Владимир Михайлович Скрипник
Жилец
Вечер получился чудесным, мы выпили вино и при этом действительно ближе познакомились. Асад узнал, что я студентка института международных отношений, что я владею английским и что после окончания буду работать в каком-нибудь посольстве за рубежом или останусь в Министерстве иностранных дел, я еще не знаю. На вопрос, как я здесь оказалась, ответила неопределенно, с нескрываемым недовольством, упомянув родителей, то есть демонстративно «соскользнула с темы». По взгляду Асада поняла, что у него сложилось нужное представление обо мне, что я, видимо дочь влиятельного чиновника и еще с не изжитой юношеской псевдо-самостоятельностью не хочу это обсуждать.
О себе Асад говорил мало и неохотно. Сказал, что он из Афганистана, из известной на его родине семьи старинного рода, что имеет одно законченное университетское образование, он юрист, а второе – военное, недавно окончил авиационное училище здесь, в Советском Союзе, в будущем он военный летчик, а может быть, и нет, еще не знает. В настоящее время живет в Москве и работает в афганском полпредстве. На мои прямые вопросы, касающиеся его личной жизни, отвечал немногословно, отделываясь общедоступными сведениями о своей родине, об истории, традициях. Это было интересно, но уводило от конкретики. С трудом я выяснила, что он мусульманин, но, как он выразился, светский мусульманин и что на родине у него нет жен. На мой дурацкий уточняющий вопрос: «Это как ваш Аятол Хомени?» Асад рассмеялся и назидательно, как взрослый ребенку, разъяснил, что аятолла Хомейни – видный мусульманский деятель, но не афганский, а иранский. И вообще в Афганистане все проще, с исламом в том числе, что женщины у них, если хотят, ходят в светской одежде без паранджи и, если хотят, могут работать наравне с мужчинами, и что многие современные мужчины могут позволить себе в некоторых случаях пить вино.
Так, что вечер вопросов и ответов, хоть и прошел за бутылкой вина, но явно не оправдал возлагаемых Асадом надежд. Расставаясь, я на всякий случай отказалась от предложения проводить меня. Мы договорились встретиться на следующий день, Асад пообещал увлекательную автомобильную экскурсию по городу и сдержал свое слово.
В назначенное время он подъехал ко входу на «Мерседесе» с дипломатическими номерами и потом возил меня по городу, знакомя с его достопримечательностями. Сочи я теоретически знала хорошо, но в действительности была в нем впервые. Все, что мне показывал Асад очень нравилось, особенное впечатление произвел Сочинский ботанический сад своим изобилием диковинных, собранных со всего света растений. Перед поездкой, чтобы повысить значимость Асада в его же глазах, я решила вести себя, как красивая кукла, что оправдывало мои ограниченные знания и демонстрировало невысокие умственные способности. Конечно, нужно было следить, чтобы не переиграть, и как оказалось, к моей досаде, особой необходимости в этих усилиях не было.
Под занавес Асад отвез меня обедать в «Кавказский Аул». В этом шикарном ресторане нас приняли, как долгожданных дорогих гостей, временами казалось, что это ни форма этикета заведения, а действительно Асад был здесь свой. Шеф-повар приготовил и сам подал знаменитый грузинский шашлык из какого-то, специальным образом замаринованного, мяса барашка. Возможно, мне тогда так показалось, но я до сих пор считаю, что ничего вкуснее не ела ни до того, ни после.
Вечером мы опять погуляли вдоль моря, затем пошли в номер Асада пить вино, и я осталась у него на ночь.
Проснулась рано, тихо встала, чтобы не разбудить Асада, и не потому, что оберегала его сон, просто не хотелось лишних вопросов и вообще не было желания разговаривать. Перешла в свой номер, переоделась в спортивную одежду, с удовольствием сделала пробежку вдоль берега, а потом зарядку. После душа и завтрака я опять вышла на берег.
