Александр Тимофеевич Филичкин
Разведчик, штрафник, смертник. Солдат Великой Отечественной (издание второе, исправленное)
В центре еле хромают два рослых, белобрысых бойца в нашей форме. Головы у них забинтованы, а все лица в больших синяках и свежих царапинах. Зато в руках одного балалайка, а у другого зажата гармошка. Судя по всему, ни тот ни другой играть совсем не умели, но старались, как только могли.
Один просто растягивал и сжимал инструмент, словно меха кузнеца, и без разбора давил на все клавиши кряду. Второй, со всей силы бряцал по струнам. Да ещё и горланили вместе, что-то на ломаном русском.
Шум стоял, хоть святых выноси. Между тем, наши девки будто не слышали, что это вовсе не музыка, а просто грохот какой-то. Поют во весь голос, заливаются. Время от времени, некоторые из них с визгом и хохотом даже пускаются в пляс.
Мы, как всё это увидели, так все обалдели. Потом бросились к девкам и попытались узнать, кто эти солдаты? Однако наши подруги даже и разговаривать с нами не стали. Налетели на нас, как галки на кошку и, к едрене фене, погнали взашей. Ну, мы, естественно, все разозлились. «Ах, так, – думаем, – с нами, значит, они гулять не хотят, а с немецкими диверсантами – так сразу пожалуйста!»
Отошли мы в сторонку, посовещались и послали самого быстроного друга назад, к особистам. Мол, ты лети туда мухой, а мы пока тут постоим. Покараулим, чтобы фашисты никуда не сбежали.
Но парашютисты и не пытались никуда удирать. Да они и не смогли бы этого сделать. Во-первых, они сильно побились, когда приземлялись с небольшой высоты. Во-вторых, наши девки висли на них, как репьи на собаках. Каждая старалась схватить кого-нибудь под руку или хотя бы зацепиться за пояс.
Мы молчком встали сзади. Идём жутко смурные за весёлой компанией и наблюдаем, что будет дальше? Вдруг придётся дурных этих девок от диверсантов спасать. Я даже достал из кармана свой «Вальтер» на всякий пожарный.
К счастью, он мне не пригодился тогда. Не обращая на нас никакого внимания, все дошли до околицы, развернулись и в том же порядке направились в другой край большого села. Так целый час и ходили туда и сюда, и орали на все голоса, пока не приехали люди в синих фуражках.
Энкавэдэшники примчались в село, затормозили и, с оружием наперевес, выпрыгнули из старой полуторки. Он подлетели к тем странным парням и хвать их под руки. Гармошку и балалайку отняли и отдали девкам, а бойцов потащили в машину.
Я посмотрел на тех диверсантов, и как мне показалось, они переглянулись и облегчённо вздохнули. По крайней мере, тогда им всё стало ясно. Не то что, было до этого.
Наши девки все разом затихли, а машина уехала. Я подошёл к своей школьной подруге и спросил у неё:
– Где вы их нашли, этих фрицев?
Она мне отвечает:
– Да Танька с Веркой в поле работали и вдруг увидели, как два солдаты на парашютах спускаются. Они прибежали на ферму, и кричат, мол, военные к нам в деревню приехали. Мы коров побросали и побежали смотреть. Видим, а они оба раненые. Мы их в село притащили. Умыли и перевязали.
– Ну, это ладно. – злюсь я, что есть силы. – Но почему вы, вместо того чтобы в район сообщить, с ними по улицам стали гулять? Разве не видно, что у них рожи не наши, сытые, гладкие да очень холёные. К тому же, они оба блондины и еле-еле лопочут по-русски.
– Мы думали, что они из Прибалтики.
– Так ведь они же прыгали сюда с парашютами, – удивился я глупости бабьей.
– Мы все решили, что у них здесь учения. Форма на них наша была. – Ну, что тут можно сказать? После этого случая, мы с девками несколько дней не общались, ну а затем, помирились.
Так штрафники и коротали дорогу за разными байками. Один из бойцов, как-то взглянул на банку с американской тушёнкой, а там нарисована очень упитанная и весёлая свинка.
