Владимир Александрович Андриенко
Дрозды. Последний оплот
–И что? У меня с десяток кораблей стоит уже две недели. И никто ничего не грузит. Только то, что оплачено частными лицами. За реальные деньги артели грузчиков работают. Но военные грузы, кто станет оплачивать? Жалование ведомство выдает бумажками, которые обесцениваются каждый час. Рабочие ничего не в состоянии на это купить. Они требуют оплаты своего труда продуктами. Вот у нас ныне два небольших транспорта грузят. Меха, зерно, и еще что-то. Работа кипит. А почему? Оплата производиться господином Рябушинским мукой и консервами.
–Но если вы всё это знаете, господин полковник, то почему молчите?
–Вы свалились с луны?
–Мне уже задавали этот вопрос, полковник Давыдов. Я не с Луны я с фронта. Из пекла, где гибнут наши солдаты и офицеры.
–А здесь сложилась такая система, что нужно дать взятку, господин подполковник.
–Взятку?
–Взятками никто не брезгует. Я поначалу тоже удивлялся. Но теперь нет. Берут все чиновники от низших до высших. Разница только в цифрах, господин подполковник. Но ваше начальство в штабе всё это знает. Я не понимаю, зачем вы собираете эти сведения?
–Где вы служили ранее, полковник?
–До порта? Проводил мобилизацию в Ялтинском уезде. Тоже дело было не из легких. Воевать за Белое дело никто не желает. Население, подлежащее мобилизации поголовно уходит к разным атаманам. Уж коли заставляют служить, то служить не в регулярной армии. А в горных местностях охотиться за дезертирами куда как затруднительно. Татары те особенно не любят нас и помогают скрывать беглецов.
–Черт знает что!
–Но вам это дело с проволокой зачем?
–Приказ!
–Приказ? Им больше делать нечего?
–Союзники требуют расследования. Наверное, это нужно для отчетности. И понадобиться это уже потом.
–Потом?
–После нашего угода из Крыма. Колеса бюрократического механизма вращаются до полной деструкции самого механизма, – ответил Штерн…
Симферополь.
Тревожное ожидание.
8-13 ноября, 1920 год.
Поручик Петр Лабунский прибыл в Симферополь 8 ноября. Город замер в тревожном ожидании. Все знали, что Южная группа красных под командованием Фрунзе готовилась к штурму Перекопа. Люди шептались на улицах о том, что будет? Сдержат ли большевиков?
В ресторациях офицеры и дамы говорили о неприступности Крыма.
–Скоро, господа, здесь будет английская эскадра. И если даже, что трудно предположить, большевики прорвут нашу оборону, то англичане заставят их уйти.
–И что потом?
–Как что? Англичане выступят посредниками в переговорах барона Врангеля и Москвы. Большевики признают Крым. К этому все идет.
Какая-то дама спросила:
–Не неужели красные смогут пройти Перекоп?
–Никогда! Они уже пытались весной этого года. И что? Их отбросили. Так будет и в этой раз.
–А почему госпиталя эвакуируют из Симферополя?
–Раненых просто везут в Севастополь. Вот и все. Так было и раньше.
–Пусть так, но почему вывозят бумаги? Почему эвакуируют архивы?
***
Артифексов присутствовал на совещании штаба генерала Кутепова.
Кутепов начал совещание:
–Господа, офицеры, я прошу вас обратить внимание на карту. Перед вами участок Турецкого вала общей протяженностью 11 километров. Это старый Татарский ров глубиной и шириной 10 метров. Проволочные заграждения и три линии окопов. Вот здесь и здесь. Основные наши силы, как все вы знаете, обороняют перекопские и юшуньские позиции. 8-го ноября, не смотря на сильный западный ветер и 12-ти градусный мороз, ударная группа красных форсировала Сиваш. В группу выходят 15-я, 51-я и 52-я дивизии 6-й армии красных. Оборона кубанской бригады генерала Фостигова была прорвана. В итоге противник захватил Литовский полуостров, в движется в тыл наших перекопских позиций.
Но фронтальная атака на турецкий вал у красных не удалась. Два Корниловских ударных полка отбросили красных с громадными потерями. Полки 51-дивизии потеряли до половины своего состава! Это наш успех, господа.
Дальше говорили другие офицеры.