По небу плыли облака, море было спокойное, редкие волны выплескивались на берег и с шипением возвращались назад, в небе беспорядочно парили чайки, распевая свои однообразные, но ненадоедливые песни. Было тепло и уютно, во всем ощущалась гармония природы. Закрыв глаза и подставив лицо легкому, ласковому ветерку, я почувствовала себя всем довольным счастливым человеком, но, увы, это ощущение оказалось очень недолгим.
За спиной зашуршали шаги и раздался раздраженный голос Асада:
– Я проснулся, а тебя нет. Ты почему ушла?
Я с удивлением посмотрела на него и подумала: «Вот как, а ты, оказывается, не очень умен, а жаль!» и молча отвернулась.
– Я тебя спрашиваю!
«Надо же, мне такое в голову не приходило!» – смерив Асада с ног до головы отчужденным взглядом, я холодно спросила:
– Молодой человек, я вас не знаю и не хочу знать, наверное, вы меня с кем-то перепутали, обознались. Отойдите от меня, вы мешаете отдыхать, а впрочем, стойте, я сама отойду и не вздумайте преследовать меня, ни мне, ни вам скандал не нужен! – повернувшись, я медленно пошла вдоль моря. Прекрасного настроения как не бывало, в последние годы я редко ошибалась в людях – и вот досадная неожиданность. В том, что Асад не отстанет, я не сомневалась, но как я буду себя вести с ним, не знала и не хотелось думать об этом. Вот и легкий, курортный флирт, – прошептала я, глядя с легким раздражением на бессмысленные полеты бестолковых, орущих дурными голосами, чаек.
Вернулась в номер, от нечего делать включила телевизор, по всем каналам выступал «лично Леонид Ильич». Выключила, легла на диван. Делать было нечего и делать ничего не хотелось, еще недавно желанный отдых превратился в безделье. «Нет! Так нельзя!». Я решительно встала с дивана, перебрав свой нехитрый гардеробчик, надела широкую юбку из полупрозрачной ткани и к ней предельно открытую блузку. Посмотрела на себя в зеркало, настроение улучшилось, но все еще чего-то не хватало. Ага, прическа! Обойдусь. Сняла заколку-краба и встряхнула головой – «распустила волосы по белым плечам…». Ну, плечи у меня никогда белыми не были, однако из зеркала смотрела озорная довольно симпатичная девчонка. Отошла от зеркала, покрутила головой, а затем юбкой и в целом осталась довольна эффектом. «Ну вот, жизнь налаживается, теперь можно и в свет!»
Все встречные мужчины от юнцов и до стариков задерживали на мне взгляды, меряли с ног до головы и провожали вслед. Если рядом с мужчиной была женщина, она обязательно его одергивала, ставила на место. Мужчины без женщин приветливо улыбались, пытались шутить или предлагали познакомиться. Настроение было прекрасное. Все вокруг было мое и для меня, хотелось от восторга петь, а потом я увидела его. Внешне он ничем особо не отличался от остальных, но по едва уловимым признакам я поняла: он наш и по мою душу. Приветливо улыбаясь, мужчина подошел ко мне, и изменив направление движения, зашагал рядом.
Со стороны казалось, что он «клеит» меня, но на самом деле он тихо сказал: «На главпочтамте до востребования» – и громко добавил: – Девушка, я не хотел вас обидеть, думал познакомиться, но раз не хотите, то…
– Отстаньте от меня, а то я милицию позову, – я говорила нарочито громко и искренне сердито. Поняла, что мой отдых закончился.
Мужчина отстал, а я пошла к сочинскому главпочтамту.
В письме было всего три слова: «Он нам нужен» и приписка: «Отпуск и проживание в номере продлены».
Новое задание не очень противоречило моим желаниям, но одно дело, когда по своей воле, и совсем другое – Хозяин толкает в объятия Асада. Ну да ладно, ведь все идет в приятной последовательности, а не наоборот, надо постараться извлечь максимальную пользу для себя и при этом выполнить работу. Эта комбинация меня неожиданно развеселила, настроение улучшилось.
