Александр Тимофеевич Филичкин
Разведчик, штрафник, смертник. Солдат Великой Отечественной (издание второе, исправленное)
Путешествие по густому сосновому бору, нетронутому топором дровосека, подействовало на него усыпляющее. Парень даже слегка задремал на ходу. Так он и топал вперёд, механически двигая ноги, которые всё ещё, плохо ему подчинялись.
Часа через два, пленные, наконец-то, пришли к намеченной фрицами точке. Узкий просёлок неожиданно резко вильнул. Лес вдруг расступился, и бойцы оказались у обширной продолговатой поляны.
Утомлённый длительным маршем, Григорий с ощутимым трудом очнулся от тяжёлой дремоты. Выглядывая из середины длинного строя, он вытянул шею и кое-как рассмотрел то, что находится у них впереди.
На уютной прогалине размещался совсем небольшой, можно сказать, крохотный лагерь. Вдоль одной стороны ограждения стоял длинный барак, сложенный из дикого камня. Судя по внешнему виду, когда-то давно там находилась конюшня усадьбы.
Напротив неё размещался добротный одноэтажный коттедж. Наверняка он принадлежал коменданту скромного учреждения. Такие красивые здания Григорий видел лишь на иностранных открытках и в импортных фильмах, которые, иногда, смотрел до войны.
Рядом виднелось кирпичное здание, сильно смахивающее на казарму. К нему примыкали однотипные сооружения, походившие на пристройки для хозяйственных нужд.
Между бараком для заключённых и помещениями немецкой охраны расположился грунтовый, хорошо утоптанный плац. От жилой зоны фрицев он был отделён высоким забором из ржавой проволоки со стальными шипами.
«Вот и весь тебе лагерь, – уныло подумал Григорий. – Ни тебе производственных мастерских, ни какой-нибудь лесопилки. Скорее всего, раньше здесь размещалась чья-нибудь дача или обычный кордон лесника. Кругом растёт густой старый лес. Скорее всего, нас заставят валить большие деревья и вывозить тяжёлые брёвна к железной дороге».
Просёлок, что привёл пленных к лагерю, там и кончался. По бокам и с другой стороны странной зоны густою стеной стояли высокие корабельные сосны. Прямоугольную территорию окружал довольно высокий, не менее трёх с лишним метров, забор, из всем привычной, ржавой «колючки».
По углам скромной площадки находились деревянные вышки, покрытые дощатым навесом. На каждой из них размещался ручной пулемёт и два солдата, вооружённых винтовками «Маузер».
Оказавшись у зоны, вртухаи тотчас подтянулись и стряхнули с себя всё благодушие. Фрицы взяли оружие наперевес и стали действовать на удивление чётко. Они выстроились с обеих сторон от колонны и без суеты направили пленных вперёд.
Шаркая ногами в разбитых сапогах и ботинках, заключённые устало приблизились к высокой ограде. В ней находились ворота, изготовленные в той же манере, что и забор. Они оказались гостеприимно распахнуты.
Стоящие у входа фашисты спокойно дождались, пока красноармейцы прошли внутрь зоны. Затем навалились на широкие тяжёлые створки, сколоченные из внушительных брусьев. Те заскрипели, неспешно сошлись и с шумом захлопнулись за спиной советских бойцов. Они очутились на половине для зеков.
У Григория даже сердце вдруг защемило. С неожиданно сильной тоской парень внезапно подумал: «Выберусь ли я отсюда живым?»
Из уютного небольшого коттеджа вышел тот же эсесовец, который на маленькой станции встречал пересыльный этап. Не спускаясь с крыльца, он громко крикнул:
– Построиться в одну шеренгу!
Пленные с трудом разобрались между собой и встали, как приказал молодой офицер. Последовала друга команда:
– По порядку номеров – рассчитайсь!
Провели ещё одну перекличку. Как это ни странно, но в лагерь пришли все сто семь человек. Никто не упал по дороге и фашисты никого не убили. Офицер довольно кивнул, развернулся и вальяжной походкой вернулся в свой замечательный дом.
