Александр Тимофеевич Филичкин
Разведчик, штрафник, смертник. Солдат Великой Отечественной (издание второе, исправленное)
Глава 8. Выход из окружения
Немцы вдруг изменили своей излюбленной тактике и вдруг решили, не проводить мощную артподготовку. Они вообще не сделали ни единого выстрела и не выпустили ни снаряда, ни мины.
В ночь с 28 на 29 июня 1942 года передовые части 30-го корпуса Эриха фон Манштейна внезапно тронулись с места. Войска погрузились на надувные, лёгкие лодки, склеенные из прочной и толстой резины и отправились в путь. Никем не замеченные, они переправились через широкую бухту и атаковали позиции РККА.
Неприятели с ходу захватили часть берега и, преодолевая ожесточённое сопротивление красноармейцев, двинулись дальше. За ними последовали главные силы фашистов.
К этому времени, у защитников города практически кончились боеприпасы, продовольствие и медикаменты. 30 июня пала последняя цитадель Севастополя – Малахов курган.
Осознав безвыходность создавшегося положения, командующий Черноморским флотом решился на единственный оставшийся шаг. Вице-адмирал Филипп Сергеевич Октябрьский срочно связался со Ставкой Верховного главнокомандующего.
В ходе доклада он обрисовал возникшее положение дел и запросил подкрепление людьми, оружием, техникой. Из-за полной блокады советских частей помощь подойти не могла.
Единственное, что он смог получить в такой ситуации, оказалось формальное разрешение на эвакуацию крупных и средних военных чинов и актива компартии, оставшихся в окружении немцев.
Нужно сказать, что практически все эти люди уже покинули город. В Севастополе тогда оставались лишь считанные единицы советской номенклатуры. Последним отбыл командующий Приморской армии генерал Иван Ефимович Петров. Он был эвакуирован вечером 30 июня на подводной лодке «Щ-209».
1 июля сопротивление защитников Крыма прекратилось почти во всех районах многострадального города. Лишь отдельные, разрозненные группы бойцов всё ещё ожесточённо сражались с фашистами. Они продолжались вплоть до 9-го, а местами и до 12 июля.
Лишенные высшего командования, главные силы Приморской армии, организованно отошли на мыс Херсонес. Они заняли там оборону и мужественно сопротивлялись ещё трое долгих и мучительных суток. Затем, они тоже сдались врагу.
Поздней ночью 2 июля, вымотанный долгой бессонницей, младший политрук РККА прибыл на передовую линию фронта. Молодой офицер собрал немногих бойцов, обессиленных непрерывными схватками, и устало протёр покрасневшие от напряженья глаза.
Он поднял правую руку и осторожно потрогал бритую голову, замотанную несвежим бинтом. Потом, напряжённо вздохнул и объявил:
– Будем выходить из окружения фрицев! Идём на прорыв!
Затем, началась идеологическая накачка, обычная для тех тяжёлых времён. Политрук убеждённо и много говорил о партии Ленина и её великом вожде товарище Сталине. Он горячо призывал всех, как один, отдать свою жизнь за Советскую Родину. Когда весь набор заклинаний закончился, мужчина сказал самое главное:
– Командование приказало, атаковать фрицев сегодня, после двух часов ночи. Сигнал – красная ракета. Наступление будет в том месте, где наши позиции клином врезается в траншеи врага. Приказываю: всем получить боеприпасы и к данному сроку подтянуться к месту прорыва.
Измученным красноармейцам раздали те последние крохи, что ещё оставались. Бойцам, вооружённым карабинами и автоматами, досталось лишь по три патрона на ствол. Другие не получили вообще ничего. Григорий и все остальные, кто имел на руках трёхлинейку, услышали слова старшины:
– У вас есть штыки, примкнёте их к «мосинкам» и пойдёте в атаку вместе со всеми!
После таких воодушевляющих слов, солдаты принялись собираться в мелкие группы и, не создавая лишнего шума, выдвигаться к назначенной точке. Идти приходилось в непроницаемой тьме и пробираться на ощупь по извилистым узким траншеям.
