Владимир Михайлович Скрипник
Жилец
Хотя нет, сегодня в кафе работает Ленка, а она просто так не отстанет, придется вести ее к себе домой, а потом провожать до ее дома, а завтра рано на работу. Морока! Нет, это тоже не вариант. Решил зайти в магазин, купить пива и домой. Ничего, что телевизор не работает, так даже лучше, посижу, вспомню сегодняшние стишки, может быть, что-то почитаю, последний номер «Нового мира» даже не открывал, а может, под настроение что-нибудь сочиню. Я направился в сторону гастронома.
Последние события дня прокручивались в голове. Эта неожиданная встреча с Мариной. Так близко такую Марину я видел впервые. Когда сидели в кафе, с удовольствием рассматривал девушку, но рассматривал отчужденно, как разглядывают скульптуру или портрет; красивое лицо с правильными чертами, изящная фигура казалась хрупкой, но некоторые ее движения заставляли думать, что это только кажется, а когда она сказала, что всерьез занимается спортом, всякие сомнения отпали. «Интересно, чем это она занимается? Каким видом? Наверное, гимнастикой!»
Прощаясь с Мариной, я вдруг почувствовал, что ей неинтересен и безразличен, и, может быть, поэтому вдруг неожиданно для себя пригласил ее на какие-то танцы, на которые раньше пару раз по пьянке забредал от скуки. «Вот, блин, как говорят, леший попутал. Зачем морочить голову девушке? Она красива, стройна и, похоже, неглупая и по ее реакции на мое дурацкое предложение можно сказать, что танцы – это последнее, что ее может заинтересовать во мне, и тем не менее она согласилась. Странно! Хотя, почему бы не сходить, а вдруг понравится! Я невольно улыбнулся бредовой мысли. Стал думать, как бы отказаться от затеи с танцами и при этом не обидеть девушку, наверное, она раскаивается, что так необдуманно согласилась с этим предложением, возможно, как воспитанный человек сделала мне одолжение и что теперь?»
Дома, сидя за столом и попивая пиво с сушеной рыбой, купленной возле магазина у какого-то рыбака-алкаша, и не найдя достойного выхода из сложившейся ситуации, решил, что хватит об этом думать, еще впереди пятница и, может, проблема как-то разрешится. В любом случае, ни на какие танцы я не пойду.
В субботу, как договорились, я стоял возле клуба с цветком в руке и ждал Марину. Розу купил по пути, бабка продавала возле магазина. Роза была колючая и вначале я еле держал ее, но потом, уколовшись пару раз, обгрыз колючки зубами и стало вполне приемлемо. Вопреки опасениям, настроение было хорошее и я, как бы глядя на себя со стороны, улыбался этой дурацкой картине.
Марину я увидел издалека, она шла не торопясь, легко и красиво, пышные рыжеватые волосы были распущены и спадали на, в меру загоревшие плечи, широкая, но легкая и полупрозрачная юбка не выставляла напоказ, но и не скрывала юную стройность девушки. Стоявшие неподалеку парни, очарованные ее красотой, молча провожали взглядами.
Марина улыбалась, но не для меня, ее развеселил мой вид. Поздоровавшись, я вручил ей цветок и невольно облегченно вздохнул. Марина все поняла и засмеялась. На танцплощадке уже было много народу, девушки, молодые парни, но сколько я ни глядел, никого не увидел ни старше меня, ни даже ровесников. Громко играла музыка и каждый раз, когда начинался новый танец, парни спешили пригласить Марину, она при этом смотрела на меня, не просила разрешения, а искала защиту. Я, конечно, возражал и вынужден был всякий раз приглашать Марину на танец, а танцевать-то не получалось, делать это, как все вокруг, я не мог, а учиться не хотелось и меня все это скоро стало раздражать.
Похоже, Марине тоже было не комфортно на этих танцах, и мы, обменявшись взглядами, стали пробираться к выходу, а чтобы не потеряться, я взял Марину за руку, она не возражала, но, когда выбрались на свободу, мягко, но решительно ее высвободила. Мы гуляли по аллеям парка, собственно, их было две, и мы по одной шли туда, а по другой – обратно, по пути о чем-то болтали, я шутил, Марина смеялась. Всякий раз, когда мы проходили мимо кафе, я невольно поворачивал голову в его сторону, что не осталось без внимания девушки, и в очередной раз она с улыбкой спросила:
– Может, зайдем?