У двери моего номера лежал букет красных роз. Я улыбнулась: «Нет, это слишком просто, чтобы быть приемлемым». Я открыла дверь, и переступив через цветы вошла в номер.
Вечером я вышла на ставшую традиционной прогулку вдоль моря. Асад стоял на уже привычном месте, в руках он держал большой букет красивых красных роз. Увидев меня, он сделал несколько шагов навстречу, протянул цветы и волнуясь сказал:
– Прости, у меня на родине так нельзя поступать с мужчинами. Понимаешь, я думал, что стал твоим мужчиной, а значит я несу за тебя ответственность, оберегаю тебя, забочусь, но ты должна быть моею, а это значит, что если я рядом, то все свои действия ты должна совершать только с моего одобрения. Это у нас так, у вас все по-другому, и ты мне сегодня это убедительно показала, я понял, получается, что я вел себя отвратительно, очень сожалею об этом и прошу прощения, поверь мне, больше такое не повторится, в знак примирения возьми эти цветы.
Я задержала взгляд на Асаде, похоже, он говорил искренне, наверное, я ему очень понравилась. Замолчал, не сводит глаз с меня и с опаской ждет моего решения.
Ну что за люди эти мужики, он думает, что я возьму этот куст и весь вечер буду таскать его в руках. Я молча обошла Асада и сказала:
– Носить цветы будешь сам.
– Буду, еще как буду! – радостно засуетился Асад. Он понял, что прощен.
Весь вечер мы гуляли молча. Я была задумчива, давая понять Асаду, что он все испортил, и когда все наладится – неизвестно. Потом Асад проводил меня до двери моего номера и очень был огорчен, увидев лежащие на полу уже увядшие розы. Я открыла дверь и посмотрела на Асада, по выражению моего лица он понял, что войти в мой номер ему никак не светит и наш вечер окончен. Он протянул мне цветы и волнуясь сказал:
– К тебе мне нельзя, так может, пойдем ко мне?
Я молча смотрела ему в глаза и думала: «Хам или дурак? А какая разница.»
– К тебе мы не пойдем, я не хочу.
– А когда ты захочешь? –спросил Асад.
Я рассмеялась и захлопнула дверь, а захотела я на следующий вечер.
Отсутствие конкретных инструкций центра, по сути, была сама инструкция, согласно которой я должна максимально «привязать» Асада к себе, что я с успехом уже сделала, и ждать дальнейших указаний. Продленный все же подходил к концу, по плану центра я должна была уехать из Сочи на один день раньше Асада. Несмотря на мой протест, Асад устроил незабываемые проводы с банкетом, который начался все в том же «Кавказском Ауле», продолжился на море, на яхте какого-то арабского шейха, самого шейха не было, но вышколенная команда и прислуга вели себя так, будто я и есть шейх. В номер ко мне мы попали далеко за полночь, там прощались до рассвета, а потом я спала как убитая, в завершение меня отвезли на вокзал в белом кабриолете, украшенном красными розами, при виде которого я рассердилась, но все же не смогла сдержать улыбку и шутливо спросила:
– А эскорт не предполагается?
На лице Асада выразилась досада.
– Я вчера хотел предложить, но побоялся, что тебе не понравится, но ты не беспокойся, сейчас все исправят.
Мне пришлось несколько раз повторить, что ничего не нужно исправлять, что я просто пошутила.
Асад проводил меня в купе, шел впереди и нес мой багаж – небольшую спортивную сумка. «Ну все, скоро этот балаган закончится» – с надеждой думала я, но не тут-то было. Асад широко распахнул двери купе и как же я не подумала, купе было украшено цветами, ну конечно же красными розами, на столике стояла ваза с фруктами. Чтобы скрыть досаду от увиденного я с нарочитой тревогой сказала:
– Асад, зачем? Сейчас придут другие пассажиры, будет неудобно.
