Владимир Александрович Андриенко
Дрозды. Последний оплот
–В ставку? В Севастополь?
–Именно так.
–Смена командующего? Значит – правда?
–Деникин уходит с поста главкома добровольно, – сказал Вольский. – Но, впрочем, это совсем не тайна.
–А кто на его место? Слащов?
–Нет. Разве годится генерал Слащов в качестве главнокомандующего? Он не способен возглавить армию в такой трудный час.
–Кутепов?
–Я думаю, что это будет генерал Врангель…
***
Капитан Васильев вызвал к себе поручика Лабунского.
–Когда я, наконец, смогу вернуться в свой полк? – спросил Лабунский с порога.
–А вам хочется вернуться?
–Но ведь меня привлекли к выполнению задания и я его выполнил. Что еще?
–Я просил прикомандировать вас, поручик, к контрразведке.
–Но я не давал согласия…
–Идет война, поручик. И вы будете служить там, где вы нужнее. К тому же рекомендации полковник Кальве дал вам отменные. Штабная работа вам подходит. Особенно в такой час, когда специалистов не хватает.
–Но контрразведка не штаб.
–Но вы будете выполнять задания для штаба армии, поручик. Тем более что вопрос сейчас об обеспечении тыла. Сами должны понимать какое это имеет громадное значение.
–Это я понимаю. Но я чем смогу помочь?
–Нужно выяснить причины дезертирства призывников в одном из районов. И разобраться с тем, как работают наши призывные надзиратели.
–И это должен сделать я?
–Вас там никто не знает, и вы отправитесь тайно в цивильном костюме. Мне нужны размеры злоупотреблений и фамилии тех, кто причастен к этому.
–Вы надеетесь что-то исправить, капитан? – усмехнулся поручик.
–Для начала нужно все выяснить. И мне нужен честный человек, которому я смогу доверять.
–И это я?
–Вы, поручик. Кстати я выполнил вашу просьбу.
–Мою просьбу? – не понял Васильева Лабунский.
–Вы просили меня узнать о судьбе Софьи Николаевны фон Виллов.
–Вы нашли её? Что с ней? Она жива?
–Как много вопросов, поручик. Баронесса жива. Она не попала в плен с остатками Марковской дивизии. Она ныне в Севастополе.
–В Севастополе?
–В госпитале.
–Значит, она ранена?
–София фон Виллов заболела тифом. Но сейчас она идет на поправку. Её жизни ничего не угрожает.
–И она поправится? С ней все будет хорошо?
–Я даже смогу отправить её за границу, поручик. Пусть уезжает в Европу.
–Согласится ли она покинуть Крым?
–После болезни она слаба. Какой из неё теперь солдат?
–Мне бы поговорить с ней.
–Поговорите после того как выполните мое поручение, поручик.
–Как далеко я поеду?
–Поселок Ново-Алексеевка.
–И я поеду под видом штатского?
–Да. Но скрывать своих военных умений вам не стоит. Мне нужно чтобы вы попали под мобилизацию в Крымскую армию, поручик. Не думаю, что для этой работы вам потребуется много времени. Вы все сделаете в две недели и вернетесь в Симферополь. А затем я дам вам отпуск, и вы поедете в госпиталь к баронессе фон Виллов. Итак?
–Я согласен, капитан.
–Вот и отлично, поручик.
–А почему именно Ново-Алексеевка, капитан?
–Этот поселок выбран мной в случайном порядке. Но всюду проблемы одни и те же. Тем более что это недалеко от линии фронта. Не стоит исключать агентов большевиков…
Ново-Алексеевка.
22-24 марта, 1920 год.
Лабунский был в старой поношенной армейской шинели, под которой был мундир инженера-путейца без петлиц, армейские галифе и видавшие виды сапоги.
Одеждой его снабдил капитан Васильев и приказал вывести почти до линии разграничения.
–Смотри, поручик, здесь можно нарваться и на красных. У тебя должны быть истории на все случаи.
–Они у меня есть. Как вы знаете, меня совсем недавно мобилизовали в пулеметную команду комбрига Хотиненко. И я учил его солдат обращаться с «Максимом» и «Викерсом». Опыт уже имеется.
–Вот и отлично! Удачи, поручик. И вернитесь живым.
–Я и не собираюсь умирать на этом задании, капитан.
