Александр Тимофеевич Филичкин
Разведчик, штрафник, смертник. Солдат Великой Отечественной (издание второе, исправленное)
Парень прильнул к узкой щели. Сквозь толстое, мутное и запылённое небольшое стекло он разглядел лишь сероватый рассеянный свет, заливавший окружающую нейтральную полосу.
– Как же танкисты видят сквозь эти узкие прорези? Тем более, в ходе боя и на полном ходу? Для этого нужны рысьи глаза. – удивился Григорий.
– Ну, вот мы их и дождались, – со злостью сказал Леонид. – Теперь друг, не зевай!
Едва он закончил, как прогремел оглушительный взрыв. Уши у парня заложило от страшного грохота, который наполнил стальную кабину. Орудие танка устрашающе лязгнуло. Казённая часть откатилась назад, а затем быстро вернулась на место. Ещё через миг, загрохотал пулемёт, закреплённый в одной маске с двадцатимиллиметровым стволом.
Всё остальное для парня слилось в один непрерывный кошмар. Выстрелы пушки следовали один за другим. Башня усиленно дёргалась и поворачивалась, то вправо, то влево. Атмосфера внутри наполнилась отвратительной вонью сгоревшего пороха. Хорошо, что люк остался открытым и мерзкие выхлопы слегка разбавлялись тем воздухом, что находился снаружи.
Грохот стоял в танке такой, что Григорий решил, что совершенно оглох и кроме мощных разрывов снарядов он больше, никогда ничего не услышит. Боец, как механизм вертелся в тесном чреве машины и по команде напарника, менял кассеты, вмещавшие десять снарядов и круглые пулемётные диски с патронными лентами.
В голове парня всплыли слова кайзера Вильгельма II, который когда-то правил в Германии: «Солдат – лишь автомат, к винтовке приставленный».
На то, чтобы взглянуть в мутный триплекс, у Григория времени не было. Поэтому он совершенно не знал, что там творится снаружи? Парень предполагал, что густые немецкие цепи сейчас мчаться в атаку. Леонид Скоков лупит по ним из обоих стволов, а ему помогает огонь пехотинцев, ведущийся из советских окопов.
Сколько всё продолжалось, он не запомнил. Парню казалось, что бой длился целую вечность. Но потом всё вокруг изменилось. Внезапно настал краткий миг тишины.
Башня слегка повернулась, и Леонид тут же выстрелил. Мгновенье спустя, в танк врезалось что-то, невероятно тяжёлое. Причём, ударило удивительно сильно. Так сильно, что девятитонная стальная машина неожиданно вздрогнула, как человек от мощной затрещины.
Судя по грохоту, в лобовую броню попал немецкий снаряд и разбил защитную маску орудия. Взрывная волна сорвала с креплений и сдвинула пушку внутрь тесной башни. Пулемёт разнесло на мелкие части.
Танкиста, прильнувшего к триплексу, швырнуло назад. Его голова резко мотнулась и безвольно повисла, уткнувшись в грудь подбородком. Из рассеченного лба, струёй потекла алая артериальная кровь. Напарник хрипло дышал.
«Отстреливаться нам больше нечем и некому. Фашисты скоро окажутся рядом и бросят гранату нам в люк. Пора уносить ноги отсюда». – мелькнуло в голове у Григория.
Он сдёрнул со стенки холщовую сумку и выхватил один из красных цилиндриков. Парень сорвал колпачок и дёрнул за стальное кольцо. Внутри дымовой шашки что-то вдруг зашипело. На свет появилась тонкая струйка яркого пламени.
Боец поднял руку над головой и вышвырнул сигнальную гранату наружу. За ней последовали все остальные. Парень старался бросить их так, чтобы они равномерно ложились вокруг подбитого танка.
Ведь кто его знает, откуда теперь там дует ветер и куда он потянет минуту спустя? Снарядики падали на твёрдую землю. Секунду спустя, из них начинали, валить большие клубы белого дыма. Он быстро окутал бронемашину и скрыл её всю целиком.
