– Попа! – раздалось в ответ.
– Сама ты, это слово, – обидевшись крикнул Топа и, схватив горсточку песка, бросил в озеро, потом поразмыслив, подошёл к другу, – Ярус, а она точно-точно всё отражает?
– Точно, один в один, – продолжая мыть голову, пробубнил Ярус.
– А-а, может быть, мне показалось, – сам себя успокоил крот, набрал в лёгкие воздуха, но глянув на Яруса, отошёл подальше и крикнул, – попа!
– Топа, – звонко смеясь, ответило эхо.
– Ярус, – приблизившись к другу, сказал Топа, и озабоченно почёсывая голову, спросил, – а ошибиться, эта эха, не может?
– Нет, эхо не ошибается, – фыркая, ответил Ярус.
– А ты слышал свою эху?
– Слышал.
– Она не ошибалась?
– Никогда.
– Я тебе хочу сказать, что моя эха какая-то невоспитанная, – обиженно проворчал Топа, отвернувшись в темноту.
– Неча на зеркало пенять, коли рожа крива, – бодро сказал Ярус и брызнул водой в сторону друга.
– Делал, делал из человека негру, а он опять за своё, взял и отмылся, – недовольно пробормотал Топа, приоткрыв на мгновение один глазик.
– Эх, у меня такое желание сейчас искупаться, – очищая олимпийку от грязи, произнёс Ярус.
– Ага, искупайся, там тебе и оторвут все твои желания.
– Знаешь, Топа, чего здесь не хватает?
– Удочки, – безразлично отозвался Топа, приседая на рюкзак.
– Нет, на обычном озере ночью всегда есть лунная дорожка и отражения звёзд, это так красиво, – стряхивая ладонями воду с волос, романтично произнёс Ярус.
– Я не понимаю слово красиво, я понимаю слово вкусно, – пробурчал Топа.
– Ну и зря, посмотри, какие красивые цветы, было бы здорово подарить их Зене.
– Ты вначале её найди, спаси, а потом уже думай о подарках, – холодно заметил Топа и, поразмыслив, продолжил, – вообще-то странновато, что солнца нет, а цветы растут.
– А я всё же сорву одну лилию для Зены, – не обращая внимания на рассуждения Топы. Ярус дотянулся до листа, приближая к себе цветок и вдруг бутон начал быстро увеличиваться, одновременно превращаясь в красивую женскую голову, два листа этой лилии превратились в её руки. Оказалось, что Ярус держит в своей руке
не лист, а руку девушки. Всплыв над водой, она оказалась практически нагая: длинные белокурые волосы с зеленоватым оттенком едва прикрывали её крупную грудь, ниже пояса она была покрыта розовой чешуёй. Ярус почувствовал, как девушка крепко сжала его руку, дернула на себя, и он оказался по пояс в воде. Практически одновременно с её появлением, остальные лилии тоже превратились в белокурых девушек и быстро поплыли к нему, выставив вперёд руки. Тут только Ярус заметил вместо ног у них мелькающие над поверхностью воды розовые хвосты.
– Русалки1? – удивился Ярус.
1Русалками (слав. миф.) становятся девушки, умершие неестественной смертью, преимущественно утопленницы или умершие до брака, а также проклятые, некрещёные и мертворождённые дети.
Он оказался в кольце пяти русалок, которые схватили его и стали безжалостно щекотать под мышками, на животе, спине.
– Да это же русалки-щекотухи2, – вспомнил Ярус.
2Русалки–щекотухи (слав. миф.); сверхъестественные существа женского пола. Красивые девушки, с распущенными волосами, зелёными или русыми. Груди длинные, крупные. Их можно встретить на берегах водоёмов, где они расчёсывают свои волосы, или в лесу – они любят раскачиваться на ветвях. На дух не выносят женщин, но зато всячески стараются соблазнить мужчин. Портят посевы, топят людей, особенно в полдень, убивают, защекочивают до смерти, сводят с ума, могут напускать мор на домашний скот.
Юноша смеялся так, как никогда в жизни. Пользуясь тем, что он не может сопротивляться, русалки стали заводить его всё глубже и глубже в воду.
– Ярус, – услышав хохот, крикнул ему Топа, ты чего там заходишься, давай выходи уже, хватит купаться, – но, услышав в ответ только душераздирающий хохот, повернул луч фонаря в сторону и понял, что друг в беде.
