Александр Тимофеевич Филичкин
Разведчик, штрафник, смертник. Солдат Великой Отечественной (издание второе, исправленное)
Секунд через двадцать, пылающий факелом «Хейнкель» врезался в тёмные волны. Раздался оглушительный взрыв. К небу поднялся высокий султан белого пара и дыма.
Григорий проводил фашистского аса разочарованным взглядом. Он почему-то надеялся, что тот погибнет вместе с машиной. Тем самым, ответит за тех советских людей, который убил пулями и разными бомбами.
Боец повернул голову и продолжил следить за скоротечным воздушным сражением. Однако ни с той, ни с другой стороны, ни одного аэроплана больше не сбили.
Карусель жестокого боя распалась на две неравные группы, и каждая из них ушла в свою сторону. Судя по манере полёта, многие аппараты фашистов были повреждены очень сильно. Некоторые даже дымили. Штурмовики сбросили бомбы в Чёрное море и полетели на северо-запад, в захваченный фашистами Крым.
«Ястребки» Красной армии направились на северо-восток, в сторону Керченского пролива, а оттуда, скорее всего, прямо в Тамань. Минуту спустя, все самолёты пропали из вида.
«Бензин, наверное, подходит к концу, – подумал Григорий. – А им ведь ещё до аэродрома нужно добраться и приземлиться на взлётную полосу».
Не успел парень остыть от увиденной схватки, как заметил на небе крохотную тёмную точку. Она возникла у горизонта, направилась прямиком к пароходу и теперь очень быстро приближалась к нему.
Боец разу понял, что видит ещё один самолёт. Судя по фюзеляжу, это была машина фашистов. К тому же не истребитель, а бомбардировщик скромных размеров.
Наверное, перед тем, как уйти, штурмовики передали на базу о местонахождении небольшого кораблика. Вот его сюда и послали. Мол, он и один благополучно потопит эту развалину.
Немецкий пилот держал курс на их безоружное и очень медлительное старое судно. Парень прищурился и напряг острое зрение. Он разглядел обтекатели, закрывающие неубиранное шасси.
– Лапотник! Пикировщик проклятый, – понял Григорий, и сердце у парня сжалось от страха.
Неожиданно для красноармейца его стопроцентное зрение вдруг обострилось. Теперь он отчётливо видел всё то, что находилось далеко от него. Бойцу показалось, что он смотрит на мир через мощный бинокль.
В таком состоянии парень хорошо различал даже самые мелкие вещи. Он разглядел и лицо фашистского лётчика. Тот широко ухмылялся, наблюдая за целью. Довольная физиономия немца прекрасно просматривалась сквозь радужный флёр большого пропеллера.
Григорий вздрогнул всем телом и огорчённо подумал о том, что у него нет оружия. Нет даже «мосинки», чтобы стрелять в проклятого фрица. Хотя, как он помнил по личному опыту, это всё бесполезно.
Не зная, что делать, парень взглянул на рубку управления судном. Сквозь стекло он увидел, что рулевой поднял правую руку, схватился за петлю, свисавшую с потолка помещения, и потянул её вниз. Над морем пронёсся густой, низкий звук пароходной сирены.
Рядом с матросом появился морской офицер. В руке он держал тяжёлый диск микрофона размером с ладонь. И откуда он только взялся у них? На таких старых корытах, обычно, использовали рупор, согнутый из жести.
Мощный гудок немедленно смолк. Из репродукторов послышался голос, сильно отдающий металлом:
– Боевая тревога! Вражеский самолёт прямо по курсу!
Неизвестно откуда, возможно, из кубрика судна, появилось несколько крепких матросов, вооружённых винтовками. Пять человек подняли оружие, прицелились в бомбардировщик и стали стрелять. Они посылали пулю за пулей в сторону фрица, но без всякого толку.
Два краснофлотца подбежали к стене старой рубки и торопливо полезли наверх по металлической лесенке. Ловко, как обезьяны, они забрались на надстройку и сорвали большое полотнище с какой-то штуковины, стоявшей на крыше.