Он сразу же вспомнил очередную историю. Когда его разбитая часть отступала, то проходила через Западную Украину. Так все славяне, которых всего год назад, «освободили от проклятых поляков», вели себя как-то совсем не по-братски.
Стрелять в спину, правда, они не стреляли, но и не помогали ничем. Все делали вид, что и не понимают по-русски. Да ещё и жратву от нас всю попрятали, а ты хоть с голоду там подыхай. Так и постились мы несколько дней.
Хорошо, что наш лейтенант оказался решительным парнем. Достал он из кобуры свой «ТТ» и пристрелил жирную хрюшку у одного кулака. Ну, а когда мироед начал что-то кричать, то дал ему типовую расписку. Мол, кабанчика реквизировала Красная армия для пропитанья солдат. Только благодаря тому поросенку наша рота тогда и наелась.
Между тем, поезд с бойцами продвигался все дальше и дальше к востоку. Необычные и смешные истории постепенно закончились. Штрафники стали значительно чаще задумываться о предстоящей войне. Как и все остальные, Григорий со страхом, ждал начала боёв.
Глава 17. Переход через границу
В начале июля, состав пришёл к границе с Китаем и остановился на каком-то глухом, безымянном разъезде. Бойцов спешно выгрузили из весьма надоевших вагонов. Их разместили в большом городке из армейских палаток, что находился поблизости. Там всем выдали новую форму и никем, ненадёванные сапоги из кирзы.
Однако, отдохнуть им с дороги не дали. Командир заявил, мол, и так целый месяц ничего вы не делали. Только жрали, пили да спали. Вон, какие ряхи наели. Поперёк себя шире.
За время большого пути, бывшие пленные, конечно, немного оправились от голодной диеты в немецких концлагерях. Однако до полного восстановления физической формы многим было ещё далеко.
Естественно, что никто из командования не обратил на это никакого внимания. Ведь намечалась атака, на мощные укрепления японцев, а в таких операциях штрафники идут впереди.
Прошёл один день после прибытия на Дальний Восток. Началась такая муштра, что выматывала все силы Григория и его новых товарищей. Сначала солдат отправили на полигон. Там, под руководством местных сержантов, их стали готовить к захвату позиций врага.
Вместо привычных для всех «трёхлинеек», каждому служащему вручили автомат «ППШ». Вместо рожка, у них имелся большой барабан, в который вмешался семьдесят один пистолетный патрон
До этого времени, штрафники только слышали о таком чуде советской технической мысли, но никто и в глаза его раньше не видел. Пришлось всем изучать боевой механизм и обретать навык общения с непривычным устройством.
Затем их вывезли на соседнее стрельбище, где бойцы чуть постреляли из непривычной системы. Оружие чрезвычайно понравилась парню и всем его новым соратникам.
Автомат оказался очень удобным и был много лучше немецкого «шмайсера». То бишь, «MP 38». А ведь в начале войны, о нём втайне мечтал каждый советский солдат.
Правда, наш аппарат был довольно тяжёлым. Зато, магазин он имел в два раза больше, чем у фашиста, бил в полтора раза дальше и кучность попаданий, у него оказалась, значительно лучше. Чему очень способствовал почти ружейный деревянный приклад.
После недолгой стрельбы, солдат перебросили на другой полигон. Этот участок представлял из себя очень сложный рубеж. На нём отрабатывался прорыв хорошо укреплённой обороны противника.
Прибывшие из немецких концлагерей, бойцы снова учились приёмам современного боя. Они тренировались в преодолении заграждений из ржавой «колючки» и отрабатывали взятие глубоких окопов и траншей сообщения. Плюс ко всему, упражнялись в борьбе с долговременными огневыми позициями и артиллерийскими батареями, упрятанными в капонирах из бетона и стали.
Очередной полигон предназначался для отработки форсирования водных преград, захвата плацдарма с полного ходу и закрепления на другом берегу. Кроме того, штрафников усиленно мучили многокилометровыми кроссами. Так их готовили к большим марш-броскам по горно-таёжным местам.
