Александр Алексеевич Кассий
Горят Костры
Из дома выбежала немолодая женщина, закричала и бросилась к лежащему без сознания. Она вцепилась в него ногтями и стала трясти.
– Что они с тобой сделали? Вставай! Вставай же!
– Прекратите. – попросил Арност, но женщина не слушала.
Тогда Томаш оттащил ее силой, и держал, пока не успокоилась.
– Прошу, прошу!
Солдат отпустил девушку. Она рухнула на колени и доползла до мужчины, положила голову ему на грудь. Послышались всхлипы и шмыганье носом.
Арност протер раны, промыл нос и перебинтовал лоб.
– Давайте мы отнесем его в дом. – предложил Арност.
Они с Томашем подняли тело за руки и ноги, заволокли в избу и уложили на кровать без подушек и одеял. Внутри воздух был совсем спертым, все пропахло конским потом и гнилью, будто кто-то умер.
– За что с ним так? – спросил Арност.
– Папа мой в сердце человек крайне добрый и безобидный. А еще наивный. Его натянутые отношения с церковью начались еще в прошлую зиму, когда большую часть урожая эти сволочи развезли по крупным городам, сказали, что большая доля принадлежит церкви. Папа выступил, как противник – его заковали в колодки на сутки. Больше никто не возникал. А теперь он спасителем сделался. Увидел у священников на побегушках молодую девочку, захотел спасти ее, забрать да увести к своим родственникам в соседнем селении. Да вот не вышло. Все прознали – пришли за ним. Дальше будет хуже, но он ведь не остановится. – объяснила женщина и вновь заревела.
– Мы понаблюдаем за ним некоторое время, вы не против? – спросил Арност.
– Конечно, вы говорите, если нужно что. Спасибо вам большое за помощь. – простонала женщина и вышла в другую комнату.
Томаш и Арност остались вдвоем. Солдат осматривал лекаря, изучал его. Арност же заметил это и вопросительно взглянул на товарища.
– Ты напоминаешь мне брата. – задумался Томаш.
– Ты говоришь, как кто? – спросил Арност.
– О чем ты?
– Ты говоришь за Томаша или Вилема? – повторил лекарь.
Воцарилось молчание, Томаш переминался с ноги на ногу. За окном трижды пропел петух.
– Вот как. И давно это стало ясно? – с опаской спросил Томаш.
– Не так уж, Альберт начал тебя подозревать.
– Вот чего он со своими вопросами пристал. Длинноносый хрен. – Томаш скрестил руки на груди.
– Это бы вскрылось рано или поздно. Уверен, в Исанберге уже все поняли, ведь вряд ли твой брат безвылазно сидит дома.
– И то верно, но самое главное было покинуть город. Назад я не вернусь, ты и не думай. – заверил Томаш.
– Не переживай, Томаш. Мне не выгодно возвращаться. Мы близки к цели, все сейчас зависит от Альберта. И… чем же я тебе Вилема напоминаю?
– Ха. Из вас обоих хрен чего вытащишь наружу, если только тисками. Оба вы говорите все только по делу.
– Ты вроде брата недолюбливаешь, если я все правильно понял. Вы сильно повздорили при нашей последней совместной встрече. – сказал Арност.
– Так и есть, но это не значит, что он перестал быть мне братом. Просто… Все сложно. Чаще всего именно самые близкие люди создают так много сложностей. На то они и близкие. – усмехнулся Томаш.
– Верно. – согласился Арност и кивнул.
Молчание затянулось, но Томашу не хотелось его прерывать. Он вдруг ощутил какое-то спокойствие даже от того, что они просто стояли рядом.
Глава X
«Узнать тебе пора,
Что при подъеме кажется сначала
Всегда крутою всякая гора».
Данте Алигьери, Божественная комедия.
Арност все никак не мог уснуть. Он ворочался, разминал под собой жесткое сено. Неподалеку лежали Альберт и Томаш. Храпели, как старцы, но спали, как младенцы.