Лабунский добрался до поселка на крестьянской телеге. По пути разговорил крестьянина.
–И как у вас житье ныне?
–Дак как везде, мил человек. Хотя скажу, что в нашей-то губернии получше будет, чем в самой Москве. Вот как.
–А ты бывал в Москве, дядя?
–Сам не бывал. Врать не стану. Но вот сосед мой Колька бывал. Не так давно возвернулся к нам. Он сам-то голь перекатная. Ни кола, ни двора нет. Но про Москву рассказал.
–И чего там?
–Голод. У нас-то нет голода. Сам понимаешь, поднакопилось зерна-то. С 1914 года никто не вывозит, как ранее бывало. Война все дороги перегородила. И ныне нам можно зерном торговать. Да вот буржуи-то и не дают.
–Буржуи? Или комиссары?
–Да и те и другие хороши. Комиссары то те всё забрать норовили. Говорили для пользы ихней революции. А пришли белые так и торговлишку разрешили. И мы, мужики значит, у кого хозяйство крепкое, думали вот оно наше-то времечко. А вышло чего?
–Чего? – спросил Лабунский.
–Дак на деньги торговать нам велено.
–И что плохого? – не понял Лабунский.
–Не разумеешь ты нашей жизни мил человек, хоть и образованный. Чего мне ихние бумажки. «Деникинские ленточки» в 1000 рублей они красивые. Спору нет. Но знаешь сколь я скопил их? Цельный сундук ярких бумажек-то! А чего на них купишь?
Лабунский знал, что печатают эти денежные знаки в Новороссийске и Симферополе. «Ленточками» их называли от того, что на денежном знаке достоинством в 1000 рублей был изображен орел, держащий в руках георгиевскую ленту и громовые стрелы.
–А мне, мил человек, товары нужны. Полотна там, али мануфактуры какой. Али скобяного товару. Стекло опять же ценится. А на товары по-ихнему закону, будь он неладен, токмо четверть зерна обменять можно. Остальное на «ленточки». К нам торговцы-то часто наведываются. Вот кто жирует нынче.
–И с чего им жировать? – спросил Лабунский.
–А ты сам посуди. Берёт торговец этот 13 вершков стекла у купца в городе за 200 рублей. Меняет у меня на пуд ячменя и продает тот пуд в том же городе уже за 2 000 рублей. Вот те и барыш! А коли интендантство ихнее хлеб закупает? То и вовсе грабеж средь бела дня.
–А при большевиках лучше было?
–Не лучше, – ответил крестьянин. – Но хоть честнее. Большевики они все отбирают и торговля частная при них запрещена. А белые? Придут и обещания раздают – торгуйте мужики. Власть поменялась. А на деле чего? Тот же грабеж. А ты чего в Алексеевку едешь, милок?
–Так. Может работу какую найду.
–Смотри! Сцапают тебя парень.
–Сцапают? Это кто?
–А приставы, да надзиратели, да стражники. Мало ли кто. Им велено солдат набирать новых. А кто ныне служить то желает? Кто богаче тот взятками откупается от мобилизации. А ты чем откупаться станешь? Образованный – сразу сцапают.
–Может и не сцапают.
–Смотри…
***
Крестьянин оказался прав. Лабунского остановили на первой рогатке.
Отряд государственной стражи из пяти солдат и немолодого подпоручика дежурил в двух верстах от Ново-Алексеевки.
–Кто таков? – спросил офицер.
Лабунский показал документ. Подпоручик просмотрел его и строго спросил:
–Отчего не в армии? Отчего шатаешься здесь без дела? Взять его!
–Но за что? – спросил Лабунский. – Что я сделал?
–Пойдешь под арест. Там разберутся, что ты за птица.
–Господин подпоручик, но по какому закону меня арестовали? Это территория свободной России. А порядки хуже, чем при большевиках.
–Поговори мне еще! Шатается по дорогам разное дерьмо собачье. Обыскать!
Солдаты вывернули карманы Лабунского и забрали у него все деньги и часы. Мужик, который его вез, только пождал плечами. «Говорил я тебе, парень!»
Затем его под конвоем доставили в поселок и поместили в большом амбаре, где уже содержалось больше тридцати человек.
–Еще одного повязали, – сказал высокий молодой человек в пиджаке. – Кажись незнакомый. Ты кто?