Под плотной тканью оказалась небольшое устройство. Четыре пулемётных ствола системы «Максим» крепились на плоской раме, сваренной из уголков. Под ними виднелись жестяные коробки с патронными лентами.
Вся эта конструкция находилась на металлической тумбе, доходящей матросу почти до груди. Второй номер расчёта опустился на корточки и стал открывать коробки с боеприпасами.
Стрелок схватился за ручки зенитки. Проверяя подвижность стволов, он повёл ими туда-сюда и повернул в сторону приближающегося самолета фашистов. Матрос поймал его в круглую рамку прицела и надавил большими пальцами рук на кнопки гашетки. Все стволы разом включились в работу. Послышался отчётливый стук четырёх пулемётов.
Узкие ленты брезента были набиты патронами с зажигательными и бронебойными свойствами. Они вдруг задвигались и зазмеились, словно живые. Серые полосы выползали из квадратных коробок и исчезали в приёмных отверстиях надёжных «Максимов».
Множество пуль с медным покрытием вылетело из четвёрки стволов и устремилось навстречу врагу. Следы дымных трассеров постоянно указывали, куда мчатся длинные очереди.
Глядя на них, матрос корректировал ураганный огонь. Он старался попасть в пикировщик, и хотел его сбить, как можно скорее. Ещё до того, как тот атакует старое судно.
Пилот вышел на цель и бросил машину в пике. Послышался вой мощной сирены, закреплённый под днищем. И тут, чистокровный ариец увидел зенитную установку, работающую по его самолёту. Фриц разглядел устремленные в его сторону четыре ствола, и ухмылка сползла с молодого лица.
Трясясь от возбуждения, вызванного смертельной опасностью, фашист бросил взгляд на прицел для бомбометания. С огромным трудом он дождался, когда пароход попадёт в перекрестье тоненьких нитей, и надавил на кнопку сброса снаряда.
В этот же миг, от днища машины отделилась крохотная тёмная капля. Быстро снижаясь, она продолжала движение аэроплана и стремительно падала на неуклюжее судно.
Секунду спустя, Григорий вдруг понял, что это летит очень крупная авиационная бомба, весом в пятисот килограммов. Раненые офицеры, что лежали на палубе, услышали вой пикировщика и зашевелились все разом.
Те, кто сумел, приподнялись на жёстких носилках и повернулись в сторону «лапотника». Сотни встревоженных глаз впились в тяжёлый цилиндр, набитый тротилом. Он падал прямо на них.
Первые пули, наконец-то, достигли намеченной матросиком цели и впились в бомбардировщик фашистов. Раздался ужасающий грохот, словно крупные градины вдруг застучали по тонкой обшивке.
Пилот резко рванул штурвал на себя и дал полный форсаж. Самолет вышел из крутого пике, задрал острый нос и по крутой траектории помчался в синее небо. Одновременно с этим, он уходил в левую сторону от корабля.
Пулемётчик заметил маневр уклонения и повёл всеми стволами вслед за противником. Длинная, счетверённая очередь попала в голубоватое брюхо воздушной машины и прошила её от пропеллера до оперенья хвоста.
Сотни тяжёлых, оболочечных пуль, без всяких усилий, пробили листы дюралюминия. Они ворвались внутрь фюзеляжа и стали рвать и рубить в клочья всё, что встретили у себя на пути.
Против них ничто не смогло устоять, и всё оказалось мгновенно разрушено. В первую голову, вышел из строя мощный двенадцатицилиндровый мотор. Затем разлетелись в клочья лобовые стёкла кабины, радиостанция и приборный щиток.
Потом, пришла очередь жёстких сидений, тела пилота, а так же радиста. Обоих изрешетило летящим свинцом. Дергающиеся в предсмертной агонии, фашисты уже не успели послать сигнал бедствия на свой аэродром.
Напоследок развалились шпангоуты и хвостовое оперение корпуса. Самолёт вдруг рассыпался на отдельные части и с отвратительным воем сирены рухнул в Чёрное море.
Григорий беспомощно глянул по сторонам. Его мысли запрыгали, словно сухие горошины, что рассыпали по полу. Сверху падала крупная авиационная бомба. Через пару секунд, она врежется в палубу и тут же взорвётся.
