Виталий Матвеевич Конеев
Гнев Бога
Анна торопливо шепнул своему племяннику, который в это время в досаде, что принужден был стоять рядом с язычником, да ещё волшебником, который смеялся ему в лицо, дрыгал весьма опасно ногой и плевался:
– Дай ему, что просит, и пускай он своими чарами погубит Иешуа, а деньги возьми у стражников.
Когда Каиафа отсчитал тридцать монет и уже готов был бросить их под ноги астрологу, но тот быстро шагнул к первосвященнику, ловко забрал деньги из его руки и, сжимая их в кулаке, медленно проговорил:
– Это плата по Писанию за кровь человека, невинного. Сегодня тебе скажут, владыка: он схвачен, а завтра – распят.
И ушёл к чернокожему слуге, вскочил на коня.
Уже ночью, когда римский легион заканчивал окружение Масляничной горы, к прокуратору прискакал вызванный из крепости Панфера.
Едва он появился перед Понтием Пилатом, как вокруг него немедленно встали плотным кольцом десятки легионеров. Прокуратор сильным жестом указал плетью в сторону тёмной вершины горы.
– Панфера, готов ли ты в последний раз отличиться в моих глазах и схватить Иешуа Мессию?
В свете факелов лицо коменданта показалось прокуратору зловещим. И когда Панфера опустил огромную руку вниз, то ли желая поправить повод коня, легионеры, стоявшие рядом с ним, выхватили мечи. Понтий Пилат рванулся к нему и сжал его руку.
– Панфера, позволь мне уволить тебя из армии с честью.
Крупное тело коменданта обмякло. Он с глубоким вздохом ответил:
– Понтий, я выполню твой приказ.
– Хорошо. Иди. Но если ты не приведёшь врага римского народа Иешуа Мессию, то убей себя.
На глазах Панферы блеснули слёзы. Понтий прощально хлопнул его по плечу.
– Видят боги: я не желаю твоего бесчестия.
Комендант во главе конного отряда скрылся в темноте на горной дороге, а спустя полчаса вернулся назад. Легионеры волокли окровавленного человека с поникшей головой, который держался на ногах только благодаря тому, что его руки были привязаны к сёдлам коней.
Понтий дал знак: осветить факелом лицо пленника. Подъехал к нему и, наклонившись над хрипящим человеком, рванул его липкие от крови волосы вверх, поднимая голову, вгляделся.
– Ты ли Иешуа Мессия, как о тебе говорят?
– Да, Понтий. Я – Иешуа Мессия.
Прокуратор обернулся и, глядя на едва различимые в темноте фигуры всадников, спросил:
– Он ли Иешуа Мессия?
Насмешливый голос громко воскликнул:
–Да!
Глава пятьдесят вторая
Предупреждённый Панферой Иуда, знал, что все ворота города, кроме Овчих, что выходили со стороны двора Язычников на Масляничную гору, будут закрыты до тех пор, пока не будет схвачен Мессия и не разойдётся возмущённый народ. Поэтому Иуда, сопровождаемый Захарием и Ефремом, направил коня в сторону храмового комплекса, выбирая дорогу, как можно короче. Но самая короткая дорога проходила мимо дворца Антипатра. И Иуда, не помня о Иродиаде, весь поглощённый стремлением быстрей покинуть мятежный город, мысленно видя те сокровенные ночные дороги Палестины, по которым он должен был пройти, чтобы ещё до утра оставить за спиной не любимую им родину, ворвался, как вихрь на Царскую улицу. Заметил впереди носилки Иродиады с плотно закрытыми занавесками. Он придержал коня, надеясь остаться не замеченным для неё.
Но Иродиада, полная ненависти к Иуде и предчувствий, желая смерти ему и думая о нём, не в силах оставаться во дворце, едва только оказалась на улице и услышала галоп коней, откинула занавеску и неожиданно для самой себе улыбнулась предателю такой нежной улыбкой, что он немедленно подъехал к носилкам.
Захарий и Ефрем, изумлённые поведением их господина, стали торопить его, в страхе поглядывая по сторонам. Но для него – с появлением Иродиады – время и события изменили свой обычный ход и вид.