Церковь настолько расщедрилась, что разрешила переночевать путникам в хлеву с рогатым скотом. От коров несло ужасно, какая-то особо отвратная смесь запахов грязи, навоза и немытой шерсти.
Над головой летали жужжащие мухи, черт бы их побрал. Вечно садились то на нос, то ниже губ. Чего же им так приспичило вертеться вокруг лица, тем более, когда вокруг столько животных! Пусть бы лучше приставали к ним – но нет! Еще и все тело от сена чесалось.
Благо, что комаров становилось все меньше, да еще и на таком морозе. Да уж, раньше Арност был уверен, что скот спит в тепле, но даже у них была шерсть.
Альберт перед отбоем уверял, что это все равно лучше, нежели в палатках. Тут можно было спать и без караула, а в случае чего коровы обязательно проснуться и замычат.
А запах, в действительности, терпимее, нежели в комнате Арноста, когда с первого этажа поднимались вонь трупов, рвоты и всевозможных лекарств (они-то особенно засели в горле толстенным комом).
– Не спишь? – вдруг спросил Томаш, повернувшись на бок лицом к Арносту.
– Нет. – прошептал тот.
– Ага, вот и я. Все вижу сны, от которых вечно вздрагиваю. Только дремота берет свое – не тут-то было. Такие мерзкие видения, но практически все уже позабылось… помню лишь обрывки. Практически все о доме… Кто бы мог подумать, что будет так тяжко. – вздыхал Томаш.
– Мне не снятся сны.
– Ты просто не помнишь.
Арност пожал плечами.
– Интересно, как там Исанберг? Не думаешь об этом? – спросил Томаш.
– Думаю иногда, – ответил Арност. – Но не испытываю тяги обратно. Кажется, тут я на своем месте.
– Тут? Мы буквально нигде. Каждый день новое место, никаких длительных остановок. Чувство будто мы движемся в никуда.
– Альберт же все разузнал. Будем держать путь в сторону болот, на север. Осталось немного. – с толикой грусти произнес Арност.
– Это только на словах. В действительности одному богу известно сколько мы проведем в пути.
– Альберт сказал – два дня пути. Затем обратно еще три. Через неделю будем дома.
– А по поводу того, что еще сказал этот Альберт… – процедил Томаш.
Речь зашла о том, как Альберт отнесся к всплывшей информации. Никакого Вилема – только Томаш. Конечно же, сказать ему это пришлось сразу же, как он вернулся. Альберт все внимательно выслушал, затем подошел к Томашу и тихо, шепча на ухо, пообещал, что не будет ничего предпринимать по этому поводу до возвращения в Исанберг, а уже тогда, быть может, потребует наказать самозванца по всей строгости. Аргументировал Альберт это тем, что их жизни находились под угрозой, и подобная халатность могла сыграть злую шутку. Ведь выходило, что Альберт единственный обученный солдат, а Томаш – обуза.
– Не думай об этом, все образумится, – заверил Арност. – Альберт изменит свое мнение.
– Надеюсь. – ответил Томаш.
Тут же Арност ощутил сухость в носу и неприятный привкус во рту. Пахло, как из печи, притом в ней будто что-то горело, плавилось.
Арност поднялся, протер глаза, завидел меж досок хлева яркое свечение. Томаш подавился от запахов и последовал за товарищем. Они вышли на улицу, в их глазах заиграли отражения пламени.
Пожар, сперва подумал Арност, но его мозг быстро сообразил, что впереди пылал костер. Огромный, своды из березовых и рябиновых стволов, к черному небу поднималось громадное пламя. Запах гари и чего-то смердящего усилился.
– Они сжигают тела. – изумился Томаш.
Костер пылал прямо у церкви, отбрасывал рыжеватое дерганное свечение на колокольню и каменные своды с арками и порталами. На широкой лестнице у здания стояло несколько священников в рясах и пара солдат, а вокруг костра – пол деревни. Кто-то плакал, кто-то недоумевал, а кто-то громко возмущался.
