Владимир Александрович Андриенко
Дрозды. Последний оплот
– Но ведь искать врага все равно нужно, ротмистр.
Деев так говорил с Барком, ибо хотел отвести подозрения от себя. Он сказал ротмистру часть правды – агент красных есть и он работает.
Он сам, штабс-капитан Деев был агентом ЧК пусть не по собственной воле. Пусть не из политических предпочтений. Но ради своей дочери он будет работать на красных.
– Скажите, ротмистр, а можем ли мы проверить штаб главного командования?
– Что? – не понял ротмистр. – Вы о чем?
– Если выяснится что-то по штабу.
– По штабу барона Врангеля? Вы сошли с ума, штабс-капитан? Кто даст вам право проверять штаб?
– Но если сделать это тайно? Вдруг придется, и я хочу знать размеры наших полномочий.
– В штабе барона у нас их нет. Но с чего вы взяли, что ниточка приведет вас к штабу?
– Я просто высказал предположение, ротмистр…
Крым. Симферополь.
ул. Александра Невского, дом 5, кв. 14.
Чекмесов читал врангелевские газеты.
«Военный голос» кричал о победах и успехе белого движения. Здесь печатали многочисленные приказы Врангеля по армии. Говорилось о производствах офицеров в следующий чин. Это была официальная газета, находившаяся под полным контролем правительства Юга России. «Военному голосу» вторила казачья газета «Сполох».
Но в «Сполохе» говорилось о необходимости расширить военные действия на территорию Кубани.
«Крымский вестник» прямо намекнул о скорой высадке десанта на территорию Кубани. «Всем казакам кубанцам, что ныне служат в частях Русской армии предоставлена возможность перейти в части, которые комплектует генерал Улагай».
Подобная информация промелькнула и в газете «Юг России».
Во время очередной встречи с Деевым Чекмесов спросил:
– Вы читаете газеты?
– Местные?
– А разве есть другие? «Юг России», «Крымский вестник»?
– Нет, – сказал Деев. – Я читал лишь «Военный голос» в последние две недели
– А напрасно. Там нужная нам информация.
– Например?
– О высадке врангелевских войск на Кубани.
– Сейчас идет наступление в Северной Таврии. Врангелю не до юга.
– А я уверен, что именно Кубань станет главным направлением удара для белых. И нам нужны сведения о десанте. Добейтесь командировки в Севастополь.
– Генерал Врангель ныне на фронте. В Мелитополе.
– Но на юге готовят десант. В «Крымском вестнике» сказано, что генерал Улагай формирует части в Севастополе и Феодосии. Нам нужно знать, когда и где они начнут высадку. Какими силами?
– Вы опираетесь на сведения из газет?
– Из газет многое можно узнать, – сказал Чекмесов. – Хотя стоят они слишком дорого. Цена «Крымского вестника» 100 рублей за один номер. При стоимости советских газет по 3 рубля за номер в Москве. Но я не жалею денег. Ибо в номере «Вестника» сказано что казакам, уроженцам Кубани разрешено переводиться в части которыми командует генерал Улагай. Это еще одно подтверждение подготовки десанта.
– Хорошо. Я добьюсь командировки. Но мне придется бросить здесь все.
– Главное – десант на Кубань.
– Я добьюсь командировки в Севастополь. В госпитале лечится много офицеров, которые представляют интерес для контрразведки.
– Когда вы отправитесь?
– Два дня и я буду в Севастополе…
Симферополь.
Контрразведка.
Штабс-капитан Деев среди документов наткнулся на отчет офицера контрразведки Ларионова о проведении секретной операции осенью 1919 года во время наступления ВСЮР16.
Там сообщалось, что по заданию Председателя военного управления Особого совещания генерала Лукомского баронесса София Николаевна фон Виллов была тайно переправлена в «красный» Воронеж.
Среди штаба Ударной группы красных, как сообщал Ларионов, было много бывших офицеров Русской армии, которых стоило переманить обратно. Это полковник Александр Семенович Нечволодов, полковник Владимир Федорович Тарасов и другие.
8-го февраля 1920 года генерал Лукомский по приказу Деникина был уволен со службы и отбыл за границу. Ныне его ни о чем не спросишь. Также не было в списках больше и штаб-ротмистра Ларионова. Он пропал в декабре 1919 года. Но получалось, что прапорщика баронессу фон Виллов привлекали к такой работе.