–Человек, – ответил Лабунский.
–Вижу что человек. Но откуда здесь взялся?
–Путешественник.
Рядом с ним засмеялись.
–Попал ты путешественник.
–Ныне прокатишься на фронт.
Лабунский спросил:
–На фронт? Это почему?
–Мобилизация.
–Но я не здешний. Как меня могу мобилизовать в этой местности?
Ему снова ответили смехом.
–Да кому есть дело кто ты и откуда? Здесь всем распоряжается капитан государственной стражи Еремеев. Он здесь и царь и бог. Кто мог, тот откупился от мобилизации. А кто не смог, тому дорога в Симферополь в казармы. А оттуда на фронт. У беляков дела-то не шибко блестящие.
–И что? – отозвался кто-то из дальнего угла. – Пущай мобилизуют. Я потом все одно утеку.
–А коли споймают?
–Не споймают. Мне не впервой. Уже в третий раз меня мобилизовывают. В первый раз при красных. Я утек. Красные драпали тогда. Ну, я винтовку бросил, и айда домой. Второй раз по приказу генерала Деникина. Тогда с неделю пробыл на фронте.
–И чего?
–Утек, – сказал парень. – У них теперь никакого порядка нету. Не то, что при царе было. А коли служить то у Махно.
–А Махно?
–Точно вам скажу. Батька-то когда мобилизацию объявляет, то к нему с дорогой душой идут.
Парня поддержали другие:
–У Махны служба не чижолая – сказал сорокалетний крепкий мужик. –Призовут на месяц-два, да и отпускают. А добра за сию пору знаешь сколь набрать можно?
–И ты служил у него?
–Было дело. Это в аккурат когда батьку беляки генерала Слащова трепали. Батька зазря людей не губит. Ежели нападает, то когда и где не ждут его. Я самого батьку Нестора Иваныча не один раз видал. Пришел к нам в полк он тогда и сказал: «Братва! Завтра получаем жалование!»
–Жалование?
–Это у батьки так называлось, – сказал мужик. – Сам он не платил нам ничего. Но пограбить давал. Ох, и досталось нам тогда в карманах побитых офицеров. Батька он жутко злой на офицеров. Рубил без жалости.
–Грабили, значит? – спросил его.
–С чего грабили? – обиделся мужик. – Мы назад свое вернули. Так Нестор Иваныч сказал. Бери награбленное у вас дворянами да офицерами! Мы и брали. Они нас грабили, а мы чего? Смотреть должны?
–А вот ныне, дядя, пошлют тебя супротив Махны. Чего делать станешь?
–А чего с меня взять-то? Я мобилизованный. Батька он с пониманием! Он за мужика стоит. А я кто? Я и есть мужик! Землепашец!
Лабунский сел рядом с высоким парнем в пиджаке.
–Пётр, – представился он.
–Иван.
–Ты здешний?
–Нет. Зазноба у меня здесь. Девка Алёнка. К ней приехал. А люди Еремеева меня сцапали. А выкупить-то некому.
–Выкупить? – не понял Лабунский.
–Дак коли взятку дать нашему подпоручику, то отпустят. А коли нет, то через неделю самое большое будешь в Симферополе. Там, слышно два новых пехотных полка формируют для Крымской армии.
–Слыхал. Но не два, а три. Людей на фронте не хватает.
–Вот-вот. Не хватает. Дезертиров то, почти половина их армии. Как только нашего брата под ружье не загоняют, Петя. Но дураков нет.
–Дураков?
–А ты сам желаешь за этих кровососов воевать? Они карманы набивают, а нам что? Помирать за них? Наш Еремеев и его отряд отовсюду взятки тянет. Мужиков запросто так в амбары садят и стращают. Ежедневно бедняков на площади порют плетьми. Говорят для острастки. Богатые посговорчивее станут.
–Просто так людей берут?
–А то как же.
–Это нарушение закона. В Симферополе я слышал приказы главнокомандующего.
–Эка сказал! – хохотнул парень. – В Симферополе. Здесь закон – капитан Еремеев.
–А если жалобу подать?
–Жалобу? Куда подать?
–Да хоть в канцелярию градоначальника Симферополя.
