Александр Леонидович Аввакумов
Бунт отверженных
– Ну что? Дерябин пишет нам, что оперативники грузят на него все, в том числе и убийства. Особо его загружает начальник Управления уголовного розыска, некто полковник Наумов. Пишет, что он самый опасный из них. Просит наехать на этого полковника.
– Ты что, Валерка? Это ведь не сержанту разбить голову кирпичом. Да за него нас всех поставят к стенке. Я не знаю, как вы, но я пас. Я еще хочу немного пожить, пусть хоть на зоне, но пожить.
По лицу Антонова пробежала гримаса гнева. Он не верил в то, что услышал от парня, который еще вчера готов был завалить любого, на кого он покажет. Валерий сплюнул и зло произнес:
– Значит пасуешь? Выходит, для тебя твои ребята, сидящие на киче, ничего не значат? Если бы на твоем месте сидел Женька Дерябин, он, наверняка, так не поступил. А, как же наша клятва? Сам погибай, а товарища выручай?
Все посмотрели на Миронова Андрея.
– Чего так смотрите на меня? Кто из нас тогда знал, как это закончится? Я и так, словно бездомный пес, прячусь у знакомых. Это раньше, когда мы из себя что-то представляли, мы все были уважаемыми людьми. Сейчас, ребята, все по-другому. Мы больше не короли улиц, и мы никому не нужны.
– Я что-то не понял тебя, Мирон? Давай, поясни нам. Значит, когда ты был королем за счет своих товарищей, они тебе были нужны, а теперь нет? А ну, встал, сука! Уходи, ты больше нам не товарищ. Сейчас пусть каждый из вас выразит свое презрение к нему. Помочитесь на него.
Миронов побледнел. Он не думал, что его ответ вызовет подобные эмоции. Он поднялся с лавки и молча, посмотрел на своих бывших товарищей, ожидая, что кто-то из них рассмеется и скажет, что это шутка. Но все молчали, и он понял, что это и есть их общее презрение. Сильный удар в затылок заставил его ойкнуть. Следующий удар заставил встать на колени. Он почувствовал, что задыхается, что ему не хватает воздуха. Лицо его сначала покраснело, а затем приобрело синий оттенок. Он широко открыл рот, стараясь глотнуть, как можно больше воздуха. Через минуту все закончилось.
«Кто я теперь? – думал Миронов. – Они меня опустили только за то, что я не согласился с Антоновым. Теперь нужно срочно уезжать из города, и чем быстрее я это сделаю, тем лучше будет для меня».
– Эй, парень! Стоять! Ты что, не слышишь? – услышал Миронов чей-то голос за спиной.
Он медленно повернулся. Недалеко от него стояли два милиционера.
– Ты что, парень, не понял? Давай, греби, сюда.
Миронов сделал два шага в их сторону и вдруг, резко развернувшись, бросился бежать. В какой-то миг ему показалось, что он оторвался от сотрудников милиции, но это было не так. Из-за угла дома выскочил милиционер и сильным ударом в лицо сбил его с ног.
– Не бейте, сдаюсь, – произнес он и сам протянул руки.
– Вот так-то лучше, – улыбаясь, произнес милиционер.
Он ловким движением застегнул на его запястьях стальные браслеты и помог ему забраться в машину. Сев рядом, милиционер сморщил нос и, отодвинувшись в сторону, спросил:
– Что с тобой, парень? От тебя мочой несет за километр. От страха обделался что ли? Давай, выходи из салона, посидишь в «стакане», а то провоняешь мочой всю машину.
Миронов вышел из кабины и молча сел в «стакан», или «собачник», как его называют задержанные.
***
Через месяц в Москве состоялась коллегия МВД СССР. На коллегию были вызваны министр МВД Татарии, начальник Управления уголовного розыска и новый начальник Приволжского отдела милиции города Казани. С докладом о положении в Казани выступил начальник УВД города. Министр внутренних дел СССР Щелоков оборвал его на полуслове, не дав закончить доклад.
– Что по этому поводу скажет начальник Управления уголовного розыска? – произнес министр, сверкая погонами и большо звездой. – Мне очень хочется услышать от него оценку сложившейся в Казани ситуации.