– Господин подполковник, – обратился Деев к Васильеву.
– У вас что-то срочное, штабс-капитан? Я слишком занят теперь.
– Вы знаете баронессу фон Виллов?
– Софию Николаевну? Отлично знаю. Эта женщина – храбрый офицер. И красавица, каких мало. И нам помогла не один раз.
– Контрразведке?
– Именно так.
– Я нашел отчет офицера контрразведки Добровольческой армии Ларионова. Баронесса тогда выполняла задание Председателя военного управления Особого совещания генерала Лукомского.
– И что?
– Но это здание не для простого прапорщика. С чего ей доверили такое важное дело?
– Это не операция контрразведки. Насколько я могу помнить, тогда нужно было переманить обратно некоторых офицеров из штаба красных. Из тех, кто стали военспецами у Троцкого. Возможно, что женщине легче было выполнить задание, чем мужчине.
– Но разве мало было женщин, которых могли использовать?
– Я не знаю мотивов генерала Лукомского. Но зачем вы ворошите старое дело?
– Оно не такое старое, господин подполковник. Прошу вашего разрешения мне посетить Севастополь.
– Сейчас?
– Именно сейчас. Я должен кое-что проверить. И мне нужно попасть в госпиталь, где находится на излечении прапорщик фон Виллов.
– Там сейчас поручик Лабунский. Вам нет нужды ехать.
– Поручик там?
– Да. Он послан с особым заданием в Севастополь.
– А могу я осведомиться о цели его задания, господин подполковник? Или это особо секретная миссия?
– Ничего особо секретного в его миссии нет. Угроза еврейского погрома в Симферополе и ряде других городов Крыма.
– Еврейские погромы? Но это не дело для контрразведки, господин подполковник. Это работа государственной стражи.
– Только в том случае, если погромы не спровоцированы агентами большевиков.
– Господин подполковник! Вы хотите сказать, что большевики Троцкого готовят погромы евреев? Тройский сам еврей.
– Троцкий большевик, господин штабс-капитан. А большевик не еврей. И они готовят не погромы, но провокации в нашем тылу.
– Провокации, господин подполковник?
– Они желают дестабилизировать положение в нашем тылу. И часть ярых антисемитов большевики отпускают из своих тюрем и дают им возможность добираться сюда. Возьмите хоть нашего священника Востокова? Он способен спровоцировать резню. И таких в Крыму сейчас не один и не два. Вы меня поняли, штабс-капитан?
– Понял, господин подполковник. Но поручик встретит там баронессу? Они пересекутся?
– Уверен в этом. Но встреча поручика и баронессы это уже не дело контрразведки, штабс-капитан.
– Вот как? Тогда у меня еще больше оснований попасть в Севастополь, господин подполковник.
Часть 2
У поручика на ментике узор
Глава 10
Поручик Лабунский
Русская армия летом 1920 года достигла определённых успехов. Белые вырвались из Крыма и заняли Северную Таврию. Была разгромлена красная группа войск под командованием комкора Жлобы. Но все эти победы, не смотря, по пафосный тон крымских газет, решающего успеха не имели. Врангель все еще был «заперт» в Северной Таврии. Необходимо было изменить ситуацию кардинально. Пока победы доставались белым благодаря маневру. Но надолго этого не хватит.
Севастополь.
18 июня, 1920 год.
Пётр Лабунский прочитал в газете «Военный вестник» что 11 июня 1920 года по приказу Главнокомандующего за № 4698 Самурский пехотный полк снова сформирован и вошел в состав 6 пехотной дивизии. Командиром полка назначен подполковник Штерн.
– Штерн стал командиром полка, – сказал он Софии, отбросив газету.
– Капитан?
– Подполковник Штерн. И Самурский полк снова на фронте.
– Ты хочешь сказать, что твое место там?
– Думаю, именно там.
– В отношении меня ты иного мнения, Пётр. С тех пор как мы с тобой снова стали читать местные газеты между нами все чаще возникает недопонимание.
– Дело не в газетах, София. Дело в том, что я мужчина. А ты женщина. Не стоит тебе про это забывать.