–Красные ведут наступление с Чухонского полуострова, ваше превосходительство. Они идут в тыл Перекопских укреплений.
–Но там Дроздовская и Марковская дивизии, – сказал Кутепов. – В стойкости этих дивизий я уверен!
–Красные усилены ваше превосходительство. Их усилили – 7-й кавалерийской дивизией и махновским корпусом Каретника. Дроздовцы и Марковцы не смогли изолировать и разгромить красный десант.
–Нужно срочно отводить корниловцев на Юшунские позиции, ваше превосходительство. Нам нельзя допустить их окружения и уничтожения.
–Их поддержит конный корпус Барбовича – сказал Кутепов.
–Но против Барбовича идет Каретник с пулеметными тачанками.
–И что вы предлагаете?
–Нужно задаться вопросом, а что будет, если Барбович не выстоит?
–Барбович имеет почти пять тысяч отборных сабель! Он справиться с махновским отребьем. Это им не села грабить! Здесь воевать нужно!
Артифексов на совещании только слушал. Но он не был глупцом и понимал, что при таком соотношении сил турецкий вал не удержать. Конечно, это не было для него новостью, но он, как и другие, все же наделся на чудо.…
***
Генерал Артифексов прибыл из штаба мрачнее тучи. Он поздоровался с офицерами и сказал:
–Мы отбываем из Симферополя, господа. Прошу всем быть готовыми. Никому не отлучаться в город из моего поезда. Ваши вагоны и купе отныне ваше жилье, господа офицеры.
–А что случилось, господин генерал?
–Выполняем приказ главнокомандующего, господа. Вот и все. Поручик Лабунский!
–Здесь, господин генерал.
–Вы будете меня сопровождать. Вы уже привезли все ваши вещи?
–Я не имею вещей, господин генерал. Все что на мне – это все что имею. Даже чемодана нет.
–Вот и отлично. Идемте со мной в мой вагон!
***
Пётр увидел сидящего прямо на земле в группе раненых молодого офицера с погонами подпоручика, с плохо наложенной на руке повязкой. Он был в грязной шинели и в сапогах с почти оторванными подметками, которые были подвязаны веревками.
Лабунский узнал его сразу. Это был Слуцкий. Тот самый бывший юнкер-студент, встретившийся ему в Новочеркасске в 18-году. Затем он служил с ним и Штерном в Самурском полку и своим мужеством выслужил офицерские погоны.
Лабунский на ходу соскочил с подножки вагона.
–Вы куда, господин поручик? – спросил его один из адъютантов.
–Я скоро вернусь. Мы все равно долго будем стоять на стрелке. Быстро нас никто не пропустит.
–Да что случилось?
–Я увидел знакомого.
Лабунский набросил на плечи шинель, которую держал до этого в руках. Он подошёл в группе раненных.
–Господин подпоручик!
Слуцкий поднял голову.
–Вы мне?
–Вам, Слуцкий! Вы не узнали меня?
–Господин Лабунский?
–Я самый.
–Эким вы стали щеголем! И все еще в поручиках ходите?
–Не везет мне с чинами. Что с вами? Вы ранены?
–В боку дырка и рука вот.
–Где были ранены?
–Красные начали наступление с Чухонского полуострова на Армянск в тыл Турецкого вала. Там стояли наша Дроздовская и Марковская дивизии. Мы контратаковали, но наши атаки успеха не имели. Я пять раз поднимал своих в атаку.
–И вы выжили, подпоручик?
–В пятой атаке был ранен. Думал все! Достал револьвер и приставил к виску. Но мои солдаты вынесли меня с поля боя. Отнесли к нашей офицерской батарее и вернулись на позиции. Потом я узнал, что все они сдались красным. Меня спасли и сдались. Вот так, господин поручик.
–А почему вы здесь?
–Ждем. Нами как видите некогда заняться. Обещали скоро начать эвакуацию раненых в Севастополь. Но вот начнут ли?
Лабунский видел глаза молодых солдат, юнкеров и младших офицеров. Они смотрели на его наброшенную на плечи шинель, на видневшиеся адъютантские аксельбанты и хорошие сапоги. Вся эта масса кое-как перевязанных оборванных людей уже ни на что не надеялась.
–Я постараюсь узнать, подпоручик. Но скажите, вы сами ходить можете?
–Могу.
–Тогда прошу вас за мной.