– Ну, если ты хочешь. – Эти слова вырвались у меня непроизвольно, Марина это поняла и рассмеялась, а я почувствовал себя дебилом.
Мы сидели за столом напротив друг друга. Я пил водку, Марина ела мороженое и запивала лимонадом. Я не мог оторвать глаз от девушки и при виде такой красоты глупо, без какой-либо причины улыбался и нес какую-то чушь. Марина изучала меня взглядом, молча улыбаясь на мои незатейливые шутки, и иногда на самые удачные смеялась. Мне приятно было находиться с ней, сознавать, что она здесь, сейчас и для меня и впервые за много лет хотелось, чтобы она была моей девушкой, хотелось нежно обнимать ее, целовать, чувствовать себя опорой и защитой для нее. Водка очень способствовала моему настрою, но она вскоре закончилась, я поискал взглядом официантку. Марина широко улыбнулась, перехватив мой взгляд, и с нежной заботой тихо сказала: «Наверное, хватит?» и я, не веря себе, с радостью согласился. Мы вышли из кафе. Было уже темно, и я попытался положить свою руку Марине на плечи, но она отстранилась и взяла меня под руку. Черт знает почему, но этот ничего не значивший жест элементарной вежливости привел меня в щенячье умиление, и я шел, действительно, не чувствуя ног. Вот и трансформаторная будка. Пора прощаться. Из-за будки вышли трое парней, при слабом свете трудно было разглядеть их лица, один из них, самый маленький, с надвинутой на глаза кепкой, хрипловатым голосом обратился ко мне:
– Вот что, фраер, чтоб ты знал, это наша девка, а ты вали отсюда, пока цел, и больше рядом с ней не появляйся, я сегодня добрый и не хочу тебя калечить, но в следующий раз пощады не жди.
– Ой, пацаны, это шо такое, скоро ночь, а вы до сих пор еще не в кроватках, а ну живо домой, на горшок и спать, пока я добрый! Повторять не буду.
– Ну, сука, сам виноват, заработал, получай! – в руках у хриплого блеснула сталь ножа.
Я стоял, как заторможенный, на самом деле правильнее без «как» и с восхищением смотрел, как эта маленькая, с виду хрупкая девушка несколькими короткими, не лишенными изящества ударами свалила с ног троих неслабых парней и, с улыбкой обращаясь ко мне, сказала:
– Не обижайся на них, они больше не будут, сейчас пойдут по домам, сходят на горшок и баиньки, да и мне уже пора, дальше я сама, – и глядя на мое растерянное и восхищенное лицо, добавила: – Обо мне не беспокойся. – И шагнула в темноту. Я продолжал стоять понимая, точнее испытывая на себе поговорку «стоять, как вкопанный». Пройдя пару шагов, Марина остановилась и обернувшись ко мне, тихо спросила:
– Ну что, следующего свидания не будет?
Я только сейчас понял, что чуть было по глупости не потерял Марину, заторопился и назначил свидание на завтра. Марина согласно кивнула и уточнила:
– В шесть вечера возле клуба.
Давно забытое чувство восторга охватило меня, так что полдороги я шел с улыбкой до ушей, в таком блаженном состоянии я не был никогда. Хотелось еще чего-нибудь выпить, конечно, в кафе вернуться я не мог, магазин уже был закрыт, и я побрел домой, там у меня всегда чего-нибудь да найдется.
* * *
Так прошло несколько недель. Жизнь вошла в определенное русло. Из-за сменности работы Степана и Натальи всей семьей собирались не часто. Отношения между Галей и Натальей внешне никак не изменились. Наталья нашла себе успокоительно притворное оправдание, что она не обманывает дочь, просто что-то от нее скрывает и это что-то систематически повторялось. Наталья понимала, что это чудовищная ложь, но она ничего не могла с собой поделать, еще сильнее любила Степана, дорожила каждой секундой, когда была с ним вместе. И Степан каждое утро радостно возвращался домой, чтобы поскорее встретиться с Натальей, и если не принимать во внимание Галю, то это были почти семейные отношения между мужем и женой. Галя продолжала любить Степана, и эта любовь не позволяла ей даже в мыслях допустить, что Степан любит еще кого-то, а тем более ее маму, но все тайное не бывает долго тайным.