– Я и не забыла. И старалась быть в последние дни только женщиной. Но это ты взял в руки «Вестник».
– Прости. Я не хотел тебя обидеть. Но у меня с этим полком много чего связано…
***
Лабунский следующим утром явился в военную канцелярию и спросил, нет ли вызова на его имя.
– Господин поручик Лабунский? – капитан в черной форме ударного корниловского полка поднял на него глаза.
– Так точно.
– Запрос на вас пришел еще третьего дня.
– Как же так? Я ничего не знал.
– Вам приказано срочно отбыть в Симферополь и распоряжение штаба Добровольческого корпуса генерала Кутепова.
– В штаб?
– Но вы ведь подавали прошение о переводе вас в действующую армию? Или вы раздумали?
– Но это вызов в штаб, а не в армию.
–Добровольческий корпус в самом пекле боев, господин поручик. Кстати, а мы с вами не могли раньше встречаться?
– Возможно, капитан. Я на войне с 1914 года.
– Нет. Не на германской войне, поручик. Уже на этой, где русские убивают русских.
– Возможно, – повторил Лабунский. – Я начал свой боевой путь в Дроздовской дивизии в 18-ом году в Ростове!
– Вспомнил! Ростов! Тюрьма! Весна 1918 года! Штабс-капитан Рогов, 12-й драгунский полк. Вернее тогда я был штабс-капитаном. Но ныне капитан. А вы все в поручиках?
– В Ростове в мае 1918-го я был корнетом.
– И это вы тогда помогли нам избежать расстрела?
– Я? Нет, нам помогли дрозды. Если бы не они, ни меня, ни вас бы уже не было в живых.
– А вы уже не в Дроздовской дивизии, поручик?
– Пока нет.
– И вы хотите обратно на фронт? Ныне редко кто туда рвется. Это вам не лето 1919-го. Но, так или иначе, вашу просьбу удовлетворили. Вы едете в действующую армию, поручик.
– А вы, капитан? Вы прочно осели в тылу? Корниловская дивизия сражается на фронте.
– Я знаю, поручик. Но я больше не стремлюсь умереть. А вам желаю удачи…
***
Лабунского удивило это назначение. Подполковник Васильев ему не один раз говорил, что он нужен в контрразведке. Хотя возможно большие потери на фронте внесли коррективы в планы подполковника. Севастопольский госпиталь был переполнен. Прибывшие на излечение офицеры и солдаты говорили о том, какой ценой покупается победа.
– Я постоянно был в первой линии, – рассказывал один подполковник. – Добровольческий корпус Кутепова не сменяется и постоянно наступает. Корниловцы, марковцы и дроздовцы. Вот кто ныне воюет, господа.
– А, правда, что Махно ныне на нашей стороне? – спросили его.
– Кто вам сказал такую ерунду?
– Дак в газетах пишут, ваше высокоблагородие. Мол, Махно воюет против большевиков. Да и разве только Махно? Атаман Володин на нашей стороне против советов.
– Эти атаманы плохое подспорье на фронте, – сказал раненый подполковник. – Как крестьян грабить они в первом ряду. А как идти на красные пулеметы, то тут корниловцы! А такой атаке меня и ранило. Половина офицерской роты была расстреляна, но красные окопы мы взяли.
– А, правда, что красные ныне в плен не сдаются?
– Почему? Очень даже сдаются. И даже потом в нашей армии продолжают войну.
– И как?
– В моем батальоне почти половина бывшие красные. Плохого не скажу – воевали геройски…
***
Дома Петра встретила София и сразу поняла, что отпуску поручика пришел конец.
– Тебя отзывают?
– Да. Через два дня я доложен быть в Симферополе.
– Я еду с тобой.
– София!
– Это не обсуждается.
– Полковник Кальве отбывает завтра! И если ты не сядешь с ним на корабль, то возможно такого шанса больше не будет.
– Но ведь полковник уезжает не навсегда. Он едет с дипломатической миссией.
– Не думаю, что Густав Карлович, когда-нибудь вернется в Россию.
– Наши наступают, Петр. Мы с тобой вчера читали газеты. Положение изменилось. Ты сам принес их в дом.
В газетах Крыма писали о триумфах Русской армии. Армия и флот, по словам Врангеля, блестяще выполнили поставленную задачу.