– Не волнуйся, не придут, до самой Москвы будешь ехать одна, – самодовольно ответил Асад и тут же обеспокоенно спросил: – Ты визитку не потеряла? Звони! Жаль, что у тебя нет телефона, но ты знай, я очень жду твоего звонка.
В купе вошла проводница с бутылкой шампанского и двумя бокалами, поставила все на столик, вышла, закрыв за собой дверь, и уже в коридоре громко сказала: «Через пять минут отправляемся».
«Ну все, через пять минут кончатся мои мучения». – обрадовалась я. Впоследствии, на протяжении многих лет я вспоминала эти «мучения», как самые прекрасные события моей жизни.
Из вагона я вышла последней, на перроне было пустынно, естественно, никто меня не встречал, собственно, в том, что меня встретят, я нисколько не сомневалась, а как это произойдет, я не знала. С сумкой в руке я вышла в город. Вот и Москва, самый суматошный из всех городов, что я знала. Оглядевшись, заметила одиноко стоявшее в стороне такси с поднятым капотом, прикрывающим верхнюю часть наклоненного туловища водителя. «Вот, это за мной!» – и глядя на часть водителя, с внутренней улыбкой добавила: «Как, однако, весело встречают».
Водитель вылез из машинного нутра, захлопнул капот и якобы случайно заметив меня, пригласил:
– Дамочка, не желаете прокатиться? Домчу в любой конец, только прикажите, ну и, конечно, придется немного заплатить. Ну так что? Вытерев ветошью руки, парень лихо сдвинул на затылок форменную таксистскую фуражку и любезно распахнул дверцу «Волги».
Я постояла несколько секунд как бы в нерешительности, потом махнула рукой и села в машину. Водитель услужливо захлопнул за мной дверь, подчеркнуто суетливо обежал автомобиль, сел на свое место и мы. Загудел двигатель, машина тронулась. Водителя-балагура словно подменили:
– Хотите куда-нибудь заехать или прямо в центр? – деловито поинтересовался водитель.
– В центр.
Ехали молча. На КПП водитель показал дежурному удостоверение и машина заехала на территорию, проехала мимо корпуса, в котором была моя комната, и остановилась возле стоявшего на отшибе серого, внешне ничем не примечательного здания. Водитель, заглушив мотор, протянул мне ключ со словами:
– Ваша комната на втором этаже, дверь открыта. Вас проводить?
Я отрицательно покачала головой. Моя новая комната была намного больше и уютнее прежней. Не успела я оглядеться, как раздался телефонный звонок.
– У вас есть пятнадцать минут, через шестнадцать я у вас, – предупредил голос в трубке.
«Узнаю центр» – отнюдь не с радостной улыбкой подумала я.
Ровно через шестнадцать минут послышался легкий стук в дверь, и она сразу распахнулась. На пороге стоял мужчина азиатской внешности с бесстрастным выражением лица.
– Тебя зовут Соня, а меня зови Мусса, – с легким восточным акцентом быстро проговорил мужчина, – я твой новый куратор. Ты в восточном секторе центра, с сегодняшнего дня активно изучаешь Афганистан. Будешь учить его государственные языки: пушту и дари, учить их тебе придется очень быстро, полным погружением. Сегодня – последний день, когда ты можешь обратиться ко мне по-русски, а я тебе ответить, с завтрашнего дня общение только на афганском, а так, как их два, то будем чередовать: один день все общение на дари, другой – на пушту. Одежда у тебя будет афганская. Чтобы понимать значимость твоей подготовки, ты должна знать, на всем крыле размещены различные службы целиком ориентированы только, на твою подготовку. На этаже помимо твоей комнаты есть спортзал, комната боевой подготовки, учебный класс, тренировочный зал для занятий по этикету и столовая. Кстати, меню твоего питания будет составляться специалистами, чтобы ты ориентировалась в современной афганской кухне. Во всех помещениях имеются экраны телевизоров, они включаются и выключаются дистанционно, передачи по этому телевидению готовятся специалистами, они синхронизированы с обучающей программой, естественно, вещание осуществляется на афганских языках с общей очередностью.