Взрывы вражеских мин и снарядов давно расшатали, а местами и вовсе обрушили деревянную обшивку окопов. Они все оказались наполовину завалены осыпавшейся от взрывов землёй.
Кое-где из рыхлого грунта торчали руки и ноги погибших советских солдат. Хоронить сослуживцев, убитых фашистами, у бойцов не хватало ни сил, ни свободного времени.
Вместе с кучкой людей, оставшихся от подразделения, Григорий также направился в сторону, в которую ему приказали. Они долго бродили по тёмным, сильно запутанным ходам сообщения и медленно двигались к месту общего сбора. Оттуда должно было начаться их наступление на проклятых фашистов.
Наконец, их скромная группа наткнулась на пехотинцев, плотно сбившихся в передних окопах. Столпившиеся красноармейцы шепотом передали приказ командира: «Ждать сигнала ракеты».
Измученные боями солдаты, повалились на землю там, где стояли, и попытались уснуть. Однако нервное напряжение оказалось удивительно сильным. Как ни старался Григорий, но он не сумел сомкнуть своих глаз.
Он привалился к стенке окопа и устроился настолько удобно, насколько было возможно на голой каменистой земле. Потянулись удивительно долгие часы и минуты томительного ожидания атаки.
Время от времени, к ним подходили малочисленные отряды стрелков. Все получали тот же приказ и устраивались в непосредственной близости от места прорыва.
Возле Григория оказался пожилой незнакомый солдат.
– Словно в сорок первом году, – пробурчал он недовольно. Парень вопросительно посмотрел на соседа.
– Под Киевом было почти тоже самое, – объяснил усатый мужчина. – Только тогда, людей был эшелон, а не такая жалкая кучка, как в настоящее время. Привезли нас в чистое поле и высадили там из вагонов. Потом, построили в три длинных ряда, и разбили на отдельные тройки. Мол, теперь мы пойдем в бой этими группами.
Ну, думаю, опять начальство припомнило, как нас муштровали в царских войсках. Тогда в штыковую атаку точно так же ходили. В центре и чуть впереди – коренной, самый высокий и сильный боец.
По сторонам от него и на полшага назад – пристяжные. Те, что послабей и пониже. Пока средний солдат принимает на штык супостата, который ему повстречался, крайние его подстраховывают. Чтобы того не ударили с боку.
Вот только, то построение не приносило бойцам какой-либо пользы. Дело было всё в том, что и германцы ходили в атаку тем же макаром, как мы. Поэтому, при первой же стычке, тройки сразу разваливались на отдельные части, и каждый дрался сам за себя. Без всякой подстраховки товарищей.
Единственное, чем мы тогда отличались от фрицев, так это штыками. У нас были такие же, как и сейчас, длинные и четырехгранные, а у германцев наподобие широких кинжалов.
Так ведь хрен редьки не слаще. От их удара в живот, кишки сразу выпадали на землю, а от нашего нет. Потом, несколько дней человек ужасно страдал, пока его Бог к себе не возьмёт. Неизвестно, что из этого лучше?
Рассказчик чуть помолчал и хмуро продолжил:
– По своей дурости или наивности, я со страху решил, что сейчас командиры обеспечат нас всех оружием и тотчас пошлют в штыковую. А мы ведь, даже и чучело не кололи ни разу, как раньше. Я уж и забыл, как это всё делать.
Да только я весьма заблуждался по данному поводу. Всё вышло значительно хуже. Дали нам по одной лишь винтовке на трёх человек и по одной обойме патронов на ствол.
Мы, конечно, взроптали: безобразие, что это такое? Как нам с пустыми руками в бой-то идти? – а нам сурово так говорят: «Добудьте оружье в бою! Или подберёте винтовку, если убьют вашего вооруженного друга».
Как услышали мы столь нелепый приказ, так все обомлели. Завертели все головами, соображая, куда бы сбежать. Глядь, прямо за нашей спиной стоят боевые тачанки, как у махновцев, а на них пулемёты и НКВДешники с толстыми рожами. Смотрят особисты на нас и недобро так ухмыляются.