Иродиада, вспомнив, что он предал её, в ярости воскликнула:
– Как ты посмел взять девчонку?!
Захарий и Ефрем, придерживая учителя, умоляюще заговорили:
– Царица, отпусти нас. Мы погибаем.
Иуда любовался прекрасным лицом Иродиады, а та, чувствуя свою власть над ним, всё более и более сердилась на него. И вдруг стала выговаривать ему свои старые обиды.
Иуда опомнился от чар царицы. А когда отвёл от неё взгляд, то заметил, что вокруг на улице сгустились сумерки. Он бросил коня вперёд, крикнув:
– Я найду тебя в Риме!
И он помчался в храмовый комплекс. А когда Иуда оставил за спиной город и речушку Кедрон, начал подниматься по узкой дороге на вершину невысокой горы и вступил в рощу – из-за тёмной беседки, ему наперерез прыгнул Манасия. Он торжествующе крикнул:
– Ты не уйдёшь от меня!
Он молниеносным ударом ножа распорол шею коню Иуды.
Благородное животное отпрянуло назад, встало на дыбы и, обливаясь кровью, с жалобным ржанием забило в воздухе передними копытами. Иуда с обнажённым мечом в руке метнулся на землю и через мгновенье стоял на ногах, ожидая нападения врага. Но тот исчез за толстыми стволами масленичных деревьев, и только был слышен его каркающий, озлоблённый смех.
Иуда обернулся к перепуганным братьям.
– Бегите назад. Манасия хочет моей крова, а вас он не тронет. Спасайте себя и учителя.
Но Захарий и Ефрем в ужасе показывали пальцами в тёмную рощу.
– Они вокруг нас. Мы погибнем.
– Убирайтесь! Им нужен только я!
Ефрем и Захарий сняли с седла Иешуа и, стеная, плача и ругая друг друга, торопливо забросали его травой и кинулись на грудь Иуды.
– Прости нас, господин. Это мы – проклятые секари – гнались за твоим отцом и пытались убить тебя по приказу царя Антипатра, но возлюбили тебя. А теперь за то, что мы спасли Мессию, этот кровавый диавол разыщет нас и в Царствии Божьем
Иуда помнил своих родителей и в другой ситуации он немедленно покарал бы убийц, но сейчас, видя, как со всех сторон к его маленькому отряду приближались десятки или сотни плохо различимых в темноте людей, он зловеще сказал:
– Мы изрубим их в куски. И им станет не до Иешуа.
Его слуги, сокрушённо качая головами, вынули мечи и приготовились к битве, боясь живыми попасть в руки Манасии.
Между тем, глава тайных убийц, разражаясь богохульными проклятиями, гнал вперёд убийц, то и дело повторяя:
– Возьмите Иуду живым. Я по жилке вытянул его душу.
Иуда окликнул Захария и Ефрема, и они все трое, разбежавшись, своими телами отшвырнули назад первые ряды секарей и, пользуясь замешательством врагов, обрушили на их головы мечи. И вот уже громкие стоны, предсмертные крики разорвали тишину в Масленичной роще. Секари охватывали учеников Иешуа плотным кольцом, ненавидя их ещё и потому, что они были одеты в ненавистную для иудеев форму римских легионеров. Убийцы, не щадя себя, бросались на маленькую группу в нетерпении как можно быстрей покончить с нею и становились лёгкой добычей для стремительных коротких мечей.
Обезумевшие от ярости, Иуда, Ефрем и Захарий, залитые кровью с головы до ног, натыкаясь на такое же яростное сопротивление секарей, со звериным воем прорубали себе дорогу. И едва, разорвав круг, переводили дыхание, им навстречу шли новые толпы врагов.
Манасия, размахивая ножом, метался позади своих людей и кричал:
– Не бойтесь умирать за Бога! Каждый из вас, погибнув здесь, немедленно попадёт в Царствие Божиие. Бог вам даст столько сосудов греха, сколько вы пожелаете!
Иуда, слыша голос Манасии, рвался к нему, но тот, посылая других на смерть, сам не спешил попасть на небо.