Здесь роль инструкторов выполняли те офицеры, что воевали на Северном Кавказе, в Карпатах, Татрах и даже в Альпах, что находятся в Австрии. Как случайно услышал Григорий, в то время, подобную «школу» освоили все подразделения Дальневосточного округа.
Прошло ровно три месяца по окончании кровопролитной бойни в Европе. Как и обещало Правительство, СССР вступил в другую, не менее сложную, тяжёлую и беспощадную битву.
9 августа 1945 года началась другая война, на этот раз с милитаристской Японией. В этот же день батальон, в котором находился Григорий, принял участие в первом сражении.
Накануне, через час после ужина, в палаточном лагере вдруг прозвучал сигнал военной тревоги. Солдат вместе с оружием погрузили в автомобили и отправили неизвестно куда.
Скоро совершенно стемнело, но грузовики продолжали медленно двигаться с отключёнными фарами. Как позднее, узнал молодой человек, советские армии действовали так же, как на Халхин-Голе, в тридцать девятом году.
Тогда, малоизвестный комдив по фамилии Жуков приказал целый месяц гонять пустые машины вдоль границы с Китаем. Мало того, во многих местах звук от работавших двигателей специально усиливали и передавали через репродукторы на сопредельную сторону.
К тому же, советская сторона по ночам имитировала много разных шумов с помощью мощных звуковых установок. В том числе, был грохот движения танков и бронемашин, рёв самолетов и стук инженерных работ.
Меж тем, все передвижения войск, в прифронтовой полосе производились на удивление скрытно и только в тёмное время. Категорически запрещалось выводить военные части на исходный рубеж, откуда хотели вести наступление.
Все рекогносцировки на местности командный состав проводил в форме солдат и перемещался на грузовиках. Через какое-то время, японцы устали дёргаться по каждому шороху, и реагировать на мнимые переброски советских частей. Так было и до 9 августа 1945 года.
К полуночи, батальон довезли до границы с Китаем и скрытно высадили в укромном овражке. По ходам сообщения их провели к глубоким окопам, что протянулись вдоль всего рубежа.
Проходя по траншеям хорошо эшелонированной обороны, Григорий заметил кое-что необычное. По малозначительным признакам он сразу понял, что в третьей линии находятся подразделения, которые совершенно не нюхали пороха.
Скорее всего, там были те красноармейцы, которые благополучно сидели здесь всю войну с 1941 года. Они создавали видимость внушительной силы, готовой к захвату Китая.
Судя по манере обращенья с оружием и ухваткам солдат, второй эшелон занимали бойцы, недавно прибывшие из покорённой фашистской Европы. Передовая часть глубоких траншей оказалась пустой и совсем необжитой. Её-то и занял штрафной батальон, в котором оказался Григорий с товарищами. Им приказали там разместиться и ожидать сигнала к атаке.
Оказавшись на месте, бойцы совершенно не знали, что им надлежит делать дальше. Почти всё руководство в их батальоне, были такими же штрафниками, как и Григорий и их набирали в освобождённых концлагерях.
Откуда-то пришёл особист и отозвал в сторонку большое начальство, которое не имело судимостей. Офицер в синей фуражке, что-то им сообщил и препроводил в прочный блиндаж, находившийся в неглубоком тылу.
Прибыв туда, комбат, вместе с командирами рот, состоящими из солдат-штрафников, получили устный приказ от полковника, который командовал соединением. Затем они вернулись назад, собрали своих подчинённых и коротко рассказали о предстоящей сейчас операции. Им предписали: атаковать и прорвать линии укреплений противника, расположенные возле самой границы.
В четыре часа пополуночи, в небо взвилась ракета, и Первый Дальневосточный фронт начал войну с Империей восходящего солнца. К счастью для парня и его сослуживцев, перед их ротой не было защитных сооружений из бетона и стали.