В области политических отношений, как писали газеты, заключены братские соглашения между правительствами Юга России и правительствами Дона, Кубани, Терека, Астрахани. Налаживаются дружеские связи с Украиной. С Дальнего Востока откликнулся атаман Семёнов, добровольно подчинившийся политическому руководству главного командования как всероссийскому.
– Не думаю, что все обстоит так хорошо, София. Да и не в этом дело. Армия обойдется и без тебя.
– В таком случае она обойдется и без тебя, Пётр.
– София! Я мужчина и я давал присягу. Мы уже обсуждали это много раз.
– И я, по окончании Александровского училища, получив погоны, давала присягу. Потому я еду с тобой. Завтра заберу свои документы из госпиталя, и мы уедем из Севастополя.
Поручик понял, что спорить с баронессой было бесполезно.
– Но меня переводят из контрразведки.
– Куда?
– В штаб Добровольческого корпуса Кутепова.
– В штаб?
– Там я получу назначение.
– В корпусе Кутепова и для меня найдется работа, Пётр. Тем более что корпус наступает. И положение выравнивается.
– Ты думаешь?
– Но наши вышли из Крыма и теснят большевиков. Хоть и я согласна, что наши газеты успехи Русской армии сильно преувеличивают.
– Ты же была в госпитале. Там раненые говорят иное.
– Это было до начала нашего наступления…
***
Симферополь.
22 июня, 1920 год.
Подполковник Васильев вынужден был откомандировать Лабунского в штаб Добровольческого корпуса Кутепова. Генерал постоянно жаловался на отсутствие дельных адъютантов. Его старший адъютант капитан Гессен не справлялся со всем сам.
– Я неоднократно докладывал вам, генерал, как необходимы мне помощники. Но кого вы выделили в качестве младших адъютантов? Они ничего не умеют, и помощи от них нет. Только мешают. Мне нужен офицер знакомый со штабной работой.
– И где я возьму такого, капитан? Это проблема не только моего корпуса. Бардак везде. Хороших адъютантов нет даже в штабе Русской армии.
– Я узнал, что в Крым прибыл бывший адъютант полковника Кальве поручик Лабунский. Мне сказали, что он отлично справлялся с этой работой.
– Кальве? Это Воронежский военный губернатор?
– Он самый.
– Но Кальве покинул Крым. Насколько я знаю. Кто вам рассказал про этого поручика?
– Старший адъютант Кальве ротмистр Рихман. Ныне Рихман служит в канцелярии Симферополя. Он и рассказал мне про поручика.
– И он ныне в Крыму? Этот поручик? Он не уехал с полковником Кальве?
– Нет. Лабунский здесь.
– Странно, иметь возможность поехать в Париж и остаться в Крыму. И где он сейчас служит?
– В распоряжении начальника контрразведки подполковника Васильева. И вы, генерал, можете добиться его перевода к нам. Для вас это легко.
– Кто этот поручик по происхождению?
– Дворянин.
– Где служит ранее?
– В прошлом офицер лейб-гвардии уланского полка.
– Вот как? – Кутепов знал этот полк. – И давно он на войне?
– На войне с 1914 года. Служил под началом Кальве на германском фронте. С весны 1918-го года в Дроздовской дивизии. Был командиром роты в Самурском полку в батальоне Штерна.
– Штерн? Подполковник? Это нынешний командир Самурского полка?
– Так точно, ваше превосходительство.
– И что говорит подполковник про поручика? Вы это выяснили?
– Так точно, господин генерал. Штерн характеризует Лабунского положительно. В нынешних условиях лучшего нам не найти.
– Хорошо, капитан! Я добьюсь его перевода в штаб Добровольческого корпуса под ваше начало…
***
Лабунский по прибытии в военную канцелярию сразу получил назначение в штаб Добровольческого корпуса.
– И вы опоздали поручик. Вам уже два дня как надлежало прибыть к новому месту службы.
– Я прибыл сразу, как получил приказ.
–Вот вам новое предписание, господин поручик. И не задерживайтесь в Симферополе.
–Я должен уладить свои дела по прошлому месту службы и доложить своему начальнику подполковнику Васильеву.
–У вас на это только один день! Завтра вы должны убыть из Симферополя!