Где-то в глубине рощи прозвучали крики:
– Эй, Манасия! Сюда идут римляне!
Это был отряд Панферы. Он быстро поднимался на вершину горы. Напор секарей ослаб. Манасия, угрожая ножом, погнал своих людей в бой, требуя продолжить схватку. Но до слуха иудеев долетел зычный голос Панферы:
– Иешуа Мессия, где ты?!
Звук конского топота быстро приближался, и смущённые убийцы опустили оружие. И в этот момент, промчавшись сквозь их ряды, перед растерянным Манасией появился Иуда и вонзил меч в грудь убийцы. Тот, захлёбываясь кровью, потянулся рукой к лицу Иуды и, напрягаясь телом, вскрикнул:
– На том свете я достану тебя!
Секари, при виде гибели своего вождя, начали разбегаться по роще, а Иуда, Захарий и Ефрем метнулись к Иешуа. Он не потревоженный лежал на прежнем месте.
Иуда бросился навстречу римскому отряду, срывая с себя панцирь, выскочил на дорогу и на новый крик Панферы: «Где ты, Иешуа Мессия?!» откликнулся:
– Я – Иешуа Мессия!
Вскоре на дороге появились римляне с факелами в руках. Они окружили залитого кровью Иуду, спрыгнули с коней. Панфера глянул в лицо Иуды и в сильном замешательстве спросил:
– Ты ли сказал: Иешуа Мессия?
– Да, – Иуда обернулся к Ефрему и Захарию. – Вот мои ученики. Они скажут тебе правду.
– Да – да, он Мессия по Писанию, – убитыми голосами ответили ученики и заплакали.
Царь Антипатр находился в той группе всадников, которая рассматривала приведённого Панферой Мессию. И вот теперь царь, смеясь от того, что, наконец – то, погубитель его семейного счастья находился в руках римлян, но они почему-то называли Иуду именем другого человека, хотел догнать удалявшегося прокуратора, однако Латуш перехватил руку Антипатра и удержал его на месте.
– Царь, а нужно ли тебе объяснять Пилату: кто есть кто?
Антипатр, удивлённый бесцеремонностью астролога, сердитым жестом оттолкнул руку и поехал вперёд, со смехом говоря:
– Я тоже хочу, как волшебник, открыть неизвестное римлянину.
– Но тогда, государь, ты потеряешь то, чем дорожишь.
– Ты имеешь ввиду царицу?
– Да. Ведь Иуда молчит, пока идёт на смерть ради учителя, а если его имя будет открыто, то он вновь бежит, чтобы однажды и навсегда похитить твоё счастье.
Антипатр нахмурился и раздражённой рукой ударил плетью себя по бедру, но страдая, не ощутил боли. Теперь, когда с Иудой было покончено, он хотел поставить Пилата в глупое положение и восторжествовать над ним.
Латуш, видя мысли царя, вкрадчиво сказал:
– Ты посмеёшься над Пилатом после Пасхи.
– И он будет считать себя одураченным?
– Конечно, государь. Ведь Панфера подсунул ему Иуду вместо Мессии, а сам, обласканный Пилатом уйдёт в отставку с честью.
Царь откинулся на круп коня и оглушительно рассмеялся. И, направляясь к себе во дворец, он то и дело начинал смеяться ужасным смехом. Ночной Иерусалим был полон богомольцами, которые устраивались спать прямо на улицах города, но когда рядом с ними вдруг кто-то скрипучим, охрипшим голосом вскрикивал: «Ха – ха – ха!» всех, как ветром сдувало с мест. Это ещё более смешило царя, и он, опьяневший от счастья, веселья, хохотал до слёз.
Иродиада, предупреждённая Ефремом и Захарием, вышла навстречу царю. Он при виде взволнованной супруги, с трудом скрыл довольную улыбку, догадываясь, что царица по-прежнему любила Иуду, и сейчас будет просить за него.
Чувство ревности резануло душу Антипатра. Он нахмурился и потный, сердито сопящий, отрывисто буркнул:
– Я знаю твои слова, но вот и мои слова: прощай на сегодня. Я иду спать.
Иродиада мягким жестом взяла Антипатра под руку.