Кругом находились сотни раненых в боях офицеров, а он абсолютно ничем не мог им помочь. Оставалось лишь попытаться, спастись самому. Отбросив сомнения, парень вскинулся на ноги и подбежал к правому борту. Он перегнулся через ограждения, оттолкнулся ступнями от досок настила и прыгнул со старого судна.
Красноармейцу опять повезло. Пароходик был достаточно маленький. Палуба его поднималась невысоко над уровнем моря. Падая вниз, солдат не успел очень сильно ускориться. Он почти сразу оказался в воде и не ушёл далеко в глубину. Благодаря этому, его не втянуло под ржавое днище и не швырнуло под вращавшийся винт.
Работая всеми конечностями, боец тут же вынырнул из солёной пучины, вдохнул полной грудью и быстро поплыл от корабля. Парень хотел, как можно скорей, удалиться от ржавой посудины. Причём, как можно дальше убраться от транспорта, обречённого на скорую гибель.
Вой падавшей бомбы рвал душу парня в мелкие клочья. Когда страшный звук стал совсем нестерпимым, солдат резко наклонился вперёд и, часто загребая руками, нырнул.
Ещё через миг, пятисоткилограммовый снаряд врезался в рубку несчастного судна. Он тут же пробил потолок капитанского мостика, пронзил помещенье насквозь и сильно ударился о перекрытие трюма.
От сотрясения сработал чувствительный детонатор устройства. Бомба мгновенно взорвалась, и раздался оглушительный грохот. Волна детонации снесла тонкие стены и разметала их во всех направлениях. Крыша надстройки поднялась в воздух метров на десять.
Раскалённые обломки железа смели с верхней палубы всё, что там находилось. Сотни людей изрубило осколками в мелкую кашу и сбросило в воду. Все, кто размещался внизу, сразу погибли.
Удар полутоны тротила толкнул центр судна ко дну и порвал днище с бортами, словно бумагу. Небольшой пароход развалился на две равные части. На короткое время, нос и корма поднялись над небольшими волнами. Бешено крутящийся винт неожиданно вынырнул из тёмных глубин.
В открывшиеся, большие пробоины устремилась вода Чёрного моря. Солёная жидкость ворвалась в кочегарку. Она налетела на стенки машины, раскалённой почти докрасна.
Старый, сильно изношенный двигатель немедля взорвался. Облако перегретого пара вырвалось из огромных котлов и сильно ударило в листы проржавевшего корпуса.
Изъеденные долгой коррозией, заклёпки немедленно вылетели из расшатанных гнёзд. Стальная обшивка превратилась в рваные клочья и разлетелась в разные стороны. Останки погибшего судна стремительно погрузились под воду и бесследно исчезли с поверхности моря.
Григорий ушёл в глубину метра на три, и тут, наверху прогремел мощный взрыв. Боец всем существом ощутил страшный удар. Ему показалось, что тело сплющило так, словно он оказался под асфальтовым дорожным катком.
Из ушибленной груди человека немедленно выбило воздух, находящийся в лёгких. В голове громко гудело, словно от колокольного звона. В глазах вдруг помутилось, и парень лишился способности самостоятельно двигаться. Григорий бессильно раскинул ослабшие руки и стал опускаться в тёмную бездну.
Прямо над его головой, что-то упало и звонко плюхнуло по глади воды. Григорий вздрогнул от очередного удара. Он тут же очнулся и с недоумением повертел головой. Вокруг и внизу виднелась лишь плотная зеленоватая мгла. Солдат машинально глянул наверх. Там оказалось довольно светло, и он устремился туда.
От желания немедля вдохнуть, сердце заколотилось так сильно, что бойцу показалось, сейчас оно разорвется на мелкие части. Спустя невыразимо долгое время, парень всё же сумел всплыть на поверхность.
Он широко открыл рот и с громким всхлипом, жадно втянул живительный воздух. Затем, стал усиленно вентилировать лёгкие, измученные сильным удушьем. Ушибленная и помятая грудь буквально горела от недостатка кислорода в крови.