–Как прикажете, господин полковник. Насколько я понял, мой начальник уже знает?
–Подполковник Васильев? Знает! Вы ведь опоздали.
–Не своей вине, господин полковник.
–Так поторопитесь теперь. А то победа случится без вас, поручик…
***
Начальник отделения контрразведки подполковник Васильев объяснил ситуацию Лабунскому.
–Меня просто озадачили новым приказом. Вы же говорили, подполковник, что я нужен в тылу. А тут назначение в действующую армию.
–Вы сами подавали рапорты.
–В пехотный Самурский полк. Не в штаб.
–Это личный приказ Кутепова. Я ничего сделать не мог, дабы отправить вас в пехоту под пулеметы, поручик. Кстати роту юнкеров Самурского полка три дня назад выкосило почти полностью. Выжило не больше 20 человек. И прапорщик Слуцкий произведен в подпоручики.
– А меня переводят в штаб?
–У вас хорошие рекомендации. И вы служили адъютантом у Кальве. А капитану Гессену, старшему адъютанту, нужен толковый помощник.
–Значит, вам я больше не нужен?
–Нужен. Но идет наступление и наши дела пока хороши. Вам нужно отбыть в штаб Кутепова нынче же. Они наносят главный удар.
–Как прикажете, господин подполковник. Но я прибыл в Симферополь не один.
–Я знаю.
–Знаете?
–Я начальник контрразведки. С вами баронесса фон Виллов. Отчего вы не отправили её из России?
–Я пытался.
–Тогда возьмите её с собой. Ей найдут место при штабе. Уверен в этом.
–Она рвётся на фронт, подполковник. Не думаю, что для неё это хорошее место. Учитывая наши потери.
–Только бог решает, кому жить, а кому умереть, поручик. Покоримся его воле…
Фронт. Северная Таврия.
Штаб Добровольческого корпуса.
Июль, 1920 год.
15 июля войска корпуса Кутепова прорвали оборону красных и разгромили части 20-й кавалерийской дивизии. Был взят город Орехов. Полки «цветных» дивизий17 продвигались вперед и Лабунский с баронессой не застали штаба на месте. Там была только госпитальная команда и полуэскадрон казаков.
Казачий есаул с подозрением посмотрел на Лабунского и баронессу в военной форме.
–И вы офицер штаба, поручик?
–Я пока не знаю, куда меня определят, есаул.
–А дамочка тоже станет служить в штабе?
–Я не дамочка, есаул, – сразу осадила его баронесса. – Вы невнимательно прочитали мою фамилию. Я прапорщик фон Виллов.
Казак сразу подобрел. О баронессе он слышал много. Да и кто о ней не слышал в 19-ом году?
–Баронесса фон Виллов? Я слышал о вас. Простите меня, прапорщик.
–Ничего.
–Но у вас нет предписания.
–У поручика оно есть.
–Как скажете. Наши ушли вперёд. Несколько дней назад возобновилось наступление. Корниловский и дроздовский ударные полки прорвали оборону красных по флангам. Наши взяли больше тысячи пленных. Вот штаб и переехал. Генерал был в дроздовской форме. А это хороший знак.
–В дроздовской форме? – не понял есаула Лабунский.
–А вы не знали?
–Не знал чего?
–Генерал-лейтенант Кутепов имеет право носить мундиры всех цветных частей нашей армии. И надевает их в зависимости от настроения. Мундир дроздовской дивизии это показатель хорошего настроения генерала. Черный корниловский мундир говорит о нейтральности. А коли в форме марковского полка, то ему под руку лучше не попадаться.
Сам Лабунский на этот раз был в гимнастёрке и «малиновой» фуражке Дроздовского ударного. Форма была новая и получена благодаря стараниям подполковника Васильева.
–Нам нужно как можно быстрее попасть в штаб, есаул.
–Могу отправить вас с обозом. Как раз он выступает завтра утром в расположение 1-го Марковского полка. А оттуда вы сами доберётесь до штаба.
–Что за обоз?
–Боеприпасы и пополнение. Раненые офицеры, после излечения, возвращаются в строй…
***
Командовал обозом капитан Ершов с Марковскими черными погонами и буквами «Г.М.» (Генерал Марков). Что говорило о его принадлежности к особой элитной роте имени генерала Маркова.