– Эй вы, а ну оставьте его в покое, я кому говорю? – подбежав к краю озера, крикнул Топа, – вам сейчас плохо будет, я вас последний раз предупреждаю! Эй вы, мочалки косматые, я с вами разговариваю, ну, тогда пеняйте на себя, я сейчас плыву к вам! Так, а как же это плавают так или так?
Подбежав к самому берегу, крот начал делать различные круговые движения лапками то вперёд, то назад, смешно шмыгая носом.
– Самое главное, нужно правильно начать плыть, – и на мгновение задумавшись, он сам себя спросил, – а с какой лапы начинают плыть, наверное, с правой, а ещё надо задними лапками помогать.
Упав животом на землю Топа начал грести всеми четырьмя конечностями, пока не свалился в озеро. Быстро выбрался на берег, отряхнулся, но русалки не обратили на него никакого внимания.
– Что струсили, тётки-селёдки, это я вам говорю, Топа, гроза подземного мира! Ну, кто со мной один на один готов сразиться? – крикнул он и, схватив камешек, бросил в воду.
Шёрстка у Топы промокла, вода стекала с него ручьями и мокрый он был похож на маленького медвежонка, ну очень маленького и очень несчастного. Одна русалка, сверкнув в сторону Топы голубыми глазами, отделилась от остальных и поплыла в его сторону. Сильно работая хвостом, она встала над водой почти во весь рост, как натренированный дельфин и протянула к нему руки. Своими размерами в сравнении с Топой она походила на кита.
– Ну, иди сюда, иди, я тебе покажу, где раки зимуют! – отбежав подальше от берега и став в боевую стойку, угрожающе крикнул он.
Русалка опустилась на валун, на котором совсем недавно умывался Ярус, и пальцами поманила крота к себе.
– Ну, выходи, выходи, руки есть, а ног нету, что стыдно, небось? Срамота-а! – издевался над ней Топа.
Русалка усмехнулась, нырнула спиной назад, и ударив хвостом по воде, обдала Топу кучей брызг.
– Что сдрейфила, недоделанная! – пританцовывая, радовался Топа, прикладывая скрещённые руки к носу, как Буратино.
Смех Яруса стал похож на хрип. Русалки завели уже обессилившего юношу по горло в воду, а их подруга, отплывшая от берега, с разгона потопила его. Блеснув розовыми хвостами над поверхностью воды, они ушли в темную бездну.
– А как же Зена? – успел подумать Ярус, закрывая глаза и теряя сознание.
Глава 11
ЛИСТИНА
Русалки скрылись с Ярусом под водой, и наступила зловещая тишина. Топе стало очень страшно и одиноко.
– Ярус! Ярус! А я, что же мне теперь делать? – подойдя к самому берегу и опасливо глядя на воду, крот жалостливо заскулил, присел на рюкзак, и заплакал, – мне что, теперь самому Зену спасать? Но я же её не видел ни разу!
– Разу-разу-разу, – раздалось над озером.
– Эй, кто там? – испуганно крикнул Топа и быстро вскочив, спрятался за рюкзак.
– Я-я-я! – донеслось с того берега, и послышались хлопки в ладоши.
– Это ты, моя, эха? – улыбнулся Топа, и прищурив глазки, высунулся из-за рюкзака.
– Ага! Ха-ха-ха! – раздался весёлый девчоночий смех.
– Я тебя вижу, вон, ты, моя эха, выходи! А теперь вон там! – радовался Топа, подходя к самому краю озера, и приставив лапки к мордочке, пытался разглядеть противоположный берег. – Ну, что же ты замолчала, ты где?
Вдоль берега в направлении Топы быстро шло на цыпочках существо, напоминающее обычную маленькую девочку, всё тело, которой за исключением лица, кистей рук и стоп, было покрыто тёмной густой шерстью. На ней было короткое платьице из мхов, а в длинные распущенные волосы вплетены болотные растения и цветы. Круглое личико со вздёрнутым кверху маленьким носиком смотрело на Топу озорными карими глазками.
– Эха, выходи, ну, что же ты? – надул губки Топа.
Существо тихо подкралось к Топе сзади и громко смеясь, обсыпало его жёлтыми и красными листьями.
– Привет, Эха, – стряхнув листья, радостно сказал Топа, и несколько раз обойдя новую знакомую, с восторгом её рассматривая, добавил, – так вот ты какая!