–Куда, господин поручик?
–В вагон генерала Артифексова из штаба Русской армии.
Слуцкий отказался:
–Не могу, господин поручик. Здесь мои юнкера. Они ранены. Я не могу их бросить.
–Но и помочь не можете, подпоручик.
–Зато могу с ним остаться.
–Хорошо. Ждите. Я постараюсь вам помочь, подпоручик. Вам и вашим людям.
Лабунский решил действовать через Артифексова…
***
–Господин генерал!
–Что вам, поручик? Что-то срочное?
–Да, господин генерал. Я видел на станции раненых юнкеров.
–И что? Там много раненых. И как не прискорбно мне это говорить, они останутся на станции. Никто вывозить их не станет.
–Как же так?
–А вы как думали, поручик? Людям из штаба есть до них дело? И это еще город не побежал, господин Лабунский. Наши успокаивают обывателей ложными новостями с фронта.
–Ложными?
–«Наши солдаты и офицеры своим беспримерным мужеством опрокинули наступающие орды большевиков», – процитировал одну из газет генерал.
–Мне нужно помочь некоторым юнкерам, господин генерал.
–Некоторым? О каком количестве вы говорите, поручик?
–Человек около сорока.
–Вы шутите?
–Никак нет.
–И мне придётся разместить их в моем поезде?
–Но ведь можно найти место, если наши потеснятся. Ведь речь идет о жизни людей.
Артифексов немного помолчал, и спорить не стал. К удивлению поручика он отдал приказ коменданту поезда.
–Давайте сюда ваших юнкеров, поручик. Но вам стоит торопиться.
–А что случилось?
–Обстановка на фронте снова изменилась, поручик. Недавно сообщили. Красные смогли восстановить броды у Владимировки и Строгановки. Идут бои у Юшуньских позиций. Если они прорвутся, то противник хлынет в Крым!
–Это финал, – сказал Лабунский.
–Очень возможно, поручик. Но торопите своих юнкеров! Не думаю, что времени у нас много…
***
Артифексов был прав. 10 ноября 15-я и 52-я дивизии красных прорвали первую полосу обороны Юшуня. 11 ноября в бой вступил конный корпус генерала Барбовича. В районе Карповой Балки корпус понес большие потери в боях с махновским корпусом Каретника…
***
Лабунский проследил за погрузкой юнкеров. Слуцкого он разместил в своем купе, которое делил ещё с двумя офицерами штаба.
–Это похоже на бегство, – произнес Слуцкий, когда поезд тронулся.
–А это и есть бегство, – сказал есаул Лисицын. – Наши там, на позициях обеспечивают нам бегство, господа.
–Неужели красные вошли в Крым? – спросил подпоручик.
–Готовы войти.
–Но как же так? Столь быстро?
–Корпус Барбовича отступает, – тихо сказал есаул. – Этого пока не говорят, но наши потеряли больше половины состава. А корпус Барбовича это 4 тысячи сабель. Я сам служил под его началом, господа. Говорят наши напоролись на стену огня махновских тачанок.
–Что же будет? – спросил Слуцкий.
Двери купе распахнулись. Все увидели первого адъютанта генерала Артифексова.
–Получен приказ главнокомандующего, господа. Мы покидаем Крым.
–Эвакуация армии?
–Да. Красные прорвали Чонгарские укрепления и заняли Абуз-Кирк. Они в Крыму, господа. Армия станет грузиться на корабли в портах Севастополя, Евпатории, Ялты, Керчи…
13 ноября 1920 года части Красной армии заняли город Симферополь…
Ставка главнокомандующего Русской армии.
12 ноября, 1920 год.
Петр Николаевич Врангель после известия о поражении корпуса Барбовича понял, что дальнейшее сопротивление бесполезно. Белые начали повсеместное отступление. Главнокомандующий красным фронтом Фрунзе предложил Врангелю капитулировать.
Барон созвал срочное совещание:
–Господа, – сказал Врангель. – Нам предложено капитулировать и сдать оружие. Предложение поступило от Михаила Фрунзе. На размышление нам дали сутки. Я ни при каких обстоятельствах оружия не сложу. Но и продолжать боевые действия смысла не имеет. Мною отдан приказ о начале эвакуации армии и всех лиц гражданского населения, кто пожелает покинуть Крым вместе с армией. Из господ офицеров и солдат могут остаться, все кто пожелает вверить свою судьбу в руки большевиков. Для эвакуации будут задействованы все суда военного и гражданского флота, какие есть в нашем распоряжении. Я запретил войскам и гражданской администрации уничтожить имущество, которое нам приходится оставлять здесь. Все это принадлежит русскому народу.