–На кого? На Еремеева? Дак ведь он не один. С ними сам господин пристав в доле. А у пристава есть начальство в Симферополе. Кто станет разбирать жалобу в такое время? Да еще от кого? Ты кто? Князь? Да и князья ныне стоят недорого. Так то, парень…
***
Утром в амбаре отворили двери, и в помещение вошел статный офицер в добротном английском френче с погонами ротмистра. За ним держался тот самый подпоручик, что взял на рогатке Лабунского.
Подпоручик отдал приказ:
–Всем встать! Построиться у стены! Живо!
Заключённые исполнили приказ. Лабунский тихо спросил Ивана:
–Это и есть Еремеев?
–Нет. Этого я не знаю.
Подпоручик сказал:
–Вот все кто есть в наличии, господин ротмистр. Можно отправлять хоть сегодня. Но конвой нужен хороший. А то дорогой разбегутся.
–Ничего! – сказал ротмистр. – Не разбегутся. Я прикажу повесить одного, и другие поймут, что шутки со мной шутить не надо. Равняйсь! Смирно!
Все замерли.
–Вольно! – сказал ротмистр. – Вы все отныне мобилизованы в Русскую армию. И все будете сражаться с большевиками за свою родину. За Россию. За веру православную. Я шутить с вами не стану. У меня не забалуешь! Коли надумает, кто сбежать, то шомполами не отделается. Повешу на первом же дереве!
Ротмистр стал обходить будущих новобранцев и остановился напротив Лабунского.
–Вот так встреча! – вскричал он. – А я думал показалось! Нет! Это он самый и есть!
–Кто, господин ротмистр? – спросил подпоручик.
–Знакомец мой старый. Али не узнали меня, господин Лабунский?
Пётр не мог поверить. Перед ним стоял ротмистр Рихман, в прошлом старший адъютант Воронежского градоначальника полковника Кальве. Тот самый, с которым они едва не дрались на дуэли.
–Вы его знаете? – спросил подпоручик.
–Знаю. Это мой знакомый по Воронежу. Возьмите его и проводите в отдельную комнату в канцелярии. Я хочу с ним говорить.
–Как прикажете, господин ротмистр. Взять его!
***
Вскоре Лабунский сидел на стуле со связанными руками и перед ним за столом в кресле разместился Рихман.
–Вы не рады меня видеть, поручик? Господин младший адъютант Воронежского военного губернатора.
–Наша встреча для меня полная неожиданность, господин Рихман.
–Неприятная неожиданность для вас, поручик.
–Отчего же так? Вы меня отправите в Симферополь. А там меня сразу освободят. У вас руки коротки, Рихман. Я ведь прибыл сюда не просто так.
–А что это на вас за одежда, поручик? И где ваши погоны? И документы?
–Развяжите мне руки!
–Мне кажется, что вы дезертир, Лабунский. Бежали с фронта?
–Я не бежал. Развяжите мне руки!
–Зачем? Это не мешает вам отвечать на мои вопросы.
–Ваши полномочия, ротмистр?
–Я представитель Симферопольского градоначальника. Отвечаю за проведение мобилизации в ряде населённых пунктов, куда входит и этот поселок. Отряд государственной стражи капитана Еремеева обязан исполнять мои приказы. Но со мной есть и взвод комендантской роты из Симферополя и десять солдат из чеченской конной сотни.
–Я здесь по приказу капитана Васильева. Я не дезертир. Я, поручик Лабунский, временно прикомандирован к отделению контрразведки.
–Васильев? Контрразведка?
–Да. И если вы развяжете мне руки, то я покажу вам мои полномочия, ротмистр.
Рихман неохотно исполнил просьбу Лабунского. Тот растер затекшие ладони и достал из потайного кармана документ, выданный ему накануне капитаном Васильевым. Там стояла подпись полковника Вольского. Её Рихман знал хорошо.
–Простите, поручик. Вышло недоразумение.
Ротмистр отдал документ Лабунскому.
–Надеюсь, вы не держите зла на офицера, который исполнял свой долг?
–Долг?
–Армии нужны новые солдаты. Закон о мобилизации действует.
–А вы знаете о многочисленных злоупотреблениях, которые процветают здесь, ротмистр?
–О каких злоупотреблениях вы изволите говорить, поручик. Я ничего не знаю.
–Я узнал, здесь людей хватают без всяких оснований и сажают в холодную. Затем вымогают деньги.
–Вот как? И кто повинен в этом преступлении?