Однажды утром, когда Степан еще не вернулся с работы, а Наталья работала во вторую смену, Галя ушла в свой магазин. На работе у нее вдруг закружилась голова и Галя почувствовала себя нездоровой, хотелось лечь. Ее состояние заметила заведующая магазином и отправила домой отлежаться, а если лучше не станет, то вызвать врача или самой пойти в поликлинику. Галя вошла в дом, тихо прошла по коридору, чтобы не разбудить Степана. Дверь в мамину комнату оказалась закрытой. Это было необычным. Галя тихонько открыла дверь и застыла от неожиданности: на маминой кровати спали в обнимку голые Степан и мама.
Ужас охватил Галю, она невольно вскрикнула, уронила сумку на пол и опустилась на стул. От ее крика проснулась Наталья. Увидев перекошенное от ужаса лицо дочери, вскочила с кровати и бросилась к ней, но осознав, в каком она виде и что происходит, резко остановилась.
– Мама! Это ты со Степаном! Как ты могла, как вы могли? Ведь вы самые дорогие и близкие мне люди! Мама, что ты наделала? Я же твоя дочь, а ты со Степаном, как это?
От ее криков проснулся Степан. Надев трусы, он встал с кровати и направился к Гале.
– Стой! Не подходи ко мне, предатель, я тебя ненавижу! – голос Гали звенел от злости и боли. Степан остановился.
– Галя, я люблю Наталью, и люблю давно, с первой встречи.
– Как это? – Галя опешила от неожиданности, – ты же говорил, что любишь меня и будешь любить всегда. Выходит, ты мне врал?
– Нет, любимая, не врал. Я тебя очень люблю и буду любить, я хочу, чтобы ты мне верила.
– Верить тебе? После всего, что увидела своими глазами? Уйди!
Степан глубоко вздохнул и молча вышел из комнаты. Галя горько плакала, вытирая платком слезы. Наталья успела надеть халат и плача обратилась к дочери.
– Доченька, я очень виновата перед тобой. Ты пойми меня и прости. Я полюбила Степана, как только его увидела, я и тогда понимала, что между нами не может быть ничего общего, но жизнь распорядилась по-своему и сделала так, что общее у нас – наша любовь и ты. Каково было мне, когда ты привела его в дом и оказалось, что у вас все серьезно, а потом он вошел в нашу семью. Мне очень тяжело было видеть его, встречаться с ним, а потом еще и жить под одной крышей и смотреть, как вы любите друг друга, но ты должна знать, что я всегда желала тебе счастья, чтобы у вас со Степаном все было хорошо, и делала все что могла, чтобы все так и было, о себе я не думала. Но от судьбы никуда не уйдешь, Степан полюбил меня и полюбил давно, а потом…
– Замолчи, я не хочу ничего знать! – Галя перестала плакать, вытерла слезы, резко встала и прошла в свою комнату.
Оставшись одна, Наталья заметалась по комнате. Ужас от происшедшего затуманил сознание, она аккуратно застелила постель, сложила ровной стопкой Степину одежду, поправила занавески, больше делать было нечего. Наталья села на краешек кровати и замерла. Из коридора доносились громкие голоса и хлопанье дверей. Сделав глубокий вдох, Наталья решительно встала и направилась к дочери, чтобы рассказать все без утайки.
Галя резкими движениями выбрасывала из шкафа на кровать какую-то одежду и прочие вещи, а затем заталкивала все это в стоящую на полу дорожную сумку. Забив ее до отказа, застегнула молнии и, сев на кровать, посмотрела долгим холодным взглядом на Наталью.
– Ты зачем сюда пришла, что тебе еще от меня надо? Все, что хотела, ты уже у меня отняла, забрала мужа и изуродовала мою жизнь, что еще? Хочешь рассказать, как тебе было хорошо с моим мужем, точнее, с бывшим мужем, которого ты у меня увела, или рассказать мне сказку, как ты меня любишь и что я у тебя единственный дорогой человек? Все это ложь, и я ничего не хочу слушать.