За последнее время, японцы привыкли к громкому шуму, что доносился с другой стороны. Они спокойно храпели в казармах и видели сны про изумительных гейш, что танцевали под ветками распустившейся сакуры. Или что они там привыкли рассматривать в своих крепких снах?
Удар Красной Армии оказался для них весьма неожиданным. Поэтому, всё произошло очень быстро. Враги не смогли оказать организованного сопротивления нападавшим войскам.
Пока большая часть самураев протирала глаза, штрафники выскочили из глубоких окопов и, молча, рванулись вперёд. Они очень быстро преодолели нейтральную полосу, ворвались на чужие позиции и автоматным огнем положили всех часовых. С ними были убиты боевые расчёты, что дремали у своих пулемётов.
Остальные противники не успели понять, что сейчас происходит, а уже оказались под прицелом советских бойцов. На этом всё и закончилось. По крайней мере, так получилось на том узком участке, который брал парень и его сослуживцы.
Во многих местах всё пошло по-другому, и гарнизоны открыли ответный огонь. Причём, очень сильный. К удивлению японцев, советские части изменили свою исконную тактику. Они вели себя совершено не так, как это происходило в Германии.
Если передовые отряды натыкались на хорошо защищённые укрепрайоны, то они не бросались штурмом на них. Теперь мобильные части обходили оборонительные сооружения сторонкой, блокировали их обычной пехотой, а сами двигались вглубь китайской провинции.
Штрафной батальон, довольно легко, прорвал ряды земляных укреплений и, не останавливаясь, рванулся вперёд. Следом шли кадровые строевые войска. Они зачистили все траншеи и ходы сообщения, согнали всех пленных на большую площадку и сдали их особистам. После чего, также устремились на юг.
За ними, никуда не спеша, словно на летней прогулке, шагали союзники. Это были весьма малочисленные отряды китайской армии, созданной под руководством Мао Цзэдуна.
Сначала советское руководство хотело использовать их, как лазутчиков. Оно и понятно, те были того же роду и племени, что и население Маньчжурии, которую захватили японцы. Они хорошо знали местность, язык и обычаи, что царили в районе границы.
Однако, попытки с их помощью выведать что-нибудь о врагах закончились полным провалом. Китайцы браво козыряли начальникам и уходили в разведку. Едва они удалялись от наших позиций, как сразу же разбегались в разные стороны.
Они дружно прятались, кто, где сумел, и сидели там, словно мыши, какое-то время. Затем, приходила пора возвращаться на базу. Они являлись к своим командирам и сообщали добытые данные. Как потом выяснялось, всё это было враньё.
Пришлось отказаться от услуг подобных «разведчиков» и послать их на охрану военнопленных. Ну, а те, кто хоть немного балакал по-русски, стали работать, как переводчики. Вот только, что там толмачили хитромудрые, желтолицые подданные Поднебесной империи никто толком не знал. Может быть, тоже лгали без удержу.
Не успев отдохнуть от скоротечного боя, штрафники получили новый приказ: немедленно выйти к ближайшему городу и занять его центр. Солдаты построились в походный порядок и тронулись в путь.
Пройдя около пяти километров, они наткнулись на развилку грунтовки. В полукилометре за ним, располагалось, что-то вроде скромной деревни. Там было штук двадцать маленьких домиков. Судя по габаритам, каждый из них состоял из одной или двух крошечных комнаток.
Григорий вспомнил о том, что такие строения здесь назывались странным словом – фанза. Их складывали из необожженных в огне кирпичей, изготовленных из мятой глины, соломы и навоза коров.
Комбат вызвал подчинённого себе командира и дал приказ: – Бери стрелков своей роты, и шагай по правой дороге, а мы все, пойдём дальше по левой. По пути будем проверять все деревни, которые нам попадутся. Судя по карте, эти просёлки идут параллельно друг другу и сходятся в указанном нам городке. – он указал пальцем на карте цель их маршрута.
Лейтенант вернулся в подразделение и довёл приказ до всех подчинённых. Оставив обоз с лошадьми, рота отделилась от батальона и двинулась в указанном ей направлении.