Наконец-то, Григорий восстановил сорванное погруженьем дыхание и с большою опаской прислушался к своему организму. Парень отчётливо понял, что дела обстоят, не так хорошо, как хотелось. Все признаки сильной контузии были у него налицо. В голове громко гудело, в глазах всё двоилось, из носа слабо сочилась красная жидкость.
Придя немного в себя, боец сразу сбросил с себя сапоги, что тянули его в глубину. Потом, он постарался сфокусировать взгляд. Первое, что он увидел перед собой, была совершенно целая дощатая дверь. Скорее всего, она раньше висела в каком-нибудь кубрике судна. Выкрашенная белой, местами облупившейся краской, она тихо качалась на лёгкой волне.
Парень подгрёб к плававшей створке из дерева, вцепился руками в неё и осмотрелся по сторонам. Вся поверхность воды, была плотно усеяна какими-то рваными тряпками и обломками неизвестно чего. Некоторые из них ещё слабо горели и немного дымились. Сколько солдат ни вертел головой, ни одного человека вокруг он не заметил.
Чтобы не тратить силы впустую, Григорий решил, использовать дверь, как маленький плот и попытался расположиться на ней. Парень подплыл к узкой створке с длинной её стороны и попробовал лечь поперёк.
Дощатая плоскость не выдержала его скромного веса и начала неторопливо тонуть. Красноармеец немедленно сполз в тёплую воду. Он подобрался к двери с торца и стал на ней осторожно устраиваться. Из этого тоже мало, что вышло. Спасительный прямоугольник никак не желал, оставаться на поверхности моря, и начал снова тонуть.
Пришлось молодому солдату повторить всё сначала. После нескольких неудачных попыток, парень всё же нашёл довольно устойчивое для себя положение. Грудью и животом он лежал на узком крае плавсредства. Ноги ритмично бултыхались в воде, а полотно из досок надёжно держалось на мелких волнах.
К тому времени, когда Григорий примостился на двери, уже совсем рассвело. Солнце чуть выглянуло из-за края планеты и показало свой маленький розовый краешек. Боец сориентировался по сторонам горизонта и определил, в каком направлении находится суша и город-порт Севастополь.
Парень быстро прикинул расстояние до гавани: «В пути мы находились часа полтора, самое многое, два. Пароход был очень старый и, плюс ко всему, весьма перегруженный. Так что, вряд ли он делал больше, чем десять узлов.
Получается, что в данный момент, я нахожусь в тридцати с небольшим километрах от пристани. Значит, – решил молодой человек, – я всё же сумею добраться до места. Ведь во время соревнований по плаванию я преодолел пятнадцать км. Причём, без всего, только в трусах. Ну, а верхом на двери мне будет значительно легче, и я пройду в два раза больше, чем раньше».
Если честно сказать, бойцу не хотелось, возвращаться в бесконечный кошмар, который царил в осаждённом врагом Севастополе. Однако делать ему было нечего. Долг солдата перед Отчизной, беспокойная совесть и боязнь попасть под трибунал за своё «дезертирство», громко кричали в душе: Парень вернись!
С другой стороны, ему больше некуда было деваться. Как слышал Григорий, весь Крым находится под контролем фашистов. До предгорий Кавказа более трёхсот километров.
Не в Турцию же теперь направляться. Туда чуточку меньше, но ещё неизвестно, как они примут бойца Красной армии, что неожиданно выбрался из Чёрного моря. Они ведь, почти союзники фрицев. В лучшем случае, загонят в концлагерь, в худшем, расстреляют на месте.
Неторопливо перебирая ногами и попеременно загребая руками, красноармеец осторожно тронулся с места. Он не спеша развернулся и выбрал нужное ему направление – северо-северо-запад. Григорий громко вздохнул и устремился назад, в сторону осаждённого города.
Однако, боец не успел удалиться от района крушения. Менее чем в пятидесяти метрах по курсу, гладь моря сильно взбурлила и внезапно покрылась белою пеной больших бурунов.
Вздрогнув от неожиданности, Григорий застыл на половине движения, с поднятой правой рукой и левой ногой. Парень не мог догадаться, что же сейчас происходит вокруг?