– Доченька, я…
– Какая я тебе доченька и какая ты для меня мать? Так матери не поступают, ты просто сука, я не хочу тебя ни знать, ни видеть. Галя гневно вскочила и стала лихорадочно одеваться.
– Куда же ты, доченька?
– Не называй меня так, ты не имеешь права. Я ухожу. Живите, как хотите, теперь вам никто не будет мешать, а я проживу как-нибудь без вас, надеюсь, ты не будешь возражать, если я какое-то время поживу на Шанхае.
– Конечно, не буду, о чем ты, доченька.
Галя резко встала с кровати.
– Не смей называть меня так, блядь.
– Галя, как ты можешь говорить такие слова своей… – и споткнувшись о ненавидящий взгляд дочери, замолчала. Галя подхватила сумку и быстрым шагом молча прошла мимо стоящего в коридоре Степана на улицу.
Наталья вернулась в свою комнату и, упав на кровать, горько заплакала, даже не пытаясь сдерживать рыдания. Вошел Степан. Понимая бесполезность слов и утешений, молча сел на кровать. Постепенно рыдания утихли. Наталья поднялась и села рядом.
– Степа, что мы наделали! Я убила свою дочь, она не простит меня никогда и правильно сделает. Как дальше жить, зачем?
Степан, приобняв ее за плечи, произнес:
– Успокойся, все уже позади.
– Что позади? – Наталья, отстранившись удивленно посмотрела на Степана.
– Ложь позади. Теперь нам нечего больше скрывать. Галя знает, что произошло и знает, что мы ее любим, и это главное.
– А как же жить? Мы здесь, а она там наедине со своим горем, надо что-то делать!
Наталья вскочила и заметалась по комнате.
– Успокойся. Ей сейчас никто и ничто не поможет, только время. Ей надо все осознать и принять жизнь такой, какая она есть, и вернуться, а нам остается одно – ждать.
– Сидеть и ждать? Да я с ума сойду.
– Зачем сидеть. Будем жить и верить в то, что Галя вернется и мы заживем втроем без лжи, а вернется она обязательно.
Степан приподнял за подбородок Натальино лицо и поцеловал мокрые от слез щеки и губы.
Наталья доверчиво посмотрела Степану в глаза и, глубоко вздохнув, сказала:
– Ты, в отличие от меня, был готов к этому, – и после непродолжительной паузы тихо добавила, любимый, – и про себя подумала: «Благодарю Бога, что он дал мне тебя!»
Шло время. Наталья и Степан все свое свободное время проводили вместе, общая беда их сплотила. Все их разговоры обычно сводились к Гале, как она там, мы здесь вдвоем, а она одна и думает, что всеми брошенная и никому не нужная. Наталья несколько раз ходила в соседний поселок к магазину, чтобы хоть издалека украдкой увидеть дочь. Иногда, когда Степан работал в ночную смену, Наталья тихо плакала, временами чувство вины обострялось и не давало покоя.
Прошло уже почти два месяца после Галиного ухода. Однажды вечером Наталья и Степан после ужина сидели рядом на диване и смотрели телевизор, когда отворилась дверь и вошла Галя. Поздоровавшись, она, ни к кому не обращаясь, сказала:
– Зашла забрать свою одежду. И с этими словами прошла в комнату.
Спустя некоторое время, побледневшая Наталья последовала за ней. Галя стояла посреди комнаты понуро опустивши голову, подошла к ней, обняла ее за шею и поцеловала в голову, затем положила руки ей на плечи и прошептала:
– Бедный мой ребенок! За что тебе все это?
Галя зарыдала, прижавшись щекой к Натальиной руке.
– Мама, прости меня, за все, что я тебе наговорила! Мне очень стыдно и больно.
– Да что ты, доченька! Я все давно забыла, это ты меня прости, прости за все и поверь, это произошло помимо моей воли, но я все равно чувствую себя виноватой перед тобой.
– Мама, ты ни в чем не виновата. Ты полюбила, я знаю, что это такое, и я поняла, как тяжело было тебе и я знаю, как ты боролась, и и не твоя вина, что любовь оказалась сильнее?