Скоро она оказалась у небольшого селенья. Стрелки растянулись в длинную цепь. Пригибаясь к земле, они устремились вперёд и короткими перебежками взяли в кольцо группу домов.
До ближайшего здания оставалось всего десять метров. Из подслеповатого небольшого окошка высунулся ствол карабина. Послышался выстрел, и красноармеец, бегущий рядом с Григорием, резко споткнулся. Он сделал пару шагов по инерции и рухнул лицом в желтоватую пыль.
Парень поднял автомат и прижал к плечу деревянный приклад. Сквозь прорезь прицела Григорий увидел, как японский стрелок отшатнулся вглубь комнаты. Самурай передёрнул затвор, выкинул дымящую порохом гильзу и послал новый патрон в коротенький ствол.
Не дожидаясь, пока враг поднимет оружие, Григорий дал прицельную очередь в сторону домика. Цепочка из нескольких пуль прошлась по стене и пересекла неширокий проём.
Стальные цилиндрики пробили тонкие стены толщиной в один саманный кирпич. Не потеряв своей скорости, они двинулись дальше и вонзились в молодого японца.
Противник уронил карабин и схватился за щуплую грудь. Обильная кровавая пена выступила у него на губах. Самурай отчаянно всхлипнул, сделал два шага назад и рухнул на перегородку спиной. Затем, сполз на глиняный пол и немедля скончался.
Справа и слева послышалось ещё несколько винтовочных выстрелов. За ними последовали автоматные очереди, и всё тут же стихло. Бойцы быстро разбились на группы и проверили все без исключения домики.
В них оказались лишь испуганные деревенские жители да десяток мёртвых японцев. Заодно отыскали пожилого мужчину, который говорил немного по-русски. По словам старика, захватчики были из воинской части, которую недавно разбили возле границы.
Все самураи были полуодеты. Они пришли сюда развлекаться с китайскими женщинами, провели бурную ночь и совершенно не ждали нападения советских бойцов.
Разбуженные громкими выстрелами, крестьяне торопливо поднялись с убогих лежанок и быстро оделись. Они забились в углы своих мазанок и дрожали там, пока не стихла стрельба.
Дождавшись конца скоротечного боя, они выскочили из примитивных жилищ. Все разбежались в разные стороны, и попрятались в окружающих зарослях какой-то высокой травы.
Красноармейцы не стали задерживать штатских. Перебив вооружённых противников, штрафники выставили охранение по периметру небольшого селения. Они стащили японцев к местному кладбищу и уложили в короткий рядочек. Мол, китайцы потом их всех закопают.
После чего, похоронили своих трёх погибших бойцов и перевязали всех раненых при атаке друзей. День быстро клонился к закату, и двигаться в ночь по тылам самураев, никому не хотелось. По приказу своего командира, штрафники разместились в опустевших глинобитных постройках. Перекусив сухими пайками, они выставили часовых и отправились спать.
Сразу после рассвета, в деревню вкатился маленький «газик». На заднем сиденье машины разместилось два автоматчика. Рядом с шофёром сидел молодой, но, видимо, опытный боевой офицер.
Майор выбрался из автомобиля, отдалённо похожего на американские джипы, поманил к себе часового и приказал позвать командира. Когда прибежал заспанный ротный, офицер его о чём-то спросил и, услышав ответ, подтвердил команду комбата:
– Идите дальше на юг до ближайшего небольшого посёлка. Отсюда всего семь километров по приличной грунтовке. Остановитесь там, пообедаете и двинетесь дальше на соединение со своим батальоном.
Напоследок он сообщил: – Как мне доложили, японцев там нет. Остались лишь их прихлебатели, что из китайцев. Наши там уже побывали вчера. Они разоружили полицию и оставили отделение из хозвзвода полка. Так что, придёте туда, а там всё готовое, и еда, и вода и боеприпасы.
«Козлик» с молодым офицером уехал. Рота построилась в колонну по два и двинулась дальше по узкой и пыльной дороге. Высылать разведку вперёд командир, почему-то не стал.