– Какая? – засмущавшись, произнесло существо.
– Такая, как и я, пушистенькая.
– Кроме того, я сексуальная, – игриво сказало существо, покачав туловищем и поправляя платьице.
– Я тоже сиксуальный, – копируя её движения Топа, неловко покачал корпусом и протянув ей лапку, продолжил, – давай знакомиться, я – крот, меня зовут Топа.
– Я листина1! – пожала она его лапку, – а звать меня Хвоя.
1Листины – (слав. миф.) это дети лешего2 и кикиморы болотной3. Листины или шишиги шалят, сбивают с дороги путников, сыплют им на голову труху и обматывают паутиной.
2Леший – (слав. миф.) считается хозяином лесной чащи и обитающих в ней зверей. У него человеческий облик, только волосы очень косматые и кожа отливает синевой. Предпочитает селиться в еловых лесах, за которыми начинается сосняк. Он может изменять свой рост – стать высоким, как деревья, или низким, как трава, и укрываться под упавшими листьями. Обычно одет в звериную шкуру. Глаза горят зелёным огнем. Леший издаёт различные звуки: свистит, хохочет, аукает, откликается на голос, плачет, бьёт в ладоши. Человеку он вредит редко.
3Кикимора болотная обитает на болоте. (слав. миф.) Любит наряжаться в меха из мхов и вплетать в волосы лесные и болотные растения. Людям показывается редко, только кричит из болота громким голосом.
– Хвоя, какое красивое имя, ты откуда, такая Хвоя? – расплываясь в улыбке, сказал Топа.
– Я – из болота, – гордо сказала листина.
– Так ты же наш человек, природные корни, – обрадовался Топа и, задержав её руку в своей лапке, спросил, – так это ты была, моей Эхой?
– Я, правда, весело?
– Мохнато, а ты очень красивая, – нежно произнёс Топа, продолжая держать её руку в лапке, а другой, поглаживая по волосатому предплечью.
– А ты такой смелый, так бесстрашно защищал своего друга, – весело засмеялась листина.
– А кто это напал на моего Яруса? – нахмурившись, спросил Топа.
– Это русалки!
– Кто такие эти русалки?
– Старушки, которые живут под водой.
– По виду не скажешь, что они старушки.
– Им триста лет в обед будет.
– А зачем они его утащили под воду? – сердито спросил Топа.
– Они джяги-джяги будут делать с твоим другом, – поджав одну ногу, она стала прыгать на другой вокруг Топы.
– А что такое джяги-джяги? – крутил головой Топа, наблюдая за листиной.
– Ну, это когда занимаются любовью, – поменяла ногу Кикимора.
– Так и скажи – будут его любить, а то джяги-джяги, – обиделся Топа, – тоже мне иностранка нашлась.
– Не сердись, – остановилась Листина, – заниматься любовью, – это не значит любить.
– Как это, если я ловлю рыбу, значит, я занимаюсь рыбной ловлей, так?
– Так, да не так, – игриво покачала она головой.
– По-твоему, заниматься рыбной ловлей, это не значит ловить рыбу?
– Вроде того, будешь ловить рыбу, а поймаешь рака, где же тут рыбная ловля? – и листина коснулась пальчиком носика Топы.
– Да, логично, – задумчиво произнёс Топа, – неужели нельзя заниматься любовью и любить одновременно?
– Можно, но не у всех это получается.
– Значит, самое главное в жизни заниматься любовью и любить одновременно?
– Да, одного и того же, – добавила Хвоя.
– Сложно так всё, – почесал затылок Топа.
– Меня вон предки тоже сюда загнали за то, – скрестила ножки Кикимора и повернувшись на триста шестьдесят градусов, продолжила, – что я отказываюсь за Хмыря1 замуж идти.
1Хмыри, Криксы и Злыдни – болотные духи, опасны тем, что могут пристать к человеку, даже вселиться в него, особенно на старости лет, если в жизни человек никого не любил, и у него не было детей. (слав. миф.).
– А кто такой этот Хмырь?
– Хмырь? Это сосед, в нашем болоте живёт. Хмырь-то сам по себе неплохой, а душа к нему не лежит, не люблю я его.
– Выходит, что ты и любовью заниматься с этим Хмырём
не хочешь?
– Не хочу, – просто ответила Хвоя, – если я его не люблю, почему я должна заниматься с ним любовью? Я – свободная Листина, и меня никто не заставит делать то, чего я не хочу.