Закончив с круглыми шашками, Григорий стал действовать так, словно давно всё продумал и работал, как заведённый. Он снял со стенок все холщовые сумки, отстегнул от котомок брезентовые ремни и связал их друг с другом. Одним концом недлинной «верёвки» боец обвязал кисти танкиста. Второй взял в зубы и устремился наверх.
Солдат настороженно выглянул из круглого люка. Как он и думал, всю округу накрыло плотным туманом. Парень взглянул на корму подбитого танка и заметил, что из двигательного отсека машины пробиваются отблески пламени.
«Сейчас огонь вспыхнет, бак с бензином взорвётся, и нам всем кранты», – подумал Григорий и одним рывком поднялся наружу. Он встал на броню спиною к фашистам, которые не моги его видеть, опустился на корточки и потянул ремень на себя.
Леонид оказался настолько тяжелым, что у Григория мелькнула ужасная мысль: «Смогу ли я вытащить его из «коробки»? – парень тут же себя оборвал: – Конечно, смогу! Ведь он же очень худой. Да весу в нём всего килограмм пятьдесят. Самое многое, шестьдесят с небольшим.
Это же всё равно, что достать мешок картошки из погреба». – боец намотал небольшую «верёвку» на правый кулак. Руки танкиста поднялись вверх, а голова бессильно отклонилась назад.
– Мне всего-то и нужно поднять Леонида на метр, – прикинул Григорий. Он напряг распрямлённую спину и стал разгибать ноги в коленях.
Грубый ремень врезался в кожу. Ладони больно саднило. Ноги дрожали от большого усилия. Мышцы спины натянулись, словно канаты. Позвонки и суставы сухо хрустели. Наконец, кисти напарника появились над кромкою круглого люка.
«Только бы он не зацепился штанами за что-нибудь в танке», – твердил про себя молодой человек.
Сначала, наверху показались локти связанных рук Леонида. Потом голова, что болталась то вправо, то влево. Затем грудь и, наконец, впалый живот. С огромным трудом красноармеец окончательно выпрямился и откинулся немного назад. Танкист плавно улёгся на край тесного лаза.
Левой рукой, боец отпустил прочный ремень и схватил «добровольца» за шиворот. Прочная ткань морского бушлата вдруг затрещала, но, к счастью, всё-таки выдержала такое обращенье с собой. Теперь напарник находился на башне всем своим телом. Вниз свешивались только его тощие ноги.
С разных сторон слышался непрерываемый грохот пулемётных и винтовочных выстрелов. Всё это время, дым бурно валил из разбросанных поблизости шашек и закрывал красноармейцев от фрицев.
Фашисты не видели танк, но продолжали стрелять в его направлении. Пули звонко свистели вокруг и громко щёлкали по железному корпусу. Они высекали снопы ярких искр и с отвратительным визгом рикошетировали от прочной брони.
Григорий спрыгнул с башни на кожух, закрывающий гусеницы, и потянул Леонида к себе. Ноги напарника выскользнули из люка, и оба красноармейца мешками свались на землю. Падая, танкист врезался в парня так сильно, что у бойца перехватило дыхание.
Придя в себя, Григорий положил друга на спину, повернулся лицом к советским позициям и лёг на левую сторону. Правой рукой боец сжал ремень, что опутал запястья сержанта. Двигаясь по-пластунски, он сдвинулся на полметра вперёд и потащил за собой тяжкий груз.
Боец укрылся за вражеским танком, увидел верёвку, что уходила к советским окопам, и потянул её на себя. Немедленно выяснилось, что она перебила осколками или немецкими пулями. Значит, рассчитывать на помощь красноармейцев парень не мог.
– «Придётся мне самому тащить Леонида к своим». – подумал Григорий и по-пластунски тронулся в путь.
Едва они отползли метров на десять, как дымовая завеса совершенно рассеялась. За спиною бойцов послышался грохочущий взрыв. Секунду спустя, сверху посыпались горячие обломки металла.
Парень повернул голову на оглушительный звук. Он разглядел вражеский танк, из которого они только что выбрались. Стальная «коробка» пылала, словно огромный костёр.