– Супруг, я вижу: ты устал. Отдохни в моей комнате.
Он быстро ответил, поворачиваясь к ней спиной.
– Ты напрасно пытаешься чарами смягчить мою душу.
Но когда Иродиада с глубоким вздохом сожаления отступила от него, царь молниеносно простёр к ней руку.
– Ты что-то хотела сказать мне?
– Да, мой господин.
– Только не говори о Иуде.
– Хорошо. Я буду говорить о тебе.
– Но ведь не ради этого ты задержала меня?
– Да.
– Значит, эти двое уже проболтались, что Иуда схвачен?
– Да, мой повелитель, – кротко ответила Иродиада и ласково погладила потную руку царя.
От этой ласки, которую Антипатр ждал многие годы от своей жены, у него закружилась голова и перехватило дыхание. И он, уже готовый выполнить всё, что могла сказать сейчас Иродиада, боясь нарушить чувство близости, возникшее между ними, обратился к астрологу:
– Если можно спасти Иуду, то скажи: как?
И опустил голову, напряжённо ожидая слов египтянина. Тот равнодушно ответил:
– Он хочет умереть под именем своего брата Мессии, а не как дезертир и предатель. Вы убьёте его душу, если откроете прокуратору его имя.
Антипатр облегчённо вздохнул и, виновато пряча от царицы глаза, развёл руками. Царица до крови кусала пальцы и умоляюще смотрела на Антипатра, потом перевела взгляд на астролога. Она, ужасаясь тому, что Иуда, которого она всегда воспринимала своей драгоценной собственностью, мог исчезнуть из этой жизни и у неё не останется даже надежды когда-либо увидеть его, с лицом полным несчастья вскочила с кресла.
– Я попрошу Понтия, и он отпустит Иуду.
И она бегом направилась к выходу, но царь с горловым криком помчался за ней, схватил в охапку.
– Ты сошла с ума! Понтий только возрадуется и пытками истерзает твоего проклятого Иуду! – И он порывисто обернулся к астрологу, – Останови царицу чарами, иначе она всех нас предаст.
Латуш медленно встал с кресла и простёр руку в сторону Иродиады. Она тотчас ощутила успокаивающее прикосновение к своей душе, и с глубоким вздохом, с глазами полными слёз, пролепетала:
– Я хочу в последний раз увидеть Иуду.
– Завтра ты проводишь его на смерть вместе с Марией, – мягким голосом ответил астролог.
– Нет, я потом ещё захочу увидеть его.
И она с надеждой, трогательно глядя на египтянина, улыбнулась ему. Антипатр, продолжая удерживать царицу, крикнул ему:
– Пообещай всё, что она хочет!
Тот, закрыв глаза, помолчал, потом ответил:
– Вот мои слова, царица: однажды, спустя тысячи лет – я это хорошо вижу – ты встретишь Иуду.
Иродиада возмущённо топнула ногой.
– Нет. Это очень долго. Сделай так, чтобы это было скоро.
Антипатр, страдая от ревности и смахивая с лица слёзы, пробормотал:
– Да, Латуш, сделай скоро.
– Хорошо, царица, я открою тебе будущее…Смотри…
РИМ 2019 год
Орнелла, идя по улице, вдруг устремила удивлённый взгляд на поток машин, выбрала одну из многих, не понимая почему. И когда заметила, что машина, резко притормозив, повернула в её сторону и, визжа резиной, сделала сумасшедший круг перед идущими навстречу автомобилями, направляясь к ней, девушка пожала плечами: мало ли тех, кто влюблялся в неё с первого взгляда. Но почему-то у неё внезапно сильно забилось в груди сердце. И она, смущённая от своего взволнованного состояния, готова была уйти прочь. Но уже трепеща от странного ожидания и говоря: «Как глупо. Он сейчас привяжется к тебе. И ты как дура помчишься к полицейскому, и потом никогда не докажешь, что он сам привязался…» она расширенными глазами смотрела на машину, торопливо смахивая внезапные слёзы.