Подбежали охранники и загнали всех узников в длинный барак. Давно обжитое людьми помещение оказалось абсолютно пустым. На грубых двухъярусных нарах почему-то не оказалось ни одного человека. Хотя потёртые доски и засаленные тюфяки из соломы говорили о том, что не очень давно, тут находилось множество других заключённых.
«Наверное, фашист не соврал и это пересылочный лагерь. Иначе здесь жили бы люди!» – с облегчением подумал Григорий. Парень упал на ближайшие нары и мгновенно уснул.
В семь утра, во дворе странного лагеря надрывно завыла сирена воздушной тревоги. В спящий барак плотной гурьбой ворвались фашисты, и резкая немецкая речь разнеслась по всему помещению. Сонные заключённые мгновенно слетели с удивительно жёстких неудобных постелей. Они выскочили в широкий проход и, спотыкаясь, встали между рядами шконок из дерева, высотою в два этажа.
В ход пошли приклады винтовок. Подгоняя пленных ударами, фашисты направили узников к выходу. Они выгнали их на маленький плац, поставили в одну длинную линию и провели перекличку. Как все и думали, за прошедшую ночь никто из бойцов не сбежал и от истощения не умер.
Начальник охраны, высокий фельдфебель, благосклонно кивнул и продолжил свою непростую работу. Он открыл общий список сидельцев и прокричал на ломаном русском:
– Сейчас я стану зачитывать ваши фамилии. Тот, кого я назвал, должен выйти из строя и сделать два шага вперёд. Я сообщу пленному его порядковый номер по списку. Заключённый обязан запомнить данную цифру, громко её повторить и бежать на правый фланг вашей шеренги. Ему нужно встать рядом с предыдущим солдатом. В дальнейшем вы всегда будете строиться в этом порядке!
Шеф вертухаев стал громко выкрикивать фамилии пленных и присваивать им номера. Григорий Степанов оказался в списке сорок третьим по счёту. Он трусцой перебежал в правую сторону и встал в новый строй. Потом повертел головой и запомнил соседей, что стояли поблизости. Рядом оказались такие же истощённые люди, как он.
Наконец, охрана присвоила клички всем пленным. Один из фашистов проскочил в небольшие ворота, отделявшие зону охранников от территории узников. Он подбежал к небольшому коттеджу, стоящему в жилой зоне немцев, взлетел на крыльцо и постучал в деревянную дверь.
Из прекрасного дома появился уже знакомый эсэсовец. Ленивой походкой начальника, он прошёл в зону сидельцев, встал перед строем и громко сказал:
– Я комендант учебно-тренировочного учреждения вермахта! Здесь установлены определённые правила: за невыполнение приказов любого сотрудника лагеря – расстрел на месте! За невыход или опоздание на перекличку – расстрел на месте! За неопрятный вид, грязную и рваную форму – расстрел на месте! Сигналом к сбору на этом плацу служит звук воздушной сирены! Время на сбор тридцать секунд!
Давая пленным впитать и осознать выданную им информацию, офицер чуть помолчал. Затем он продолжил:
– Из Германии, завтра прибудут инструкторы вермахта и их подопечные. Вы будете спарринг-партнерами для этих сотрудников. Послезавтра, с утра начнём тренировки. – Офицер развернулся и вернулся в свой чудесный коттедж.
Начальник охраны вновь взял инициативу в свои крепкие руки:
– Сейчас вы получите новую форму! Потом пройдёте в барак. Умоетесь и переоденетесь. Старое обмундирование приказываю аккуратно сложить на своём спальном месте. Эти вещи вам ещё пригодятся. Затем вернётесь на плац. Номера с первого по десятый – налево! К интенданту, шагом марш! – отдал он короткий приказ:
Названные фашистом, невольники молчком повернулись и двинулись вслед за охранником, стоявшим с правого края шеренги. Немец прошёл через плац, привёл заключенных к скромному зданию и поставил их перед распахнутой дверью. Каждому из бойцов быстро вручили по комплекту солдатского обмундирования РККА. Правда, без знаков различия.