–Ершов, – представился он, – из Марковского ударного офицерского полка.
–Поручик Лабунский.
–На вас форма, первого офицерского генерала Дроздовского полка.
–Первое место службы. Затем Самурский пехотный полк Дроздовской дивизии.
–А в германскую воевали?
–Лейб-гвардии уланский полк, – ответил Лабунский.
–Давно, стало быть, на войне?
–С лета 1914 года. Почти шесть лет.
–Давно. А вот я с осени 1915-го. Садитесь рядом со мной, поручик.
–Я не один, капитан. Со мной прапорщик фон Виллов.
–Так посадите его с унтерами на вторую повозку.
–Прапорщик фон Виллов женщина.
–Ах вот как. Тогда прошу рядом со мной.
Обоз состоял из двадцати конных подвод. На десяти были ящики с патронами, на остальных разместились солдаты. Это были бойцы Марковский дивизии, которые получили легкие ранения во время майского наступления.
Сам капитан Ершов был ранен в руку и в ногу при первой же атаке.
–Меня зацепило сразу. Хотя весь 1919 год ни одной царапины! Я уже прослыл среди моих солдат счастливчиком. Так меня в батальоне называли. Но вот судьба отвернулась от меня.
–Почему отвернулась? – спросила баронесса. – Вы уже возвращаетесь в строй.
–Возможно, вы и правы, сударыня. Тогда многих пулемётным огнем навсегда успокоило. Я ведь почти всех, с кем начинал, уже похоронил. Был я и в том бою в 18-ом у станции Шаблиевка, когда сам генерал Марков погиб.
–Второй Кубанский поход? Помню его хорошо.
–И вы там были?
–Нам с баронессой досталось тогда.
–Вы были в Дроздовской дивизией?
–Я с дроздами, а она с конницей Эрдели.
–Хорошее было время. Мы наступали, как и сейчас. Вот только людей осталось мало. Иногда мне кажется, что и вовсе Россия обезлюдела из-за этой войны. Кто мог подумать о таком в августе 1914-го? Думали, что через три месяца в Берлине будем и войне конец. А вон как все получилось.
–Революция, – сказал Лабунский.
–Предательство, – сказала София фон Виллов. – Измена присяге не ведет ни к чему хорошему.
–В феврале 17-го я ведь тоже с красным бантом ходил, господа, – сказал Ершов. – Какие слова говорили, и какие надежды были. Республика, демократическое правительство, свобода слова. А вот что вышло. Война, расстрелы, разруха, голод и тиф. Вот вам и вся революция.
–Случилось то, что должно было случиться, – сказала баронесса.
–Кабы знать, прапорщик. Кабы знать. Я ведь просто окопник. Не гвардеец. Покормил вшей два года и мечтал, чтобы поскорее это безумие закончилось. Затем в демократический союз офицеров поступил. А вы, поручик?
–Красного банта не носил. Но сбежать из России после октября 1917 года хотел.
–И почему не сбежали?
–В Ростове в 1918-ом году меня схватили на вокзале.
–Наши? – спросил Ершов.
–Нет. Тогда Ростов был в руках большевиков. Там была так называемая Донская Светская республика. Вот меня и запихнули в тюрьму как контрреволюционера.
–И как выбрались?
–К городу подошли отряды Дроздовского. А нас, группу офицеров, приговорили к расстрелу. Но привести в исполнение не успели. Вот с тех пор я и воюю, господин капитан…
***
Старший адъютант штаба Добровольческого корпуса капитан Гессен встретил поручика Лабунского на маленькой станции, где располагался штабной поезд. В охранении штаба шел бронепоезд «Святая Русь».
–Поручик Лабунский? Мне верно доложили?
–Так точно, господин капитан.
–А с вами баронесса фон Виллов? Искренне рад вам обоим. Вы не представляете, как мне нужны толковые работники в штабе.
–Я признаюсь вам, капитан, не имею опыта в такой работе, – сказала баронесса.
–Поручик Лабунский имеет и возьмет над вами шефство, – сказал Гессен. – Но нет времени на разговоры. Я должен быстро ввести вас в курс дела. Прошу за мной.
В вагоне, где размешались адъютанты, и телеграфисты царила сутолока. Столы были завалены бумагами и лентами телефонограмм.