Видим, делать нам нечего. У германцев в руках будут только винтовки. Так что, даст Бог, они промахнутся, а тем временем, мы доберёмся до них и начнём рукопашную. А от очереди, пущенной прямо в упор, вряд ли спасёшься. Поэтому, уж лучше вперёд всем бежать, чем назад.
Да только я, старый дурак, снова ошибся. Пошли мы в атаку, а навстречу нам выехала мотопехота проклятых фашистов. Причём, все как один с автоматами да ещё с пулемётами на десяти бронемашинах.
И откуда на нас, свалилась такая напасть, непонятно. Обычно все фрицы с карабинами «Маузер» ходят. «Шмайсеры» носят лишь командиры их отделений, рот и батальонов. Наверное, штурмовики из «СС» куда-нибудь ехали и случайно наткнулись на нас.
Как бы то ни было, но как дали по нам из сотни с лишним стволов, так почти сразу все, наши там полегли. Я-то, тёртый калач, повоевал и в германскую и в гражданскую. Знаю, что, где почём. Успел я пригнуться и вижу, коренника моего тут же убило. Я винтовку поднял, встал на колено и начал стрелять.
В одного немца даже вроде попал. Да что с этого толку? Пять патронов вмиг расстрелял, на этом всё кончилось. Со штыком супротив автомата уже не попрёшь, а укрыться-то негде. Торчу в чистом поле, как столб в азовской степи. Бросил я бесполезную «мосинку», сам повалился на землю и голову руками прикрыл.
Вот так и взяли меня германцы в полон. К моему счастью, уже через день удалось мне бежать. Тогда нашего брата столько в плену обреталось, что фрицы не успевали за всеми следить. Выбрался я потихоньку к своим и вот уже год, как воюю. – Солдат печально вздохнул и умолк.
Какое-то время, Григорий ждал продолжения страшной истории, но мужчина тяжко задумался о чём-то своём и больше ничего не сказал. Солдат чуть повернулся и посмотрел в сторону переднего края. Он с трепетом вспомнил о том, что им сейчас предстоит? Боец нервно вздрогнул и стал ждать последней атаки, в ходе которой, наверняка, все погибнут.
В который раз за последние дни, Григорию вспомнились слова Старика. Тот очень советовал парню сменить матросскую форму на простую армейскую. Тем более, что после призыва, боец служил в пехотной дивизии и никакого касательства к лихим мариманам никогда не имел.
Просто у интендантов стрелковых частей не оказалось обмундирования нужного типа. Поэтому, всех прибывших солдат одели в те шмотки, что долго копились на Севастопольских складах.
Разговор с тем странным мужчиной не выходил из головы молодого бойца. Старик рассказал, что фрицы на месте расстреливали всех краснофлотцев. Уж очень насолили фашистам «чёрные дьяволы», как называли немцы матросов.
После беседы с тем Стариком парень твёрдо решил, нужно переодеться, как только удастся. Вот только за прошедшие месяцы, подобного случая ему не представилось. Новую солдатскую форму взять было негде. А менять свою, хоть и грязную форменку на чужое тряпьё, тем более, снятое с трупа, уж очень ему не хотелось.
В три часа пополуночи, раздался негромкий хлопок. Из советских траншей с ядовитым шипением взлетела ракета. Она поднялась в тёмное небо и ярко там вспыхнула багрово-красным огнём. Всё вокруг залило кровавым призрачным светом.
Не успела «люстра» погаснуть, как начался смертельно опасный прорыв. Григорий поглубже надел бескозырку и, по принятой у матросов привычке, взял в передние зубы концы чёрных муаровых ленточек.
Ещё через миг, не издав ни единого звука, все бойцы поднялись из окопов и, очертя голову, рванулись к врагу. Почему-то все немцы тоже молчали. В ответ на движение противника, с другой стороны, не раздалось ни единого выстрела. Удивляясь поведению недругов, Григорий, вместе со всеми, мчался вперёд.