У Натальи сжалось сердце, слезы потекли по щекам, ее ребенок, единственный родной человек понял и простил ее. Она прижала Галю к своей груди. Они стояли, обнявшись, и плакали, как плачут от счастья родные и близкие люди, встретившись после долгой разлуки.
– Мама, я виновата перед тобой, я думала, что ты предала меня и бросила.
– Ну что ты, дурочка моя маленькая, никто тебя не бросал ни я ни Степа. Мы тебя очень любим.
При имени Степана тело Галины напряглось, она отстранилась от Натальи, высвободившись из объятий:
– А при чем здесь Степан, этот предатель? То, что он сделал со мной, я ему не прощу никогда.
– Не говори так! – взволнованно проговорила Наталья, – он очень сильно тебя любит и ему, как и нам обеим, очень плохо после твоего ухода.
– Нет, мама, он любит тебя, я потом вспоминала, как иногда успевала заметить, с какой любовью он смотрел на тебя. Мне бы надо задуматься, но я упорно гнала подобные мысли, а оказалось, зря. Мама, он тебя любит, и любит давно.
На глазах у Гали заблестели слезы.
– Ну да, он меня любит, и я это сердцем чувствую очень сильно, но он любит и тебя, и, я думаю, не меньше, чем меня, а может, и больше.
– Мама, ты так спокойно об этом говоришь! Ведь это же бред, так не может быть, любить можно только одного человека.
– Да, девочка моя, я тоже так думала, а теперь, после всего, что произошло, я смотрю на это иначе. Для обычных людей это действительно так, но Степа не совсем обычный, даже его мать говорила об этом.
– Нет, мама, все это ерунда. Я думаю, что он вообще никого не любит, просто ему так удобно и он нас использует.
– Зачем нас использовать, для чего?
– Не знаю, но жить с ним в одном доме я больше не буду, – и помолчав, мечтательно продолжила: – А помнишь, как мы с тобой жили вдвоем? Я сейчас часто вспоминаю эти времена и знаешь, чего я хочу, давай вернемся в нашу хибару и будем жить там, как прежде, не нужен нам никакой Степан, пусть он живет сам в этом доме.
– Глупенькая! – Наталья обняла дочь, – ты не осознаешь, что время нельзя повернуть вспять. Ты любишь Степана, и не спорь, я это знаю, да и я его люблю. Мы без него не сможем жить, нам без него, а ему без нас будет очень плохо.
– Мама, я тебя не узнаю, – Галя не скрывала своего возмущения. – Жить втроем – это как, он муж, а мы его жены?
– Выходит, так!
– Нет! Я и думать о таком не хочу.
Галя замолкла, молчала и Наталья. Первой заговорила Наталья.
– Я смотрю на тебя и вижу, что ты мне хочешь что-то сказать, но не решаешься, давай, говори, ведь я же твоя мать и мне можно говорить все, без утайки. Давай, я слушаю.
– Понимаешь, мам, я беременна.
– Что?
Глаза Натальи округлились от ужаса и из них брызнули слезы.
– Что с тобой, мама? Я не понимаю! Это тебя огорчило?
– Ой, доченька, в другое время я бы была очень счастлива, но не сейчас. Я тоже беременна и тоже от Степана.
Галя закрыла лицо руками и зарыдала. Наталья тоже плакала, обняв дочь. Через некоторое время Галя решительно отстранилась от Натальи, вытерла слезы:
– Я знаю, что мне делать, не будет никакого ребенка, я сделаю аборт.
– Что-о! И думать об этом не смей! Ты же очень хотела ребенка, а у меня уже есть ребенок, – Наталья обняла дочь и поцеловала ее в висок, – аборт сделаю я, а вы сходитесь и живите своей семьей, я как-нибудь доживу свой век на Шанхае.
– Мама, не говори так, и не дай бог, если ты сделаешь аборт, я себе этого не прощу никогда.
– А если аборт сделаешь ты, что будет со мной? Как я буду жить с этим?
Женщины громко спорили сквозь слезы и не заметили, как в комнату вошел Степан.