– Наверное, это большое счастье, делать то, что ты захочешь?
– Конечно.
– Скажи, а как помочь Ярусу? – после некоторой паузы спросил Топа.
– Твоему другу никто не поможет, кроме него самого, – поправляя и без того свою пышную прическу, сказала Хвоя и подумав добавила, – хотя, помешать можно.
– Это как? – удивился Топа.
– Когда я была совсем маленькая, я своим предкам тоже мешала джяги-джяги делать. Только они залезут в камыши, я – на сосну, и ну, в них шишки бросать.
– Помогало?
– Ещё как, ругались страшно, – смеясь, сказала листина.
– А давай, мы этим русалкам тоже будем мешать, джяги-джяги с моим Ярусом делать?
– Давай, а как, ведь, шишки в воде не тонут? – развела руки Хвоя.
– А мы камнями в них будем бросать, пошли за мной, – скомандовал Топа и, взяв Хвою за руку, повёл её к месту привала. – Смотри, сколько здесь камней, бросать нужно вон туда, – он взял камешек и бросил в то место, где русалки увлекли Яруса под воду.
– Мы им сейчас устроим облом, – потирая руки, хитро улыбнулась Хвоя.
– Они нас надолго запомнят, – запустив камень в воду, сказал Топа.
– Нате вам, – бросив булыжник в воду, крикнула Хвоя.
– Нате, – радостно поддержал Топа и, задумавшись, продолжил, – Хвоя, а долго эти джяги обычно делаются?
– Смотря, кто, мама моя любит долго, а папа нет. Нате вам, – бросив камень, сказала Хвоя.
– Нате вам! – крикнул Топа и, задумавшись, продолжил, – а давай соревноваться, кто из нас больше камень кинет.
– Давай, – сказала листина, и выбрав камень побольше, громко крикнула, – нате вам!
– Стой, Хвоя, ты такая красивая и такая лохматенькая, ты мне очень нравишься, – произнёс Топа, глядя прищуренными глазками.
– Ты мне тоже, – засмущалась она, прижимая щёчку к своему волосатому плечу, – правда, жалко, что ты ещё маленький.
Глава 12
ПОД ВОДОЙ
Откуда-то издалека до сознания Яруса начал проникать странный гул. Это состояние было похоже на то, которое он всегда испытывал, когда нырял в воду. Вот и сейчас, уши были заложены, ничего
не слышно и только этот неприятный гул. Спустя некоторое время до его слуха начали пробиваться какие-то звуки. Вначале они были похожи на клокотанье и бульканье, как будто бы набрали в рот воды и пытаются говорить. Звуки становились всё чище, постепенно они стали различимы и узнаваемы, похожие на человеческую речь. Его вестибулярный аппарат сигнализировал, что тело его лежит в горизонтальном положении на спине. Сознание медленно к нему возвращалось, но почему оно возвращалось, ему было не понятно. Юноша прекрасно помнил, что русалки его утопили. Он плохо чувствовал своё тело, ему казалось, что оно существует само по себе. Сил не было даже, чтобы открыть глаза или пошевелить хотя бы пальцем, но голоса медленно и всё же более-менее разборчиво стали доходить до его сознания.
– Ось, ловитва1 удалась, – раздался писклявый старушечий голос прямо у него над головой.
1Ловитва – рыбная ловля, охота. (Здесь и далее использованы старославянские и древнерусские слова и выражения).
– Доброзрачный, малый муж попался, нечего взглаголити,2 – прошепелявил другой старушечий голос пониже.
2Красивый молодой мужчина попался, нечего сказать.
Ярус почувствовал, как кто-то, склонившись над ним, коснулся его щеки своими волосами.
– Да, кров3 з простоквашей, – восхищённо согласился первый писклявый голос.
3Кров – кровь.
– З млеком,4 – грубо поправил второй.
4З млеком – с молоком.
– Ну, з млеком, – терпеливо согласился первый.
– Значит, русалки меня всё же утопили, – подумал Ярус, – но если я умер, то почему слышу голоса? Неужели все мертвецы слышат, что говорят рядом? И что это за странный язык, на котором разговаривают эти, по всей видимости, старухи?
– Ты поухай его, Пелагея, поухай, какая от него воня идёт.1 – пропищала первая старуха.