С другой стороны, впереди прошли наши части, а вокруг простиралась почти такая же голая степь, как и в Крыму. Засаду в таком ровном месте японцы устроить никак не могли.
Да и осматривать тут особенно нечего. Ни тебе поселений, ни даже отдельных строений. Лишь чуть дальше синели какие-то лесистые кручи, но до них оставалось километров десять, не меньше.
Потянулись монотонные вёрсты утомительного пешего марша. Григорий шагал вместе со всеми и от нечего делать прислушивался к разговорам соратников. Он очень долго работал с заключёнными на Среднем Урале и хорошо понимал жаргон блатных и воров. Ведь на нём говорило почти всё население северной части страны.
Парень доподлинно знал, что среди штрафников имелись очень разные люди. Особенно много встречалось бывших преступников. Поэтому он не удивился знакомым словам.
У него за спиной, двое бойцов стали тихо «ботать по фене». Один рассказывал другу о своих ночных похождениях. В переводе на русский язык это выглядело приблизительно так:
– После отбоя я вышел, как будто до ветру. На небе светила большая луна. Всё вокруг было видно, как днём. Дай, думаю, поищу какую-нибудь бабёшку из местных. Они же ведь ублажали японцев. Я тихо прокрался сквозь огород и углубился в заросли высокой травы, где укрывались крестьяне.
Не успел сделать и пару шагов, как наткнулся на спящую там китаёшку. Смотрю, а она симпатичная. Волосы чёрные, стрижка короткая. Правда, одета, как все желтолицые, в штаны и рубаху.
Я приставил нож к её горлу, она дёрнулась и тут же проснулась. Вытаращила свои узкие глазки, глядит на меня и трясётся от страха. Я ей жестами, значит, показываю, мол, держи язык за зубами и тихонько вставай.
Поднял её на ноги и повёл подальше в кусты, чтобы часовые не слышали, чем мы там занимаемся. Оттащил деваху немного в сторону и начал штаны с неё стаскивать. А она вдруг тихо так, мне говорит на ломаном русском: «Не надо! Не надо! Я тоже ведь жеребец!» – представляешь, потеха? Ну, я никогда не любил петухов, а на свободе, тем более, не собирался этим заняться. Плюнул со злости, дал китайцу пинка и вернулся назад.
– Да я давно, обратил на это внимание. Одинаково здесь все одеты. Причёски у них тоже похожие. К тому же такие все тощие, что не поймешь, кто же перед тобой, мужик или баба. – посочувствовал слушатель.
– Пока не пощупаешь, и не узнаешь, – согласился первый мужчина.
Отряд поднялся на пологий пригорок, и Григорий увидел впереди деревушку. Она мало чем отличалась от той, откуда парень ушёл часа два назад. Только была чуть побольше.
Спустя пять минут, они подошлю к поселению, где их ждал обед. Здесь лейтенант почему-то напрягся и отдал достаточно странный приказ. Рота тотчас разделилась на две половины и зашла в поселение сразу с обоих концов.
Две части солдат встали на единственной улице, рассыпались в малые группы и короткими перебежками устремились навстречу друг другу. По пути они проверяли все фанзы одну за другой.
Григорий решил, что командир всё-таки прав. Хоть и говорил им майор, что нет здесь японцев, а кто его знает, что тут случилось за прошедшее время? Вдруг подъехала какая-нибудь самурайская часть и теперь прячется в низких крестьянских избушках?
Однако, их рота наткнулась то на, что оказалось значительно хуже, чем встреча с врагом. Осматривая домик за домиком, штрафники быстро добрались до середины посёлка и встретились на некоем подобии маленькой площади.
Здесь находилось единственное на всю деревню строение, сложенное из ошкуренных бревён. Скорее всего, это было какое-то правительственное учреждение, к примеру, управа района.
Оказавшись на месте, Григорий увидел такую картину, от чего у него волосы встали дыбом на темени. Перед глазами бойца прошли многие ужасы кровопролитной войны. Несмотря на свой большой опыт, с таким чудовищным зрелищем парень ещё никогда не встречался.