Хоть вещи были и старые, но всё-таки целые и, что самое странное, чистые. Тем, у кого оказалась очень разбитая обувь, дали поношенные кем-то портянки и сапоги. Вместе с одеждой каждый из арестантов получил кусок белой ткани размером с ладонь. На нём был порядковый номер, написанный широким пером, чернилами чёрного цвета.
Едва первый отряд получил «новую» форму, как его отослали в барак и приказали: – Умыться и переодеться.
Его место занял второй десяток, за ним третий и так далее до самого края длинной шеренги.
Как оказалось, в умывальной находились поляки, которые исполняли роль парикмахеров. Всех арестантов подстригли «под ноль» ручной блестящей машинкой и, почти «на сухую», сбрили им трёхнедельные бороды опасною бритвой.
После чего, их отослали к кранам с холодной водой. Закончив «помывку», красноармейцы снова построились на том же плацу. Начальник охраны придирчиво осмотрел всех бойцов и сказал:
– Сейчас вас накормят! Подходить к полевой кухне вы будете в том же порядке, в котором вас называли. Тот, кто нарушит данное правило – будет расстрелян.
После получения пищи вернётесь в шеренгу, а когда я вас отпущу, пойдёте в барак. Позавтракаете и пришьёте на левый карман гимнастерки номер, полученный от интенданта. Потом займётесь своим старым обмундированием.
Стирать будете в отделении для умывания. Заходить туда только по очереди. Сначала первый десяток, потом второй и так далее. Долго там никому не задерживаться. Стирать быстро, воду без дела не лить. Охрана будет строго следить за соблюденьем порядка. Сушить одежду придётся на нарах. Стричь и брить вас всех будут один раз в неделю. А сейчас – все налево!
Бойцы повернулись и направились к дальнему краю пустынного плаца. Там находилась передвижная кухня немецкой пехоты с большими колёсами тележного типа. Она дымила высокой и толстой, закопчённой трубой, и удивительно смахивала на простую арбу.
На подобных повозках ездят узбеки, таджики и прочие жители жарких, среднеазиатских республик. Григорий видел их в занимательной книге о Ходже Насреддине.
Пленные помнили о жуткой расправе, что случилась при получении воды в крымском лагере. Они дисциплинированно встали в длинную очередь, получили по деревянной миске овсяной каши и ложке, вырезанной из обыкновенной баклуши. Не прикасаясь к еде, они снова встали в шеренгу.
Свою пайку бойцы держали перед собой, но не могли к ней ещё прикоснуться. Получив разрешенье фельдфебеля, все вернулись в барак, уселись на нары и принялись жадно глотать скудную пищу. После той голодухи, что они пережили, подобное блюдо показалось Григорию удивительным лакомством, достойным стола королей.
Умяв свою порцию, один заключённый внезапно спросил:
– Кто-нибудь знает, что такое спарринг-партнёр?
– Это напарник, с которым ты должен проходить обучение. Например, твой противник по боксу или борьбе – пояснил молодой человек, находившийся рядом с Григорием. Судя по внешнему виду, он работал когда-то преподавателем в школе, или, например, в институте. Ему только круглых очков не хватало.
Другой боец немного подумал и тихо добавил: – Скорее всего, здесь станут учить диверсантов. Они будут на нас отрабатывать боевые приёмы.
После таких ободряющих слов все приуныли, но делать им было нечего. Пришлось всем обживаться в польском лагере фрицев.
Глава 11. Спарринг-партнёр для служащих вермахта
Однако, всё знающий красноармеец очень сильно ошибся. Эсэсовский комендант говорил на плацу не о диверсантах и парашютистах, которых должны подготовить к заброске за линию фронта.
Всё вышло значительно хуже, чем предполагали бойцы. Реальность была намного ужасней, чем арестанты могли, себе только представить. Как раньше думал Григорий, такое удаётся увидеть, лишь в самых страшных кошмарах.
Лесной польский лагерь оказался разбит на две, почти равные зоны, раздёленные высокой стеной из ржавой «колючки». В одной части размещался утоптанный плац и кирпичный барак для пленных советских бойцов.