Он направил в сторону фрицев штык трёхлинейки и бежал что есть мочи. Красноармеец летел в непроглядную, совершенно безмолвную и, от того, ещё более, страшную тьму.
Григорий едва различал спину солдата, что маячил метрах в трёх от него. Сковывающая тело, боязнь вдруг куда-то исчезла. В голове появилась навязчивая короткая мысль: «Только бы не отстать от своих. Только бы не отстать…» – почему это было так важно, Григорий не мог объяснить и лишь повторял эти слова.
Минуту спустя, все атакующие удалились от советских окопов и оказались от них на достаточно большом расстоянии. Бойцы находились на широком участке ничейной земли. Она тупым треугольником входила в оборону фашистов.
В этот же миг, началась настоящая кровавая баня. На целеустремленно бегущих бойцов с двух сторон обрушился шквальный, прямо-таки ураганный, стрелковый огонь. Оглушающий грохот множества выстрелов, визгливый свист пуль и хриплые крики раненых воинов наполнили воздух.
Немецкие пулемёты косили нестройные цепи советских солдат. Возле Григория десятками падали сражённые насмерть бойцы. Рухнул тот, что бежал по правую руку, потом, тот, что двигался слева, затем упал человек впереди, а парень был по-прежнему жив.
Те красноармейцы, что оставались ещё на ногах продолжали стремительно мчаться вперёд. Скоро парень заметил, что рядом с ним почти нет никого. Лишь несколько чёрных фигур ещё быстро бежали в направлении прорыва. С каждым мгновением и их становилось все меньше и меньше. Один за другим, они, как подкошенные, валились ничком и застывали уже навсегда.
Григорий споткнулся о камень, что попался под ноги, потерял равновесие и полетел в темноту. Парень рухнул на твёрдую землю, кувырком прокатился несколько метров и оказался на животе у края глубокой воронки. Он сполз по крутому откосу и упал на бойца, который недавно бежал впереди.
Тонкая алая струйка текла из его головы, пробитой пулей проклятых захватчиков. Недавно убитый молодой человек был ещё тёплым, словно живой. Кровь не успела запечься и превратиться в коричневатую грязь.
Григорий глянул по сторонам, увидел рядом винтовку и поднял с земли. Боец по привычке передёрнул затвор и убедился, что магазин совершенно пустой. Он раздражённо отбросил бесполезную «мосинку».
Только тогда парень заметил, что бескозырка и единственное оружие, остро наточенный штык, куда-то бесследно исчезли. Скорее всего, они остались на поверхности почвы, вместе с его трёхлинейкой. Ну, а эта бандура раньше была в руках у покойника.
Вылезать из внушительной ямы и подставляться под пули фашистов совсем не хотелось. Убьют в тот же момент. Парень напряженно прислушался и понял, что ураганный огонь понемногу смолкает.
Прошло короткое время и, наконец, наступило затишье, которое достаточно редко бывает на фронте. Лишь изредка тишину разрывали короткие очереди, пущенные из пулемётов фашистов.
Спустя ещё полчаса стало светать. Поднявшись к верхнему краю своего укрепления, Григорий осторожно глянул наружу и повертел головой. Вся земля на ближайшем пространстве была густо усыпана мёртвыми советскими воинами.
Особенно много убитых лежало между воронкой, где он оказался, и траншеями фрицев. Окопы противников находились от парня не более чем в пятидесяти метрах.
– «Совсем немного не добрался до них! Секунд восемь всего не хватило». – сказал красноармеец себе. О том, что он стал бы делать там без патронов, боец почему-то не думал.
Вдруг, из немецких траншей, один за другим, появились весёлые, широко улыбающиеся молодые фашисты. Они неторопливо построились в плотную цепь и устремились вперёд.
Фрицы иногда останавливались и стреляли в упор, в лежавших на земле краснофлотцев. Видимо, добивали тех бедолаг, кто пока не скончался. Значительно реже, захватчики били пинками и поднимали с земли советских солдат.