1Ты понюхай его, Пелагея, понюхай, какой от него запах идёт.
– Ой, добра воня,2 – восторженно согласилась вторая.
2Ой, приятный запах.
– От меня вонь идёт? – с грустью подумал Ярус, – значит, я уже начал разлагаться?
– Нечего его нюхать, раздевайте уже, – услышал он властный молодой женский голос чуть поодаль.
– Значит, меня точно утопили, тело моё вынесло куда-то в открытое море, там меня нашли, и теперь я, вернее моё несчастное тело находится в морге, – невесело размышлял Ярус, – и сейчас меня будут готовить к похоронам.
– Ух, давно я мужей не совлекала!3 – обрадовался писклявый старческий голос у него над головой, и его обладательница громко хлопнув в ладоши, радостно потёрла ладони одна о другую.
3Совлекать – снимать одежду, раздевать.
– Не думал я, что в морге работают старухи-медсестры, – только успел подумать Ярус, как четыре холодные руки не очень аккуратно стянули с него футболку, при этом он ударился головой об стол, – видимо, я лежу на операционном столе, сейчас меня разденут, и начну препарировать, – соображал Ярус, – да, жалко себя, но почему это мне стало больно от удара головой об стол? Может быть, ещё не все рецепторы отмерли. Ох, как бы мне хотелось посмотреть, хоть одним глазком, на этих медицинских сестёр и на морг, в котором нахожусь.
А что если попробовать приоткрыть, хотя бы один глаз? Представляю, как они испугаются, если труп откроет глаза.
Ярус напряг свои тяжёлые веки и постарался открыть глаза, но ничего не получилось, ресницы были, будто приклеены.
– Да, скорее всего я просто умер, раз не получается открыть глаза, а мёртвые видеть не могут, – грустно заключил про себя
юноша, – значит, мне уже никогда не открыть мои глаза, не увидеть солнца и не спасти Зену.
– Ой, чем больше мы его совлекаем, тем больше он мне
нравица, – радостно произнесла писклявая.
– Во, блин дают, да они какие-то извращенки. – возмутился про себя Ярус, – труп им мой нравится, – и тут же почувствовал, как одна из них стала развязывать кроссовки, другая – расстёгивать ремень на джинсах.
– Что ты Меланья сразу к порткам1 лезешь? Ты давай поршни2 снимай, – сердито прошепелявила та, которая развязывала кроссовки.
1Портки – штаны.
2Поршни – древнерусская обувь из одного или нескольких кусков кожи, стянутая на щиколотке ремешком.
– Ты позри3 Пелагея, что придумали, – удивилась писклявая, – вместо оборок4 на портках придумали какие-то застёжки-дорожки, вот лепота!5
3Позри – посмотри.
4Оборка – верёвка, ремень.
5Лепота – красота.
Писклявая бесцеремонно оперлась на живот Яруса и двигала молнию на ширинке вперёд-назад, расстёгивая и застёгивая её,
по-детски этому радуясь.
– Ты позри, позри, как легко и просто, открывается, закрывается, овамо – открывается, сямо – закрывается, овамо-сямо, овамо-сямо!6
6Овамо-сямо – туда-сюда.
– А ну, дай я, – перебила её подруга, также улеглась с другой стороны на нижнюю половину тела Яруса, и сама стала двигать молнию, приговаривая, – овамо-сямо, овамо-сямо.
– Что же это за медсёстры такие, которые даже молнии
не видели? – недоумевал про себя Ярус.
– Эй, вы болото, молнии никогда не видели? Раздевайте его, я
говорю, – снова раздался тот же молодой голос, который сразу заставил бабушек прекратить изучение достижений швейной промышленности.
Оставив джинсы в покое, они начали корпеть над кроссовками.
– Меланья, подумать только, столько времени прошло, у нас поршни были, и у них тоже поршни, никакого про´грэсу, только накручено тут, о-го-го, – прошепелявила старуха, пытаясь развязать шнурки.
– Ось нам алафа6 в конце жизни, такой муж попался. – радовалась писклявая.
6Алафа – награда, подарок.
– Не Ваш это подарок, а мой, – строго поправил молодой голос.
– Но нам-то тоже перепадёт молодого тельца? – обиженно заметила шепелявая в ответ и погладила Яруса по голени.
– Офигеть, они что, меня есть собрались? – возмутился про себя Ярус.