На другой половине, жили фашисты. Там стояли казарма охраны и дом коменданта. Кроме того, там находились различные склады и ещё какие-то здания. Увидев много зарешеченных узких дверей, Григорий весьма удивился. Все входы располагались в длинной стене сооружения странного вида.
«Что же это такое? – раздумывал озадаченный парень: – То ли тесные птичники, то ли отдельные стойла для размещенья скота? Интересно, зачем они здесь? Наверно, остались от прежних хозяев».
Вдобавок к несуразицам лагеря, на плацу стояли деревянные брусья и большие щиты из досок. Всё это весьма походило на полосу разных препятствий в обычной солдатской учебке.
После призыва в Красную армию, Григорий, как и каждый боец, прошёл краткий курс подготовки в таком заведении. Но там всё было ясно, а зачем они здесь, в польском лесу? Эти вопросы остались пока без ответов. Парень решил, что с течением времени, всё разъяснится само по себе. Так всё и вышло, и намного скорее, чем он ожидал.
Обещанные комендантом, занятия пока не велись, и, к удивлению парня, фашисты не трогали заключённых бойцов. Они были предоставлены сами себе. Ели горячую кашу три раза в сутки, отсыпались, латали старое обмундирование иголками с нитками, которые им дали поляки, и бесцельно бродили по плацу. Как это ни странно, но администрация лагеря этому совсем не препятствовала.
Ещё через день, уже ближе к полудню, Григорий вышел из большого барака. Он прогулялся вдоль забора из проволоки со стальными шипами. Как всегда, там слонялись без дела пять или шесть арестантов из команды под литерой «А».
В это время, наружные ворота их лагеря внезапно открылись. На территорию немцев неспешно вползли несколько крытых грузовиков военного вида. Об этом говорили одинаковые эмблемы белого цвета, нарисованные на дверцах кабин.
Григорий чуть повернулся и увидел, как шевельнулись брезентовые тенты над задними бортами машин. Они быстро откинулись и из больших кузовов стали выпрыгивать молодые ловкие немцы.
Прибывшие фрицы весьма отличались от местной охраны, которая вся состояла из сильно разъевшихся увальней среднего возраста. Повадки прибывших фашистов говорили о том, что это сильные и тренированные солдаты специальных частей германского вермахта.
Григорий вспомнил занятия по рукопашному бою, что проходили в армейской спецшколе разведчиков и печально подумал: – «Ну, вот и спарринг-партнёры пожаловали по наши грешные души. Мы тренировались со своими друзьями и брали в руки тупые макеты из дерева. Ими убить человека очень непросто. Для этого нужно попасть точно в глаз или в горло, чего никто никогда не хотел.
Наверняка, эти гады, будут работать с боевыми ножами, и использовать нас, как живых манекенов. Не убьют кулаком, так финкой зарежут». – холодок резко сжал сердце парня. По коже пробежали мурашки.
Диверсанты энергично задвигались и начали делать упражнения какого-то спортивного комплекса. Похоже, что фрицы приехали из достаточно удалённого пункта и, сидели на лавках, что стояли в военных машинах. Теперь все старались, размять руки и ноги, затёкшие за долгое время пути.
Закончив разминку, фашисты вернулись к грузовикам и стали вытаскивать из кузовов небольшие контейнеры, изготовленные из металлической сетки. Они были длинною более метра, а шириной и высотой в полтора раза меньше. В каждом мобильном вольере находилась большая овчарка, которую в СССР называли немецкой.
Когда боец осознал то, что он видит, то остолбенел от сильного страха. Животный ужас заполнил всё его существо. Драться с людьми ему доводилось достаточно часто, как на гражданке, так и в армейской спецшколе. Григорий умел постоять за себя, а вот сражаться с такими зверюгами, не приходилось ни разу.
Держась за специальные ручки, фрицы аккуратно снимали контейнеры с грузовиков, осторожно опускали на землю и открывали низкие дверцы из проволоки.