– Как это понимать? Кто давал вам право на подобное?! Это ведь наши родные и близкие, у них должны быть могилы! – возмущался мужчина из толпы, он замахнулся кулаком в сторону клириков и пригрозил им.
Солдаты крепко ухватились за рукоятки мечей, как бы намекая о последствиях.
– Не думайте, что напугаете нас! – завелся еще один зазывала. – Настоятель обещал! Нам пришлось смиряться с ужесточившемся оброком, нам обещали, что деньги пойдут на лечение и захоронение больных.
– Как вы можете называться служителями Господа, если не в состоянии сдержать данного слова!
– Мы отдаем практически весь урожай, притом часть должна была идти нуждающимся в госпиталь, но мы видели еще неделю назад, как одна из ваших карет покинула деревню битком набитая провизией! – зазвучал возмущенный женский голос.
– Молчать всем! Не нужно паники! – два шага вперед сделал священник Вит и расправил руки. – Мы отправляли припасы в Лейтмериц, вы ведь знаете, что мы обязаны епископу и рыцарскому ордену госпитальеров. Таков закон.
– Вы уже отвозили оброк в Лейтмериц в начале недели! С каких пор мы платим дважды? – буйствовали собравшиеся.
– Мой ребенок! Вы сожгли моего ребенка! – вся в слезах на лестницу вбежала женщина в длинных тканях и свалилась на колени. – Вы поплатитесь за это, я клянусь! Он был жив! Его можно было спасти!
– Это не так, – холодно произнес Вит и махнул страже. Вооруженные солдаты подняли девушку и силой отбросили в грязь лицом. – Последние три года мы более или менее контролировали ситуацию, но симптомы стали ухудшаться, болезнь прогрессирует, причем стремительно. Смертельные симптомы распространяются с небывалой скоростью, на третий день после их появления каждый гибнет, унося с собой в могилу и иных, на кого переброситься зараза. Потому мы просто обязаны принимать тяжелые, но правильные решения. Таков указ короля!
– Брехня! Это все ваши россказни! – загремел от злости человек из толпы. – Король желает нашей смерти за то, что не почитаем его, как остальные прихлебалы!
– Да! Церковь сама распространила заразу! Мы не сделали богу ничего дурного, всегда почитали его и любили!
– А может статься это евреи?! Окаянные отбросы отравляют жизнь нам, христианам!
Недовольства возросли, распространились, мужики кидались друг на друга с кулаками, старики плевались и махали дряхлыми руками.
Священник Вит жалостливо покачал головой и обернулся к своим собратьям:
– Нам более нечего им молвить, уходим.
Двери в церковь распахнулись, и служители один за другим вошли.
Ночную тишину нарушал наслаивающийся женский плач, мужские стоны и треск горящего дерева.
– У нас мало времени. – подытожил Арност.
– Мы и так торопимся, как можем. – ответил Томаш.
– Мы должны быть быстрее. Выходим с первыми птицами, до восхода.
И не успела листва озариться утренними лучами, как всадники покинули деревушку верхом.
Скакуны поднимали облака пыли, летели по небу мрачные тучи, что хмурились похлеще одиноких старцев. Поля и кромки лесов окутал плотный туман, роса капала с цветов и трав. Природа еще только пробуждалась.
– Каркассон. – произнес Томаш.
– Назарет. Тебе на «тэ», Арност. – продолжил Альберт.
– Трест. – ответил последний.
– Хм… дайте подумать. – запнулся Томаш.
– Давай быстрее. – торопил Альберт.
– Турин, это в Италии.
– Опять на «эн». Н… н… Нехель. Точно, старый-добрый Нехель. – вспомнил и заулыбался Альберт.
– Какой еще Нехель? – закудахтал Томаш. – Ты что, выдумываешь названия? Это против правил.
– Вовсе нет.
– Никогда не слышал о таких городах.
– Я перечисляю преимущественно поселения Аравийского полуострова. – оскорбленно объяснял Альберт.