– Посмотрим, что он собой представляет, может быть, он мне и на фик не нужен будет, – вальяжно издал молодой голос.
– Вот, у меня первый муж такой дебелый1 был, – гордо произнесла писклявая, – и такое у него рачение2 было ко мне. Иностан3 как придёт со службы, ему ни есть, ни пить не надо, сразу меня в опочивальню4 тянет. Потом как скинет свой калантарь5, как ляжет со мною на одр6…
1Дебелый – сильный.
2Рачение – любовь, страсть.
3Иностан – постоянно.
4Опочивальня – спальня.
5Калантарь – кольчуга без рукавов.
6Одр – кровать.
– Так и уснёт крепким богатырским сном, – язвительно перебила её шепелявая.
– Кривда7 твоя Пелагея, – возмутилась писклявая и романтично задумавшись, продолжила, – ляжет, и ну, давай меня любить, так долго…
7Кривда – неправда.
– А жупелю8 ему хватало на два качка, – смеясь, перебила её шепелявая, – а кичирка9 у него была, как у зайца.
8Жупель – сера.
9Кичири – морковь.
– Ты-то откуда знаешь? – возмутилась писклявая.
– У меня послух10 есть.
10Послух – свидетель.
– Какой послух? – презрительно издала писклявая.
– Марфа.
– Колотуша11 – твоя Марфа!
11Колотуша – сплетница.
– Твоя ласкредь12 ранише тябе зъявилась, вот ты его и замучила до смерти на одре.
12Ласкредь – вожделение, похоть.
– Он на войне был живота лихован,1 – обиделась писклявая, –
с немчурой на этом …птичьем поле.
1Живота лихован – жизни лишён.
– На какой войне? – презрительно перебила шепелявая, – у тебя старческий маразм на лбу написан, да и на всех остальных частях тела по два раза большими литерами. Это твой третий муж загинул в Куликовской битве с монголо-татарами в 1380 году.
– Я тебя умоляю, что я всех мужей должна помнить? – парировала невинным голосом писклявая.
– А первый твой муж утоп во время ледового побоища с немцами у 1242 году. Може, он за немцев был, дык Александр его и утопил вместе с ними, а? – наседала шепелявая.
– Прелесть2 это, мне Александр Невский ще денёг дал за мого убиенного мужа, это я точно помню, хоть ты и говоришь, что у меня понос!
2Прелесть – обман, заблуждение.
– Дура, не понос, а склероз! – смеясь, поправила её шепелявая.
– Да, какая разница? И такая у меня желя3 была тоди4, что я наплакала три ширинки5 слёз! – тяжело вздохнула писклявая.
3Желя – печаль, горе.
4Тоди – тогда.
5Ширинка – носовой платок.
– Не долго же у тебя желя была, через два дня с другим шашни завела, – подначила её шепелявая.
– А что я, по-твоему, всю жизнь страдать должна? – невозмутимо ответила писклявая и хвастливо продолжила, – а новый муж мне кажный день цельный чпаг поминков6 приносил!
6Цельный чпаг поминков – полный карман подарков.
– Ой, уморили, так, хватит мне ваши биографии рассказывать, – произнёс молодой голос и, судя по всему, обладательница его всё это время тихонько посмеивалась над ними, – а то мне лет сто понадобится, чтобы всех ваших мужей узнать. А мне самой замуж пора, – и совсем строго добавила, – обувь развязали, снимайте!
Ярусу казалось, что он заснул в суперсовременном
7D- кинотеатре, который возможно будет изобретён в будущем, во время сеанса захватывающего фантастического фильма. И когда к нему прикасались, трогали, раздевали, он был и продолжает быть участником этого фильма.
– Носки можешь сама снять, мне это неприятно, – произнесла шепелявая.
– Конечно, сниму, – радостно согласилась писклявая, снимая носки, – а тебе это противно, потому что твой пятый муж винопийца1 був, как напьётся, так и приходит к тоби грязный и вонючий. Беее! Так ты только и делала, что его раздевала.
1Винопийца – пьяница.
– Глянь-ка ты, просветление ума настало, не твоё собачье дело, что я делала, а что нет, – зло заметила шепелявая, – давай, помогай портки снимать.
Ярус снова почувствовал прикосновение холодных рук, которые стянули с него джинсы и теперь он остался в одних трусах.
– Ой, а без портков он ещё краше, молоденький, красивенький.