Так началась моя новая напряженная «азиатская» жизнь. Через несколько дней мне напомнили, что я должна позвонить Асаду, и сориентировали, о чем я буду с ним разговаривать. Я позвонила. Асад очень обрадовался звонку и срочно предложил встретиться. Я уклончиво отвечала, что тоже хочу, что я часто вспоминаю наши встречи и мне очень приятно, что мой звонок его обрадовал, но, увы, сейчас совершенно нет времени, потому что мне очень хочется быть с ним ближе и поэтому я факультативно включила в программу своего обучения Афганистан, его культуру и историю, даже начала изучать афганский язык и что все это оказалось трудным, но очень интересно и мне очень хочется встретиться с ним и все ему рассказать, возможно, в ближайшие дни это может произойти. Взволнованный Асад настойчиво требовал, чтобы я назвала свой адрес или хотя бы фамилию, наверное он думал, что так меня найдет. Я отшутилась, пообещав через неделю обязательно встретиться.
В течение следующей недели аналитическая служба центра на основе психологического портрета Асада и его материальных возможностей просчитала наиболее вероятный сценарий предстоящего свидания, спрогнозировала поэтапно поведение Асада, разработала рекомендации по моим реакциям и действиям. Все было расписано до мельчайших подробностей. За день до свидания меня ознакомили с отчетом аналитиков. Я не знала конечной цели моих отношений с Асадом, мне никто не говорил, а спрашивать у нас не принято, но не нужно быть психологом и аналитиком, чтобы понять, что следствием моего будущего поведения у Асада будет развиваться сильное влечение ко мне, очень похожее на любовь и в следствие этого можно будет им манипулировать или, при необходимости, использовать Асада втемную.
Помню, я прочла отчет и мое настроение испортилось, не потому, что мной манипулировали, к этому я привыкла, это была одна из форм работы со мной, досадно было сознавать, что путем незначительных, порой не очень заметных действий, Асад «влюбится» в меня, незаметно изменится его нравственная оценка событий и в результате то, что для него сейчас является непреодолимым барьером, станет в его глазах приятным удовлетворением моего каприза. О значимости, предстоящей мне спецоперации свидетельствует тщательность контроля и управления нашими отношениями.
Первое московское свидание почти полностью прошло в соответствии с разработанным центром сценарием. Встретились мы на Арбате, Асад, не скрывая страстного порыва, тут же предложил не мокнуть под дождем, а поехать в гостиницу «Москва». Я улыбнулась первому стопроцентному совпадению с прогнозом и отрицательно покачала головой:
– Нет, я туда не хочу.
– Почему, это же самая престижная гостиница в вашей стране? – удивился Асад.
– Да там сотрудников спецслужб больше, чем жильцов и я их наверняка заинтересую своим «тесным» знакомством с иностранцем, а после того, как узнают, где я учусь и кто мои родители, они точно от меня не отстанут. Давай лучше погуляем по городу, у меня есть зонт, или посидим в кафе.
Асад обреченно пожал плечами, потом остановился, посмотрел мне в глаза и спросил:
– Где ты живешь? Мы можем пойти к тебе?
Этот «неожиданный» вопрос «застал меня врасплох», я «смутилась».
– Живу я недалеко, – после паузы ответила я, – квартира – комната в коммуналке, в нее поселил меня отец после настоятельной моей просьбы, взамен на обещание никого туда не приводить.