Над головами всадников пролетела стайка птиц, затем порхнула в сторону и растворилась в тягучем тумане. Ветра совсем не было, отчего облака буквально прилипли к земле, укрывая за занавесью всех и вся.
– Я ведь говорил, что люблю разные истории. Особенно падок я на те, что приходят из дальних краев, из-за морей. Благодаря этим историям я выучил много интересных мест. – продолжил Альберт.
– Какие же заморские сказания можешь поведать нам? – спросил Томаш.
– Ох, выбор не в меру велик, но я попробую… да вот хоть про… Одних воинов, которые отреклись от всего, что было им дорого и объединились под гербом и званием, о котором не видывал лишь мертвец. Их называли по-разному, но в народе закрепилось за ними не самое лучшее прозвище. Bêtes de l'apocalypse. Сперва их было четверо. Четверо всадников, несущих свободу и разрушения. Минула пара сотен лет с тех пор, как утверждают некоторые мифологи, но до сих пор посвященные умудряются находить доказательства их существования.
– Они вроде Робинов Гудов своего времени? – поинтересовался Арност, нарушив свое молчание.
– Да. Да! Довольно похоже, правда методы и цели несколько разнились. Но аналогия хорошая для понимания. Эти всадники были куда более радикальны и действовали против власти в открытую. Нападали на владения графов и рыцарей, в зависимости от времени и места помогали то христианам, то мусульманам. Говорят, они отреклись от своей религии, подобно тамплиерам…
– Это все сплетня, тамплиеры не отрекались от веры. – перебил Арност.
– Доподлинно неизвестно, все духовенство утверждает обратное, но смысл им врать? – сомневался Альберт. – Не важно, всякое могло произойти, как с тамплиерами, так и со всадниками Палестины. В один момент все истории кончаются.
– Чем прекратилась история химер? – интересовался Томаш.
– Лепечут, убили их всех. Повесили где-то на задворках. Либо разбежались, покинули Святую Землю. Черт их знает. – пожал плечами Альберт.
– Выходит, каждый из них так и не воротился домой. Раз их имена были известны на весь христианский мир того времени. – сказал Томаш.
– Да, но то был их осознанный выбор. Если судить по рассказам, то каждый из них не желал возвращаться домой.
– Ты не думал написать сборник всех своих историй? – спросил Арност.
– До сих пор не задумывался. А что, звучит заманчиво. Может, когда отслужу свое, то усядусь дома, возьму перо, огромную стопку листов и свою девочку в качестве главного оценщика. Правда, до того мне придется научиться писать и читать. Как-то об этом я совсем не подумал… Видимо от эмоций голова поплыла, да уж. – растерялся Альберт и весь покраснел.
– Я бы мог помочь тебе с этим. – сознался Арност.
– Правда? Ох, я был бы так благодарен! – удивился Альберт.
– Кстати, Арност, – обратился к товарищу Томаш. – Ты ведь ничего не говорил о своей жизни в Исанберге. Я понимаю, что ты лекарь, наверное, работаешь с Иржи, но должна быть у тебя и другая жизнь?
– Другой нет. Поэтому я и здесь. – ответил Арност, одарив Томаша холодным, неподвижным взглядом.
– Должно быть что-то. Так не бывает.
– Может что-то и есть, но… погодите, смотрите.
Арност прервался и спешился с коня. Он указал пальцем на покрывшийся вьюнком и мхом деревянный крест с сидящим на его верхушке огромным вороном. Птица моргнула глазками-бусинками, махнула крыльями и издала пронзительный крик.
КАР!
…кар
…кар
Возглас отразился от зелено-желтой стены плотно растущих высоких сосен и осин, спереди от которых стояло очерствевшее старое дерево – каштан, практически полысевший и чуть ли не почивший. На ветвях этого каштана болтались толстые веревки с закрученными в кожу свитками.
– Древо желаний за забытой могилой. – процитировал Альберт.
– Это то место. – кивнул Арност.