Многие высшие офицеры стали возражать:
–Ваше превосходительство!
–Господин главнокомандующий! Мы все ещё располагаем крупными силами в Крыму.
–Мы способны сражаться!
Врангель сказал о тяжелых потерях, которые понес корпус Бобовича.
–Наша лучшая кавалерия отступает. Отступает с боями и дает нам возможность уйти. Красные в Крыму, господа. Многие высказывали предложение навалиться на Красных всеми силами. У меня имеется ответ генерала Кутепова на это предложение. Вот что он сказал: «Положить армию в поле – дело не хитрое. Армию нужно спасать». Потому только эвакуация. Мы мобилизовали все корабли, какие есть и какие могут перевозить людей! Армия станет грузиться на корабли в портах Севастополя, Евпатории, Ялты, Керчи. Вы все отныне занимаетесь только эвакуацией и обеспечением прикрытия. Наша задача вывезти армию и всех гражданских лиц, которые захотят покинуть Крым!
Все присутствующие смотрели на Врангеля. Теперь никто ему не возражал.
Барон немного помолчал, а затем сказал:
–А ведь все могло быть по-другому. Не расстреляй он веру в себя, всё было бы не так, господа.
Врангеля не поняли.
–Вы о чем, ваше превосходительство?
–О чем? О том, что случилось в далеком 1905 году, господа. Мне потом говорили что не случилось никаких последствий того самого страшного 9 января 1905 года! Но вот они последствия! Мужики сбросили нас в море, господа. Русские мужики русские рабочие!
Присутствующие все еще не понимали барона. С чего это он вспомнил далекий 1905-й год?
–Вы говорите о покойном государе императоре, ваше превосходительство?
Барон ответил:
–Тогда во время Кровавого Воскресенья веру в царя многие утратили. Тогда и был нанесен страшный удар по монархии, который привел к тому, что мы имеем сейчас. А выйди Государь к рабочим, и выслушай он народ, ничего бы этого не было. Разве что царь стал бы более популярен. Вспомните, как окреп престиж его прадеда Николая Первого, после его появления во время холерного бунта на Сенатской площади! Но наш царь был только Николай Второй, а не второй Николай…
Севастополь.
Эвакуация.
13 ноября, 1920 год.
Пётр Лабунский 13 ноября занимался документами вместе с генералом Артифексовым. Небольшую часть вывезли, но остальное пришлось сжечь.
–Лично проследите за уничтожением этих бумаг. Вы меня слышали, поручик?
–Так точно, господин генерал. Солдаты уже жгут все во дворе.
–В порту твориться черт знает что. Но я уже зарезервировал для нас места на военном корабле миноносце «Витязь». Вы кстати может взять с собой еще одного человека.
–Кого?
–Это вам решать, поручик.
–Только одного?
–Я зарезервировал всего 10 мест, и знаете чего мне это стоило? Но воинские части грузятся по приказу командования в первую очередь. За солдат беспокоиться не стоит.
–А раненые?
–Насколько я знаю, их уже эвакуировали.
–Уже?
–Главнокомандующий приказал грузить раненых в первую очередь. Так что вы оказали своему подпоручику и его юнкерам огромную услугу. За них вам переживать не стоит. Но ведь вас интересует миссия Красного Креста и баронесса фон Виллов?
–Вы знаете, где она?
–Нет. Я пытался выяснить, зная вашу к ней привязанность, но мне этого не удалось.
–Но ведь она отправилась в Севастополь?
–Да. Но ныне сестры миссии помогают множеству людей. И отыскать её в такой суматохе невозможно. Простите, поручик, но я сделал все, что мог. И запомните, что утром 15-го ноября «Витязь» отходит. Ждать никто не станет. Запомните, поручик.
–Я все понял, господин генерал.
–Знаете, поручик, что сказал барон, по поводу того что мы имеем сейчас? Государь император в 1905 году «расстрелял» веру в себя. Каково сказано?
–Это он про события Кровавого воскресенья?