Если те сразу вскидывали руки наверх и могли сами идти, то их оставляли в живых. Ударами тяжёлых прикладов пленных тотчас направляли в сторону немецких траншей и забывали о них. Всех строптивых бойцов и тех, кто получил тяжёлые раны, без разговоров уничтожали на месте.
Увидев все это, Григорий скатился на дно глубокой воронки и с испугом подумал: «На мне матросская форма! Говорил же Старик, чтобы я поменял её на солдатскую! Так нет же, откладывал всё на потом! Ну, вот и дождался развязки!»
Тут взгляд Григория упал на убитого красноармейца: «Ростом бедняга с меня, и сложение довольно похожее…
Не додумав мысль до конца, он метнулся к убитому. Вошедшим в привычку движением, парень закрыл распахнутые серые очи, глядящие в небо. Затем, начал судорожно раздевать молодого покойника.
– «Усопшим теперь всё равно, а живым, нужно себя поберечь. Вдруг ещё Родине они пригодятся?» – всплыли в памяти парня жестокие слова Старика.
Стараясь не испачкать в крови снятые вещи, Григорий быстро стянул с мертвеца гимнастёрку, а следом и брюки. После чего, занялся собой. Он сорвал с себя чёрные шмотки и натянул «хб защитного цвета».
На середине откоса воронки Григорий заметил пилотку с красной звездой. Парень поднялся наверх, схватил головной солдатский убор, и надел на себя. Все части обмундирования подошли так хорошо, словно были на него и пошиты. Переобуваться боец, конечно, не стал. Документы он тоже оставил свои.
Облачаясь в армейскую форму, Григорий постоянно крутил головой. Он напряжённо прислушивался к тому страшному шуму, что доносился с поверхности почвы. Грубая, немецкая речь слышалась всё ближе и ближе.
Встав на колени, Григорий натянул на покойника свою тельняшку и брюки. Надеть на него чёрный бушлат времени уже не осталось. Он бросил на плечи солдата матросскую куртку и повернулся лицом к немецким позициям.
В ту же секунду, наверху заскрипел битый щебень, потревоженный большими подошвами. Над краем воронки появилась немецкая каска. В яму заглянул один из фашистов и быстро отпрянул. Он не увидел чего-то опасного, подошёл поближе и направил на бойца карабин.
В ходе смены одежды, Григорий стоял на коленях. Подняться на ноги он не успел и решил не менять приниженной позы.
«Буду выглядеть не настолько опасным, как в другом положении!» – мелькнуло в его голове. Увидев немца, парень не стал делать резких движений. Он поднял руки над головой и закричал на немецком наречии с хорошим берлинским акцентом:
– Не стреляйте, пожалуйста!
Привлеченные голосом парня, в воронку тотчас заглянули ещё два фашиста. Молодой крепкий фриц вскинул свой «Маузер» и уже собирался, нажать на крючок. Старший напарник тихо сказал:
– Не надо! – и приказал пехотинцу: – Иди-ка сюда!
Встав на четвереньки, Григорий торопливо устремился наверх. Вдруг над головой грянул выстрел. Парень в страхе прижался к земле.
– Быстро! Быстро! – подстегнул его голос пожилого захватчика.
Испуганный красноармеец переполз через край обширной воронки и замер, не зная, что ему делать дальше.
– Встать! Руки вверх! – лающие команды посыпались одна за другой. – Двигай туда! – старший фашист ткнул стволом в направлении немецких позиций.
Вскинув руки над головой, Григорий неуверенно поднялся на ноги и мельком глянул в воронку. Парень увидел старый матросский бушлат, наброшенный на тело покойника. Он был прострелен пулей фашиста.
Григорий сделал один шаг, второй и нетвёрдой походкой потопал к траншеям врага. Впереди, с поднятыми к небу ладонями, шли ещё несколько советских солдат. Время от времени, из-за спины доносились выстрелы карабинов и «шмайсеров».
«Вот тебе и прорыв! – с горечью думал Григорий. – Считай, всех положили без всякого смысла». Он осторожно приблизился к немецким позициям и замер на месте. В траншее стояли чрезвычайно довольные фрицы. Они что-то прихлёбывали из плоских металлических фляжек и громко смеялись над пленными.