На трибуну вышел Наумов. Взглянув на министра внутренних дел СССР, он начал доклад. В отличие от начальника УВД Казани, он достаточно хорошо знал участников молодежной группировки, а также все преступления, которые им инкриминировались.
– Слушайте, полковник! Я вот вас слушаю и удивляюсь. Все вы знаете, всем владеете. Не ясно лишь одно, что вам мешало ликвидировать эту группировку до налета на микрорайон? Кстати, вы получили взыскание за это по партийной линии?
– Пока нет, товарищ министр.
– Плохо, товарищ Наумов. Очень плохо. Считайте, что я вам сейчас объявляю выговор по партийной линии. Подготовьте приказ, – произнес он, оборачиваясь к секретарю.
Секретарь кивнул головой.
«Вот и дождался, – подумал Наумов. – Партийное руководство республики сначала било нас по рукам, не давая работать, а теперь пытается свалить все с больной головы на здоровую. Выходит, мы во всем виноваты».
Чувство обиды захлестнуло Наумова. Он повернулся и посмотрел на Щелокова, который встал из-за стола и, поправив микрофон, начал обвинять руководство министерства республики в беспомощности и самоустранении от профилактической работы с членами преступной группировки.
– Они ошибочно считали, что работа по воспитанию подрастающего поколения лежит лишь на руководстве ВЛКСМ. Нет, товарищи, вы не правы. Вы, как члены партии не должны были сидеть в своих кабинетах и просто наблюдать, как какие-то лидеры преступного мира группируют вокруг себя молодежь.
Он говорил еще долго. В заключение Щелоков обозначил сроки, к которым МВД Татарской АССР должно было покончить с группировкой. Зал одобрительно принял постановляющую часть решения коллегии МВД СССР. Все были довольны этим решением. Министр внутренних дел радовался, что не получил взыскание, так как работал на этой должности не так давно, другие тем, что их не уволили со службы. Единственное, что объединяло их в тот момент, это желание ликвидировать группировку.
***
Следственная машина крутилась во всю свою мощь, однако, дело продвигалось довольно медленно. Садыков Марат по-прежнему молчал на допросах и на все ответы оперативников и следователей прокуратуры отвечал одинаково: ничего не знаю, ничего не помню, ничего не совершал. Дерябин Евгений вел себя совершенно по-другому. Его снова перевели из следственного изолятора в МВД. Росла интенсивность допросов. Теперь с ним работали не только следователи из прокуратуры, но и оперативники МВД. Иногда допросы длились долгими часами, но он не терял оптимизма и в отличие от Садыкова не замыкался в себе. Он рассказывал оперативникам веселые истории, шутил и всем своим видом показывал, что никого и ничего не боится. Однажды, вернувшись с очередного допроса, он лег на топчан и, повернувшись к сидевшим за столом сокамерникам, весело произнес:
– Вы знаете, мужики? Сейчас шел по коридору, и вдруг меня осенило. А, что если мне прогнать «маляву» ребятам и устроить небольшую заварушку в изоляторе? Попытаться разоружить контролеров и вырваться отсюда на волю. А что? Терять нам нечего. Попытка не пытка, а вдруг повезет!
– Да, брось ты, Женька, дурака валять! Разве отсюда вырвешься?
– Да не обязательно отсюда. Нас ведь таскают на следственные действия. Почему там не попытаться сорваться? Я думаю, что милиция не будет стрелять на улице, там же полно народу. А, если еще помогут ребята, то шансов у оперативников практически не будет. Посмотрю, что мне ответит Антонов, тогда и буду принимать решение.
Сокамерники молчали. В отличие от Дерябина, у них никогда не возникало мысли о побеге из изолятора.
– Ну, сорвешься ты, Женька, с кичи и куда рванешь? Дальше Союза не убежишь!
– Почему не попытаться? Это реально, просто нужно все продумать и основательно подготовиться. Риск, мужики, это удел смелых.
– Не смелых, а дураков, – вмешался в разговор один из сокамерников. – Ну, вырвешься ты отсюда, пройдешь метров сто и снова попадешь сюда. А, за побег тебе еще три года добавят. Сто метров и три года – несоизмеримые цифры.
– Да я не призываю вас бежать. Я просто рассуждаю. Вот если бы с ребятами связаться, было бы здорово.