–Точно. Но не думаю, что мы пожинаем плоды всего одной этой ошибки, поручик. Все сложнее. Гораздо сложнее.
–Ошибок было много, генерал. Но царь Николай, которого прозвали Миротворцем как учредителя Гаагской конференции по разоружению, мог бы тогда принять депутацию мирных граждан, что шли к нему, как к защитнику с его портретами и иконами. Он этого не сделал. Положился на силу.
–Поручик, а большевики ведь убили гораздо больше людей, чем погибло во время Кровавого воскресенья. В десятки тысяч раз больше! И что? Они победили!
–Большевики пришли к власти благодаря насилию и террору. А вот царь был в глазах русского народа защитником сирых и убогих. Он предал их, а теперь эти сирые и убогие столкнули нас в море, генерал.
–Возможно, вы правы, поручик! Но сейчас нужно спешить. На чужбине у нас будет много времени для разговоров «почему?» и «кто виноват?»
Артифексов ушел в сопровождении офицеров. Во дворе он сел в автомобиль и уехал. Конвой ускакал следом. Поручик наблюдал за этим из окна и понимал, что больше на земле Крыма они не встретятся.
Прапорщик из канцелярии был недоволен тем, как медленно выносят бумаги, и приказал выбрасывать все из окна.
Лабунский обернулся к нему:
–Не стоит так торопиться, прапорщик. Если генерал покинул нас, то это не значит, что красные будут в городе через час.
–А когда они будут, господин поручик? – мальчишка чуть не плакал. – Когда? У меня здесь осталась мать. И как вывезти? Я так и не смог добиться у генерала помощи. Ему не до меня.
–Ваша мать в Севастополе? И перестаньте плакать. Вы офицер, а не барышня.
–Да. Простите, господин поручик.
–Вот, – Лабунский протянул ему свой пропуск на миноносец «Витязь». – Вот для вашей матери пропуск, господин прапорщик. Считайте, что генерал Артифексов принес это для вас.
–Мне?
–Да, берите!
–Но… как же вы? Вы, господин поручик?
–Это дополнительное место, на которое я имею право для одного человека. Вы воспользуетесь им для вашей матери. Для вас ведь место и так есть как для офицера штаба.
–Так точно, господин поручик!
–И проследите за уничтожением бумаг. Я отлучусь. У меня есть дело, прапорщик.
–Все будет сделано, господин поручик. Не беспокойтесь!
***
Лабунский через час пробрался в миссию Красного Креста. Там его направили к доктору Курнакову. Это был капитан медицинской службы с повязкой красного креста на рукаве мундира.
–Что у вас за дело, господин поручик?
–Мне нужна прапорщик фон Виллов. Она служила под вашим началом?
–София Николаевна?
–Да.
–Она пробыла в моем подчинении совсем недолго, поручик.
–Но где она сейчас?
–София Николаевна покинула Севастополь вчера вечером.
–Покинула?
–Да.
–И где она сейчас?
–Очевидно уже в Феодосии.
–Как в Феодосии? Но объявлена эвакуация.
–Поручик, всех не эвакуируют. Многие останутся в Крыму. Будем надеяться на милость большевиков. А мужеством Софии Николаевны я восхищаюсь. Так и передайте ей, если найдете, конечно, и если останетесь в живых…
***
Красные полки вошли в Севастополь 15 ноября 1920 года. Белые смогли оторваться от красных на 2 перехода и произвести посадку на корабли без обстрела. Миноносец «Витязь» ушел из порта без поручика Лабунского, который в это время скакал на коне с казачьим отрядом в Феодосию.
Но на подступах к городу поручик узнал, что и Феодосия уже в руках красных.
Они встретили отряд офицеров 1-го дроздовского полка.
–Поручик Лабунский.
–Капитан Нестеров. О! – капитан увидел знак Дроздовской дивизии. – Вы наш, поручик?
–Начинал под командованием самого Михаила Гордеевича Дроздовского в 18-ом году.
–В Феодосию хода нет. Там красные появились еще 14 ноября. Мы вот были в госпитале и взялись за оружие. Весь вчерашний день отбивались.
– Наши корабли уже ушли? – стали спрашивать казаки. – Там ведь наши кубанского корпуса!
–Какое там ушли. 1-я Кубанская казачья дивизия и Терско-Астраханская бригада так и не смогли погрузиться на суда.