Краем глаза Григорий заметил, что возле немецких окопов стоит ещё одна неподвижная бронемашина. Её башня чуть скособочилась, и ствол тонкой пушки смотрел не прямо, а в землю.
Возле железного монстра, который подбил Леонид, суетилось несколько тёмных фигур. Санитары фашистов спасали камрадов, раненых в коротком бою между танками.
Меж тем, с советских позиций, не переставая, стреляли по фрицам. Красноармейцы старались, перебить тех врагов, что оказались на открытом пространстве. Прикрывая своих panzersoldat, гитлеровцы им отвечали ураганным огнём.
«Молодец, Леонид! – подумал Григорий. – Мало того, что не дал фрицам забрать подорванную бронемашину, так умудрился ещё одну повредить. Теперь не скоро они встанут в строй».
Затем, все мысли парня ушли неизвестно куда. Он сосредоточился только на том, чтобы, как можно скорей, доползти до своих рубежей. Так он и двигался очень долгое время. Наконец, кто-то подхватил его за плечи и локти, и втащил в знакомый окоп. Следом за ним, внизу оказался напарник, так и не пришедший в сознание.
Задыхаясь, как после быстрого бега, Григорий едва прохрипел пересохшим от напряжения ртом:
– Развяжите ему руки скорее, наверное, совсем затекли.
Кто-то из сослуживцев начал распутывать небольшую «верёвку», стягивающую запястья танкиста. Стараясь остановить алую кровь, текущую со лба Леонида, другой боец достал из заплечного «сидора» какую-то тряпку. Он наклонился над раненым и обмотал ему голову. Третий сунул Григорию открытую фляжку с водой. Четвёртый побежал к блиндажу докладывать командиру о том, что «добровольцы» вернулись в расположение части.
Скоро пришёл запыхавшийся от ходьбы лейтенант. Он опустился на корточки возле Григория, привалившегося к стенке окопа, крепко пожал ему руку и благодарно сказал:
– Спасибо за службу, солдат. Я уже позвонил в штаб полка и доложил, что вы сожгли захваченный танк и подбили ещё один, точно такой же «Т-2». Там мне сказали, чтобы на вас двоих я написал представление к ордену «Красной звезды». Они обещали не тянуть с награждением.
Вместо того, чтобы браво ответить: «Служу трудовому народу», Григорий вдруг выпалил:
– А как же остальные четыре бойца? Без них мы не смогли бы, отбить этот танк, – и он в двух словах рассказал, как было дело на нейтральной земле.
Ротный печально вздохнул, хотел было перекреститься, но вовремя вспомнил, что он комсомолец, и вместо этого, снял серую от пыли фуражку. Красноармейцы, что находились поблизости, последовали примеру начальника и стянули с себя бескозырки с пилотками. Офицер чуть помолчал и смущённо сказал:
– Представлю их на медаль «За отвагу», – он посмотрел на героя сражения, который внезапно очнулся, и строго добавил: – Леонида немедленно отвезти в медсанбат.
Из соседней землянки принесли плащ-палатку. Четыре бойца расстелили её на дне траншеи, подхватили танкиста за руки, за ноги и весьма аккуратно положили его на брезент.
Григорий подошёл к нему ближе и пожал вялую, почти что, безжизненную ладонь молодого напарника.
– Лечись и поскорей выздоравливай, – сказал он на прощание: – Рана у тебя пустяковая. Зашьют кожу на лбу, даже шрама потом не останется.
– Спасибо, что вытащил Гриша. Говорил же тебе, не суждено мне погибнуть в каком-нибудь танке. Значит, мне повезёт, умру на открытом пространстве. – слабым голосом выдавил, до синевы бледный сержант. Голова у него сильно кружилась, глаза то и дело закатывались. От полученного сотрясения мозга, он снова лишился сознания. –
Четыре солдата подняли за углы плащ-палатку и, пригибаясь к земле, потащили танкиста в тыл советских позиций. Григорий проводил взглядом бойцов, и хотел сесть на приступку, сооружённую у стенки окопа. Откуда-то появился пожилой старшина. Михалыч чуть наклонился к Григорию и тихо сказал:
– Иди-ка, сынок, в мой блиндаж. Я там для вас каши немного оставил. Как знал, что кто-то вёрнется назад. Поешь и поспишь там немного, пока ещё тихо.