– Ты лучше скажи, что вы хотели доказать тем набегом? Весь город и так говорил лишь о вас.
– Это была давняя затея. Антонов всегда говорил, что милиция стрелять в нас не будет, а мы сможем поднять массы народа на бунт.
Мужчина громко засмеялся. Его смех был таким заразительным, что все сокамерники невольно засмеялись.
– Вот никогда бы не подумал, что вы новые большевики. Смешно. И на какой бунт вы рассчитывали. Вы что думали, что если милиция начнет стрелять в вас, то народ поднимется защищать вас, хулиганов и бандитов! Да они вас сами бы ловили и передавали сотрудникам милиции!
– Ты не прав, Семеныч! Народ у нас любит обиженных и оскорбленных. Они моментально забыли бы обо всем и стали бы на нашу сторону.
– Это тебе тоже Антонов рассказал. Глупо, я думал, что ты человек с головой, а ты, оказывается, мальчишка. Да, власть бы хлопнула одной ладошкой о другую, и от вас не осталось бы мокрого места. Ишь ты, новые революционеры. Смешно!
Все в камере снова засмеялись. Евгений был рад тому, что все это перешло в разряд шутки. Ведь никто из них тогда не подумал, что в основе набега действительно лежало то, о чем он говорил минуту назад. Но никто не мог тогда представить, чем все это могло обернуться, если бы милиция открыла огонь.
***
Антонов в сопровождении троих товарищей шел по улице Баумана. Адреса проживания его друзей и знакомых находились под неусыпным наблюдением органов внутренних дел, поэтому он предпочитал проводить время в местах массового скопления народа. Таким местом, как он считал, была центральная улица Казани – Баумана. В этот раз он шел, стараясь не привлекать к себе внимания проходящих мимо людей. Валерий невольно вспоминал те времена, когда шел по улице с гордо поднятой головой, стараясь плечом врезаться в плечо идущему навстречу парню, чтобы спровоцировать конфликт. Теперь это было в прошлом.
Антонов перешел улицу и вошел в здание ресторана «Дом татарской кулинарии». Осмотревшись по сторонам, он кивнул ребятам, и они поднялись на второй этаж. В зале было не так много места, и он, поздоровавшись со знакомым официантом, сел за стол. Они заказали обед и стали ждать. Прошло минут двадцать, однако официанта не было. Сердце Антонова вдруг учащенно забилось в предчувствии беды. Он стал внимательно наблюдать за входящими в зал людьми.
«Оперативники! – подумал он, заметив среди вошедших в зал, знакомого молодого парня.
Насколько он помнил, этого парня он видел вместе с начальником отдела Управления уголовного розыска Беловым.
«Неужели кто-то позвонил им и сообщил, что я обедаю в ДТК».
– Ребята! Нас сдали, вокруг менты. Нужно прорываться и уходить из ресторана. Я не думаю, что они рискнут брать нас здесь, скорее, при выходе из ресторана. Поэтому приготовьтесь, их наверняка будет с десяток.
Из подсобного помещения показался официант и начал расставлять на стол заказанные ими блюда.
– Гарик! Ты должен нас вывести отсюда. Нас обложили менты, – тихо обратился он к официанту.
– Я знаю. Вас сдал администратор. Они приехали на двух машинах. Трое прошли в зал, а пятеро ждут внизу. Если надумаете уходить, то уходите через кухню. Там есть запасной выход. Он выходит на улицу Профсоюзную. Там наверняка чисто.
– Спасибо, Гарик, – поблагодарил его Антонов.
Он еще раз окинул зал взглядом, стараясь вычислить среди посетителей ресторана сотрудников милиции. Это было нетрудно. На столах перед ними отсутствовали необходимые для обеда приборы.
– Итак, их трое. Нас четверо! Неужели не вырвемся?
– Гена! Попробуй, выйти через кухню. Интересно, как они отреагируют?
Парень, сидевший справа от Антонова, поднялся из-за стола и направился на кухню. Обычно там размещался буфет, и многие посетители часто исчезали за малиновой занавеской, чтобы приобрести спиртное. Валерий обратил внимание, как напряглись фигуры оперативников, однако через мгновение они снова расслабились, устремив взгляды на него.
– Теперь вы двое, – тихо скомандовал он.