–Как же так?
–Бардак был с эвакуацией. Да и красных так скоро не ждали. Все госпиталя с ранеными и больными остались в городе. Офицеров Виленского пехотного полка большевики стреляли прямо на вокзале.
–И что теперь? – стали спрашивать казаки.
–Керчь и Ялта еще в наших руках, – сказал капитан. – Так что не стоит терять времени…
Глава 18
Террор
Не меня ли вчера обнимали
Долгожданные руки – и вот,
Не меня ли в ЧК разменяли
Под шумок в девятнадцатый год?
Борисов Ю.А.
Феодосия.
Арест.
Утро, 16 ноября, 1920 год.
Пётр Лабунский понимал, что баронесса могла остаться в Феодосии и не успеть эвакуироваться. Потому он дальше бежать не стал, простился с товарищами и направился в город, где сдался первому же патрулю 30-й Иркутской дивизии. Красное командование обещало жизнь всем сложившим оружие солдатам и офицерам Русской армии.
– Кто такой?
– Поручик Лабунский! Вот мои документы, господа!
– Давай сюда! А ну глянь кто такой.
Солдат со звездой передал офицерскую книжку командиру. Тот прочитал.
– Ого! От самого Врангеля гость! Как только такого занесло к нам? Обыскать его!
Лабунскому вывернули карманы. Но оружие он отдал сам и больше ничего у него не нашли.
– Нет ничего! Пустой. Чего делать с ним?
– Вы утверждаете, что вы офицер штаба? – спросил командир патруля поручика.
– Я офицер для особых поручений при штабе Русской армии, – повторил Лабунский. – И сдаюсь добровольно.
–Хорошо. Вас проводят до казарм, где временно размещаются все пленные.
–Я готов.
–Скажите, поручик, а я не мог вас видеть раньше? – спросил командир патруля.
–Возможно. Я давно на войне.
Командир перешёл почти на шёпот:
–И я воевал на германском фронте в 1915 году. На Западном участке.
Лабунский понял, что командир не хотел, чтобы его слышали солдаты.
–Вы офицер?
–Был.
–И служите в Красной армии?
–Мобилизован в 1918 году осенью. Воевал против Колчака, затем против Врангеля.
–Вы большевик?
–Нет. Но я командир роты первого батальона 102-го стрелкового полка 30-й Иркутской дивизии Красной армии. И хочу вас предупредить.
–О чем?
–Вас ждут испытания, поручик. Не думаю, что наше командование и особенно чекисты станут выполнять свои обещания по поводу пленных белых.
–Меня могут расстрелять? – спокойно спросил Лабунский.
–Пока нет. Стихийная волна расстрелов уже пошла на убыль. Теперь они станут соблюдать видимость законности. Трибунал, а потом расстрел. Могу дать вам один совет.
–Прошу вас.
–Ваше единственное спасение записаться к ним в армию. Война еще ведь не закончена. Дальний Восток еще не принадлежит Советам. Но берут они не всех.
–Я признался вам, что я штабной офицер.
–Это плохо. Я бы скрыл ваше штабное прошлое, но меня слышали солдаты. Уже ничего не изменить. Но вы всего лишь поручик. Возможно, что это будет к вашей пользе.
–Скажите мне, вы слышали хоть что-то о миссии Красного Креста в Феодосии? Что с ними?
–Ничего не слышал, поручик.
–Может они успели эвакуироваться?
–Я не знаю. Хотя в госпиталях полно раненых из вашей армии. Вывезти многих не успели. А вас интересует персонал?
–Да.
–Я ничем не могу помочь. Простите.
Лабунскому пришла в голову мысль сообщить о себе в ЧК. Ведь если Анна Губельман узнает о нём, то может вытащить и поможет найти Софию.
–Можете помочь, – сказал он командиру.
–Что вы сказали?
–Вы сможете мне помочь, если захотите.
–Чем?
–Сообщите в ЧК обо мне.
–В ЧК? Вы шутите, поручик? Они вас сразу к стенке поставят. Эти господа церемониться не любят.
–Я прошу вас, просто сообщите в ЧК, в главный отдел ЧК при вашей армии. Я не знаю, как это у вас называется.
–И что мне им сказать?
–Что поручик Лабунский арестован.
–И все?
–Да.