– Я все слышал и хочу сказать, как бы не выглядело, для меня это самый радостный день в моей жизни. Стать отцом сразу двоих детей от любимых женщин, я о таком даже не мечтал. Ух, как гора с плеч, теперь, когда мы втроем и наконец между нами нет ни лжи, ни каких тайн, я хочу сказать вам обеим, как сильно вас люблю. Галя, я тебя люблю больше всего на свете, и тебя, Наташа, я очень люблю, люблю не так, как Галю, но люблю очень сильно. Не надо делать никаких абортов, от этого всем будет очень плохо, мы этого не переживем. И еще, Галя, я тебя очень прошу, останься.
Возникла пауза.
– Мама, скажи ему, чтобы он вышел, я его видеть не могу.
Эти слова были для Степана ударом. Он постоял с поникшей головой, затем вышел и осторожно прикрыл дверь.
Женщины стояли друг против друга, опустив глаза.
Наталья нежно обняла дочь, поцеловала ее в лоб и тихо прошептала:
– Бедный мой ребенок, как тебе тяжело, как мне тебя жаль, но ты не плачь, поверь мне, все будет хорошо!
– Мама, ну почему все в жизни складывается не так, как я хочу? Да, ты права, я действительно до сих пор люблю Степана, но не могу ему простить предательства.
– Ничего, девочка моя, со временем ты поймешь, что он тебя не предавал, он, как и я, не смог победить любовь.
– Ко мне? – удивленно спросила Галя.
– Нет, ко мне.
– А-а, ну ладно, мне пора складывать сумку и идти домой, пока еще светло. – засуетилась Галя.
– Давай я тебе помогу. Ты мне скажи, ты там не голодаешь, может, тебе нужны какие-то продукты или еще что, я тебе принесу.
– Нет, мама, ничего мне не надо, – грустно ответила дочь.
Прощаясь, мать с дочерью долго стояли обнявшись.
– Доченька, не забывай меня, приходи, это же твой дом и его двери всегда для тебя открыты. Приходи, я буду тебя очень ждать. Давай я тебя провожу, ты смотри, какая погода, холодно и дождик моросит. Я сейчас, только что-нибудь накину и пойдем.
– Ладно, мама, я обязательно приду, только провожать меня не нужно, сумка нетяжелая, а оттого, пойдешь ты или нет, дождь не прекратится, так что иди в дом, а я пойду к себе.
Через день Галя вновь пришла, пришла к матери. Беременность ее проходила не просто, токсикоз и все такое, и это пугало девушку, особенно по ночам. Галя накручивала себя, боялась, если что-нибудь пойдет с беременностью не так, то помочь будет некому, кроме тети Клавы близких соседей не было, а на нее надежда слабая, поскольку своих детей у тети Клавы не было, да и сама она вряд ли сможет помочь. Может, поэтому, а может, по другим причинам, Галя стала приходить часто, она выбирала дни, когда Степан был на работе. Не стеснённые мужским присутствием женщины говорили обо всем на свете. Галина делилась своими страхами, а Наталья развеивала их своим житейским опытом и мудростью. Поначалу, побыв пару часов Галя обязательно пусть и неохотно возвращалась к себе, потом, если график работы Степана позволял, оставалась на ночь.
В первое время Галя старалась как можно меньше времени проводить в своей комнате, даже спать ложилась вместе с Натальей на ее не очень широкой кровати, что было неудобно обеим. Потом, поборов себя, перебралась на свою кровать. Поначалу мать с дочерью в разговорах старались не упоминать Степана, но со временем ситуация потихоньку менялась. Когда Наталья и Степан работали в ночную смену, Галя готовила им на двоих завтрак и оставляла на столе, заботливо накрыв сверху полотенцем. Однажды случилось так, что Галя заболела. С вечера она себя неважно чувствовала, немного болела голова и хотелось спать, подумала, что это связано с беременностью, ночью у нее начался жар, а утром она не смогла встать с постели.
Нужен был врач. Пришедший с ночной смены Степан почти бегом бросился в больницу, поскольку телефонной связи в поселке не было, и не прошло и часа, как они вместе с Анатолием Моисеевичем вошли в дом. Осмотрев и послушав больную, врач посоветовал положить Галю в больницу, в принципе, ничего страшного нет, но в связи с беременностью, в больнице ей будет лучше. Галя категорически отказалась, а Степан и пришедшая с работы Наталья ее горячо поддержали.