– Как сказал священник, тут некогда было поселение, основанное паломниками для хождений к святыням. После частых разграблений всех выгнали с сей земли и отправили по окружным деревням и селеньям. – ответил Альберт.
– Ниже пешком. – сказал Арност.
Только путники ступили на хрустящую под ногами от сухости шафрановую траву как начался дождь. Капли звонко разбивались о листья, все кругом внезапно заблестело, заиграли белесые блики, зачавкала земля от тяжелой поступи солдат в броне. Черный плащ-накидка Арноста отяжелел, опустилась в грязь.
Путники вошли в лес, под кронами передвигаться стало легче, когда листва служила зонтом. На полях туман мигом разогнался, но среди близ растущих стволов еще ходили одинокие осколки дымки.
Арност стряхнул опавшую и прилипшую к плечам промокшую листву, а от кольчуги солдат, идущих парой, запахло железом.
Томаш с трудом перебирал ногами, грязь липла к подошве, утяжеляла обувь. От тяжелой кольчуги болела спина и плечи, подшлемник натер кожу, а от плотно прилегающего сфероконического шлема зудели вески. И почему-то глубоко внутри зарождалось чувство тревоги. По хребту будто соскальзывал кто-то холодный. Лес казался мистическим, колдовским. Будто здесь уже давно обитали злые духи.
Веяло чем-то недобрым, Альберт не убирал руку с рукояти, стиснул ее крепко и оглядывался. Чуть только хрустнет ветка – он дергался, готовый оголить оружие. Челюсть зажалась, в глазах чувствовалась пульсация, в ушах глухо и ритмично колотил кузнечный молот.
Арност один не подавал виду. Он выровнял спину, заморозил взгляд на какой-то несуществующей точке, где-то впереди, во мраке леса, и уверенной поступью держался курса. Со стороны невозможно было догадаться о его мыслях, его лицо выражало полную сосредоточенность и в то же время тотальную отстраненность от реальности. Будто лекарь наблюдал за всем со стороны, не от своего лица – с воздуха, откуда-то на уровне ветвей стройных пихт.
Альберт остановился и сделал шажок назад, подал жест Арносту, чтобы и тот замедлился. Солдат пригнулся, вглядываясь куда-то на возвышенность, к толстым извивающимся корням и массивным валунам, наваливающихся друг на друга.
Тонкий лучик света протиснулся меж многотысячной листвы, нитью протянулся к зарослям багульника. Этой тонкой струйки хватило, чтобы разглядеть отблеск.
– В сторону! – крикнул Альберт и потянул на себя Арноста, спасши его тем самым от вогнавшейся мгновением позже в ствол стрелы.
Свист. Еще одна стрела с хрустом вонзилась в кору, совсем близко с глазами Томаша, он еле успел качнуть головой.
– За деревья! Живо! – скомандовал Альберт и потащил лекаря за собой. – Сиди тут, ясно? Давай, не высовывайся!
С этими словами Альберт отбежал за поросшую травой кочку и стал понемногу выглядывать.
Томаш уже сидел в укрытии, высовываться сперва и не думал.
– Томаш. Раз уж играешь роль пехотинца, то отыгрывай до конца. Поможешь мне, иначе нам конец. – шептал Альберт так, чтобы никто, кроме союзников не слышал.
Томаш кивнул, но не слишком уверенно. В его глазах читался страх и наивная надежда, что все обойдется без кровопролития. Но Альберт понимал, что те, кто тишком ведут огонь никогда не будут вести переговоров.
– Томаш, не сосчитал случайно сколько их там? Хотя бы минимум. – спросил Альберт.
– Трое-четверо. – поразмыслил Томаш и попытался выглянуть.
Протрубили в рог. С холма сбежало трое человек. Томаш не мог разглядеть их одеяний и лиц. В руках они держали то ли мечи, то ли пики.
– Высовывайтесь, мрази! – ядовито завыл один из спустившихся.
– Грязные выродки. – поддакивал второй.
– Мы чуем запах вашей плоти. – дополнил третий.