Ещё через миг, на поверхность неспешно всплыла румынская подводная лодка. Об этом говорило название «Delfinul», написанное сбоку высокой надстройки. Как читал Григорий в какой-то газете, все немецкие субмарины имели номер с латинской литерой «U».
С крутых боков корабля ручьями стекала тёмная маслянистая влага. От шумных потоков возникли короткие низкие волны. Они кругами пошли в разные стороны. Раздался протяжный скрип металлических петель. В покрытой ржавчиной рубке открылся узкий продолговатый проём. На палубу гигантской машины выскочили какие-то люди.
Ошеломлённый Григорий увидел десяток матросов в странных пилотках и непривычных мундирах. Необычная форма оказалась удивительно чёрной, как загустевший мазут. Судя по крикам, экипаж был немецким. По крайней мере, команды звучали на языке Гёте, Шиллера, Гейне.
Двое фашистов стрелою помчались к станковому пулемёту, расположенному на носу корабля. Ещё несколько фрицев побежали к корме, громко топая тяжёлыми ботами.
Застыв, как бревно, Григорий совершенно не знал, что можно сейчас предпринять? Ведь он даже не слышал, чтобы кто-то другой оказался в такой удивительной и, в то же самое время, смертельно опасной для него ситуации. Сейчас по нему дадут очередь из пулемёта, и все братец – каюк.
Из-за субмарины неожиданно выплыла необычная лодка, склеенная из толстой резины, и направилась прямо к бойцу. На носу надувного плавсредства, лицом к красноармейцу, находился подводник с автоматом «MP 38» в руках.
Другой матрос быстро и ловко работал короткими вёслами из алюминия. На его потной шее виднелся кожаный ремень от оружия. На корме удобно устроился молодой, небритый фашист. В крепкой ладони он сжимал пистолет с длинным тонким стволом. Не иначе, как офицер держал «Вальтер Р38».
До парня осталось несколько метров. Гребец начал резко табанить. К удивлению Григория, лёгкая лодка остановилась неожиданно быстро. Фриц, что сидел на носу вгляделся в бойца. Он обернулся к начальнику и сказал с разочарованием в голосе:
– Опять русский попался! Где же нам пилота искать? – подводник вновь посмотрел на бойца. Он поднял автомат на уровень глаз и начал выцеливать красноармейца, который находился в воде.
Григорий вдруг понял весь ужас своего положения. Если он не хочет погибнуть, то должен немедленно действовать. Возблагодарив свою тётю-немку, которая хорошо обучила его языку Карла Маркса и Фридриха Энгельса, солдат заговорил. Не раздумывая, он сказал первое, что пришло ему в голову. Причём, с классическим берлинским акцентом:
– Прошу вас. Не стреляйте, пожалуйста!
Офицер был весьма удивлён чистотой своей родной речи, которая донеслась до него. Он посмотрел на дикого русского варвара, из чьих уст прозвучали слова, и бросил матросу:
– Курт, подожди! – Лодка медленно подплыла на расстояние вытянутой руки человека. Подводник с интересом взглянул на чисто славянскую физиономию парня и без обиняков спросил у него: – Откуда ты знаешь язык?
– Дружил с детьми немцев Поволжья, – бодро отрапортовал советский солдат.
– Очень хорошо! – похвалил офицер и добавил: – Ты видел, куда упал наш самолёт?
– Да! Да! – ответил Григорий. – Штурмовик упал в той стороне, – и ткнул себе пальцем за спину. – А парашютиста отнесло ветром на юг, – Григорий чуть повернулся и показал направление.
Он хотел было сказать и про пикировщик, сбитый зениткой, но очень вовремя прикусил свой язык. Ещё, чего доброго, фриц разозлиться. Они прибыли сюда за одним фашистским пилотом, а теперь, им нужно искать уже двух. То есть придётся, лишнее время, торчать на поверхности моря и подвергаться опасности нападения с воздуха.
– Прекрасно! – обрадовался небритый подводник. Он сунул руку в нагрудный карман чёрной куртки и достал мятую бумажную пачку. На ней было написано «Oberst». Судя по толщине упаковки, в ней находилось не более шести сигарет. Как слышал Григорий, столько на фронте, выдавалось фашистам на день.