– Хорошо! – не выдержав натиска, согласился врач, – но я вас предупреждаю, что за больной нужен уход и лечение, я вам сейчас выпишу лекарства, а уход вы обеспечьте сами, и если будет хоть малейшее ухудшение, немедленно вызывайте меня. Высокая температура продержится два-три дня, а потом, если правильно лечиться, станет легче, и через неделю с небольшим все пройдет, но это самый лучший расклад, все зависит от правильного ухода. Прошли кошмарные двое суток. Галя практически не спала, а если и впадала в забытье, то ненадолго, и сопровождалось это бредом, она пыталась встать и идти куда-то к Степану, а когда приходила в себя, то звала Наталью. Каждый день приходил врач, осматривал больную и успокаивал Степана и Наталью, что все идет как положено и скоро наступит кризис. Утром на третий день температура спала и Гале стало немного легче. Днем пришел Анатолий Моисеевич, послушал, осмотрел и оставшись довольным, ушел и вместе с ним ушла Наталья, ей нужно было на работу. Степан с Галей остались вдвоем. Молчали. Галя отвернулась к стене и делала вид, что спит. Степан на цыпочках прошел в кухню, быстро что-то там съел и тут же вернулся назад. Галя лежала на спине и из-под закрытых век текли слезы. Взволнованный Степан взял ладонь Галины в свои руки и тихо проговорил:
– Тебе стало хуже, любимая?
– Нет! – не открывая глаз, прошептала Галя, – я думала, что ты меня бросил, я очень прошу, никуда не уходи, мне без тебя страшно.
– Ну что ты, милая, я здесь и буду рядом с тобой и никуда не уйду, даже если ты меня прогонишь, а хочешь, я тебе колыбельную спою. Одну колыбельную я знаю, но на гуцульском, и ты вряд ли что-нибудь поймешь, да и певец из меня еще тот, но, если ты хочешь, я для тебя на все готов.
Галя открыла глаза, улыбнулась и тихо прошептала:
– Пой, я так давно не слышала твой голос.
Степан вспомнил колыбельную своей мамы и тихо запел. Это была тихая песня без начала и конца. Пел долго, Галя с закрытыми глазами слушала, уплывая на волнах чудесной мелодии в сказочную даль. Постепенно голос Степана становился все тише и тише. Галя уснула. Степан никуда не отходил от нее, сидел рядом и не отрываясь смотрел на любимого человека. День незаметно подошел к концу, с работы вернулась Наталья. Быстро приготовив ужин, сменила Степана, отправив его спать, ему в ночную смену. Степан не стал возражать и сделал, как она сказала.
Сон был крепкий, без сновидений. Проснулся он от Натальиного нежного поцелуя.
– Вставай, тебе уже пора.
Степан глянул в окно, была глубокая ночь.
– Сколько же я проспал? Что с Галей? Как она?
– Проспал ты меньше, чем нужно. С Галей все в порядке, не лучше, но и не хуже. Я ей сделала компресс и сейчас она спит. А ты умывайся и садись за стол, ужин уже готов, да и на работу пора.
– И когда ты все успела, любимая!
Степан встал и направился не в ванную комнату, а к Гале.
– Ты куда?
– Я хочу сперва посмотреть, как она.
– Иди смотри, но аккуратно, не разбуди, ей сейчас очень нужен сон.
Утром Степан, как только вернулся со смены сразу зашел к Гале. В комнате был специально устроенный Натальей полумрак. Галя лежала на спине и о чем-то разговаривала с матерью увидев Степана, улыбнулась.
– Ну как ты, любимая?
– Ты пришел и стало лучше. Иди завтракай, мама приготовила, я еще не могу.
В этих простых словах были ответы на многие незаданные вопросы.
– Мама, покорми его, а то он тут будет стоять до самого вечера.
Степан с Натальей вышли в коридор.
– Ну как она? – шепотом спросил Степан.
– Да все так же, температура не падает, но хорошо, что не повышается, правда, ты пришел и ей вроде бы стало лучше.
Степан поцеловал Наталью.
– Ну а ты как? Удалось хоть немного поспать?