–Господин капитан, – доложил какой-то поручик. – Сообщение от полковника Нилова.
–Что там?
–Конный полк отступил под натиском красной кавалерии. Нилов остался без поддержки. А они сильно оторвались от наших сил.
Гессен поспешил доложить начальнику штаба корпуса. Он ушёл, оставив Лабунского на попечение офицера штаба.
–Поручик Семеновский, – представился офицер.
–Поручик Лабунский.
–Ах, это вы! Капитан Гессен много говорил про вас. Может быть, вы разгребете эти вот «Авгиевы конюшни». У меня голова идет кругом. Я второй месяц при штабе и жутко все надоело.
–Вы были в действующей армии, поручик? – спросил Лабунский.
–Два года на передовой. Но после отступления осени 1919-го попал в штаб. Сразу после того как на поезд Кутепова в декабре напали красные и порубили офицеров.
–И призвали вас на штабную работу?
–И меня и капитана Гессена из ставки главнокомандующего. И вот мы здесь. Но я уже завтра возвращаюсь в Симферополь. Ждал только вашего приезда.
–Вы отставляете штаб Кутепова?
–Временно. Я отправляюсь за пополнениями. У нас большие потери. Против нас стоит бригада «червонцев». Дерутся как черти. А у нас полки тают как снег на солнце. Но скоро сами все узнаете, поручик. В пехотных полках 1-й дивизии корпуса в авангарде потери – почти половина состава. Пришлось пополнить их пленными красными. Благо их захватили больше пяти тысяч.
–И наши части пополняются пленными красными в такой обстановке?
–А кем прикажете их пополнять? У нас нет резервов. Вот бронедивизион Нилова оказался в окружении. Я вижу на вас дроздовскую форму. Значит, вы знаете полковника Нилова?
–Знаю. Хороший и храбрый офицер.
–Жаль будет такого потерять.
–Нилов сумеет за себя постоять, поручик. Я его слишком хорошо знаю.
–Сила силу ломит, господин поручик.
Капитан Гессен вернулся.
–Уже познакомились, господа? Отлично! Не стоит терять времени. Генерал в ярости. Лично поднимает солдат в атаку. Я представляю каким он вернется в штаб. Вы поручик, знаете подполковника Штерна?
–Знаю.
–Тогда вот вам и первое поручение. Отправляйтесь в штаб Самурского полка. С ними нет связи. Генерал на позициях корниловцев. Требует связи со Штерном. Отвезете пакет!
–Я готов!
–Вы ведь служили в кавалерии?
–В уланском полку на германской войне.
–Вам оседлают коня, и получите десять казаков и хорунжего Скибу в сопровождение. Смеяться над вами казаки не станут?
–В седле держусь хорошо.
–Вот и отлично. А то наши адъютанты в седлах настоящее посмешище. Офицеры, а словно собаки на заборах…
Фронт. Северная Таврия.
Позиции Самурского пехотного полка.
Июль, 1920 год.
Подполковник Штерн получил сообщение от ординарца третьего батальона.
–Господин подполковник! Третий батальон ушел с позиций на окраинах деревни Марино.
–Как это ушёл? Без моего приказа?
–Дак связи нет, господин подполковник. У нас всех связистов побило.
–Мне нужно выслушать доклад вашего командира капитана Витебского! Что за черт! Офицеры уходят с позиций без приказа. И еще такие офицеры, в стойкости которых я был уверен!
Ординарец обиделся и ответил командиру полка:
–Капитан Витебский убит еще утром, господин подполковник. Команду принял штабс-капитан Зорин. Затем после его смерти поручик Куликов. Но два часа назад и его убило.
–И кто командует батальоном?
–Батальон ныне сократился до 70-ти человек. И офицер у нас один.
–Кто?
–Подпоручик Слуцкий. Но у него два легких ранения. Он едва на ногах держится.
Штерн отдал приказ капитану Осипову, своему заместителю:
–Капитан! Вы остаетесь здесь за меня!
–А вы, подполковник?
–Я с офицерской ротой иду на помощь третьему батальону. Мне нужно вернуть позиции у Марино.
–Но я могу это сделать, господин подполковник!
–Нет, капитан. Это работа для меня. Капитан Матасов!
–Здесь, господин подполковник!