– Он что, там пропал? – громко произнес один из парней. – Так можно и с голоду умереть.
Они встали из-за стола и, толкая друг друга руками, с шутками направились за занавеску. Вслед за ними отправился и Антонов. До спасительной занавески оставалось каких-то метров пять. Он увидел краем глаза, как из-за стола встали оперативники и чуть ли не бегом устремились за ним. Он сбил с ног официанта с подносом и, перескочив через него, ринулся к двери. Добежать он не успел. Кто-то из оперативников подсек его ногу. Он с грохотом повалился на влажный пол, сбивая с плиты какие-то кастрюли, которые с грохотом повалились на него. Кто-то большой и тяжелый навалился на него и, схватив его за руку, с силой заломил ее.
– Больно, суки! – орал он во все горло и попытался вырваться из цепких объятий.
Он почувствовал, как на его запястьях защелкнулись наручники. Кто-то поднял его на ноги и толкнул в спину.
– Давай, шагай, – произнес оперативник и снова толкнул его.
Около входа в ресторан стояла машина. Его усадили на заднее сиденье, и машина поехала вверх по улице Университетской в сторону МВД.
***
Вечером в кабинет Наумова вошел Белов. Поздоровавшись с начальником, он, молча, положил на край стола лист бумаги, исписанный мелким и кривым почерком.
– Что это? – спросил начальник Управления.
– Сообщение от моего человека. Он сидит в одной камере с Дерябиным.
– Что там нового? – поинтересовался Наумов.
– Вы прочитайте, Константин Николаевич. По-моему, сообщение заслуживает определенного внимания. Дело в том, что Дерябин рассчитывает устроить небольшой концерт во время суда и спровоцировать товарищей на беспорядки. Вы только представьте, что может произойти в зале суда, если туда придут их друзья, оставшиеся на свободе? Я думаю, нужно что-то предпринять, чтобы этого не произошло.
Наумов взял в руки записку и начал внимательно читать. Прочитав, он посмотрел на Белова.
– Ты уверен в этом человеке? Тебе не кажется, что это какой-то бред?
– Извините, Константин Николаевич, это не бред. Это размышления Дерябина. А, вдруг, ему удалось с кем-то связаться? Я не исключаю этого. Смог же он найти тропинку из следственного изолятора на волю.
Наумов широкой ладонью погладил большую залысину и посмотрел на Белова.
– Ты знаешь, после всего, что они сделали, я ничему не удивлюсь. Ведь если в зале суда начнется бунт, то конвой вынужден будет открыть огонь. Значит, возможны жертвы среди мирного населения. Да, Дерябин, не дурак. То, что они не смогли сделать на улицах Ново-Татарской слободы, может произойти в зале суда.
– Я бы на вашем месте, Константин Николаевич, на всякий случай доложил бы наверх. Чем черт не шутит, пока Бог спит.
Наумов, молча, положил записку в коричневую папку и, накинув на плечи пиджак, направился к двери. Вслед за ним пошел и Белов. Закрыв дверь, начальник Управления уголовного розыска направился к министру. Он пробыл там недолго; вернувшись, вызвал к себе Белова.
– Я доложил министру. Он отнесся к этой информации очень серьезно. При мне связался с председателем Верховного суда и прокурором республики. Все доложил им. Посовещавшись, они решили проводить суд при закрытых дверях, то есть без присутствия родственников и представителей прессы.
– Не мне, конечно, решать, но вы же, не станете выставлять оцепление вокруг здания суда? А если боевики попытаются прорвать выставленное оцепление? Я бы проводил суд в каком-нибудь следственном изоляторе или даже в колонии, куда не могли бы попасть посторонние люди.
– Я с тобой согласен. Это лучший из вариантов.
– Если так, то доложите министру, может, он согласится с подобным предложением.
Белов вышел из кабинета Наумова и направился к себе. В коридоре его остановил Балабанов.
– Ты чего такой озабоченный? Случилось что?
– Вроде бы нет. Пока все нормально. Вот иду от Наумова. Доложил ему информацию из-под Дерябина.
– И что тот рассказывает в камере?
– Хочет устроить небольшой концерт во время суда.
– Ты серьезно?
– Мне не до шуток. Ты только представь себе, что будет, если это действительно произойдет. Это будет похуже Ново-Татарской слободы.