–Начальник стражи капитан Еремеев. Против него необходимо возбуждать дело о злоупотреблениях…
–У вас есть доказательства? – спросил Рихман.
–Их совсем нетрудно найти.
–Но они у вас есть сейчас?
–Есть сведения, которые нуждаются в проверке.
–Так проводите сами эту проверку, поручик. У вас есть на это особые полномочия. А я, поручик, занимаюсь мобилизацией.
–Но если здешняя стража отпускает мобилизованных за взятки, то это ваше дело, ротмистр.
–У меня есть полный отчет о проведении мобилизации в Бердянском уезде. Из 207 мобилизованных крестьян на 24 марта 1920 года осталось в строю 167 человек. Остальные дезертировали. И еще человек 60 обязательно дезертируют.
– Вы же обещали их вешать, ротмистр.
– Это была простая угроза. Если бы каждого дезертира вешали, то армии не было бы, поручик.
– Взятки должностных лиц?
– Взятки? Вы идеалист, поручик. Как и ваш начальник полковник Кальве.
– Я офицер Русской армии.
– И что? Это мешает вам быть идеалистом? Вы же дальше своего носа не видите. Вы еще о долге русского офицера расскажите. Теперь на юге все чиновники интендантства берут взятки. Люди хотят использовать свои прибыльные должности, пока они у них есть. Вы думаете, что в Воронеже, где мы с вами познакомились, было иначе? Ваш полковник Кальве идеалист и вы ему под стать. Но вас в штабе было только двое таких. Неужели вы верили в то, что белые удержат Воронеж? Вот и хапали, кто мог. И здесь также. И вы не сможете этому противостоять, поручик. Или вы думаете, что я вас боюсь? Боюсь вашего доклада по начальству?
– Есть приказ главнокомандующего…
– Скоро он оставит свой пост, поручик. Время Деникина закончилось.
– Если у нас пошел столь откровенный разговор, ротмистр, то скажите мне – вы верите в победу белого дела?
– Нет, – сразу признался Рихман. – В этой войне победят большевики.
– Вы откровенны.
– А чего скрывать? Это понятно многим.
– Вы думаете, что Советы столь сильны?
Рихман ответил:
– Советы это новая сила, которая сметает все на своем пути. У них есть идея. Я сейчас не стану говорить о том, что это за идея. Но она есть. А что есть у нас? За что мы боремся? За монархию? Нет. Большинство белых против восстановления монархии. За демократическую и свободную Россию? Но крестьяне, которых мы хотим заставить сражаться, не понимают что это такое. Деникин неплохой генерал, но плохой политик. А вот их Ленин и их Троцкий политики хорошие. Они знают, что нужно толпе. Вы читали большевистские газеты, поручик?
– Нет.
– Напрасно. Вы сравните статьи Троцкого в «Правде» и нашего профессора Бернацкого в «Вестнике». Троцкого понимают все! А что такое Бернацкий? Кто понимает его слог, и его мысли из простой среды? Никто! Нам не выиграть этой войны.
Пожалуй, сейчас поручик Лабунский был согласен со своим врагом.
– А что в итоге? – спросил он Рихмана.
– Вы о чем?
– Вы станете просить меня не докладывать о результатах моего расследования? Так?
– Нет, – засмеялся Рихман. – Зачем мне это? Вы еще скажите, что я захочу вас убить, дабы никто не узнал правды. Вы свободны, поручик. Возвращайтесь в Симферополь и докладывайте что хотите.
– Вы не боитесь?
– Со стороны градоначальника Симферополя мне ничего не грозит.
– Вот как?
– Именно так. Я бы даже заключил с вами пари, поручик.
– А контрразведка армии? А генеральный штаб?
– Они ничего не смогут сделать, поручик. Знаете, что я вам скажу по поводу вашего задания?
– Что?
– Есть приказ провести проверку. Вот вам его и поручили. Но что дальше? Результатов не будет.
– Зачем же тогда проводить проверку?
– Потому что есть приказ провести, вот и проводят. Вы поймите, что наказывать чиновников вроде Еремеева никто не станет. Если арестовать и пустить в расход Еремеева то что, по-вашему, измениться, поручик?
Лабунский пожал плечами. Рихман продолжил:
– Других чиновников нет. Их взять неоткуда. И никакие приказы главнокомандующего положения не исправят. Это старая Россия за которую вы сражаетесь, поручик…
Крым.