У меня аж сикашки2 по коже побёгли, – обрадовалась писклявая.
2Сикашки – муравьи.
– А больше ничего у тебя не побёгло?
– А кто будет срачицу3 снимать? – не обращая внимание на выпады, спросила писклявая.
3Срачица – исподняя рубашка.
– Срачицу сниму я, – безапелляционно заявила шепелявая.
– Нет, я, – не согласилась писклявая.
– Нет, я!
– Нет, я!
– Это они трусы срачицей называют, – усмехнулся Ярус, и тут же не на шутку встревожился, – ни чего себе, так они и их хотят снять?
А если я жив, и нахожусь в летаргическом сне, тогда, зачем меня раздевать, хоронить? Возможно, вот так и Гоголя4 похоронили, он всё чувствовал, слышал, а знак, хоть какой-нибудь, подать не мог. Нужно попытаться дать им знать, что я – живой.
4Гоголь Николай Васильевич (фамилия при рождении Яновский, с 1821 года – Гоголь-Яновский; родился 20 марта 1809 года, Большие Сорочинцы, Полтавская губерния, умер 21 февраля 1852 года, Москва) русский прозаик, драматург, поэт, критик, публицист, широко признанный одним из классиков русской литературы. Гоголь страдал тафефобией – боязнью быть заживо похороненным.
Напрягая все мышцы лица, Ярус с новой силой постарался открыть глаза, это ему не удалось, тогда он попытался сжать руки в кулаки – с большим трудом, но у него это получилось.
– Ура, я могу двигать руками, – ликовал про себя Ярус и тут же сосредоточился. – Так, а смогу ли я пошевелить пальцами ног?
Ярус пошевелил пальцами одной ноги, потом другой.
– Если я двигаю пальцами, значит я живой, – обрадовался про себя Ярус. Прямо над собой, он услышал какие-то шлепки.
– Вот тебе! – шепелявила одна.
– Вот тебе! – пищала другая.
– На тебе!
– На тебе!
– А чего это ты будешь срачицу снимать? – с презрением спросила шепелявая и шлепки прекратились.
– Бо1 я млаже, – гордо ответила писклявая.
1Бо – потому что.
– Кто млаже? Ты? – презрительно сказала шепелявая.
– Да, я, – хвасталась писклявая.
– Тебе, Меланья, сколько лет? – не унималась шепелявая.
– Мене? – задумалась писклявая, бормоча что-то себе под нос, видимо, загибая пальцы на руке, и наконец, с достоинством заявила, – седмь сот восемьдесят пять.
– Прямо ягодка опять, – съязвила шепелявая, – а мне седмь сотен восемьдесят три!
– Тебе, седмь сотен восемьдесят три?
– Нет, соловью-разбойнику, – презрительно ответила шепелявая и гордо добавила, – мене, кому ж ещё?
– Им по семьсот лет? – поразился Ярус, продолжая внимательно слушать разговор, – бред какой-то.
– Ословишь2 ты всё, Пелагея!
2Ословить – лгать, обманывать.
– Сама ословишь, седмь сотен восемьдесят три тебе было пять лет назад, дрышля старая! – насмехалась писклявая.
– Сама дрышля, у тебя же склероз, ты уже не помнишь, что с мужами надо делать, – ехидно произнесла шепелявая.
– Я не помню, да я с такими мужами была, что тебе такие и
не снились, – возмутилась писклявая.
– И не надо, чтобы они мне снились, – один косой, другой кривой, – съязвила шепелявая.
– Дура, да у меня столько мужей было, сколько чешуи у тебя на хвосте…
– Это всё потому, что ты курва1! – перебила её шепелявая.
1Курва – потаскуха.
– Сама ты, курва, и потирало2 в придачу, – съехидничала писклявая.
2Потирало – подстилка для отирания ног, половик, ковёр.
– Я потирало? – завопила шепелявая. – А ты кераста3!
3Кераста – рогатая гадюка.
– Та идеши4 ты в афедрон5! – завизжала писклявая, и тут же раздался шлепок, очень похожий на шлепок по заднице.
4Идеши – идти, в данном случае иди.
5Афедрон – задний проход.
– Я-то схожу, а ты в афедроне всё время сидишь и не вылазила! – шепелявая перешла на визг.
– Эй, Пелагея, Меланья, трусы я сама сниму, – остановил их тот же властный голос и громко усмехнувшись, продолжил, – потом. Ишь, какие хитрые, сексуально-озабоченные девочки. Это мой красавчик, мой!