Когда дверца машины распахнулась и девушка увидела лицо парня, она с визгом бросила к нему на шею, хотя видела его в первый раз. Из её прекрасных глаз брызнули слёзы, и она сказала непонятные ей слова:
– Предатель. Боже мой, какой же ты предатель. – И прижимаясь к нему, она умиротворённо сказала: – Я ждала тебя целую вечность, что даже устала…
А рядом стоял молодой мужчина и, смеясь, наблюдал за ними. Цвет кожи лица был необычным для современных людей – бронзовый, а глаза – удлинённые.
– Ну, что ж, – сказал он, – теперь пора назад, в прошлое.
ЭПИЛОГ
КАПРИ
Префект претория Сеян. Спускаясь по мраморной лестнице в бухту на пристань, комкал свои мясистые губы и, не скрывая презрения, смотрел на Тиберия, который задыхался от быстрого шага и, разъяв рот, смотрел под ноги. Время от времени принцепс поднимал на Сеяна глаза, улыбался, растянув подрагивающее от движения лицо.
Вдали, с юга, поблёскивая на солнце рядами вёсел, в сторону острова Капри шла военная бирема. Принцепс заметил корабль и, пытаясь понять, кто направлялся к нему, громко заговорил, чтобы привлечь к себе внимание префекта:
– Ты сегодня мне сказал, дружок, но я плохо слушал…что если бы ты захотел…
– Да, Тиберий, – задумчиво ответил Сеян. – Если бы я захотел, то давно бы стал Цезарем.
– Вот как?
– Да, так. Ведь я помню, что тебя сделали Цезарем преторианцы.
Принцепс, хлопая в ладоши и напряжённо смеясь, воскликнул:
– Великолепная шутка!
– Это не шутка, Тиберий, – угрюмо рыкнул префект.
И он, пожимая плечами, сбежал вниз на пристань. Команды его большого флота, на кораблях которого находилось несколько когорт преторианцев, которые постоянно и всюду сопровождали префекта, быстро начали отталкивать свои суда от каменного причала, при виде грозного Сеяна. Он с удовольствием окинул взглядом своих стражей и круто обернулся к принцепсу.
– Ты сегодня дважды вызвал во мне неудовольствие, Тиберий. И наперёд запомни: только мой добрый нрав и милосердие удерживали мою руку, чтобы не расквасить твоё лицо.
У принцепса ослабли ноги, а глаза наполнились слезами. Он поискал вокруг себя рукой, чтобы опереться, но никто из преторианцев, которые стояли рядом, не поспешил поддержать дрожащего старика.
Сеян, широко расставив ноги и уперев кулаки в живот, смотрел на немощного Тиберия, видел его страх, бессмысленную улыбку и слабое желание распрямиться и принять грозность. Наконец, Сеян, добродушно посмеиваясь, сказал:
– Я подумаю, что мне делать дальше.
И он стремительно взошёл на палубу корабля. Принцепс с лицом, залитым слезами, тупо глядел в след флоту, уходившему к материку, и повторял одну и ту же фразу:
– Нет, не этот убьёт меня.
Военная бирема скользнула в бухту и, замедляя ход, направилась к тому месту причала, где стоял повелитель Вселенной. С его палубы ловко спрыгнул седовласый римлянин, одетый в тогу, быстро пошёл к принцепсу. Тиберий, памятливый на лица, с радостным воплем устремился к нему навстречу.
– Панфера, спаси меня!
И припал к его широкой груди. И, обретя верного и сильного слугу, преобразился. Его лицо искривилось гневом, а кулаки сжались. Он сделал повелительный знак Панфере следовать за ним и твёрдой поступью крепкого человека зашагал по лестнице вверх и, не запыхавшись, поднялся на высокий берег. Тиберий обернулся и бросил яростный взгляд на корабли Сеяна.
– Вот человек, обласканный и поднятый до вершины власти, направляется в Рим, чтобы объявить себя Цезарем, а меня сделать узником этого острова.
– Цезарь, прикажи, и я убью его.
– Нет. Он хитёр. Ты до него, Панфера, так просто не доберёшься.