– Немного удалось, – и, заметив в глазах Степана тревогу, добавила. Не волнуйся, я же женщина и к тому же мать, а нам, матерям не привыкать к бессонным ночам. Сейчас главное, чтобы Галя выздоровела. Ты ешь, а мне пора и, поцеловав на прощание Степана, вышла. Быстро позавтракав, Степан на цыпочках вернулся в комнату и осторожно сел у кровати.
Галя спала. Дыхание было ровным, хоть и частым. Степан неотрывно смотрел на любимое лицо и незаметно сам уснул, сидя на стуле.
Проснулся он резко, наверное, от того, что на него смотрела Галя, и судя по широко распахнутым глазам, проснулась она давно и лежала не шевелясь, опасаясь разбудить любимого, такого дорогого ей человека.
– Плохой из меня часовой получился, даже не заметил, как уснул. Как ты, любимая, давай померяем температуру, врач сказал, что это очень важно. Может, ты хочешь пить? Есть сок, чай, просто вода. Если хочешь, я компот открою, – виновато засуетился Степан.
– Ничего не нужно, просто посиди рядом и дай мне руку.
Она прижалась щекой к руке Степана и закрыла глаза. Степан сидел не шевелясь.
– Дай термометр, я посмотрю. Очень хорошо, температура немного спала, но еще высокая. Как ты себя чувствуешь? – тихо спросил Степан.
– Я чувствую себя маленьким заболевшим ребенком, все вокруг суетятся, беспокоятся, а ему от этого становится спокойно и уютно, и если при этом ничего не болит, то так, наверное, выглядит счастье, а у меня ничего не болит. – И после небольшой паузы добавила: – Поцелуй меня, я так соскучилась по тебе.
Степан опустился на колени и осторожно поцеловал сухие губы и отстранился, боясь навредить.
– Еще! – прошептала Галя.
Степан склонился над ней для поцелуя, но не успел, горячие Галины руки обвились вокруг его шеи, и она стала лихорадочно целовать его губы, глаза, щеки и, прижавшись к нему, прошептала на ухо:
– Иди ко мне.
Степан высвободился из Галиных объятий и, глядя на покрасневшее возбужденное лицо, полушутливо сказал:
– Я, конечно, не врач, но все же понимаю, что это пока вредно.
– А когда невредно? Я здорова, ну почти здорова.
– Можно, когда будешь не почти, а полностью здорова, а сейчас рано, да и Наталья меня убьет. Ты же не хочешь моей смерти?
Галя опустилась на подушку. Настроение резко испортилось. Отвернувшись лицом к стене, сухо сказала:
– Нет, смерти я твоей не хочу, но мы теперь каждый раз будем спрашивать у мамы разрешения?
– Конечно же нет, и ни у кого, никогда, никакого разрешения мы не будем спрашивать, а Наталью я вспомнил, потому что она твоя мать, она любит тебя и заботится о тебе и будет всегда любить и заботиться, что бы с тобой ни произошло, такова материнская доля.
Галя повернулась лицом к Степану.
– А как ты это себе представляешь? Мы будем спать втроем в одной постели, или мы с мамой будем спать в одной кровати, а ты будешь на ночь забирать к себе одну из нас, я не могу себе представить, как это все будет?
Степан задумался, потом тихо сказал:
– Мы же работаем с Натальей посменно, ты помнишь, мы и раньше редко когда ночевали одновременно, так что я не думаю, что с этим будут проблемы, не в этом главное.
– А в чем? Я и представить не могу, что мне придется тебя с кем-то делить, даже с мамой.
– Главное в том, что все мы любим друг друга. Я люблю тебя, ты любишь свою маму, я люблю твою маму, а она любит меня. Ты не сможешь жить, зная, что сделала маму несчастной, точно так же и твоя мама не сможет, и из всего этого сложилась наша общая любовь. Она одна на нас троих и ее нельзя делить, так нам суждено и нужно жить и радоваться.
– Я умом понимаю, что ты все правильно говоришь и так оно и есть, я хочу, но не могу, сердце такое не принимает, я еще не готова. Наверное, мне нужно время, я буду стараться, только не торопи меня, хорошо.
– Ну конечно, любимая, я буду ждать сколько нужно, – Степан приподнял Галю за плечи, прижал к своей груди и нежно поцеловал.