Молодой офицер закурил и ненадолго задумался. После трёх глубоких затяжек он спокойно сказал: – Взять с собой, мы тебя, конечно, не можем…
Неожиданно фриц перегнулся через борт резиновой лодки и вставил свою сигарету в губы красноармейца. Наверно, решил отблагодарить за полученную от него информацию. Мол, для дикого варвара это окажется прекрасной наградой. Будет, что вспомнить, если останется жив.
Не ожидавший такого развития дел, Григорий буквально опешил. Потом, затянулся и чуть не поперхнулся отвратительным дымом немецкой табачной продукции.
На взгляд парня, который никогда не курил, она оказалась, нисколько не лучше вонючей солдатской махорки. Едва удержавшись от кашля, боец быстро сглотнул и осипшим от волнения голосом вымолвил:
– Большое спасибо!
Офицер тут же выпрямился и приказал молодому матросу, что находился на вёслах:
– Возвращаемся на субмарину!
Резиновый ялик развернулся на месте и ходко направился к ржавой громадине. Фрицы ловко поднялись на борт и втянули наверх небольшое плавсредство. Они вошли в высокую рубку и с лязгом захлопнули тяжёлый металлический люк.
Бешено забурлили большие винты на корме. Рули глубины вдруг шевельнулись. Подводная лодка медленно качнулась вперёд и быстро исчезла с поверхности Чёрного моря.
Минуту спустя, Григорий остался совершенно один. Он так же, как прежде, лежал на деревянной двери, что мерно качалась среди маленьких волн. О неожиданной встрече с противником напоминала лишь сигарета фашиста под названием «Oberst».
Зажав её в бледных губах, парень держался за белую створку и сильно трясся от пережитого, запоздалого страха. Часто пыхая дымом, боец досмолил подаренный фрицем окурок до короткого фильтра и вдруг с удивительной злостью выплюнул в воду короткий чинарик.
К этому времени, парень пришёл, наконец-то, в себя. Звон в голове потихоньку затих. В глазах перестало двоиться от приличной контузии, что боец получил от мощного взрыва.
Оторопь, вызванная сразу двумя необычными случаями, произошедшими один за другим, тоже слегка отступила. Григорий подумал над тем, что сделал недавно, и сильно раскаялся в своём неразумном поступке.
– Выходит, что я спас себя в обмен на жизнь фашистского аса и направил подводную лодку на помощь ему. – подумал боец с глубокой тоской.
– Я уберёг свою никчемную шкуру и, очень возможно, помог выжить такому же немецкому лётчику, который угробил небольшой пароход. Ведь он сбросил полутонную бомбу на головы совершенно беспомощных советских людей и убил их всех до единого. И это в то время, когда наш корабль шёл под белым флагом с красным крестом.
Красноармейца оправдывало только одно обстоятельство. Во время разговора с подводником он ещё не оправился от сильной контузии и плохо соображал, что говорит.
В конце концов, парень слегка успокоился и сказал сам себе: «Чёрное море очень большое. Даст бог, фрицы не смогут найти своего летуна. Ещё лучше будет, если он окажется мёртвым. Всё-таки наш «ястребок» стрелял в пять стволов по кабине фашиста. Будем надеяться, что стало одним стервятником меньше».
Григорий отбросил тяжёлые мысли и поплыл к Севастополю. Час тянулся за часом. Солнце поднялось к зениту и стало неспешно клониться к закату. Парень впал в какое-то оцепенение и только грёб, грёб и грёб.
Его мозг почти целиком отключился. Лишь две какие-то зоны продолжали нормально работать. Та, что отвечала за синхронную работу конечностей. А также участок, следивший за тем, чтобы он двигался в нужном ему направлении.
Только к позднему вечеру, Григорий всё же доплыл до крымского берега. Окоченев от долгого пребыванья в воде, боец кое-как оттолкнул от себя опостылевшую деревянную дверь.
Красноармеец встал на карачки и с огромным трудом выбрался на твёрдую почву. Парень ничком упал на полоску песка и затих. Он оказался на узеньком пляже, что протянулся вдоль скалистого берега.