–Хорошо. Я постараюсь выполнить вашу просьбу…
***
В городе стразу был организован Особый отдел ЧК при Феодосийском Военно-революционном комитете. Его возглавили бывшие подпольщики Феодосии и сразу же начали расправы с врагами революции.
Командир роты в Иркутской дивизии выполнил просьбу Лабунского и сообщил начальнику Особого отдела товарищу Хромову о пойманном поручике.
–И что мне до этого поручика? – спросил Хромов.
–Я сообщил вам его имя, звание и должность.
–Я все еще вас не могу понять, и что мне до этого поручика? Да знаете, сколько у Врангеля поручиков при разных штабах? Не одна сотня. И мне перебирать всю эту контру?
–Но возможно…
–Офицерьё мы станем расстреливать, товарищ командир. Для того и организован наш Особый отдел. Я врагов знаю. Лично провел в здешнем подполье больше года.
–Но ведь им обещали жизнь, товарищ Хромов.
–Врага нужно уничтожить любой ценой. Или вы забыли, какой кровью нам далась эта война? Вы давно в Красной армии?
–С 1918 года.
–Тогда вы и сами все знаете, товарищ командир.
–Но, возможно, вам стоит сообщить про этого поручика вашему начальству. В штаб армии, например.
–Зачем?
–Я не знаю, но возможно, что он представляет интерес…
Хромов не хотел себя утруждать, но потом передумал и сообщил начальнику Особого отела армии в Севастополь. Оттуда отстучали по телеграфу, что сообщение принято к сведению…
Феодосия.
Бывшие казармы Виленского полка.
День, 16 ноября, 1920 год.
Лабунского поместили в казармах Виленского полка с другими офицерами.
–Поручик Лабунский?
Пётр оглянулся и увидел старого знакомого еще по Воронежу 19-го года.
–Поручик Васнецов?
–Он самый. Рад вас видеть. Как вы здесь? Вы же не офицер Виленского полка.
–А вы поручик? Вы ведь ранее служили в Марковской дивизии.
–Я был в госпитале и меня взяли там. Отправили сюда.
–А я сам прибыл в Феодосию из Севастополя.
–Зачем? Там, насколько я слышал, эвакуация прошла удачно. Не то, что здесь.
–Так повернулись обстоятельства. Не пришлось мне сесть на корабль в Севастополе.
–Вам не повезло. Впрочем, как и всем здесь присутствующим. И выхода у нас с вами нет, поручик.
–Это еще почему? Ведь они обещали рыцарское отношение к пленным, – сказал Лабунский.
–На вокзале вчера массово стреляли офицеров. Это по-рыцарски?
–Но это в горячке боя, поручик. Но теперь горячка прошла.
–Вы сколько на фронте, поручик?
–С весны 1918 года.
–И вы так и не изучили большевиков? Вас ведь уже приговаривали к расстрелу. Вы рассказывали это в Воронеже.
–Было дело, поручик.
–Тогда вас дрозды спасли. Так?
–Да, – подтвердил Лабунский.
–А ныне кто спасет? Нет. Нам с вами не выбраться. Уж если они женщин Красного Креста не щадят, то что говорить про нас.
–Женщин? Из Красного креста? А что случилось? – спросил Лабунский.
–А вы не знаете?
–Откуда. Я только пришел в Феодосию и сразу был арестован.
–Сказали, что солдаты 30-й дивизии красных как заняли госпиталь, так и поставили к стенке пятерых врачей и с десяток сестер милосердия.
–Не может быть!
–Здесь есть люди, что сами это видели, поручик. Поверьте мне, что с нами церемониться они не станут. А на вас еще и аксельбанты остались. Почему не сняли?
–Не успел. Они под шинелью были. Но шинель с меня товарищи красные сняли. Хотели и сапоги стянуть, но передумали. А шинельку их солдат забрал уже у самых ворот нашей «тюрьмы». Сказал, что больно хороша.
–Сейчас снимите.
–Зачем? Я ведь признался кто я такой и мои документы у них.
–Все равно снимите. Они как красная тряпка для быка, поручик. Вы видели рожи наших охранников.
Лабунский снял аксельбант и положил его в карман галифе.
Офицеры расположились в глубине помещения.
Казарма была под завязку наполнена людьми к вечеру. Сюда садили не только офицеров и солдат белой армии, но и некоторых гражданских лиц.