– Давай, Иван, давай! – на ломаном русском крикнул один из фашистов и кивнул головой на вторую линию своей обороны.
Не опуская поднятых рук, Григорий перескочил первый окоп и двинулся дальше, вглубь эшелонированных укреплений фашистов. Боец медленно продвигался вперёд и перепрыгивал через хорошо оборудованные траншеи врага. С обеих сторон, от советских солдат находились вооружённые фрицы. Они следили за тем, чтобы противники никуда не сбежали.
Через два или три километра, пленных пригнали к ложбине, окружённой небольшими холмами. На гребнях возвышенностей стояли десятки немецких захватчиков.
Внутрь котловины вели небольшие ворота из ржавой колючки. У входа всех обыскали, отобрали ножи, опасные бритвы и другие предметы, которые могли превратиться в оружие, и направили за ограду концлагеря.
На широкой площадке безучастно сидели красноармейцы, разоружённые в последних боях. Как и следовало ожидать, никого из знакомых среди них не нашлось. Парень приблизился к группе измученных, хмурых бойцов и без сил опустился на каменистую землю.
«Слава Богу! Выжил я в той мясорубке!» – устало подумал Григорий.
Глава 9. Концлагерь в крымской степи
Место, где содержали советских бойцов, оказалось невероятно унылым и голым. Оно представляло собой большую площадку, вытянутую в длину. По всем сторонам данной зоны располагались невысокие взгорки.
Холмы с крутыми, каменистыми склонами надёжной стеной отгородили долину от окружающей крымской степи. В дальнем конце котловины эти возвышенности плотно сходились друг с другом и создавали непроходимый тупик.
Со стороны Чёрного моря в ложбину вёл довольно удобный ровный проход. Широкое устье перекрывала ограда с небольшими воротами. Это были деревянные стойки высотою в три метра, по которым тянулись ряды из колючей заржавленной проволоки. Они шли так часто, что между ними не смог бы пролезть и ребёнок.
Возле ворот концентрационного лагеря был врыт толстый столб. На нём висел «квадратный» громкоговоритель, снятый с какого-то советского здания.
Дальше виднелись две огневые позиции, разнесённые в разные стороны. Фашисты хорошо обустроили временные пулемётные гнёзда. Их обложили камнями, а так же мешками, плотно набитыми щебнем.
Между укреплёнными точками стоял бронетранспортёр «Ханомаг» и перекрывал пыльный просёлок. Стенки угловатой машины украшали маскировочные грязно-серые пятна.
Вооружённые карабинами молодые охранники лениво прохаживались по гребням всех ближайших возвышенностей. У их командиров были удобные, лёгкие «шмайсеры».
О каких-либо удобствах для красноармейцев, фашисты даже не думали. Их лагерь весьма походил на обычный загон для скота. Мало того, в течение целой недели, военнопленных не накормили ни разу.
Что уж тут говорить о еде, когда даже с питьём сразу возникли большие проблемы. Несмотря на летнюю пору и большую жару, воду к ним привозили два раза в сутки – в обед и ближе к позднему вечеру. Причём, её доставляли в удивительно малом количестве. В сутки, заключённым давали лишь две солдатские кружки ёмкостью 400 граммов.
В первый же день, фашисты пригнали небольшой грузовик, с кузовом в виде фургона. Сверху на нём находился громкоговоритель приличных размеров. Офицер в чёрной эсесовской форме взял из странной машины переносной микрофон и объявил на ломаном русском:
– Вода будет всем выдаваться в порядке живой очереди! Во время раздачи, солдаты должны соблюдать чёткий порядок! Никто не должен шуметь или драться! Никто не должен лезть к бочке без очереди! Никто не должен вставать в хвост шеренги повторно! За нарушение любого из названных правил, виновный будет сразу расстрелян!