Спустя пару минут, там появились три очень грязных, худых и оборванных, советских солдата. Все крепко держали трёхлинейки в руках. Они подошли ближе парню и окружили его.
Разглядев на пловце знакомую форму, пожилой пехотинец задумчиво буркнул. –Вроде бы наш? Наверное, с потопленного фашистами транспорта. Давай-ка получше посмотрим.
Подошёл ещё один из дозорных. Общими силами они перевернули Григория на спину. Тот вдруг застонал. Всё его тело нестерпимо болело.
– Пить… – выдохнул парень.
– Живой! – обрадовался красноармеец, который стоял чуть в стороне. Он снял с пояса армейскую фляжку и отвинтил колпачок. Потом, подошёл ближе к пловцу, поднёс баклажку к потрескавшимся от жажды губам и дал выпить несколько крупных глотков.
– Сам идти сможешь? – спросил первый солдат.
– Если удастся, подняться, – выдавил из себя, сильно уставший Григорий.
Молодые солдаты подошли с двух сторон. Они подхватили парня под мышки и поставили на ноги, подгибавшиеся от навалившейся слабости. Затем, повернули пловца лицом к покатому берегу и, поддерживая под вялые руки, повели к своей воинской части.
Через тридцать минут, боец уже находился в тёмной командирской землянке. Низкую комнату перекрывали неошкуренные тонкие бревна, наспех уложенные всего лишь в накат. Убогий блиндаж едва освещала коптилка, сделанная каким-то умельцем из гильзы небольшого снаряда.
Покачиваясь от изнеможения, Григорий стоял перед молодым лейтенантом, измученным долгой бессонницей. Судя по внешнему виду, офицер уже несколько дней, командовал ротой стрелков, совершенно один. Всех, кто старше по чину, вдруг отозвали в штаб обороны.
Превозмогая сильные боли в натруженных мышцах, парень докладывал ротному. Стараясь не рухнуть на утоптанный пол, Григорий подробно рассказывал свою непростую историю. Как, он грузил людей на корабль, как он не успел спрыгнуть на берег, и как пикировщик потопил пароход.
Впрочем, о встрече с субмариной фашистов и короткой беседе с подводником он благоразумно ничего не сказал. Парень хорошо понимал, за подобные действия, его, как предателя Родины, без промедления, расстреляли на месте.
Выслушав балладу бойца, ротный встряхнулся и очень внимательно, рассмотрел сильно размокшую красноармейскую книжку Григория. Потом, подвинул к себе коробку с полевым телефоном и стал звонить в Севастополь.
– Скажите начальнику, что я тот солдат, который выкладывал печь в разрушенной бане! – подсказал задержанный ротному.
На счастье Григория, лейтенанта удивительно быстро соединили с командиром хозчасти. Мало того, в его блиндаже был старшина, отвечавший за баню. Он тотчас подтвердил личность пловца.
Григорию вернули все документы и подарили старый матросский бушлат и сапоги, недавно снятые, с убитого в бою краснофлотца. Затем, его накормили холодной кашей без мяса и напоили крутым кипятком. Дав бойцу чуть отдохнуть, его, под охраной пожилого бойца, отправили к прежнему месту прохождения службы.
Сопровождающий парня солдат сдал его командиру хозяйственной роты. Взяв расписку, нацарапанную на скромном клочке мятой бумаги, конвоир устало поплёлся назад. Идти ему совсем не хотелось. Ведь, он возвращался на переднюю линию фронта.
С покаянным видом Григорий выслушал большой нагоняй «за разгильдяйство, проявленное во время погрузки водного транспорта». После чего, наконец, получил разрешение вернуться в свой взвод.
Боец козырнул, повернулся кругом и, облегчённо вздохнув, вышел из блиндажа капитана. Парень пошёл в свою небольшую землянку, в которой он спал сутки назад.
Два дня спустя, фашисты вплотную подошли к Севастополю. Всех людей, способных держать трёхлинейку в руках, отправили на передовую. Вместе с хозвзводом Григорий тоже отправился к огневым рубежам. Впрочем, идти оказалось не так недалеко.