Симферополь.
28 марта, 1920 год.
Лабунский вернулся в Симферополь и узнал о том, какие перемены произошли. Главнокомандующий Вооружёнными силами Юга России генерал-лейтенант Антон Иванович Деникин сдал полномочия генерал-лейтенанту барону Петру Николаевичу Врангелю.
Еще 18 марта генерал Кутепов заявил, что его добровольческий корпус не верит больше командующему. Деникин сразу ответил, что при таких обстоятельствах он слагает с себя руководство войсками. Было сделано заявление о созыве чрезвычайного военного совета на 22 марта.
Вместе с Деникиным подал в отставку начальник штаба генерал Романовский.
– И кто командует ныне? – спросил Лабунский.
– Барон Врангель.
– Хороший выбор, – одобрил Лабунский.
– Как ты выполнил задание?
– Даже страшно вспоминать про то, что было. На местах нет ни власти, ни закона. Это какое-то первобытное общество, где царит право сильного.
– Так сейчас по всей России. Дай срок. Порядок будет восстановлен.
Капитан Васильев убедил Лабунского написать отчет о своей поездке, и передал его полковнику Вольскому.
Тот прочитал:
«Тыловое начальство, исправники, надзиратели, люди из государственной стражи поставленные охранять закон, берут взятки, за освобождение от мобилизации. Под арест сажают часто совершенно невиновных людей. Их отпускают только за крупные взятки. Я всюду видел только злоупотребления и анархию. Под арест сажаются крестьяне не только без достаточных к тому поводов, но и с целью вымогательств. Приставы смотрят сквозь пальцы на преступления низших органов административной власти. Всюду пьянство, казнокрадство, откровенный разбой. Чиновники высокомерны, продажны, недееспособны и бесчестны!»
– А этот ваш поручик в выражениях не стесняется, – сказал Вольский.
– Режет правду, господин полковник. Но нет оснований ему не верить. Эти сведения подтверждаются и другими источниками.
– Хорошо, капитан. Я доложу об этом по начальству.
– А что касаемо поручика Лабунского?
– Вы начальник отделения, капитан. Решение за вами. Но использовать его стоит на работе касающейся агентов большевиков. Все что касается войны, капитан. Для внутренней работы нужен кто-то более гибкий. И не столь категоричный…
***
Полковник Вольский отправился в канцелярию градоначальника генерала Климовича и представил тому рапорт поручика Лабунского. Тот прочитал и вернул полковнику со вздохом.
– Что-то не так? – спросил Вольский.
– Все не так, полковник. Но что мы с вами можем сделать?
– Но…
– Ничего, полковник, – прервал его генерал.
– Вы назначены на свой пост главнокомандующим генералом Врангелем.
– И что? Вы думаете, что у меня в Симферополе абсолютная власть?
– Командование пытается пресечь разгул и бесчинства многих наших частей, которые отступили в Крым.
– И пока безуспешно, полковник.
– Если арестовать нескольких негодяев и публично расстрелять после быстрого суда…
– Кого расстрелять? Рихмана? Это невозможно. Его никто не даст даже арестовать. Скоро мы ожидаем бывшего статс-секретаря господина Кривошеина. Городской голова Симферополя Арбузов готовит встречу.
– И что? – не понял Вольский.
– Ротмистр Рихман работает на Кривошеина, как стало известно мне совсем недавно. А Кривошеин в новом правительстве Юга министр государственных имуществ. И у него по всему Крыму целая сеть агентов.
– Агентов?
– Людей, которые работают на него. Вы знаете, что ротмистр Рихман был уже арестован год назад?
– Никак нет, господин генерал. Этого я не знал.
– Это было во времена Деникина и Рихмана изобличили в целом ряде вымогательств и насилий. Его предали военно-полевому суду по приказу главнокомандующего Деникина.
– И что?
– Приговорили к каторжным работам. С разжалованием в рядовые. Но поскольку каторги у нас нет, то по заступничеству генерала Шиллинга его снова определили на старую должность. Правда, уже как рядового.
– Но ныне он снова ротмистр.