Инструкторы брали ремни из толстой кожи и цепляли к ошейникам бойцовых собак. Взяв на прочную привязь, фашисты выводили наружу удивительно злых подопечных. Матёрые псы дружно рвались на волю. Они норовили сорваться со своего поводка и сцепиться друг с другом. Поднялся ожесточённый, оглушительный лай.
Еле удерживая бесновавшихся тварей, проводники с огромным трудом вели их в сторону необычного здания. Они всеми силами, успокаивали разъярённых мощных зверей и подтаскивали жутких питомцев к низким дверям. Затем, открывали узкие створки и силком заводили их внутрь.
Фрицы выходили из помещений и, облегчённо вздохнув, закрывали стальные запоры. Спущенные с поводка, овчарки остервенело бросались на зарешеченные прочные стенки стационарных вольеров.
Красноармейцы услышали невообразимую свару собак, что поднялась на территории немецкой охраны. Они высыпали из барака для пленных и подбежали к забору, отделявшего плац от питомника.
Арестанты увидели, кого привезли грузовые машины, и глаза у них округлились от ужаса. Все дружно застыли возле ограды из ржавой «колючки». Заключённых вдруг охватила удивительно сильная, неудержимая паника. Они смотрели на будущих спарринг-партнёров и не знали, что можно сказать.
Овчарки почуяли запах ста с лишним узников и разъярились значительно больше. Они дружно пытались, прорваться сквозь прутья своих тесных клеток и напасть на советских бойцов.
– Ну, вот и пожаловали служащие германского вермахта, которых мы будем учить в этом лагере! – удручённо вымолвил кто-то. В ответ никто из бойцов не выдавил ни единого слова.
На следующее утро, комендант лагеря вновь появился на половине для пленных. Эсесовец неторопливо прошёлся перед шеренгой бойцов и совершенно спокойно сказал:
– Наш учебно-тренировочный лагерь находится в самом центре огромного польского леса. Кроме просёлка, по которому вы все пришли, отсюда ведут три неширокие просеки. Итого четыре пути на все стороны света.
Ближайшее к этому месту жильё находится возле станции железной дороги, где вас выгружали из поезда. Вы уже убедились, что до него два часа пешего ходу. Остальные посёлки расположены значительно дальше.
Должен вам сообщить, что поляки вас так ненавидят, что никто не поможет ни едой, ни одеждой. Приют вам тоже никто здесь не даст. Так что, бежать я вам не советую. Некуда.
С сегодняшнего утра мы начинаем ежедневные тренировки на местности. Каждого из вас, будут по одному выпускать из нашего лагеря и направлять на какую-нибудь из немногих дорог.
Вы можете двигаться куда захотите. Можете бежать по просёлку или ломиться сквозь заросли леса. Через тридцать минут по вашему следу пустят сторожевую овчарку. Когда вас догонит собака, она на вас нападёт!
Комендант сделал короткую паузу. Он чуть подождал, чтобы до арестантов дошли те слова, что он произнёс и продолжил спокойным размеренным тоном:
– Того, кто залезет на дерево, будет расстрелян прямо на месте! Того, кто ударит собаку ногой, кулаком, палкой или же камнем – будет расстрелян прямо на месте! Того, кто что-то сломает собаке, лапу, челюсть или ребро – будет расстрелян прямо на месте! – офицер опять замолчал.
Эсэсовец достал из кармана мундира золотой портсигар. Он щёлкнул крышкой, отполированной до зеркального блеска, взял сигарету и сунул её в свои узкие губы, кривящиеся от явной насмешки.
Никуда не спеша, офицер выудил из чёрных, как ночь, галифе изящную зажигалку с брильянтами. Он зажёг небольшой огонёк, прикурил и, с видимым за версту удовольствием, сделал большую затяжку.
Фашист прикрыл голубые глаза и замер, наслаждаясь душистым букетом иностранной табачной продукции. Секунд десять спустя, он выпустил струйки белого дыма из прямого, арийского носа и равнодушно добавил:
– Пока к собаке не подойдёт проводник, вы можете её как-то удерживать. Если, конечно, сумеете. После того, как инструктор возьмёт питомца на поводок, вы должны вместе с ними, вернуться в наш лагерь.