Голоса их были похожи, но каждый мерзостней предыдущего. Они то ли шепелявили, то ли имели какой-то уродский акцент, коверкающий каждое слово, даря особенно безбожный оттенок.
Нападающие приблизились, Томаш разглядел их одеяния – грязные ветоши, подранные лоскуты, что свисали с гашников, на груди то ли черной краской, то ли грязью нарисованы косые кресты, а на лицах белые мешки с прорезями для глаз.
– Вижу тебя, гнусная крыса. Влезла в наш лес. Хана тебе, хрен. – заржал, как ненормальный один из таинственных разбойников.
– Кто это такие? – до смерти перепугался Томаш.
– Какие-то мерзавцы, не важно. Нужно действовать. – фыркнул Альберт и выпрыгнул из-за горки, меч уже поблескивал в его руках посреди лесного полумрака.
Вдали прогремела молния, отчего бандиты переполошились и подскочили. Благодаря этому Альберт быстро настиг их, рубанул одному по животу так, что кровь брызнула на его напарников, которые успели защититься и парировать атаку солдата.
– Ты гляди, завалил нашего! Паскуда, за это босс тебя, как следует накажет. – по-ребячески хихикнул один и извращенно улыбнулся.
– Облегай! – донеслось издали.
Томаш сидел за деревом и не мог решиться к действию. Первый его бой. Он ведь действительно не солдат, о чем он только думал? У его противников луки и мечи. Все это помимо их жажды убивать, конечно же. А что у Томаша?
Арност же времени решил не терять – бросился на выручку Альберту. Побежал напрямик – один из разбойников обернулся на топот и рассмеялся, завидев еще одного смельчака.
– Твой друг тебя не бросил. – проронил бандит.
Арност сцепился с ним, их мечи сталкивались вновь и вновь, было заметно, как умело двигались руки лекаря, но ему явно не хватало реального опыта – меч держал неуверенно, рука еще не привыкла к новому оружию.
Томаш увидел, как все его союзники бросились противостоять смерти – он просто не мог сидеть сложа руки. Он быстренько помолился (чего не делал уже очень давно. Вероятно, со смерти матери) и решился действовать.
Арност сделал пару шагов назад от своего соперника, стал размышлять. Он имел дело с высоким мужчиной, весьма грубым в движениях, владеющим мечом скорее на уровне любителя, как самоучка. Это не было его основным видом оружия, потому как бандит время от времени менял стойки и все пытался поудобнее взяться за рукоять. Арност не видел лица врага, что вызывало некоторые проблемы, но еле виднеющиеся глаза все выдавали. Новобранец.
Арност бросился в атаку, замахнулся так сильно, что завел руку аж за макушку, а когда враг уже готов был защититься – сменил вектор удара и быстро резанул гада в бок. И только лекарь собрался добить мерзавца – из неоткуда со свистом правую руку, держащую меч, пронзила стрела. Меч рухнул наземь, Арност сипло застонал и разинул рот, с трудом сдерживая крик боли. Окрашенный в красный наконечник стрелы торчал из его предплечья, практически у запястья.
Альберт в это же время дрался с противником посерьезнее. Бандит не позволял солдату продохнуть, будто бездумно махал мечом и не переставая хохотал, как одержимый.
– Сдавайся. Сдавайся. Сдавайся! – повторял безумец.
Еще один удар – меч вылетел из руки Альберта и острым концом воткнулся, как дротик, в почву неподалеку. Добить поверженного солдата не позволил Томаш, бесшумно подкравшийся к разбойнику со спины и одним быстрым и метким ударом кулака лишивший того сознания. Разбойник икнул и рухнул лицом в лужу, пуская пузыри носом.
– Руки вверх! Живо! Живо!
Из кустов повалились лучники и копейщики, троих путников заперли в круг, стали зажигаться огни факелов. Альберт и Томаш подняли руки, чтобы сдаться, а Арност присел на одно колено, держась за стрелу в его руке.
К товарищам подошло несколько человек в мешках на голове и натянули тугие повязки поверх глаз.