Парень благодарно кивнул и двинулся вслед за заместителем роты по хозяйственной части.
Ближе к полудню, опять началась мощная артподготовка, а за ней сразу последовала очередная атака фашистов. Услышав грохот стрельбы, Григорий проснулся, и очумело потряс головой. Он отогнал остатки глубокого сна, вскочил с жёсткой лежанки и схватил свою трёхлинейку, стоявшую у него в изголовье.
Поправляя мятую форму, боец выскочил из блиндажа старшины и вернулся на прежнее место в траншее. Там, вместе с солдатами роты, парень продолжил оборонять Севастополь, военную базу Черноморского флота.
Война совершенно не походила на то, что показывали в популярном советском кино или описывали в тогдашних газетах и книгах. Отличие яркого вымысла от прозаической жизни оказалось невероятно большим.
Разница между рекламной агиткой и суровой реальностью, была много больше, чем на той крупной стройке, которая шла на Среднем Урале. Ведь там имелась только одна политическая система – советское общество.
На фронте, не на жизнь, а на смерть схлестнулись два идеологически непримиримых врага. Хотя, какое-то время назад, и те и другие, громогласно твердили, что они «братья навек».
Армейская служба и в мирное время, никогда не привлекала Григория. Ну, а активные военные действия его просто пугали. Но, как потом выяснилось, выглядели они значительно хуже, чем парень о них когда-либо думал. Ужасная бойня предстала пред ним потрясающе страшной, удивительно грязной и невероятно вонючей.
Во время постоянных немецких обстрелов вокруг парня и его сослуживцев рвались сотни мин и тяжёлых снарядов. В небо вздымались многие тонны земли, и облака мелкой пыли. Свист тысяч осколков, пуль и картечи терзал слух бойцов и драл морозом по коже.
Воздух тотчас наполнялся отвратительным запахом сгоревшего тола и пороха. Воняло так сильно, что невозможно было дышать. Отовсюду неслись крутые миазмы, исходящие от немытых мужчин и гнилостные испарения нечищеных ям с испражнениями .
Плюс ко всему, хронический голод, вызванный недостатком еды, и зачастую, отсутствие чистой воды для питья и всего остального. Отчего появлялась жуткая антисанитария и грязь.
Однако, не это было самым ужасным на проклятой войне. Дело всё в том, что парню и всем окружающим, приходилось убивать, убивать и опять убивать врагов своей Родины. На что сильный противник отвечал тем же самым.
Оно и понятно, уж если большие политики не могут договориться между собой: то солдатам это совсем не под силу. Их дело маленькое, с особенной тщательностью уничтожать своих поединщиков.
Вот они и старались, как только могли. Бойцы стреляли друг в друга из всех видов оружия, начиная с небольших пистолетов и заканчивая огромными корабельными пушками. Они обрушивали на чужие позиции тысячи тонн разнокалиберных бомб, снарядов, мин и гранат.
Из этого всего выходило, что смерть подстерегала людей буквально на каждом шагу. Вот только, какой-то солдат был жив и здоров, и о чём-то трепался с тобой. Глядишь, а секунду спустя, его уже разорвало в мелкие клочья, которые брызжут в разные стороны струйками дымящейся крови.
Или, что хуже того, очередь из крупнокалиберного пулемёта разрубила его пополам. Причем сделала это без всяких усилий, словно промышленная гильотина перекусила тонкий пруток.
Ты смотришь на бьющиеся в страшной агонии, две половинки, оставшиеся от человека, и не можешь, что-нибудь сделать. Тебя только тошнит от ужасающей вони человеческих внутренностей, развороченных пулями.
Да что там говорить, о таких страшных случаях. Даже скромная дырочка, возникшая в теле от крохотного осколка снаряда, порою была, смертельно опасной для жизни.