Тот, кто не выполнит какой-то приказ или же нападёт на наших сотрудников, – будет расстрелян на месте!
Комендант снова прервал свою длинную речь. Он опять чуть помолчал и равнодушно закончил:
– Номера, с первого по двадцатый включительно, два шага вперёд! Шагом марш!
Первая группа невольников неохотно исполнила эту команду. К ним подошли вертухаи и увели их с собой. Остальных узников лагеря накормили привычной едой и надолго забыли про них.
Душу Григория заполнило большое волнение. Как и другие сидельцы, он не находил себе места. Не зная, чем себя можно занять, парень уныло бродил по пыльному плацу. Парень думал о том скором времени, когда придёт его очередь, бежать от злобных собак.
Через пару часов, в лагерь вернулся один из бойцов, входивших в первую партию спарринг-партнёров. Красноармеец шумно ввалился в барак и подскочил к жестяному бачку, стоящему возле дверей умывальной. Он зачерпнул полную кружку воды и жадно напился.
Все пленные сгрудились возле запыхавшегося от напряженья товарища. Все ждали рассказа о том, что же случилось в лесу? Он опустился на нары, облегчённо вздохнул и с трудом стал говорить:
– Два вертухая, вывели меня за ворота концлагеря и указали на длинную просеку, что шла на восток. Там сильно толкнули прикладом и приказали: «Форвард! Шнель! Шнель!»
Сначала я побежал по дороге. Потом немного подумал и свернул прямо в лес. Он там довольно густой. Топаю, значит, на север и через какое-то время, я слышу – из-за спины доноситься лай.
Я доподлинно знаю, что большая собака бегает быстрей человека. Так что, от неё убежать невозможно. Я и не стал даже стараться. Зачем мне без толку силы расходовать? Остановился на какой-то полянке и принялся ждать. Овчарка выскочила из леса и метнулась ко мне. Я немного пригнулся и жду, что будет дальше?
Когда до меня осталось метра три, она оттолкнулась от почвы и прыгнула. Причём, эта тварь старалась вцепиться мне горло! Даже не знаю, как я умудрился перехватить её на лету.
Вцепился я руками в ошейник. А она сука, тяжёлая, прекрасно откормленная! Со всего маху воткнулась в меня, сбила с ног, и мы покатились кувырком по поляне. К счастью, ошейник я так и не выпустил. Сжал его, как можно сильнее, и она захрипела. Тогда я чуть отпустил, чтобы не сдохла. Так и держал, пока не примчался немец с поляками.
Кто-то из слушателей недоверчиво хмыкнул:
– Как же ты смог удержать такую зверюгу?
– Да я в деревне был кузнецом! – шумно возмутился рассказчик. – Как-то по пьяни, я с мужиками поспорил, что свалю с ног быка. И свалил! Врезал кулаком ему в лоб. Он упал на колени и минут пять не мог подняться с земли.
Если было бы можно, я бы эту собаку задушил двумя пальцами. А так, пришлось держать её бережно, можно сказать, очень нежно. Да только эта неблагодарная тварь не поняла своего великого счастья. Она махала длинными лапами в разные стороны и порвала мне штаны с гимнастёркой. – Он указал на прорехи в одежде. Сквозь них явно просматривались большие царапины от толстых собачьих когтей.
Несмотря на другие вопросы, ничего нового к небольшому рассказу кузнец уже не добавил. Он устало свалился на нары и прикрыл глаза правой рукой. Видно борьба с крупной собакой отняла у него много сил.
Заключённые не стали беспокоить товарища и молчком разбрелись в разные стороны. Григорий вышел на плац и увидел двух беседующих немецких инструкторов. Один из них вдруг рассмеялся и ответил другому:
– Да мой Рекс загрыз этого зайца за две секунды. Похоронная команда поляков уже тащит сюда его труп. А, как твой замечательный Марс себя показал?