– И что, Наумов?
– Решают.
***
Шел 1980 год. Именно в этом году, как в свое время обещал Никита Сергеевич Хрущев, партия и правительство должны были полностью искоренить преступность в СССР. Другого решения и быть не могло, ведь страна строила коммунизм. А здесь, в Казани, в красном уголке следственного изолятора, шел процесс по обвинению группы молодежи в бандитизме. Около ворот изолятора толпились родственники обвиняемых и потерпевших, однако, проникнуть внутрь изолятора было невозможно. Вооруженная охрана хорошо знала свое дело и моментально пресекала любые попытки проникновения. В толпе находились и сотрудники службы наружного наблюдения, в задачу которых входило выявление лиц, находящихся в розыске, а также возможных зачинщиков хулиганских действий. Однако толпа вела себя чинно и пристойно.
Суд шел уже несколько дней. В зале заседания подсудимые вели себя вызывающе, отказывались давать пояснения, смеялись, шутили. Со стороны можно было подумать, что это не судебное заседание, а слет студентов. Садыков Марат по-прежнему молчал, придерживаясь ранее выработанной тактики.
– Не знаю, не помню, не совершал, – твердил он в ответ на любой вопрос обвинителя или судьи.
Его ответы вызывали гул одобрения у подсудимых. Дерябин же, наоборот, много шутил, вызывая смех у подельников по уголовному делу. Несмотря на общее веселье в зале, все они понимали, что им грозит. Государственный обвинитель запросил приговорить Садыкова, Нагаева, Степанова и еще двоих подозреваемых к высшей мере наказания. Его выступление было, похоже, на ушат холодной воды, вылитой на веселую компанию. Скамья подсудимых замолчала. Все притихли и стали смотреть друг на друга, ожидая, что запросит государственный обвинитель в отношении них. Двадцать восемь человек, в том числе Дерябин и Антонов, были осуждены по статье «бандитизм». Им вменили тридцать шесть грабежей, четыре убийства и пятнадцать покушений на жизнь. Остальные члены группировки были осуждены по конкретным преступлениям. Впоследствии Степанов и еще один член группировки, ранее приговоренные к смертной казни, были помилованы.
ЭПИЛОГ
Прошло более десяти лет, прежде чем некогда знаменитые тяпляповцы стали потихоньку возвращаться из тюрем и зон. Вышел из заключения и Евгений Дерябин. Купив билет до Казани, он зашел в привокзальную пивную и заказал пива. Он с интересом рассматривал окружающих людей, стараясь угадать, кем мог работать тот или иной посетитель небольшой забегаловки.
– Мужик! Пивом не угостишь? – обратился к нему мужчина средних лет, явно страдающий алкоголизмом.
Его посиневшее лицо опутывала мелкая сетка синих кровеносных сосудов. Раньше бы он шарахнулся в сторону от подобного соседства, но время и на него наложило свой отпечаток. Евгений сунул руку в карман, достал деньги и, отсчитав несколько купюр, молча, протянул их мужчине.
«Правду люди говорят, что от сумы и от тюрьмы не зарекайся», – подумал он, продолжая наблюдать за мужчиной. Тот купил кружку пива и подошел к столу Дерябина.
– Недавно освободился? – спросил он.
– А, почему ты спрашиваешь? Разве на мне написано?
– Просто ты с таким интересом рассматриваешь людей, что я сразу подумал, что ты недавно откинулся с зоны. Да, братишка, все в мире относительно. Уходишь туда при одном режиме, выходишь при другом. Поверь мне, сейчас, все по-другому. Если раньше людей сажали за спекуляцию, то теперь все это называется коммерцией. Дерябин усмехнулся и с интересом посмотрел на своего собеседника.
– Ты тоже, похоже, не всю жизнь здесь ошивался?
– Ты прав, мы все, когда-то были скакунами. Чем собираешься заняться на воле?
– Пока еще не решил. Вот приеду в Казань, посмотрю, как там пацаны живут, чем занимаются, тогда и решу, что делать дальше. Раньше мы были королями, а сейчас не знаю.
– Могу сказать, что сейчас, вы никто. Сколько ты проторчал на зоне? – поинтересовался он у Евгения и, услышав цифру, продолжил. – За это время многое изменилось, молодежь поднялась, встала на ноги. Поверь, никто тебя там не ждет. Сейчас там рулят другие.