– Эх, где мои сто двадцать лет, – над головой Яруса раздался тяжёлый вздох шепелявой.
– На большой Каретной, – жёстко прозвучал в ответ тот же молодой голос и раздражённо продолжил, – так, а жив он или нет? Что-то я не вижу никаких признаков жизни, может быть, эти дуры насмерть его защекотали?
Ярус почувствовал холодное прикосновение на шее, в том месте, где находится сонная артерия. Кто-то пытался нащупать его пульс.
– Может быть, я всё-таки не умер, ведь я так отчетливо чувствую прикосновения к своему телу? – взволнованно подумал Ярус.
– Да не, жив милок, – услышал он через несколько мгновений шепелявый голос прямо над собой.
– Значит, я жив, жив, неимоверно! Самое главное, что я жив! – торжествовал про себя Ярус.
– А ноли6 ему искусственное дыханье зробить уста в уста? – заботливо продолжила шепелявая, и Ярус почувствовал, как холодная рука взяла его за подбородок.
6Ноли – может быть; почти, вплоть, тогда.
Этого Ярус позволить уже не мог. Он приложил максимум усилий, чтобы открыть глаза и когда ему это, наконец, удалось, дрожь отвращения пробежала по его телу. Прямо над своим лицом он увидел серо-зелёное сморщенное лицо старухи глаза в глаза, если можно было так сказать, потому что один её глаз был закрыт, а вторым, от неожиданности, она заморгала часто-часто. Слизистые оболочки глаз, губ и языка, который вывалился изо рта, были мертвецки-синего цвета. Редкие, большие, грязно-коричневые зубы, огромный с горбинкой нос под которым пробивались тёмные усы, мохнатые брови и чёрные с зелёным оттенком косматые волосы были распущены. Страх вернул Ярусу силы, с криком оттолкнув от себя старуху, он вскочил на ноги. Самое поразительное для него было
не то, что она была чудовищно уродлива, и даже не то, что вместо ног у неё был хвост, а то, что она плавала. Всё пространство вокруг от пола до потолка было заполнено каким-то веществом, которое
не было ни водой, но и не было воздухом и в нём можно было
не только дышать, говорить, но и плавать. Рядом с ней была ещё одна
не менее ужасная старуха, здесь же стояло высокое коралловое ложе, на котором его чуть не лишили последнего предмета одежды. Остальные вещи лежали тут же на полу.
– Да это же русалки-лобасты1, – догадался Ярус.
1Русалки-лобасты (слав. миф.) – по берегам рек, в камышах живут русалки-лобасты (албасты). С возрастом русалки утрачивают свою красоту и становятся нежитью – ужасными полумёртвыми старухами. Называются такие русалки Лобастами. Они более опасны, так как старше опытнее и коварнее. Имеют обычно облик огромной уродливой женщины с распущенными волосами, спускающимися до земли руками и длинными грудями, которые могут закинуть за спину.
Эти русалки-пенсионерки, как назвал их про себя Ярус, мало отличались одна от другой: страшные морды, копны иссиня-чёрных волос, уродливые старые тела с отвисшими грудями, прикрытыми голубыми парео и синими хвостами.
Ярус огляделся вокруг себя. Это был огромный, хорошо освещённый, хрустальный, сказочно-красивый дворец в виде пирамиды с несколькими круглыми дверями, напоминающими люки в подводной лодке. У одной стены стоял огромный трон, сделанный из глыбы разноцветных ракушек, кораллов и морских отложений. В нём восседала толстая русалка в синем пеньюаре с пышной рыжей шевелюрой и золотым хвостом. Видимо ей и принадлежал третий властный голос. На коленях у неё лежала большая светло-серая медуза, которую она время от времени поглаживала. Над троном висела немаленьких размеров картина, на которой неказистый водяной, стоя по колени в воде, держал на руках русалку. И судя по некоторым чертам лица, и скорее по сходству золотых хвостов, это и была та русалка, сидящая на троне, но только в молодости. Справа и слева от трона располагались два больших круглых контейнера, напоминающих пусковые ракетные установки. На противоположной стене от трона висел огромный монитор. По всему дворцу стайками сновали маленькие разноцветные рыбки, на хрустальном подсвеченном полу ползали раки, у стен росли лианы и водоросли.