– Никак! – ответил молодой сослуживец. Фриц помолчал и уныло продолжил: –Проклятый русак сразу залез на высокое дерево! Так что, пришлось пристрелить этого труса! Ну и живучий же он оказался, просто кошмар. Только с третьего раза я снял его с ветки.
Ошеломлённый такими словами, Григорий вернулся в барак и передал соседям по нарам подслушанный им разговор. Через минуту, весь огромный барак уже знал о судьбе друзей по несчастью.
Какое-то время спустя, к забору пришло около десятка солдат без оружия. На них были мундиры, совсем не похожие на одежду фашистов. Они подошли к центральному входу концлагеря и притащили, что-то тяжёлое.
Кто-то из пленных тихо сказал:
– Поляки! Их повседневная форма!
Немцы открыли половину ворот. Похоронщики приволокли нелёгкую ношу на плац, брезгливо бросили на пыльную землю и поторопились уйти. Высокая створка захлопнулись за спинами пособников фрицев.
Как слышал боец, их тогда очень много служило в армии Гитлера. Кто-то говорил, что против СССР воевало почти двести тысяч вельможных панов. Считай пятнадцать дивизий.
Не сговариваясь, все узники бросились к забору из проволоки. Вместе со всеми поспешил и Григорий. Он подбежал поближе к ограде и увидел двух ближайших соседей по нарам.
Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять ужасную вещь – этих людей сильно погрызли большие овчарки. Вся одежда на пленных оказалась изорвана в мелкие клочья. Во многих местах, хебешная ткань насквозь пропиталась густой свернувшейся кровью.
На коже виднелись глубокие раны от огромных собачьих зубов. Бойцы чуть шевелились и тихо стонали. У одного, локоть был вывернут под странным углом. К несчастным солдатам подскочили другие сидельцы. Их дружно подняли на руки и отнесли в барак арестантов.
– Он стоял и смотрел, как меня рвёт эта собака! – едва прошептать парень со сломанной правой рукой. – А потом я лишился сознания…
К полудню, в лагерь вернулись красноармейцы, ушедшие в первой команде. Из двадцати человек в живых оставалось лишь восемнадцать. У всех бойцов имелись ранения от острых клыков. Многих из них, псы искусали так сильно, что они не могли самостоятельно двигаться. Тех бедолаг притащила похоронная бригада поляков. Как оказалось, их работало в лагере несколько штук.
Как и думал Григорий, фашисты не стали оказывать помощь искалеченным людям. Пленные сами ухаживали за своими товарищами. Они взяли некипяченой воды из-под крана и, как только могли, промыли страшные раны.
Потом, порвали старое обмундирование на длинные ленты и использовали их вместо бинтов. Не имея ни йода, ни «мази Вишневского», они наложили обычные сухие повязки. Затем стали отстирывать кровь с загрязнённой одежды и зашивать в ней огромные дыры.
После полудня, в лес ушла вторая двадцатка. К вечеру, в барак возвратилось лишь семнадцать бойцов. К ужасу всех окружающих, члены этой команды рассказали почти тоже самое, что поведала первая группа.
Всё это время, Григорий вспоминал те прекрасные дни, когда он учился в школе армейской разведки, расположенной под Севастополем. Парень старался освежить в своей памяти то, что ему говорили инструкторы.
К огромному сожалению бойца, ему не пришлось пройти курс до конца. Началась война с фашистской Германией. Всех посадили в полуторки и отправили на аэродром, где они служили в охране.
К тому же, курсантам давали одну лишь теорию приёмов борьбы с большими собаками. Два коротких занятия, на которых ребята встречались с живыми овчарками, можно вообще не считать.
Ведь их тогда, одевали в стёганые бушлаты и брюки, что были пошиты из многих слоёв прочной ткани. Руководство совсем не хотело, чтобы пострадали их люди и хорошо тренированные боевые животные.
Кроме того, ознакомительная программа спецшколы не предусматривала бережного отношения к нападающим псам. Преподаватель лишь объяснял, как уничтожить собак всеми доступными способами.