– Ему вернули чин ровно через месяц. А затем его перекидывали на разные участки работы. Тыловой работы, пока не назначили адъютантом к Воронежскому градоначальнику полковнику Кальве. Знаете, кто подписал приказ о присвоении рядовому Рихману чина ротмистра? Генерал Антон Иванович Деникин.
– Что за ерунда?
– Это не ерунда. Это истина, полковник. Деникин такие приказы подписывал сотнями. Думаете, он помнил о том, что сам приказал месяц-два назад осудить и разжаловать Рихмана? А что вы предлагаете, снова начать следствие по Рихману? А что это даст?
– Тогда зачем мне вообще заниматься расследованиями о злоупотреблениях, а нашем тылу?
– Этого требует новый главнокомандующий. Но он из своего штаба не видит того, что происходит на местах. Это нам грешным видеть надобно. А таких дел у меня сотни, полковник. Даже просмотреть мне их некогда. Тюрьмы Симферополя просто переполнены случайными людьми. На мое имя приходят сотни жалоб и сотни ходатайств. Наша полиция – государственная стража – совсем не понимает понятия «большевизм». Хватают всех и обвиняют именно в «большевизме».
– Тогда что же делать?
–Занимайтесь шпионами красных, полковник. А этих у нас предостаточно.
– А что делать с этим отчетом?
– Я положу его в папку, полковник. Не думаю, что кто-то захочет на него смотреть. И тем более его читать. Нам был дан приказ расследование провести. Мы его провели. Вот и всё…
***
Полковник Вольский вернулся в здание контрразведки. Подпоручик Шипов его адъютант встал при появлении начальника. Он печатал на машинке приказы и списки подозрительных.
– Срочно найдите мне капитана Васильева, подпоручик.
– Как прикажете, господин полковник!
– Приказы градоначальника распечатали?
– Так точно!
Вольский вошел в кабинет. Он достал из стенного шкафа початую бутылку коньяка и наполнил рюмку. Выпил. Снова запер шкаф.
Двери отворились, и на пороге появился Васильев.
– Господин полковник, капитан…
– Входите и садитесь, капитан.
– Что-то случилось, господин полковник?
– Сворачиваем наши дела по поводу злоупотреблений.
– Сворачиваем?
– Полностью.
– Но я не понимаю, вы сказали, что это поручение градоначальника.
– Генерал Климович, градоначальник Симферополя, отдал мне такой приказ. Неделю назад приказал расследовать, а теперь приказывает прекратить.
– И кто этим станет заниматься? – спросил Васильев.
–Если формально – управление государственной стражи. А реально –никто.
– Но там такие злоупотребления. Если копнуть, то все руководство государственной стражи…
– Я знаю, что они во всем этом замешаны. Но даже Климович здесь бессилен. Новый министр государственных имуществ Кривошеин скоро будет здесь и во всем разберется.
– Кривошеин? Он не военный.
– И что с того? Он министр в новом правительстве Юга.
– Значит, оставляем все как есть?
– Именно так, капитан. Мы свое дело сделали и рапорт передали. Все!
– А другие дела?
– Какие другие?
– Мои агенты предупредили об опасности нового еврейского погрома в Симферополе.
– Это еще откуда?
Капитан Васильев доложил полковнику:
– В Симферополе две недели тому назад появился священник отец Василий. Настоящая фамилия Востоков. Сбежал от большевиков. Говорят, сильно пострадал от них. Они расстреляли всю его семью.
– И что? Таких в Крыму тысячи.
– Востоков служит в Симферопольском кафедральном соборе. И говорун он хороший. Произносит такие речи. Призывает к борьбе с евреями-большевиками, что закабаляют русский народ.
– И это производит впечатление на жителей?
– Еще какое, господин полковник. Народ валом валит, дабы послушать проповеди Востокова. Собор даже всех желающих не вмещает. И после его проповеди слышатся крики «Бей жидов!»
– И что вы предприняли, капитан?
– Пока все это только слова, господин полковник. Максимум что делают обыватели – это начистят рожу одному-двум евреям-торговцам. Но во что это выльется завтра?
– А вот это донесение стоит передать самому главнокомандующему, – сказал Вольский.
– Барону Врангелю?
– Именно так. Снарядите кого-то из наших офицеров, капитан. Пусть едет в ставку.
– Поручика Лабунского!
– Лабунского? Да. Пожалуй, даже хорошо если он покинет Симферополь. Пусть будет Лабунский…