Дерябин допил остатки пива и поставил пустую кружку на стол. Он снова посмотрел на мужчину. Ему не хотелось верить в то, о чем сказал этот опустившийся человек.
– Я не верю тебе, мужик. Я всегда был авторитетом: и на воле, и на зоне. Такие люди, как я, просто так не пропадают. О нас помнят и никогда не забывают.
– Я не отрицаю и не говорю о твоем положении. Просто жизнь, братишка, изменилась. Сейчас, как в песне,: кто был ничем…
Обратив внимание на то, что Дерябин собрался покинуть пивную, мужчина снова обратился к нему.
– Может, еще дашь на кружку пива? Помоги, вдруг и тебе кто-то поможет.
Евгений улыбнулся и, достав из кармана деньги, дал ему на пиво. Затем вышел на улицу. Свежий весенний ветер ударил в лицо. Услышав объявление диктора о прибывающем поезде, он направился на перрон.
***
Казань встретила Евгения первым весенним дождем. Он вышел из вагона поезда «Соликамск–Казань» и в нерешительности остановился на перроне.
– Молодой человек! Вы мешаете выходить из вагона. Отойдите, пожалуйста, в сторону, – обратилась к нему проводница.
«Глупая женщина, – подумал он. – Ей не понять, что я снова вернулся в родной город, туда, где прошли мое детство и юность».
Выйдя на привокзальную площадь, он сразу же направился к стоянке такси. Однако машин с привычными для него шашечками на бортах на стоянке не было.
– Шеф! Тебе куда? – поинтересовался у него молодой парень, стоявший около старенькой «единички».
– Мне на «Тяп-Ляп». Повезешь?
– А почему бы и нет, если заплатишь, конечно. Давай, садись, поехали.
Евгений сел в машину, и они поехали. На перекрестке улиц Татарстан и Тукая, Дерябин обратил внимание на угол дома, на котором кто-то нарисовал корону. Снизу была сделана надпись большими и кривыми буквами – «Хади Такташ – город наш». Прочитав надпись, он невольно улыбнулся, вспомнив времена своей молодости, когда он, как и эти ребята, делил асфальт в городе.
– Да, в этом городе ничего не меняется, – произнес он вслух. – Время идет, а стремление стать королями по-прежнему крепко сидит в головах современной молодежи.
Водитель улыбнулся и с интересом посмотрел на своего пассажира.
– Похоже, вы давно в Казани не были?
– Да, более десяти лет. Скажи, а кто сегодня рулит на улицах? В мою молодость рулил «Тяп-Ляп», а сейчас кто?
– Сейчас многое изменилось. О «Тяп-Ляпе» остались лишь воспоминания. Сейчас Казанью правят ни милиция и ни мэр, как прежде.
– А кто? – перебив его, удивленно спросил Дерябин.
– Вы не поверите, но сейчас вся власть в руках ОПГ.
– А, что такое ОПГ?
Водитель удивленно посмотрел на Евгения.
– ОПГ, это организованная преступная группировка. Ну, так их называет милиция.
Дерябин откинулся на спинку кресла и только сейчас понял, как он отстал от современной жизни.
– Быть этого не может! – прошептал он.
– Вот и приехали, – произнес водитель. – Теперь куда?
– Останови здесь. Я хочу пройти пешком, посмотреть, что здесь изменилось.
Он расплатился с водителем и, проводив взглядом отъезжающую машину, медленно побрел в сторону своего дома.
***
Вечером Евгений встретился со Степановым, который освободился на полгода раньше. Товарища было не узнать. От его былого внешнего вида остались лишь большие удивленные глаза, которые по-прежнему светились каким-то непонятным дьявольским огнем.
– Ну и как она, свобода? – спросил его Дерябин, разливая по рюмкам ледяную водку. – Кого из наших ребят ты видел, с кем встречался, как они?
Они чокнулись и выпили. Напряжение, которое висело с момента их встречи, исчезло. На душе вновь стало легко и свободно.