Здесь же парню придётся осторожно удерживать злую овчарку, не давая ей искалечить себя или спарринг-партнёра! Иначе, его расстреляют на месте или, чуть позже, в концлагере, он погибнет от ужасающих ран.
Утром нового дня, настала очередь двадцатки Григория. Два вооружённых охранника вывели парня из центральных ворот третьим по счёту. Его обыскали и, не найдя ничего в карманах одежды, повели вдоль забора в правую сторону. Втроём они обошли маленький лагерь и оказались у просеки, уходившей от зоны на запад.
Там их ожидал тот самый инструктор, который похвастался своим жутким псом перед унылым приятелем. На поясе у поджарого немца висела кобура с пистолетом. У его левой ноги сидела чёрная псина и злобно рычала на пленного. За спиною фашиста стояли четыре поляка из похоронной команды.
Григория подвели к огромному Рексу. Инструктор дал команду собаке:
– Schnuppern! – овчарка послушно обнюхала красноармейца и отступила назад. Немец приказал арестанту: – Вперёд! Быстро! Быстро!
Боец развернулся, ринулся с места в карьер и устремился по узкой дороге, уходящей в глубины соснового бора. Он пробежал в таком быстром темпе сто с чем-то метров и свернул в старый лес.
Парень укрылся за стволом самого толстого дерева, которое там оказалось, остановился и опустился на тёплую землю. Он быстро стянул сапоги и снял с ног портянки, недавно полученные от интенданта фашистов.
Под ними оказались другие, достаточно старые. Их дали ему в родной Красной армией ещё месяц назад. Второй комплект он предусмотрительно намотал на ступни перед самым выходом в лес, а теперь оставил на месте.
Григорий быстро обулся, встал и, никуда не спеша, направился дальше. По ходу движения, парень взял два куска прочной ткани и использовал их в новом качестве. Он весьма аккуратно уложил две портянки на левую руку и тщательно намотал их поверх рукава гимнастёрки.
Повязка закрыла предплечье и хорошо защитила его от локтя до самой ладони. Свободные концы этих тряпок боец крепко зажал в кулаке. Едва он закончил с ответственным делом, как за спиною послышался громкий озлобленный лай.
«Как скоро! – удручённо сказал себе парень. – А фашист говорил, что собаку отпустят через тридцать минут. Видно, хотят поскорее закончить тренировки сегодня».
Григорий быстро осмотрелся по сторонам. Только сейчас он заметил, что лес, словно вымели какие-то очень усердные дворники. Нигде не было видно никакого подлеска, ни даже сучьев, упавших на землю.
«Это сделали, чтобы спарринг-партнёры не прятались в непролазных кустах и не отмахивались толстыми ветками от огромных собак», – понял боец и продолжил вертеть головой.
Чуть левее, парень заметил большую сосну, одиноко стоящую в центре округлой поляны. Боец кинулся к толстому дереву и встал лицом к бегущим фашистам. Он прислонился спиною к стволу и постарался слегка успокоиться.
Сорванное бегом, дыхание полностью восстановилось, но сердце никак не хотело, уменьшить количество ударов в секунду. Пульс частил с такой большой скоростью, словно парень не очень давно прекратил жестокую драку.
Из леса, живой стрелой выскочила матёрая псина. Разгорячённый азартной погоней, Рекс поднял массивную голову. Он оторвался от цепочки следов намеченной жертвы, увидел Григория и большими скачками метнулся к нему. Зверь проскочил разделявшее их расстояние, оттолкнулся от почвы и прыгнул на парня. Его клыки нацелились на кадык человека.
Внезапно, с Григорием произошло нечто такое, что раньше с ним никогда не случалось. Вернее, не с ним, а с его восприятием окружавшей действительности. Течение времени вдруг сильно замедлилось. Оно стало тянуться подобно тягучему мёду, плавно текущему из перевёрнутой банки.
Тело немецкой овчарки вытянулось в полёте и словно повисло в утреннем воздухе. Двигаясь медленно, как в упругой среде, парень выставил левый локоть вперёд и закрыл им своё незащищенное горло. Правую руку он поднял на уровень пояса и направил к собаке.
