвечаю, – пробурчал Молоканов, обняв жену.
Ритка закрыла глаза и легко коснулась пальчиками его шеи, потом бока с татуировками.
«Платье куплю первое подходящее, туфли тоже посмотрю в салоне. Фата не нужна. Цветы… оранжевые и красные розы», – подумала она, проваливаясь в сон.
Дьяконов проснулся затемно. Прислушался к дыханию жены. После истории с заложниками Надежда плохо спала, вскрикивала во сне. Хорошо, что в тот злополучный день Ритка предложила перенести Надюху в пультовую, иначе бы не спасся никто. Что бы пришло отчаявшемуся Сандрозду в голову, неизвестно, но бог отвел от великой беды. Михаил тихо спустился во двор и с особым ожесточением начал чистить дорожку. Потом, полностью убрав снег с проезда, вышел за ворота и принялся отдирать лопатой утоптанный снег, все еще мысленно прокручивая ситуацию с заложниками. Он услышал перешептывания и увидел несколько пар ног, остановившихся неподалеку. И лишь тогда поднял голову. Соседи из близлежащих домов, незнакомые люди с других улиц и Мерзавчик, улыбающийся хитро и пакостно.
– Что-то случилось? – напрягся Хоппер, в глубине души подозревая, что вся эта шатия-братия прибыла по его душу.
Вперед выступил Мерзавчик и заявил:
– Вам лучше продать дом в Вишневке и перебраться в другое место. Мы собрали подписи о вашем выселении.
– Это частная собственность, – пробурчал Михаил, вглядываясь в хмурые лица соседей. – И мне плевать, что вы там решили. Убирайтесь отсюда и прекратите галдеть. Моей жене нужен покой.
– Мифической жене, да? – взвился Мерзавчик. – Нет у вас никакой жены, и никто не пострадал от взрыва. Ваши инсинуации ни к чему не приведут. Вам не рады в поселке.
Хоппер обалдел от такой наглости.
«Нет, рукоприкладство, конечно, не метод. Но и слов не подобрать!»
Пока он раздумывал, вперед выступила какая-то женщина из активисток. Она откашлялась, собираясь произнести заготовленную речь, но тут из-за угла показалась красная машина. Маленькая, как наперсток. Народ слегка отодвинулся в сторону, давая дорогу чужому автомобилю.
«Только не это!» – пронеслось в голове у Дьяконова. Матис тещеньки он мог бы узнать из тысячи.
Машинка затормозила неподалеку от толпы, и распрекрасная Марина Ивановна явила себя миру. Дьяконову всегда казалось, что теща похожа на Гурченко. Такая же худенькая и статная. Только в отличие от Людмилы Марковны старшая Одинцова носила длинные русые волосы, вечно упрятанные в туго закрученный узел. Но так же любила высокие каблуки и громко разговаривала. И лицо. В свои пятьдесят она выглядела лет на сорок, лихо подводила черным карандашом глаза и пользовалась красной помадой. Женщина-вамп. Вампир! Хоппер точно знал, что лично у него теща отпила пару литров.
Кое-кто из соседей заулыбался, кто-то удивленно ойкнул. И неспроста. Марина, насколько Дьяконов помнил, много лет проработала в Вишневке директором школы.
– Доброе утро, – кивнула она с достоинством английской королевы.
Почти все собравшиеся радостно ответили:
– Доброе утро! Здравствуйте, Марина Ивановна!
Хоппер увидел, как народ обрадовался бывшей учительнице. Да и Надька давно рассказывала, как ученики любят ее мать.
– Что тут у вас с утра пораньше? – строго осведомилась теща, подойдя поближе. – Гусева!
Активистка номер один сделала шаг в сторону своей бывшей классной и протянула листы с подписями и протокол.
– Мы провели собрание, – начал было Мерзавчик.
– Я вас не спрашивала, – отрезала теща и, мельком пробежав глазами по одному из листов, снова обернулась к Гусевой. – Что за ерунда, Катя? Кто это писал?
Дьяконов молча взирал на происходящее и радовался, что на этом шоу ему досталось почетное место в партере.
Теща брезгливо перевернула страницы и снова поинтересовалась у собравшихся:
– Кто это составил?
Люди молчали, переминаясь с ноги на ногу.
– Я, – подал голос Мерзавчик, гордо подняв голову.
– Слава богу, – тут же заверила его Марина и жестко добавила, заметив радостную улыбку собеседника: – Слава богу, что вы не у меня учились. Гусева, Сергеев, как вы могли подписать эту ерунду? Полно грамматических ошибок. Да еще и клевета!
– Почему клевета, женщина? – снова всполошился «мерзавчик». – Этот человек представляет угрозу обществу, тут дети малые ходят!