На переднем фасаде неказистого здания были распластаны десять советских солдат. Но не так, как римляне распяли Иисуса Христа, на обычном кресте. Раскинув руки и ноги в разные стороны, они висели, словно пародии на пятиконечные звезды.
Огромные гвозди, вколоченные в запястья и щиколотки, держали мёртвых бойцов в вертикальной позиции. Лбы всех покойников пересекали верёвки. Концы этих привязей, крепились к бревенчатой стенке. Благодаря им, подбородки убитых людей не могли опуститься на грудь.
Однако, на этом мучения красноармейцев не кончились. Судя по внешнему виду, кости конечностей у них были все перебиты во многих местах. Кожу исполосовали ударами плети.
Всем покойным при жизни выкололи глаза и под корень отрезали носы, губы и уши. Обезображенные лица бойцов смотрели на штрафников пустыми чёрными ямами и скалились рядами зубов.
Безжалостные палачи рассекли гортани несчастных и сквозь эти дыры вытащили наружу их языки. Мясистые отростки багрово-сизого цвета свешивались на шеи несчастных, словно ужасные галстуки.
Натешившись страданиями несчастных людей, трудолюбивые китайские граждане осторожно вспороли им животы. Они вынули неповреждённые внутренности умиравших бойцов, аккуратно расправили всю требуху и свесили вниз.
Густое переплетение кишок и прочих органов тела бесформенными грязными лентами опускалось на землю и лежало в дорожной пыли. Деревенские куры, собаки и кошки крутились поблизости. Они клевали и грызли всё то, что им преподнесли на поживу. Полчища упитанных мух облепили останки людей.
Начинавший войну лейтенантом, командир роты Григория с боями прошёл почти всю войну. Он дослужился до звания майор, но потом, дал в морду полковнику. Военачальник послал его часть на верную смерть, обещал дать подкрепление, но не сдержал данное слово. Все люди погибли не за понюх, табаку.
Майор был разжалован и сослан в штрафбат. Там он реабилитировал себя пролитой кровью, получил нижний чин офицера и был направлен командовать ротой солдат-штрафников.
Он многое видел за свою непростую карьеру, но когда узрел эту невероятную жуть, то замер на месте, как столб. Потом вдруг потемнел суровым лицом и хриплым голосом отдал приказ:
– Похоронить всех погибших! – С трудом сглотнув ставшую вязкой слюну, он твёрдо добавил: – Всё население деревни расстрелять прямо на месте! – потом повернулся на пятках и, спотыкаясь, словно слепой, двинулся в степь.
Озверевшие от картины чудовищной казни, штрафники взяли наизготовку оружие, и пошли выполнять команду начальства. Они врывались в тесные мазанки жителей и, стоя возле дверей, полосовали автоматными очередями по всем, кто находился внутри.
Стреляли, не обращая вниманья на то, кто перед ними: мужчины, женщины, старики или дети. Минут через двадцать, кровавая бойня закончилась. Волоча ноги и сгорбившись, измученные расправой бойцы, вернулись на сельскую площадь.
Григорий и десяток солдат, которые не могли убивать всех подряд, занялись другим скорбным делом. Осторожно, словно боясь разбудить, солдаты сняли несчастных людей с бревенчатой стенки. Они аккуратно вложили внутренности в опустевшие полости и перебинтовали верёвками разрезанные ножом животы.
Другие парни нашли несколько заступов и остальной инструмент, в котором нуждаются плотники. Затем сорвали деревянные двери с ближайших домов и сколотили прочные длинные ящики.
Вернувшиеся с казни крестьян, штрафники взяли на плечи домовины погибших соратников и вынесли их из проклятой деревни. Они поднялись на ближайший пригорок и вырыли там одну могилу для всех.
Гробы на руках опустили в глубокую яму и закидали каменистой землей. Закончив с этой работой, они стали подравнивать насыпь на месте упокоения товарищей. К ним подошёл их командир. Лейтенант постоял с непокрытой, как у всех, головой и приказал:
– Первое отделение. Одиночными. Троекратный салют. Огонь! Огонь! Огонь!