Пленные красноармейцы внимательно выслушали предупреждение фрицев, но, как это часто бывает в России, в это поверили. Ко времени первого появления бочки, недавние уголовники успели порыскать в разношёрстной толпе и встретить друг друга.
Они коротко переговорили на фене и немедленно выяснили, кто из них всех главнее. Затем, сколотили приличную банду, спаянную воровской дисциплиной. По укоренившейся на зоне привычке, они попытались всё взять под свой жёсткий контроль.
Как только, первая водовозка въехала в лагерь, к ней тотчас устремилось несколько крепких парней, судя по внешнему виду, бывшие зэки. Они расшвыряли уже возникшую очередь и с боем пробились к маленькой бочке с живительной влагой.
Однако, там урки наткнулись на нечто для себя неожиданное. Они, видимо, совершенно забыли, что впереди находились не привычные для них вертухаи советской формации.
Энкавэдэшники относились к таким персонажам, как к довольно преступным, но всё-таки близким для себя элементам. Другое дело, «враги трудового народа», их нужно держать в железной узде.
Благодаря подобным воззрениям, особисты смотрели сквозь пальцы на дикие выходки зеков. Бьют политических, ну и пусть себе бьют. Держат за горло всех остальных, вот и прекрасно. Крепче будет порядок в их лагерях. Да и плохо ли, когда вместо тебя, работает кто-то другой и внимательно смотрит за дисциплиной на зоне?
В этот раз, сплочённую группу из десяти уголовников встретили жёстокие охранники фрицев. Вместо питья «до упора» все гопники получили автоматную очередь в пузо.
Быстрая казнь банды преступников привела в чувство всех остальных. Так возле бочек с водой установился должный немецкий порядок. Он строго поддерживался до самого последнего дня.
Услышав стук тележных колес, пленные тут же сбегались со всей огромной площадки и быстро выстраивались в длинные нетерпеливые очереди. Потом, все по порядку подходили к трём водовозкам.
У каждой бочки сидел какой-нибудь хмурый старик. По всей видимости, то был обычный крестьянин, пригнанный фрицами из ближайшей деревни. Кучер черпал мутную жидкость из грязной замызганной ёмкости и давал подошедшему к нему человеку.
Трясущимися о нетерпенья руками каждый пленный получал свою мизерную пайку. Тем временем, сзади напирала толпа из людей, донельзя измученных жаждой. Поэтому, времени насладиться водой ни у кого не имелось. Требовалось почти сразу вернуть посуду назад.
Ну, а с полученной у бочки водой человек мог уже сделать всё, что угодно. Хочешь, выпей всё залпом. Хочешь, быстро слей в свою кружку, миску или во фляжку и растяни эту порцию на весь жаркий день.
Но это в том случае, что у тебя есть сосуд, куда можно сцедить драгоценную влагу. То есть, если ты ухитрился не растерять своё небольшое имущество во время смертельно опасного боя.
У каждого пожилого возничего было пять солдатских металлических кружек. И после раздачи воды, все они должны были оказаться на месте. В первый день, возле бочек всё же возникла неразбериха, и в суматохе пропало целых три питейных сосуда.
Никто не стал разбираться, кто их стащил. Как только фашисты заметили недостачу, так просто схватили первых попавшихся под руку, отволокли их в сторонку и расстреляли у всех на глазах. Фрицы убили столько людей, сколько пропало у них «ценных» ёмкостей. После такого урока никто уже не пытался присвоить чужой инвентарь.
Оказавшись в невероятно ужасных условиях, пленные красноармейцы стали устраиваться кто, как сумел. Счастливые обладатели кружек, мисок и тем более фляжек мгновенно сбились в небольшие сплочённые группы.
Потерявшие свои вещмешки, а среди них оказался Григорий, стремились прибиться к этим стихийным командам. Они старались объединиться с теми людьми, у кого сохранилась хоть какая-то кухонная утварь.
Во-первых, вместе им было значительно легче отстоять своё небольшое имущество от посягательств преступников. Во-вторых, имея хоть какую посуду, можно было сразу же выпить часть выданной утром воды, а остальное сохранить на потом и проглотить чуть попозже.