Почувствовав, что я могу нарушить обещание при определенной настойчивости с его стороны, Асад начал меня уговаривать, что мы зайдем ненадолго, посидим, выпьем вина, поговорим, мы же так давно не виделись и он очень сильно скучал. Я не очень категорично возражала, в конце концов Асад «уговорил» меня. Домой мы пошли путем, который пролегал мимо ресторана. Асад зашел в него и вернулся с пакетами в руках. Когда подошли к моему дому, уже стемнело, я показала Асаду окна моей квартиры. Асад обрадовался, что в них не было света, откуда ему было знать, что из-за неплотно задернутых штор за нами наблюдают из нескольких комнат. Осторожно, чтобы не шуметь, мы прошли в мою комнату. Привычными движениями я нашла в темноте выключатель и комната осветилась мягким светом. Она была небольшая, но очень уютная. Перед окном стоял двухтумбовый письменный стол, на котором аккуратной стопкой лежали несколько книг, вообще-то в комнате было много книг, они стояли рядами в книжных шкафах, на стенах висели копии картин и репродукции, центральное место занимал портрет Есенина. Хозяйским взглядом я окинула комнату, все ли в порядке. Быстрым шагом я направилась к кровати на ней сверху, на покрывале, лежала полупрозрачная ночнушка и из того же материала трусы, я быстро убрала все это в прикроватную тумбочку и смущенно улыбнулась Асаду, а про себя отметила, «профессионалы, эффект: «гостей не ждали!»
Асад с интересом осматривал квартиру, мимо его внимания не прошли мои манипуляции с интимными вещами. Я включила проигрыватель, из динамика полилась приятная музыка, пел Ив Монтан. Потом достала из шкафа посуду, бокалы и через несколько минут импровизированный стол был готов. Асад не отрывал от меня глаз, следил за каждым движением. Я невольно улыбнулась про себя: «Вот бы он удивился, узнав, что я впервые нахожусь в этой квартире». Потом мы пили вино с виноградом и конфетами, танцевали. Асад несколько раз пытался меня поцеловать, но это ему не удавалось и вообще возбужден он был если не до предела, то, по крайней мере, в высокой степени, ему очень хотелось уложить меня в постель, впрочем, я была не против, но инструкции требовали от меня другого. Временами я вроде бы опасливо незаметно посматривала на часы и невольно облегченно вздохнула, когда «догадливый» Асад засобирался домой, что явно давалось ему с трудом. Я извинилась за свое поведение, мотивируя необычностью ситуации в квартире и моими обещаниями отцу. Договорились встретиться через неделю возле моего дома и куда-нибудь пойти, Асад обещал что-нибудь придумать.
Через неделю встретились. Асад так ничего и не придумал, кроме большого букета традиционных красных роз, бутылки шампанского и пакетов со сладостями и фруктами. Оставив все это в квартире, мы пошли гулять. Прогулка была короткой и вскоре мы были возле дома. В окнах было темно, соседей по коммуналке опять не было дома.
В этот раз Асад был более настойчив и к огромной его радости, я не устояла. Еще через неделю нетерпеливый Асад чуть ли не с полудня ждал меня возле дома. Я была «очень недовольна» его преждевременным приходом и то, что долго торчал перед подъездом на виду соседей, но в конце концов «простила». На самом деле его появление у дома зафиксировали «соседи по коммуналке», у меня в это время были плановые занятия по боевым искусствам, которые тут же были прекращены, и через какие-то полчаса я поднялась со станции метро и шла домой якобы после занятий в институте. Виноватый Асад искупая свою вину был особенно нежен и ласков… Усталые, мы неожиданно уснули в моей постели.