–Поднимайте офицерскую роту…
***
Вскоре Марино снова было в руках белых. Штерн занял дом, в котором всего час назад были красные. На столе все еще лежала карта с пометками.
–Найти мне капитана Матасова! – подполковник отдал приказ. – А где подпоручик Слуцкий?
–Здесь, господин подполковник.
Штерн посмотрел на офицера всего покрытого копотью. На его погонах из-за черного налёта было не разобрать звания.
– Почему оставили позиции? – строго спросил Штерн.
–У меня осталось слишком мало людей.
–Мало? А вот со мной было 85 человек офицерской роты. И я здесь. А вы, подпоручик…
Штерн махнул рукой. Не время было распекать офицера.
–Ладно! Хватит о плохом! Мы захватили три пулемета. Что состояние?
–Все в рабочем состоянии, господин подполковник.
–Лично проверил, подпоручик?
–Так точно! Красные отступили в большой спешке. И пулеметы и боезапас оставили нам. И как раз вовремя. Мы-то свои «Максимы» при отступлении испортили.
–Всех своих людей собрали?
–Со мной ныне только 63 человека.
–Так мало?
–Это все что осталось от батальона, господин полковник. Но я бы хотел сказать…, – Слуцкий осекся.
–Что? Говорите!
–Нам здесь все равно не удержаться, господин подполковник. Мы слишком далеко от основной линии. А людей так мало. Между тем красные снова бросят на нас свой полк. Вы вытеснили их неожиданной атакой. Но они скоро поймут как нас мало и снова атакуют.
–Ваши предложения, подпоручик?
–Отойти.
В избу вошел капитан Матасов.
–Господин подполковник!
–Сколько? – коротко спросил Штерн о потерях.
–Пятнадцать человек убитыми. Если так пойдет и дальше, то через два дня офицерской роты не станет.
–Поставили заслоны?
–Так точно! Но красные ушли недалеко. Нам бы сюда хоть пару бронеавтомобилей, да артбатарею, да две свежие роты пехоты.
–Никто подкреплений нам не даст, капитан. Но у нас ведь есть пленные.
–Около ста человек, господин подполковник. Я приказал запереть их в двух соседних сараях. Приставил охрану. Но скажу по чести, не стал бы на них полагаться.
–В дивизии мы уже месяц иных пополнений не знаем, капитан. Веди сюда человек по двадцать и строй перед домом.
Штерн безошибочно угадывал людей. Коммунистов определял сразу. Остальным задавал вопросы. Самые простые. Откуда? Чем занимался? Женат ли?
Вот и сейчас он прошелся между пленными в серых шинелях.
–Хорошо воевали, – сказал он. – Но моих офицеров сдержать не так просто. Это вам не интеллигенция в очках, а настоящие окопники. Все в этой роте их рядовых вышли. Вот ты!
Палец подполковника уперся в грудь высокого красноармейца.
–Рядовой Романов, ваше высокородие.
–Романов? – усмехнулся Штерн. – И как ты с такой фамилией за большевиков воюешь? Не родственник государю нашему Николаю Александрычу?
–Никак нет, – совершенно серьезно ответил солдат.
Это вызвало еще больший смех. Но Романов продолжил все так же серьезно:
–Я крестьянин ваш высокородие! Землю ранее пахал. Хлеб сеял.
–Жена есть?
–Точно так! И жена трое ребятишек. Рязанский я. Рязанской значит губернии.
–Я сразу как увидел тебя, Романов, так и понял, что солдат ты хороший.
–Только воевать шибко устал, ваш высокородие.
–Я и сам устал, Романов. Не хочет уходить война проклятая из нашей земли. Что делать. Потому беру тебя в свою роту, Романов. Офицерская рота Самурского пехотного полка.
–Да не офицер я, ваше высокородие. Рядовой.
–А у меня все из рядовых. Офицерская рота она токмо по названию. Давно в ней всех офицеров выбило. Разве вот только сам командир роты капитан Матасов из офицеров.
–Во время германской войны я только унтером был, господин подполковник.
–Видал? – спросил Романова Штерн. – А я при царе был всего лишь поручик. Война то она как нас всех подняла, Романов. Я ведь не на погоны смотреть стану. На поведение в бою. Смирно!