Как это ни странно, но и при полном отсутствии пищи пленным сразу понадобилось отхожее место. Оно образовалось как-то само по себе и стихийно возникло в самом дальнем конце широкой долины. Там всё было покрыто засохшим дерьмом.
Пленные прибывали в ложбину ещё несколько дней. Они поведали всем о страшных, невероятных вещах. Из сбивчивых рассказов бойцов, остальные узнали, что было на советском плацдарме после прорыва?
Некоторые красноармейцы тогда уцелели, откатились назад и продолжали сопротивленье врагам. Скоро патроны закончились, но даже тогда, немцы не стали лезть на рожон. Они не хотели рисковать своей жизнью и идти в рукопашную с донельзя озлобившимися советскими гражданами.
Фашисты вплотную приблизились к окопам защитников русской земли и стали выкуривать их при помощи ранцевых и передвижных огнеметов, установленных на специальных тележках. В хорошо укреплённых блиндажах или дотах фашисты динамитными шашками выбивали прочные двери и швыряли в проёмы ручные гранаты.
Так что, до знаменитых баталий «в штыки», которые очень хвалил Александр Васильевич Суворов, дело ни у кого не дошло. Хочешь, не хочешь, а пришлось всем сдаться.
На второй день кошмарного плена, Григорий шёл куда-то по лагерю и случайно наткнулся глазами на бледного красноармейца. Тот вздрогнул, как от удара, и быстро отвернулся от парня.
Только взглянув на забинтованную голову молодого мужчины, боец неожиданно понял, кто стоит перед ним. Оказалось, что это тот политрук, который перед началом прорыва явился в их роту. Он собрал всех людей и рассказывал им о том месте, где нужно сосредоточиться перед атакой.
Тогда комиссар, призывал всех до единого отдать свою жизнь за Великую Родину и товарища Сталина. Вот только сейчас на нём была не добротная офицерская форма с двумя кубарями в петлицах, а сильно поношенная, простая одёжка рядового пехоты. Скорее всего, он переоделся перед атакой.
Не желая никого выдавать, Григорий изобразил на лице равнодушную мину. Он сделал вид, что не узнал пламенного пропагандиста и агитатора коммунистической партии ВКП(б).
Молодой человек пошёл себе дальше и поблагодарил свою непростую судьбу за большую удачу. За то, что ему повезло поменять щеголеватую матросскую форму на обноски солдата, убитого пулей фашиста в последнем бою.
На третий день, сразу после рассвета, один из охранников включил мощный громкоговоритель, который висел на столбе. На головы красноармейцев обрушились удивительно громкие звуки фашистского военного марша. Следом за ним, прозвучало громоподобное объявление на ломаном русском:
– Внимание! Данный сигнал означает, что наступило время подъёма и утреннего построения, – потом мерзкий голос сухо добавил: – Если кто-то не выполнит эту команду, то будет расстрелян.
Забывшиеся предутренним сном, пленные красноармейцы торопливо поднялись с каменистой земли. Все, как можно скорее, построились в линию, что протянулась по центру долины.
Приблизительно через час, в лагерь приехала чёрная советская «эмка». Из неё появился лощёный молодой офицер, одетый в чёрную форму «СС». Он неспешно прохаживался перед длинной шеренгой красноармейцев, постукивал стеком о блестящий сапог и говорил по-русски, с немецким акцентом:
– Германское командование создало Русскую освободительную армию. В неё входят советские солдаты и офицеры, которые не хотят воевать против Великой Германии.
Возглавляет РОА широко всем известный генерал-лейтенант РККА Андрей Андреевич Власов. Он был командующим 2-й Ударной армией Волховского фронта. Весной 1942-го, Власов со своими солдатами и офицерами перешёл на сторону несокрушимого вермахта. Если кто-то из вас хочет служить в Русской Освободительной Армии, сделайте три шага вперёд.
На широком плацу повисло гробовое молчание. Потом из шеренги несмело шагнул один человек. За ним, так же робко, вышел другой. На этом всё и закончилось.