Утром я поначалу была очень недовольна происшедшим, а потом махнула рукой, мол, будь что будет. Позавтракали, вместе открыто вышли из дома и разошлись по своим делам. После этого события мы стали встречаться чуть ли не каждый день. График наших встреч разрабатывался аналитической службой центра, и в результате влечение Асада ко мне после запланированного периодического ослабления вспыхивало с новой силой. Свидания тщательно готовились центром, разрабатывался сценарий, определялись темы наших бесед, в основном, они касались жизни Афганистана, руководящей элиты, личных отношений его руководителей между собой, привычек и предпочтений их самих и членов семей, составлялись вопросы, которые я «ничего не смыслящая в экономике и политике», задавала Асаду, а он с превосходством старшего и знающего подробно и с удовольствием объяснял младшему несмышлёнышу, который и задает-то их исключительно для того, чтобы сильнее понравиться ему. Асад терпеливо отвечал на мои порой бестолковые уточняющие вопросы. Эти ознакомительные беседы всегда прекращались по моей инициативе – мне эти серьезности быстро надоедали и потом была постель… Поначалу меня стесняло присутствие в наших интимных отношениях посторонних незримых свидетелей, это отражалось на моем поведении, но Асад истолковывал его, как мою природную женскую стыдливость перед ним и это ему очень нравилось, но человек привыкает если не ко всему, то ко многому, так и я «привыкла».
Наверное, это естественно, я стала увлекаться Асадом всерьез, он мне все больше и больше нравился и как мужчина, и как человек. Я с нетерпением ждала наши встречи и с сожалением выпроваживала Асада, якобы потому, что было уже поздно и так нужно было. Конечно, эти изменения во мне были замечены центром, и я срочно была отправлена на практику в другой город.
С Асадом мы не виделись две недели, все это время со мной работали психологи, психотерапевты и довольно быстро привели в норму.
Асад «откуда-то» узнал время моего возвращения и встретил на перроне с неизменными розами, а у вокзала нас ждал автомобиль афганского посольства, что вызвало мое недовольство и возмущение. Я в очередной раз высказала ему, что за связь с иностранцем, и несмотря на то, что он из дружественного Афганистана, меня просто отчислят из института, а у моего отца возникнут большие неприятности, в любом случае ему будет трудно защитить меня. Аргумент насчет отца подействовал на Асада, он пообещал следить за собой и держал свое слово до самого отъезда.
Потом, весной, была настоящая практика, меня отправили в Афганистан в наше посольство в Кабуле.
Узнав об этом, Асад очень обрадовался и решил поехать со мной. Запретить я ему не могла.
Поначалу все складывалось как надо, но в последний момент что-то у него не получилось, и я уехала сама. Асад снабдил меня письмами к своим родственникам и друзьям, чтобы они оказали мне всяческое внимание. Наши службы поработали с письмами и со мной, в результате я ехала хорошо подготовленной. Я была осведомлена о всех адресатах, их привычках, интересах, привязанностях, поэтому, познакомившись со мной, они были в восторге и окружили меня вниманием и радушием. Так получилось, некоторые из них по нескольку раз приглашали меня в гости, особенно те, кто был интересен центру, который по дипломатическим каналам оперативно руководил моим внедрением в высшие круги кабульского общества. В результате, когда закончилась моя «практика», провожать меня в аэропорт пришла толпа моих новых знакомых. Но это потом. Неожиданно я была приглашена на день рождения матери Асада. Было много гостей.
Официальное застолье с тостами и речами было закончено, гости разбрелись группами по комнатам дома. Я переходила от одной группы к другой, мне было интересно наблюдать за гостями, слушать их не во всем понятную речь. В одной из комнат собрались молодые люди, один парень в европейском костюме и в национальном головном уборе читал короткие стихи, на малопонятном для меня языке, это, конечно же, был дари, но, как потом выяснилось, его старинный диалект. Для меня слова стихов звучали, как завораживающая музыка, перед внутренним взором возникали разные видения, я ощущала, как музыка входит в меня и что-то во мне меняет здесь и сейчас. Я невольно закрыла глаза и казалось, музыка в такт стихов, слегка раскачивая поднимает меня в небесную высь. И вот я лечу, как птица, мне очень хорошо и приятно… Внезапно рядом кто-то по-русски тихо спросил:
– Тебе нравится?
От неожиданности я резко повернула голову, на меня с доброй улыбкой смотрела красивая афганская девушка.