– Ты знаешь, Женька, все, о чем мы говорили, исчезло. Когда я откинулся с кичи и вернулся домой, то через пару дней понял, что я никому не нужен. Местные ребята смеялись надо мной и показывали на меня пальцем, как на дурака. Сейчас, молодежь не та, что раньше. Сейчас, все крутится вокруг денег. Все кого-то «крышуют», короче – рубят деньги. Наших ребят практически никого не осталось. Кто-то после отсидки уехал, кто-то делает вид, что не узнает.
– Похоже, я зря вернулся обратно в город?
– Не знаю, тебе виднее. Могу сказать, что рассчитывать на помощь местных ребят не стоит. Мы для них как ископаемые мамонты.
Дерябин ухмыльнулся над словами приятеля. Он верил и не верил рассказу Степанова.
– Скажи, кто сейчас рулит у нас в микрорайоне?
– Да, ты все равно его не знаешь. Зачем тебе это, Женька. Прижми хвост и живи, как можешь. Я вот на зоне здоровье потерял, хотел авторитетом стать. А, не вышло. Попал на «сучью» зону, там они меня и сломали. Для меня сейчас важней покой, а не разборки.
– Кому что. Мне хочется, Степанов, пожить хорошей жизнью. Я как вспомню зону, так во мне все переворачивается. Жить хочу, понимаешь, жить, а не прозябать на «Тяп-Ляпе» за бутылкой водки.
Дерябин взял в руки бутылку и снова разлил водку.
– Давай, выпьем за светлую память наших пацанов – Садыкова, Нагаева и других, кто не дожил до сегодняшнего дня. Кто мог знать, что все так закончится. Я говорил тогда Садыкову, что не нужно этого делать, но он меня не захотел слушать. Эх, Марат, Марат.
Они, молча, выпили и закусили.
– Слушай, а ты не знаешь, что произошло с Валеркой Мироновым? Мы с ним и Садыковым учились в одном классе. Тогда ему дали пять лет. Как он сейчас?
Степанов закурил и, выпустив дым в потолок, буднично произнес:
– Его убили.
– Как убили? Кто?
– Ребята с «Жилки». Он, как откинулся, примкнул к ребятам из поселка Мирный. Вот за это и убили. Сейчас, все мочат друг друга. Сейчас, не те времена, все решает ствол. У кого он есть, тот и хозяин.
Они надолго замолчали, каждый думал о чем-то своем.
***
На следующий день Дерябин встретился с Хакимовым Ринатом, лидером местной группировки. Встреча произошла в кафе «Сокол». Ринат был не один, вместе с ним за столом сидели еще трое парней.
– Привет, Евгений! – поприветствовал он за руку вошедшего в кафе Дерябина. – Мне ребята передали, что ты хотел увидеться со мной.
– Привет!
Евгений сел за стол и увидел, что на столе стоят водка, виски и дорогое французское вино. Поймав его взгляд, Хакимов улыбнулся.
– Угощайся.
– Я не голоден, Ринат, и пришел сюда, что поговорить с тобой.
Его слова явно задели хлебосольного хозяина. Он переглянулся с ребятами и, сделав серьезное лицо, тихо произнес:
– Я слушаю тебя, Дерябин. Говори.
Евгений обвел взглядом лица сидящих за столом ребят и, откашлявшись, начал говорить.
– Ты знаешь, кто я, и поэтому я могу тебе все сказать в лицо. Ребята с «Тяп-Ляпа» на зоне недовольны, что вы забыли о них. Когда мы держали город, то пятьдесят процентов своего «общака» загоняли в зону, грея товарищей по несчастью. Вы же забыли об этом. Не смотри на меня так. То, что ты еще на воле, это не твоя заслуга, а скорее недоработка милиции. Мы раньше тоже так думали, считали себя королями. Однако, от сумы и от тюрьмы никто из нас не застрахован.
– Погоди, Женек, – прервал его Хакимов. – Ты кто такой, чтобы читать мне мораль и учить меня жить? Никто! И твое имя не дает тебе никакого права. Мы не министерство социального обеспечения и никогда не подписывались под то, что обязуемся поддерживать зону. У меня там никого нет, перед кем я имею какую-то задолженность. Я все понимаю, ты мужик авторитетный, и статья, по которой ты отбывал свой срок, тоже впечатляет, но это не зона, и здесь свои законы устанавливать не нужно. Здесь мы сами решаем, что и как делать, и советчики нам не нужны. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю?