Принцепс, в задумчивости опустив голову, медленно пошёл по мощёной дороге в сторону виллы Ио, крыша которой была видна за деревьями густой рощи. По обе стороны прямой дороги в маленьких портиках, в открытых беседках на ложах и просто на траве совокуплялись в замысловатых позах юноши и девушки. Но Тиберий, погружённый в свои мысли, не обращал на них внимания, говоря:
– Видят боги, я не способен управлять государством. И не знаю: для какой цели жил. И нужна ли мне жизнь? И почему боги не дают мне смерть? И что я ещё должен сделать в этом мире?
Но едва он вспомнил о Сеяне, как его тело наполнилось энергией, а движения стали точными и быстрыми. Тиберий уже с удовольствием поглядывал на пары спинтриев, останавливался перед ними и с улыбкой сжимал руками девичьи ноги, живот, бёдра, одобрительно похлопывал юношей, которые совокуплялись, стоя на голове или на руках, показывая принцепсу новые позы.
Наконец, Тиберий оторвался от созерцания спинтриев и погрозил пальцем Панфере.
– Только не вздумай рассказать в Риме о том, что ты сейчас увидел. – И он двинулся дальше, бормоча: – Не знаю, как эти блудники появились у меня на острове.
Дойдя до виллы, он спустился в подземелье. Стражники зажгли факелы, распахнули перед ним и Панферой тяжёлые двери. Панфера ощутил страшное зловоние, идущее снизу из темноты, и услышал стоны, вскрики, жалобные просьбы. Тиберий всё боле и более оживлялся, указывал страже – какие клетки с узниками осветить, подбегал к ним и, смеясь, говорил:
– Ты ещё живой? Вот и хорошо. Живи дальше. Я буду за тебя молить богов. – Он с удовольствием похлопал рукой по металлической решётке. – Эй, Гортензий, какие сны видел?
Гортензий сидел в зловонной жиже. Он был сдавлен решётками со всех сторон так, что у него не было возможности распрямиться. Гортензий Флакк тяжело дыша, прохрипел:
– Тиберий, прикажи убить меня.
– Нет, дружок, я тебя ещё не простил.
Тиберий жадно вдыхал запах своей тюрьмы. И с сожалением покинул её, опираясь на руку Панферы.
– Вот я и придумал, Панфера, как уничтожить Сеяна. Он через несколько дней откроет заседание Правительства. В зале его будут охранять только четыре ликтора. Запомни: он ежеминутно боится за свою жизнь. Никогда не снимает панцирь и меч с пояса. А перед входом в зал всех членов Правительства обыскивают преторианцы. Ты – возведённый мной в сенаторское достоинство, сядешь против него. И когда Сенека, читая моё обращение, назовёт его имя, как имя погубителя отечества, бросишься на префекта и убьёшь его. Я дам тебе письма к сенаторам, которые ненавидят его и желают ему смерти…– Тиберий мрачно улыбнулся. – Если ты, Панфера, окажешься неловким, то запомни: я не знаю тебя, и ты не был у меня на Капри.
Они вошли на виллу. Принцепс зычным голосом позвал Сенеку – одного из последних своих друзей, большинство которых погибли под пытками или были брошены в подземную тюрьму. Он продиктовал философу обращение к Правительству.
Спустя несколько часов, бирема с двумя сенаторами на борту помчалась из бухты в море. А принцепс, переходя от одного настроения к другому и то и дело помышляя бежать к надёжным восточным легионам, сел в кресло на высоком берегу, в ожидании условных знаков с материка.
Панфера стоял на палубе биремы и с глазами, полными слёз, смотрел на восток, а его губы едва слышно шептали:
– Мальчик мой глупый, как ты далеко от меня. И, наверное, голодный, без куска хлеба…
И если бы сейчас Панфера мог подняться высоко над морем и землёй, то он бы увидел там, вдали на востоке идущего по каменистой дороге парфянского царства усталого путника в нищенской одежде с поникшей головой. Иногда он останавливался и, опираясь о посох, отдыхал, говоря:
– Прости, Иуда, брат мой возлюбленный… увижу ли я тебя на том свете?
И он, давно забыв, что это смертный грех перед Богом, мечтал о смерти, чтобы как можно быстрей соединиться с Иудой.
И это всё о чём думал Иешуа Мессия, посланец Бога на земле