Едва отгремели нестройные залпы, как на пригорок вылетел «газик» со знакомым майором. Он посмотрел на длинный холмик свежего грунта. Тут же скинул фуражку и, молча, постоял так с минуту. Потом отозвал лейтенанта в сторонку и приказал:
– Доложите мне обстановку. – Выслушав рапорт мрачного ротного, он побледнел и тихо сказал: – Вы арестованы и будете препровождены в штаб полка для выяснения всех обстоятельств. Сдайте оружие!
Лейтенант не стал перечить начальству. Только взглянул на бойцов, которые вдруг зароптали, и твёрдым взглядом остановил тех парней, что собрались его защищать. Он вынул из кобуры свой «ТТ» и рукоятью вперёд подал майору.
Офицер взял пистолет и бросил его в бардачок советского джипа. Он разместил штрафника между двумя автоматчиками, что находились на заднем сидении, открыл свой планшет и написал небольшую записку. Отдав бумагу шофёру, майор отправил машину в свой штаб. Затем повернулся к бойцам и сурово сказал:
– Сами натворили здесь дел, вот сами теперь и расхлёбывайте. Немедля зарыть всех погибших китайцев. Сровнять могилу с землей и дотла сжечь дома. Я буду здесь и прослежу за работой! Выполняйте приказ!
Майор нашёл камень, лежавший возле дороги и сел на него. Открыв свой планшет, он занялся изученьем карт и бумаг. Штрафники печально вздохнули и пошли выполнять команду начальства.
Ближе к позднему вечеру, бойцы хорошо замели следы кровавой расправы над невзрачным селением. Они вытерли пот, заливавший покрасневшие от напряжения лица, сели возле пригорка и собрались отдохнуть.
Майор, недавно закончил работать с бумагами, сложил всё в планшет и осмотрел то ровное место, где были закопаны более сотни китайцев. Не все из них виновны в казни советских солдат, но что с этим можно поделать сейчас? Ничего уже не воротишь назад.
– «Если глянуть со стороны на могилу, то ничего не заметно». – сказал себе офицер и вернулся на камень, что лежал у просёлка.
Над дорогой вновь появился столб серой пыли. К догорающим строеньям деревни подъехала знакомая до боли машина. Только теперь в ней сидел совершенно другой лейтенант. Им оказался совсем молодой паренёк, только что вылупившийся в «инкубаторе для офицеров».
Он браво выскочил из затормозившего «газика» и помчался к майору. Встав перед ним, летёха вытянулся в тонкую струнку, козырнул и доложил срывающимся мальчишеским голосом:
– Прибыл по вашему распоряжению.
Глядя на показную молодцеватость выпускника войскового училища, бывалый, боевой офицер немного поморщился и приказал:
– Назначаю вас командиром штрафной роты, что сейчас перед вами.
От удивления у паренька буквально глаза полезли на лоб. Заметив эту реакцию, майор поспешил его успокоить. Он открыл свой планшет. Развернул карту и поманил к себе новоиспечённого военачальника. Потом, ткнул пальцем в северный край большого листа и сказал:
– Сейчас мы находимся здесь. Приказываю вам, пройти с ротой сюда. – Для наглядности он указал на холмы темнеющие чуть впереди: – Передать личный состав под командование командира дисциплинарного батальона, который находится там. После чего, предписываю вам тут же вернуться в распоряжение штаба полка. Задача ясна?
Воспрянувший духом молодой лейтенант козырнул и чётко ответил:
– Так точно!
– Выполняйте! – хмуро бросил майор. Он сел в машину и, не простившись, уехал.
Новоиспечённый ротный начальник проводил старшего офицера тоскующим взглядом и повернулся к солдатам. Только тогда он осознал, что остался один перед ротой озлобленных и вооруженных бойцов. Восковая бледность залила его пухлые щёки. Губы слегка шевелились, но он так и не смог что-то сказать.