– Я не дурак, и все понимаю. Ты знаешь, когда я ехал на встречу с вами, почему-то думал по-другому. Однако, когда я увидел этот стол, то понял, что серьезно ошибался. Сытый человек, голодного не поймет. Жаль, что не смог убедить вас в этом.
– Почему же не убедил? Я бы так не сказал, – произнес Хакимов. – Одного твоего вида мне было достаточно, чтобы понять, что попадать туда, и на большой срок, не стоит. Время безжалостно, не жалеет никого – ни королей, ни нищих. Кстати, тебе деньги нужны? Мы поговорили с ребятами и решили помочь тебе.
– Спасибо, Ринат. Я в ваших деньгах не нуждаюсь.
– Хозяин барин. Я вот что тебе посоветую, Евгений. Уезжай из Казани. Здесь бывших королей не очень любят. Сейчас королей в городе достаточно, и лишние, тем более экс-короли, никому не нужны.
– Я понял. Надеюсь, это просьба, а не намек.
– Ты мужик умный, сам решай, что это.
– Спасибо за встречу. Ты, Ринат, прав, королей сейчас много, а вот экс-король один.
Он встал из-за стола и, не прощаясь, направился к двери.
– Я так и не понял, Ринат, что он хотел от нас? – спросил Хакимова один из парней.
– Ничего. Просто уважения.
– Но, это нужно заслужить.
– Он заслужил. Не знаю, как вы, но я уважаю его. Он молодец! Мы такими, как он, увы, уже не будем.
Бросив деньги на стол, они вышли из кафе и, сев в иномарки, разъехались в разные стороны.
***
Утром Дерябину позвонил Хакимов.
– Привет, Евгений! Извини за ранний звонок. Я много думал после нашего разговора и решил позвонить. Как ты смотришь на то, чтобы влиться в нашу бригаду. Для начала мы дадим тебе несколько киосков, чтобы жить, а дальше подумаем.
– Спасибо, Ринат, за предложение. Я из тех, кто считает, что рисковать по мелочам не стоит. Если иметь, то иметь все. Ведь в случае залета придется отвечать одинаково, что за мелочь, что за большое дело. Поэтому я решил больше не мелочиться.
– Дело твое, Евгений. Извини, ничего другого я предложить не могу.
– И на этом спасибо. Я решил, по твоему совету, уехать из города. Меня, наверняка, менты возьмут в оборот, а мне их внимание не нужно. Поеду туда, где крутятся деньги.
– Удачи тебе.
Евгений быстро собрал пожитки и направился к Степанову.
– Я сегодня уезжаю в Москву. Ты мне дай на всякий случай адрес Валерки Антонова. Он мне писал, что обосновался в Подмосковье, но я адрес потерял.
– Ты знаешь, что его короновали? Сейчас он «вор в законе».
– Да, слышал. Он, всегда мечтал о короне.
– Может, и ты хочешь корону?
– Нет, корона вора не для меня. Я, наверное, больше бизнесмен, как сейчас говорят, а не вор.
Степанов достал из холодильника бутылку водки и поставил ее на стол.
– Слушай, а как же наш кодекс – ни пить, ни курить, ни сдавать своих ребят? – тихо произнес Дерябин.
– Ты это еще помнишь? А я забыл и не хочу вспоминать. Ты знаешь, я в это верил, пока меня не арестовали. Уже в камере я понял, что это лишь красивые слова. Когда ты видишь, как твои бывшие товарищи сливают тебя по полной программе, то понимаешь: все клятвы – одна бутафория, и больше ничего.
Евгений сел за стол и посмотрел на Степанова. Этот человек, приговоренный к высшей мере наказания, а затем помилованный, наверное, мог так говорить. Ведь не мог он сам признаться в убийстве, которое они совершили с Антоновым и Садыковым. Ведь тогда никого другого не обвинили в этом, кроме него. Садыков Марат не мог сдать его, тот вообще не общался со следствием. Единственным человеком, кто мог сдать его, был Антонов Валерка. Однако, тот стал вором в законе, и Степанов ничего не мог предъявить ему. Дерябин промолчал, так как не знал, что ответить. Хозяин разлил водку. Они, молча, подняли стаканы и не чокаясь выпили.