Миниатюрный порез говорил всем о том, что разящая сталь проникла в твой организм. Она могла перебить там сосуды и вызвать поврежденья внутри. Подобные вещи не давали надежды на то, что ты доживешь до того, как тебя привезут в медсанбат.
Окружающие красноармейца, бойцы гибли один за другим, как от сильных контузий, страшных увечий, так и от обильной кровопотери. Однако, капризная «дама с косой» пока обходила Григория дальней сторонкой. Благодаря какому-то капризу судьбы, он продолжал воевать в этих жутких, совершенно невыносимых условиях.
Постоянное нахождение в пыльных окопах привело к закономерным последствиям. Очень скоро, красноармейцы покрылись грязной коростой. Следом, пришла другая напасть. На давно не мытых солдатах развелось громадное число паразитов, в первую очередь, вшей. Люди страшно страдали от кусавшихся тварей и не могли что-то сделать с этим кошмаром.
Нужно сказать, что в те времена от данного бедствия было одно-единственное надёжное средство – соблюдение гигиенических правил. Вернее сказать, частое мытье головы и всех частей тела с помощью мыла, плюс регулярная стирка и пропарка одежды.
К сожалению бойцов, ничего из этого списка в окопах, увы, не имелось. Тем более что, отступая под мощным давленьем врага, боевые позиции постоянно менялись. Не успеешь устроиться на новом плацдарме, как приходится его оставлять и отступать ещё дальше, вглубь своей территории.
Опытные, пожилые солдаты, прошедшие несколько войн, с ужасом смотрели на это. Они ожидали скорого появления всякой заразы – сыпного, брюшного, возвратного тифа и окопной болезни.
Даже Григорий, знавший об этом только из книг, содрогался при мысли о тех ужасающих хворях, которые приводили к смерти людей. Однажды он находился в траншее и вдруг услышал, как командир их полка распекал капитана, что заведовал хозяйственной частью:
– Когда ты наладишь, мытьё боевого состава? Все бойцы сильно завшивели! Ждёшь, когда мор здесь начнётся?
– Две недели назад в баню мина попала! – хмуро ответил завхоз. – А у меня, нет в подразделении каменщиков, и тем более, нет печников. Некому её восстанавливать!
Неожиданно для себя, Григорий поднялся и завернул за угол траншеи. Он сделал три шага вперёд и, поражаясь собственной наглости, влез в разговор военачальников:
– Товарищ командир, разрешите обратиться?
– Обращайтесь! – зло бросил в ответ комполка и недовольно взглянул на оборванного красноармейца, взявшегося неизвестно откуда.
– Разрешите доложить! – продолжил рапортовать молодой человек. – Я окончил строительный техникум и три года работал мастером на ударной комсомольской стройке на Среднем Урале, в городе…
– Печь сложить сможешь? – оборвал его хмурый майор.
– Так точно, смогу! – доложил ему парень. Он тут же вспомнил о том, как в раннем детстве работал подручным у одного старика. Старый и малый ходили по деревням и ремонтировали, а так же клали новые русские печи.
– Бери красноармейца к себе! – приказал командир капитану и строго закончил. – Чтобы уже послезавтра баня работала! – он коротко козырнул подчинённым и, пригибаясь, направился вглубь обороны полка. Следом за ним семенил молодой ординарец.
Капитан заинтересованно посмотрел на Григория и спросил у него:
– В какой части служишь?
Вытянувшись во фрунт, солдат доложил по всей форме полевого устава.
– Веди к своему командиру. – ответил начальник.
Через десять минут, все формальности с ротным были улажены. Так Григорий ушёл с передовой линии фронта, где находился два с лишним месяца. Боец облегчённо вздохнул и отправился в тыл. Там он должен был ремонтировать скромный объект, жизненно важный для обороны крупного города.
Капитан довёл его до расположения хозвзвода и передал старшине:
– Печник. – Без лишних слов представил он парня и приказал. – Проследи, чтобы всё было в полном порядке.
Старый служака козырнул большому начальству в ответ и проводил мастера к разрушенной бане. Григорий осмотрел повреждения, полученные сооружением. К счастью бойца, их оказалось не так уж и много, как он ожидал.