– Ну это мы еще разберемся, кто кому представляет угрозу, – заявила теща, пряча в сумочку листы с подписями и протокол. – Я в этих бумажульках вижу травлю достойного человека, клевету и подстрекательство. И мне стыдно за вас, дорогие мои! – обратилась Марина к своим бывшим ученикам. – Чему я вас учила? Мне стыдно как вашему педагогу, и обидно как матери. В то время как моя дочь по вине этого проходимца, – теща ткнула пальцем в «мерзавчика», – стала инвалидом, и Михаил – мой зять – делает все возможное, чтобы Надюшка быстрее поправилась, вы составляете какие-то подметные грамоты и наносите непоправимый вред…
– Женщина, что вы несете? – проблеял Мерзавчик. – Там в доме нет никого, кроме этого амбала. Мы пару дней назад заходили с адвокатом, когда он уехал. Пусто!
– Ты забыл запереть дверь и калитку? – с сомнением бросила теща, словно только заметила присутствие Михаила.
– Да ни за что! – доложил он. – Надя может подтвердить.
– Хм… – прокашлял кто-то из-за спины Марины Ивановны. – Мариночка, у нас тут признание во взломе и незаконное проникновение в частную собственность… Нужно полицию в известность поставить, что домушник поблизости поселился.
Теща обернулась, как ошпаренная. Прямо за ней в спортивном костюме стоял Лутонин и радостно улыбался. А невдалеке застыла охрана.
– Да, Алексей Николаевич, – пролепетала она, взяв себя в руки. – Вы совершенно правы.
– Как там Надежда? – поинтересовался Лутонин у Михаила. – К врачам ездили?
– Да, – кивнул Хоппер. – Вчера были.
– Я зайду, – вдруг заявил Лутонин. – Хочу Надюшку проведать.
Дьяконов что есть силы сдержался, чтобы не заорать.
«Какая она тебе Надюшка? И кто в семь утра проведывает больных? А с другой стороны, – сам себя остановил Хоппер, – буржуй лучший свидетель, что Надежда находится доме».
– Конечно, проходите, Алексей Николаевич, – улыбнулся он, пропуская Лутонина во двор.
– Хватит тут маячить, – заявила теща своим ученикам, даже не подумавшим расходиться. – Займитесь делом. Гусева, вечером прибеги ко мне. Нужно поговорить.
– Вы бы, Марина Ивановна, снова школу возглавили! – донеслось из толпы. – Наша директриса заявление перед каникулами написала.
– Посмотрим, – поставила точку в разговоре теща. – Как управление образования решит… Может, и соглашусь, если мои дети тут поселились.
– А что, Маринка, соглашайся! – пропел Лутонин, как только Михаил закрыл калитку. – Я как директор шефствующего предприятия только «за».
– Вот это меня и останавливает. – Теща смерила олигарха с ног до головы уничижительным взглядом и прошла в дом.
К великому облегчению Хоппера Лутонин пробыл около Надежды недолго. Поинтересовался здоровьем, отпустил пару шуток и откланялся.
– Давай быстро к окну, – скомандовала Надежда, как только за Лутониным и тещей закрылась дверь.
– Хочешь ему ручкой помахать? – рыкнул Дьяконов. – Не выйдет. Лежи в постели.
– Дурак ты, Хоппер, – деланно огорчилась Надежда. – Давай быстрее, а то все пропустим. – Снова скомандовала она.
Михаил отнес жену к окну и замер рядом, даже не думая отойти в сторону.
– Смотри. – Надежда пнула любимого в бок.
По дорожке к калитке шла теща, а рядом возвышался Лутонин. Он попытался взять ее за руку. Она вырвалась и что-то гневно ему ответила. Буржуй загородил дорогу и, всплеснув руками, что-то принялся ей объяснять. Но Марина и не думала сдаваться. И принялась чихвостить Лутонина. Он улыбнулся и, крепко обняв тещеньку, впился ей в губы поцелуем. Она сначала колотила его кулаком по плечу. Но потом удары стали ослабевать, а поцелуй затянулся.
– Что происходит? – удивился Дьяконов. – Ты что-нибудь понимаешь?
– Это мой настоящий отец, – хмыкнула Надька, ошарашено глядя на мужа. – Никогда не видела, чтобы они мирно разговаривали, а уж целовались тем более.
– Отец? – сомневаясь, промямлил Хоппер. – Точно отец?
– А ты опять приревновал, горе луковое? – страдальчески вздохнула Надежда и постучала ладонью по лысине мужа. – Вот балда!
– Дурак, – искренне раскаиваясь, подтвердил Хоппер.
Внизу парочка насилу оторвалась друг от друга и в недоумении воззрилась на окно, где до сих пор торчали, глупо улыбаясь, Надюшка с мужем.
Лутонин радостно помахал рукой, а теща, напустив на себя строгий вид, погрозила пальцем.