Лабунский и Васнецов уступили место на лавке женщине средних лет.
–Кто вы, мадам? – спросил Васнецов.
–София Аврамовна Мендель.
–И за что вас арестовали?
–Меня арестовал мой бывший работник по фамилии Цывин. Я, господа, была владелицей пекарни. И этот Цывин работал у меня. Но был уволен два месяца назад. А ныне он состоит при отделе ЧК в Феодосийском Военно-революционном комитете. Так он мне представился и назвал буржуйкой и кровопийцей.
–Понятно, мадам.
–Со мной арестовали и моего пекаря господина Баранова. Я сказала им, что это простой работник. Но Цывин сообщил, что Баранов ярый контрреволюционер и заслуживает смерти. Но я, господа, так и не поняла, что он сделал.
–Поддерживал Врангеля, наверное, мадам. Но разве товарищам нужна причина для расстрела?
–Господа! Неужели вы думаете, что нас могут расстрелять? – спросила госпожа Мендель.
Офицеры не стали пугать женщину…
Феодосия.
Бывший кинотеатр «Иллюзион».
Допрос.
Утро. 17 ноября, 1920 год.
На следующее утро офицеров стали переписывать. И одним из первых вызвали на допрос Лабунского. Его привели к командиру ОСНАЗ товарищу Воронкову. Так тот сам представился. Это был плотный мужчина средних лет в кожаной куртке и с кобурой шикарного «Маузера» на боку.
–Этот тот самый? – спросил Воронков у конвойного солдата. – Тот самый, что с побрякушками был?
–Точно он. Наш командир его и заарестовал. А ныне он побрякушки-то с себя снял, товарищ Воронков. Видать большая птица.
–Садитесь, – строго приказал Воронков Лабунскому. – Мне нужно знать кто вы такой?
–Но ваши солдаты завладели моими документами. И я не скрываю, что носил аксельбанты адъютанта.
–Я спросил вас кто вы такой? – снова задал вопрос Воронков.
–Поручик Лабунский, офицер для особых поручений при генерале Артифексове.
–Вот как? Поймали стало быть золотую рыбку! Из самого врангелевского штаба. Отпетый враг! Как оказались в Феодосии?
–Случайно. Отбился от штаба и не смог попасть в Севастополь. Потом узнал, что там красные и бежал в Феодосию.
–А здесь также красные, господин поручик. И вы решили сдаться, после того как сражались против народной власти? Хотите вымолить себе пощаду?
–Я ни о чем не просил, господин Воронков.
–Товарищ Воронков. Но ведь мы с вами не товарищи, не так ли?
Лабунский пожал плечами.
–Так вот, господин поручик, если конечно вы поручик, а не кто-то покрупнее. Староваты вы для простого поручика. Но дело не в этом. Мы разделяем военнопленных на две части. На «чисто-белых», это люди что постоянно служили врагам, и «бело-красных» что были в Красной армии, но по какой-то причине оказались среди белых. Вот вы у нас кто?
–Я «чисто-белый».
–И вы это признаете?
–Я сам не могу себя охарактеризовать. Но с весны 1918 года я служил у белых.
–А до весны 18-го чем изволили заниматься?
–Во время войны служил в кавалерии.
–Где именно?
–В лейб-гвардии уланском полку, – честно признался поручик.
–О! Так вы из дворян, господин поручик! Враг идейный. Чуждый элемент. Из тех про кого товарищ Лацис19 сказал, «истреблять поголовно как класс».
Лабунский не знал, кто такой товарищ Лацис и потому спросил:
–Мой отец был гимназическим учителем. Дед состоял офицером в русской армии.
–В императорской армии вы хотели сказать?
–Тогда иной русской армии кроме императорской не существовало.
Писарь товарища Воронкова записал все ответы Лабунского и попросил его подписаться.
–Если вы согласны с тем, что здесь написано, то поставьте подпись вот здесь.
Лабунский расписался. Воронков отдал приказ его увести.
Казармы Виленского полка.
Доктор Фарли.
День. 17 ноября, 1920 год.
В помещении казарм Лабунский снова встретил Васнецова.
–Как вы, поручик?
–Привели вот с допроса.
–И кто вас допрашивал? – спросил Васнецов.
–Некто по фамилии Воронков.