Фашистский снаряд пробил стену парилки и сработал внутри. Волна детонации разнёсла угол печи со встроенным в топку массивным котлом. Сама чугунная ёмкость не пострадала при этом и лежала целёхонькой рядом.
Оставалось лишь заложить дыру в кладке и отремонтировать трёхходовую каменку привычного типа. Если хорошо постараться, то можно вполне уложиться в тот срок, который назначил ему командир.
Григорий потребовал себе молодого помощника. Пока старшина искал парню подсобника, тот приступил к давно знакомому делу. В первую очередь, он занялся разбором завалов и отбором тех кирпичей, что уцелели при взрыве.
Спустя один час, вернулся седой старшина и привёл с собой молодого солдата. Бойцы познакомились и стали трудиться на пару. Вдвоем они восстановили помывочную и управились в то короткое время, что дал комполка.
Услышав об этом, капитан тут же пришёл и осмотрел скромную баню, готовую к началу работы. Офицер удовлетворённо кивнул и приказал печнику:
– Останешься в моём подчинении! Вдруг завтра опять, сюда попадёт фашистский снаряд. Что же мне, снова искать печника?
На короткое время, Григорий ушёл от кровавого ада, которым являлась передовая линия фронта. А она, между тем, подошла к Севастополю.
Глава 7. Корабль из Севастополя
К началу лета 1942-го, военная база Черноморского флота находилась в осаде семь с лишним месяцев. Севастополь уже задыхался в тесном кольце фашистской блокады. С каждым днём, каждым часом напор вражеских войск становился всё сильнее и яростней.
Для защиты небольшого плацдарма катастрофически не хватало ни здоровых людей, ни оружия, ни боеприпасов. С доставкой продовольствия в Крым тоже возникли большие, а если правду сказать, то непреодолимые трудности. Оборона буквально трещала под натиском фрицев. Вся линия фронта медленно, но неуклонно, откатывалась к солёному морю.
Верховное командование в срочном порядке обсудило вопрос о положении войск. Оно рассмотрело все варианты и пришло к неутешительным выводам: вывести из окружения ВСЕХ защитников города технически никак невозможно! У Черноморского флота не хватит ни кораблей, ни специалистов, ни, самое главное, времени.
Поэтому было принято непростое решение – спасти тех, кого только удастся. Это распоряжение было немедленно утверждено главковерхом Иосифом Сталиным. Приказ был подписан и отправлен в штаб Красной армии, находившийся в гигантском котле.
Через день после того совещания, начался вывод из зоны боев руководителей окружённых частей. Первым делом, задействовали всю авиацию, имевшуюся в то время в Крыму.
На тот момент это было тринадцать исправных грузопассажирских аэропланов «ПС-84», позднее они назывались Ли-2 (копия американского DC-3 фирмы «Дуглас»). Каждый из них мог нести от четырнадцати до двадцати одного пассажира.
С их помощью эвакуировалось около двухсот командиров высшего ранга. Все они вылетели из Севастополя и благополучно добрались до предгорий Кавказа. По давней традиции, генералы прихватили с собой чемоданы с вещами. Наверное, они были дороги суровому солдатскому сердцу.
В пути, руководство разгромленных войск пользовалось всевозможным комфортом. В каждом таком самолёте гостям подавали прекрасный коньяк и много различных закусок. Прислуживали военачальникам молодые разбитные буфетчицы. Это потом их стали звать стюардессами.
Около семисот офицеров старших чинов вывезли несколькими субмаринами. Этим кадровикам повезло значительно меньше. Их набили в подводные лодки, словно сельдей в деревянные бочки.
Счастливцы с самыми высокими званиями удобно устроились на койках матросов, расположенных в кубриках. Они сидели рядком, по четыре человека на шконке, что находилась внизу. Кто-то из них, даже лежал в одиночестве на втором верхнем ярусе. Там было душно, но довольно комфортно.
Офицеры более низкого звания, всю дорогу стояли в узких проходах. Когда по какой-либо надобности, мимо спешил член экипажа, им приходилось вжиматься в перегородки подводной машины. В связи с тем, что военные корабли не рассчитывали на перевозку такого числа пассажиров, всем пришлось очень туго.
Система регенерации воздуха еле справлялась с огромным объёмом углекислого газа, что выдыхали все командиры. Атмосфера была настолько тяжёлой, что некоторые теряли сознание. Они бревном валились на пол, где и валялись без чувств, до прибытия в порт назначения.
Затем, пришла очередь военачальников среднего уровня, которые руководили войсками. Всех командиров, имевших звание выше, чем лейтенант, отзывали с передовой линии фронта. Их грузили на корабли и вывозили из осаждённого города.
К сожалению руководства, что находилось в Москве, к этому времени, многое уже изменилось в худшую сторону. Самолёты противника добились господства в воздушном пространстве Советской Крымской республики.
Они целиком контролировали небесные выси и безнаказанно стреляли во всё, что могло как-то двигаться по воде и земле. Неповоротливые морские суда являлись прекрасной мишенью для фашистских пилотов. Им помогали румынские и итальянские подводные лодки.
Штаб обороны Севастополя старался не подвергать командиров излишнему риску. Поэтому, эвакуация велась лишь в тёмное время. В первую очередь, так поступали для обеспечения максимальной безопасности транспорта. Кроме того, командование совсем не хотело, озлобить восемьдесят тысяч советских солдат, что оставались в окружении врага.
В ходе тайного вывоза войскового начальства, много плавсредств было потоплено. Менее двух тысяч боевых офицеров сумели прорваться к своим, в Закавказье.
В одну из тревожных ночей, пожилой старшина хозяйственной части разбудил своих подчинённых. Он вытащил всех из тесной землянки и отправил к морскому причалу, что находился поблизости.
Измотанный сильной бессонницей, капитан третьего ранга посмотрел на Григория и его сослуживцев и отправил к своему заместителю. Тот выслушал рапорт и включил всех ребят в большую команду. Она состояла из служащих медсанбата и хозяйственных подразделений соседних частей.
Прибывшие парни узнали, в чём состоит их задача, и тут же влились в эвакуационный процесс. Они дружно поплевали на руки и принялись за нелёгкое дело биндюжников, а попросту, грузчиков.
Несмотря на позднее время, изнурительная работа в порту не останавливалась и на короткое время. Люди без передышки таскали носилки с ранеными офицерами и громоздкие, тяжёлые ящики.
Загруженные до верха, посудины тотчас отваливали от причального пирса и уходили в непроглядную тьму. Среди обслуги бродили упорные слухи, что из осаждённого города вывозят всё наиболее ценное. В том числе и дорогие экспонаты музеев.
Григорий подумал о том, что когда бы и с кем, не воевала Россия, каждый противник страны, был в курсе деталей, любой её операции. Какой бы тайной в штабах не окружалась данная акция, всегда находились враги, сидящие на самом верху.
Вот и тогда, фашисты работали с точностью часовых механизмов. Морской порт Севастополя постоянно утюжили дальнобойные пушки фашистов и самолёты их боевой авиации.
Невзирая на летевшие с неба снаряды и бомбы, все пристани напряжённо трудились. Погрузка людей не прекращалась, а корабли с комсоставом уходили от берега один за другим.
Ближе к утру, возле причала оказался очередной водный транспорт. Им оказалось совсем уже старое судно скромных размеров. Меньше чем через час, палуба с трюмом плавсредства были плотно забиты. Внизу находились массивные ящики, а наверху офицеры средних чинов. Многие имели ранения и тихо стонали, лёжа вплотную друг к другу.
Григорий взял под руку молодого старлея, с кровавой повязкой на голове и, вместе с ним, поднялся по сходням. Стараясь не потревожить людей, раненых в недавних боях, парень привёл офицера на нос корабля и помог ему там разместиться. В это время, матросы вдруг устремились к швартовам.
Пока боец пробирался назад, трап уже затащили на борт, а пароходик неспешно отвалил от причала. Пребывая в растерянности, Григорий остановился у ограждения, сваренного из железных прутков. Он посмотрел на полосу грязной портовой воды, что оказалась меж ним и удалявшимся берегом.
Парень не знал, что же ему делать теперь? Прыгать в низкие волны, покрытые плёнкой густого мазута, совсем не хотелось. Потом не отстираешь военную форму, да и сам не отмоешься несколько дней. Ведь с мылом у них возникли большие проблемы.
Меж тем, пароходик медленно полз к широкому выходу из Севастопольской бухты. Остановить его было нельзя. Шансы парня на то, чтобы вернуться назад, таяли с каждой секундой.
Стоящий поблизости, старый матрос повернул поседевшую голову и взглянул на бойца. Он насмешливо хмыкнул и поспешил успокоить Григория:
– Не боись, молодой человек, отдыхать в Закавказье тебя не оставят. – И добродушно добавил: – Следующим рейсом вернёшься назад с подкреплением, так что, и соскучиться не успеешь по городу.
Потоптавшись у борта, Григорий решил, что нужно где-то присесть, как-никак уже много часов на ногах. Спускаться в душный и тёмный, и донельзя запущенный трюм не имелось желания.
Побывав внизу множество раз, парень доподлинно знал, какая тяжёлая там атмосфера. Боец осмотрелся по сторонам, увидел на баке немного свободного места и решил посидеть наверху.
Стараясь не задевать раненых в боях командиров, заполнивших палубу, парень медленно двинулся к намеченной цели. Он осторожно лавировал между носилками и скоро пробрался к острому носу кораблика.
Боец отыскал, никем почему-то незанятый, скромный участок горизонтальной поверхности. Он сел на деревянный настил и с наслаждением вытянул уставшие ноги. Измученные за беспокойную ночь, конечности сильно гудели.
Григорий опёрся спиной на внушительный кнехт с намотанным на него толстым канатом и, не зная, чем можно заняться, начал смотреть по ходу движенья кораблика. Ночь уже подходила к концу. Приближался восход яркого солнца.
К тому времени, небольшой пароходик чуть разогнался и теперь ходко плыл на восток, к горам Закавказья. Форштевень старой посудины уверенно резал спокойную солёную воду. Отливающие масляным глянцем, невысокие волны расходились в разные стороны и таяли где-то вдали. Кручи крымского берега ушли за корму и совсем скрылись из виду.
Сиявшие над головой, южные звёзды скоро сильно поблекли, а потом и вовсе исчезли. Небосвод так посветлел, что хорошо различался совершенно пустой горизонт.
Григорий поднял глаза и заметил, что впереди, прямо над морем, появились тёмные точки. Он присмотрелся и понял, что эскадрилья немецких захватчиков шла к Севастополю, а советские лётчики преградили им путь. Звено истребителей «МиГ-3» дрались с двенадцатью штурмовиками фашистов. Парень стал наблюдать за яростной схваткой.
Мотор одного их вражеских «Хейнкелей» вдруг громко закашлял и из него повалил чёрный дым. Фриц заложил крутой вираж в сторону и постарался, уйти из сраженья с врагом.
Этот резкий маневр заметил «сталинский сокол» и тотчас развернул свою боевую машину. Он догнал удиравшего немца и пустил в него очереди из всех пулемётов.
Фашистский стервятник завалился в крутое пике и с душераздирающим воем устремился к воде. Военлёт Красной армии тотчас забыл о противнике. Немедля ни единой секунды, он поспешил к своим сослуживцам и с ходу ворвался в кипение смертельного боя.
Меж тем, пилот подбитой машины отстегнул привязные ремни. Фриц откинул защитный колпак, пробитый пулями во многих местах, поднялся с сиденья и перевалился через высокий металлический борт. Он вывалился кулём из кабины, объятой ревущим огнем, скользнул по крылу и оказался над морем.
Немец, как камень пролетел несколько метров и только затем, дёрнул стальное кольцо, висевшее у него на груди. Раздался негромкий хлопок парашюта. Шёлковое полотнище сразу наполнилось плотным потоком набегавшего воздуха. Купол мгновенно расправился во всю ширину. Небольшой ветерок понёс его к югу от берега.