– Вы говорите по-русски? – Спросила я у нее.
– Нет, всего несколько слов, – и, перейдя на пушту, добавила: – Я тебя знаю, мне очень нравится ваш язык, я пробовала его учить, но это очень трудно, да к тому же не с кем практиковаться. Меня зовут Гулиноз, коротко Гули, я двоюродная сестра Асада, студентка Гарвардского университета и, как ни странно, изучаю там азиатское искусство и, в частности, афганскую поэзию. Вот тот молодой человек по имени Сабри Джандад читает «Месневи» Руми, это двустишия их в этом произведении пять тысяч и все их Сабри знает на память, он и сам пишет, но не любит читать. А ты любишь поэзию?
– Очень, особенно французских поэтов.
– Прочти что-нибудь.
Я не помню, что читала, меня увлекла реакция Гули, она, не отрываясь смотрела на меня своими большими, почти черными глазами и беззвучно, одними губами повторяла за мной. Я видела, что она знает французский и стихи ей хорошо знакомы, поэтому попросила ее что-нибудь прочесть, попросила на французском и увидела по выражению глаз, что девушка поняла просьбу, но, смутившись, стала отказываться:
– Нет, Соня, так, как ты я не владею французским и читать стихи я могу разве что для себя одной. Если ты не возражаешь, я прочту свои, я обычно этого не делаю, но мне почему-то очень хочется прочесть тебе.
– Ну конечно, Гули, я с удовольствием послушаю.
– У нас сейчас очень популярна поэзия ландай, это как Месневи и манави, только женский вариант и пишут его в основном на пушту.
Гули, помолчав, начала негромко произносить слова, казалось разноцветные нити сплетаются в кружева, это было как песня птицы очень красиво и понятно, наверное, пушту я знаю лучше, чем дари. Мне очень нравилось, как читала Гули, и я просила ее еще и еще, пока она не устала. Потом мы с ней бродили по дому, говорили обо всем на свете. Со стороны казалось, что мы две подружки, которые долгое время не виделись, встретились и готовы проговорить вечность. В конце вечера мы и вправду стали подружками, договорились увидеться на следующий день после моей работы, так и произошло, а затем мы встречались каждый день вплоть до моего отъезда.
Несмотря на достаточно общительный нрав, у меня в жизни никогда не было подруг и я не испытывала потребности их иметь, а тут как будто обрела сестру. Службы центра не управляли развитием наших с Гули отношений, более того, никак на них не реагировали. Мне это очень нравилось, и с Гули я впервые за много лет чувствовала себя раскованно, мне хотелось делиться с ней моими переживаниями, девичьими секретиками и рассказать ей о наших с Асадом отношениях.
Иногда мы просто молча гуляли, взявшись за руки, и это было очень приятно и для меня, и для Гули. Увы, моя «практика» вскоре закончилась и пора было возвращаться домой.
Самолет прилетел поздно вечером, меня не встречали, наверное, проверяли, нет ли за мной «хвоста». На московскую квартиру я добралась самостоятельно. Асад приехал поздно вечером, точнее, ночью, он участвовал в работе какой-то официальной комиссии и раньше не мог освободиться, но все-таки в руках держал букет неизменных красных роз, вино и фрукты. Я была слегка обижена и недовольна, мол, почему он мне не сказал, что его дядя – президент страны, на что он спокойно возразил:
– Если бы я рассказал, ты бы испугалась и не только не поехала на мою родину, ты и со мной прекратила бы всякие отношения. Зная принципы работы спецслужб, а они у всех почти одинаковы, КГБ отлично осведомлено о наших отношениях и о моем дяде, и если до сих пор они никак не реагировали, то ты должна понять, нужно вести себя естественно, «нам нечего скрывать», но быть готовой, что тебе в любой момент могут задать неприятные вопросы, на которые придется отвечать.
Асад взял мои руки в свои и, глядя в глаза, серьезно сказал:
