Александр Тимофеевич Филичкин
Разведчик, штрафник, смертник. Солдат Великой Отечественной (издание второе, исправленное)
Глава 16. Штрафной эшелон
Много десятилетий назад, в 1937 году, японская Квантунская армия, численностью в миллион человек, стремительно захватила весь север Китая. Она вышла к территории советской республики, и с тех пор, представляла собой большую угрозу.
Это была самая крупная и хорошо оснащённая, военная группировка восточной империи. В течение всех трудных лет Великой Отечественной войны она, словно поднятый меч, нависала над Дальним Востоком и Южной Сибирью.
Многочисленное, прекрасно обученное, боевое соединение приковало к себе и постоянно держало в большом напряжении вооруженные силы соседей. Правительство СССР весьма опасалось ничем не спровоцированного нападенья японцев, и было настороже.
Для отпора возможной агрессии, нашей стране приходилось держать в постоянной готовности очень большой контингент. Не менее сорока, целиком укомплектованных пехотных дивизий размещались на тех протяжённых границах.
В те годы, это была почти третья часть всех сил РККА, почти 1 миллион 600 тысяч бойцов. И это в то самое время, когда многострадальный советский народ изнемогал в кровопролитной борьбе с фашистской Германией.
Лишь благодаря прекрасной работе Рихарда Зорге и целого ряда советских разведчиков, Япония поверила в ту информацию, что ей преподнесли из Москвы. В ней говорилось о том, что милитаристской державе противостоит такая огромная боевая машина, с которой она вряд ли управиться. Ведь Красная армия имела в полтора раза больше солдат.
Несмотря на уговоры фашистских режимов Европы, Империя восходящего солнца отделывалась лишь обещаниями. Получив наглядный урок на Халхин-Голе, она топталась на месте и не решалась напасть на большого соседа.
Победив Третий Рейх, СССР оказался в моральном долгу перед своими союзниками. В первую очередь, это касалось самоуверенных янки. Их флот увяз в крупных сражениях с милитаристской Японией на островах Океании. Американцы очень нуждались в немедленной помощи.
К тому же, Сталин совсем не хотел, терпеть прямо под боком, мощную военную силу. Поработившая слабый Китай, Квантунская армия сосредоточилась вдоль протяжённых границ советской республики и могла немедля напасть на отдалённые районы страны.
Разбив фашистов на западе, войска РККА получили бесценный опыт боёв в различных условиях и были готовы к продолжению войны. Поэтому, в Москве решили воспользоваться сложившейся тогда ситуацией.
– Это весьма ненадёжный и очень опасный сосед, – задумчиво сказал Сталин своим верным соратникам и в мае 1945 года отдал короткий приказ. Уже через час, командующие фронтов, что находились на западе, получили распоряжения Ставки Верховного главнокомандования.
Генералы дружно взяли под козырек и переслали депешу своим подчинённым. В течение нескольких дней, много советских частей погрузили в вагоны и направили в обратную сторону, на Дальний Восток. За три месяца туда переправили 400 тысяч бойцов, а также вооружение с техникой.
В числе эшелонов с войсками двигались десятки совсем неприметных железнодорожных составов. Так же, как и все остальные, они шли на самый край континента Евразия.
Каждый из таких поездов вёз несколько тысяч солдат. Это были те советские плённые, которых призвали в РККА из освобождённых концлагерей. Таких соединений тогда было много.
Началась эта поездка так же, как и все остальные в ходе войны. Григория и других штрафников переодели в поношенную армейскую форму и сформировали из них взводы, роты и батальоны.
Под конвоем особистов в синих фуражках их отвели на близлежащую железнодорожную станцию. Там, в очередной раз посчитали, не потерялся ли кто-то по дороге туда. После чего, разместили в немецких пассажирских вагонах и отправили в путь.
Колёса глухо стучали на стыках изношенных рельсов. Поезд пересекал обширную территорию Центральной Европы. За три с лишним года, очень многое здесь изменилось и выглядело вовсе не так, как когда-то запомнил Григорий.
Тогда, на данной земле безраздельно царил прочный мир. Всё было в полном порядке и только много военных людей мелькало вокруг. Лишь на обратном пути в родную державу, парень увидел следы Второй мировой.
Теперь «кровавая баня» планетарных масштабов добралась и сюда, в прекрасно обжитые, густонаселённые страны. Наконец-то, она докатилась и до уютных, небольших городков и деревень, щеголявших своей чистотой и невероятной ухоженностью.
И вот, три года спустя, на территории Германии с Польшей были всюду видны следы ожесточённых бомбёжек и массированных, артиллерийских обстрелов. Некоторые населённые пункты сгорели почти целиком.
Григория сильно печалил вид прекрасных селений, разрушенных до основания жуткой войной. Но кто же был в этом, во всём виноват? Проклятые восточные варвары? Кровожадные скифы, которые ни с того, ни с сего, кинулись грабить благополучные земли Европы? Или суд Господа Бога?
Сидели бы немцы у себя по домам и горя не знали. Так нет ведь! Понадобились им чужие просторы! Вот и решили напасть на соседей. Сначала сожрали они одного, потом другого, а после и всех остальных. Дошёл черёд до России. Меж тем, ещё великий князь Александр, по прозвищу Невский, предупреждал надменных тевтонцев: «Кто придёт к нам с мечом, тот от меча и погибнет».
Но, как ни жаль было Григорию чужих городов, то, что он увидел, когда пересёк границу СССР, превосходило всякое разумение парня. Здесь не осталось практически ни одного уцелевшего здания. Буквально всё, вокруг оказалось перемолото в щебень и превращено в бесплодную чёрную сажу.
Одинокие, сильно оборванные местные жители уныло рылись в развалинах. Они пытались найти, хоть что-то пригодное для употребления в жизни. Будь то помятые ложки и миски, или изорванные и обгоревшие тряпки.
Впрочем, если задуматься, этому было своё объяснение. Ведь по некогда благополучной Европе война прокатилась в одну только сторону, от Украины до центра Берлина.
В то время, как по многострадальному СССР она, железной пятой, прошлась в двух направлениях. Сначала от Немана до матушки-Волги. Затем, тем же путём, она вернулась обратно. Беспощадная бойня, уничтожила всё, до чего смогла дотянуться.
На границе Союза и Польши, ширина железнодорожных путей резко менялась. Все советские части выгрузили из европейских вагонов и разместили по стареньким двухосным «теплушкам» ещё дореволюционной постройки. Каждая из них оказалась размером, менее трёх метров на шесть с половиной.
Нужно отметить, что в 1945-м, вагоны были значительно лучше приспособлены к перевозке людей, чем в начале войны. За прошедшие трудные годы путейцы смогли накопить немалый жизненный опыт. Тонкие дощатые стены, потолки и полы оказались утеплены щитами из дерева. Так же, как и откатные широкие двери.
Справа и слева от внушительных створок имелись трёхъярусные деревянные нары, сколоченные из плохо оструганного горбыля. Каждый этаж представлял собой сплошное пространство, раскинувшееся от края до края.
На нижних полатях расположились пожилые солдаты. На средней площадке – матёрые мужики возраста, где-то за тридцать. На самом верхнем настиле – молодые крепкие парни, среди которых оказался Григорий. В каждую такую «теплушку» могли запихнуть сорок бойцов или восемь коней.
Ездовым привалило невыразимое счастье путешествовать вместе с бессловесной скотиной. В этом случае, одну половину «теплушки» занимали деревянные шконки, а вторую – стойло для четырёх крупных животных. Именно столько по штатному расписанию их числилось в роте. Плюс ко всем прелестям такого соседства, нужно было ещё кормить всех питомцев, поить и убирать за ними навоз.
В центре вагона, напротив широких дверей, имелось небольшое свободное место размером приблизительно три метра на два. Там находилась круглая чугунная печка-времянка, высотою по пояс мужчины.
В народе её ласково называли «буржуйкой». Невесть почему, это прозвище прилепилось к тому агрегату ещё в годы далёкой Гражданской войны. Жестяная дымовая труба выходила наружу прямо сквозь крышу.
Кроме отопительного прибора, там ещё размещалась армейская фляга с питьевою водой. Плюс ко всему, отхожее ведро с крышкой, именуемое на зонах Урала, почему-то, «Парашей».
Поперёк широких дверей, на высоте около метра, крепился толстый деревянный брус, служивший своего рода перилами. Правда, ставили его лишь в тех вагонах, где ехали простые солдаты. Так что, эти счастливцы могли, если хотели, стоять, опершись на то ограждение.
Чем они все занимались при хорошей погоде. То есть, любовались на станции или пейзажи. А ещё улыбались и махали руками хорошеньким девушкам, что часто мелькали у железнодорожных путей.
Штрафников, как «вышедших из доверия партии и трудового народа», лишили даже таких развлечений. Едва они погрузились в вагоны, как вертухаи вернули откатные панели назад и закрыли снаружи на огромные навесные замки. Поэтому смотреть бойцы могли только в четыре миниатюрных окошечка, закрытых железной решёткой. Эти проёмы находились на уровне третьего яруса нар.
В голове и хвосте длинного поезда располагались вагоны для других пассажиров. В них ехали энкавэдэшники в синих фуражках. Во время больших остановок они выходили наружу и вставали цепочкой вокруг эшелона.
Согласно уставу, они несли трудную службу и строго следили за тем, чтобы штрафники не сбежали. А куда им было бежать? Не имея ни гражданской одежды, ни документов, ни денег. К тому же, каждый из заключённых рассчитывал, дожить до победы над милитаристской Японией и вернуться домой человеком, свободным от прозвища «предателя Родины».
На долгих стоянках бойцам давали свежую воду, продукты и разрешали дневальному вынести из вагона «парашу». Готовили солдаты сами себе. Еда была хоть и питательной, но однообразной.
Ржаной хлеб или же, жёсткие, как кирпич, сухари. К ним прилагались, всякие каши. Начиная со всем надоевшей «шрапнели» и кончая концентратом «Гороховый». Плюс ко всему, пара банок американской тушёнки, полученной СССР по ленд-лизу. Она оказалась значительно хуже советской.
Прошло десять дней такого пути. Не выходя из «теплушки», бойцы устроили приличную баню. Благо, что у них имелась «буржуйка». Оставалось лишь раздобыть вязаночку дров и несколько ведёр воды.
Они завесили окна шинелями, раскочегарили печку, вот тебе и готова парилка. Использованную грязную воду сливали в щель между дверью и полом. Как часто бывает в подобных условиях, бойцы сразу вспомнили случаи к месту. То есть кто, как и каким образом мылся на фронте.
Костя, сосед парня по нарам, рассказал смешную историю, которая, впрочем, не отличалась особенным шармом. Однако боец оказался записным балагуром и неуёмным весельчаком. Он смог подать эту байку так выразительно, что народ просто покатился со смеху. Хотя если вдуматься, улыбаться там, было, в общем-то, нечему.
– Как-то раз, сняли нас с фронта на переформирование, – похохатывая, начал рассказчик. – Утром нас всех построили и отвели на маленький хутор, попариться в бане. А она, братцы, ну парадиз, да и только. Настоящая деревенская мыльня, сложенная из старых липовых брёвен.
Запах там был такой, что и словами нельзя передать. Чистота, душистое дерево, распаренные свежие веники и много горячей воды. Правда, понежиться, как всем хотелось, нам, конечно, не дали. Прогнали роту по-быстрому, и вся недолга. Зато после купания, выдали всем новенькое бельё и такие же, недавно с иголочки, гимнастёрки и брюки.
Только мы все помылись и переоделись в чистую форму, неизвестно откуда, появились самолёты фашистов. Первой же бомбой они разнесли чудесную баню в мелкие щепки. Ну, а потом, эти мерзавцы, нас ещё долго гоняли пулемётами туда и сюда. Так и бегали мы из одного края деревни в другой, пока у них бензин не закончился.
После того, как штурмовики улетели, мы быстро построились и осмотрели себя. Волосы у всех стоят дыбом и жёсткие, что тебе железная проволока. Все извозились в пыли и стояли такие чумазые, что до купания были значительно чище.
Почти у всех оказалась порвана форма. Многие подрастеряли ремни и пилотки. Ну, а что дальше делать? Мыться-то больше нам негде. Ни тебе бани, ни целых домов вокруг не осталось. Проклятые фрицы всё раскатали по брёвнышку. Так и отправились грязными мы в свою пехотную часть. Ну, а там долго чистились сухим воинским способом.
– Это что, – подхватил второй парень по имени Женя. – А нас всех однажды, отправили в баню в первые дни ноября. Так сказать, перед праздником. Пригнали к маленькой речке.
Смотрим, кое-где на траве уже снег наблюдается и по воде тихо плывет густая шуга. На берегу нет даже захудалой избушки, а лишь горит небольшой костерок. На нём стоит чугунный котёл средних размеров, наполненный крутым кипятком.
Нам дали на роту кусок хозяйственного чёрного мыла и налили каждому в кружку тёплой воды. Что хочешь с ней, то и делай. Хочешь, пей вместо чая или просто плесни её наземь.
Переминаемся мы с ноги на ногу, жмёмся на холодном ветру. Кто-то быстро умылся, да шею руками протёр. Некоторые вылили себе на макушку, сполоснули грязные волосы и снова шапку надели.
А на меня что-то вдруг накатило, и раздухарился я тогда не на шутку. Скинул с себя всё барахло. Схватил кусок мыла и голышом прыгнул в реку. Вода холоднющая, мороз пробирает до самых кишок. Зубы так сильно стучат, что не попадают один на другой. Я быстро намылился, окунулся и вылез. Натянул свои грязные тряпки, вот и вся тебе баня.
Не то что, сейчас. Парься себе, не хочу. – Однако, такое его замечание почему-то не вызвало энтузиазма у пассажиров вагона. Каждый вдруг вспомнил, где он находится, и все хмуро смолчали.
Делать в пути было, в общем-то, нечего. Вечерами, бойцы обычно сидели возле «буржуйки» и травили друг другу разные байки. Особенно парню запомнилась небольшая история, рассказанная всё тем же соседом по нарам, Костей Ватолиным:
– Вот Женя прошлый раз говорил, как он в октябре голышом купался в реке. Судя по его же словам, это случилось на Украине. Там всё же намного теплее, чем в Средней России. А мне вот, пришлось как-то раз, в эти дни оказаться в Москве.
– Кто-нибудь слышал про военный Парад, что провели седьмого ноября сорок первого года? – обратился Костя ко всем окружающим. Кое-кто кивнул, кто-то неопределенно покачал головой. Григорий сказал:
– Тогда в Крыму, шли такие бои, что радио слушать нам было негде и некогда. Да и газет нам не привозили давно.
– В то время, я служил в сибирском полку. Нас всех посадили в вагоны, прям, как сейчас, и перебросили поближе к Москве, чтоб защитить её от фашистов. К ноябрю фрицы так хорошо разогнались, что до окраины города было от них, от ста, до сорока километров.
Ставка и все министерства тут же собрали свои чемоданы и переехали в Куйбышев, что расположен на Волге. Население разбежалось в разные стороны. В опустевшей столице, из руководства оставался один только Сталин с охраной Кремля да его боевые соратники.
Гитлер тогда всюду кричал, что двадцать четвёртую годовщину Октябрьской революции, вермахт отметит парадом у Мавзолея, в центре Москвы. Говорят, что для этого фрицы даже парадную форму привезли из Берлина и напечатали пригласительные билеты на гостевые трибуны. Вот вождь и решил, доказать всему миру, что брешут фашисты. Мол, ещё не погибла Россия!
Короче говоря, к этому времени, пригнали в столицу наш эшелон. Среди ночи собрали всех командиров и объяснили, в чём дело. Седьмого ноября, в шесть утра, нас подняли на ноги, и прямо из уютных «теплушек», мы все отправились на Красную площадь.
Прошагали пешком всю Москву, а она очень тёмная и совершенно пустая. Только в очередях у больших магазинов, стоят за хлебом хмурые и голодные люди. К восьми утра, мы уже явились на место. Построились в широкие большие колонны, и начался наш парад, что прогремел на весь мир.
Нужно сказать, что мороз в этот день стоял где-то под тридцать. Тучи шли очень низкие. Мне показалось, будто они даже цеплялись за башни Кремля. Огромные снежные хлопья, без передышки, валятся сверху. В общем, погода была ещё та. Словно природа специально всё сделала, чтоб самолеты фашистов нам не мешали. Хотя «красных соколов» мы тогда тоже не увидели.
Врать вам не буду. Я стоял слишком далеко от трибун. Поэтому, когда мы топали мимо, я даже не видел, кто был там на Мавзолее, кроме Будённого. Его я сразу узнал по усам, а вот слова Сталина слышал.
Ну, а как речь закончилась, нас прямо оттуда, сразу послали на фронт. Заступать дорогу фашистам. Говорят, что нас там шагало почти тридцать тысяч. Точно не знаю. Может, и так, я видел только свой полк.
Короче сказать, добрались мы до нужных позиций. Только успели хорошо закрепиться, а тут немцы по нам и ударили. Да так здорово, что мы едва устояли. Много наших парней там полегло.
Одним словом, хорошо, что мы очень вовремя вышли фашистам навстречу. Да ещё нас тогда поддержали танкисты Архангельска, что были тоже в тот день на параде.
Костя на секунду замолк. Потом встряхнул головой и продолжил:
– Только совсем о другом я хотел вам сейчас рассказать. Про парад просто к слову пришлось, когда я вспомнил про студеный ноябрь. В те дни в Москве не то что купаться в реке, руки в варежках из новой овчины тогда леденели и вороны на лету замерзали. Ну, так вот, я ведь хотел сообщить, что чуть позже, видел самого маршала Жукова. Причём, так же близко, как вас.
– Да ладно тебе заливать, – недоверчиво откликнулся кто-то. – То ты Сталина и Будённого слушал на площади, то Жукова видел. Ещё скажи, за ручку с ним поздоровался. Да тебя бы на километр к нему не пустили.
– За ручку я с ним не здоровался, а видел его очень близко, вот как тебя, – разозлился вдруг Костя. – В то время, я служил поваром в нашем полку.
– Ну, я же вам говорил! – снова усмехнулся не веривший ему человек. – Он что же, пришёл солдатскую кашу хлебать из котла?
– Да ты слушай, не перебивай! – отмахнулся от недоброжелателя Костя. – Варил я в тот день действительно кашу. Ну, вы хорошо её знаете.
– «Шрапнель», что ли? Или кашу из топора? – посыпались шутки с разных сторон.
Костя пропустил эти возгласы мимо ушей и продолжил:
– Тут прибежал в обоз вестовой и погнал меня к командиру. Я всё бросил на первого, оказавшегося рядом, солдата и помчался в батальонный блиндаж. Капитан сурово на меня посмотрел и спросил: «Суп из курицы сможешь сварить?» – «Конечно, – отвечаю ему. – Была бы лишь курица, да чуток овощей».
«Беги в штаб полка, там тебе всё объяснят!» – сказал мне начальник.
Ну, я ноги в руки, и помчался, осеря голяшки. Хорошо, что они тогда рядом с нами стояли. Километра три было, не больше. Прибегаю, а меня сразу под локти и повели неизвестно куда. Ну, думаю, вот тебе суп. Гляди, сам бы куда не попал, как кура в ощип. Ан нет.
Привели меня в соседнее здание и втолкнули в какую-то дверь. Смотрю, а это огромная кухня. Подходит ко мне штабной офицер и строго так говорит: «Минут тридцать назад, нашего повара сильно побило осколками, и его отвезли в медсанбат.
Часа через два, сюда приедет с инспекцией маршал Георгий Константинович Жуков. Делай, что хочешь, а чтобы суп из курицы был на столе. Всё, что тебе нужно, найдёшь в кладовой. – он указал мне на дверь и закончил. – А теперь иди и работай!» – повернулся, отошёл в угол внушительной комнаты и уселся на табурет.
Скинул я ватник и шапку, надел чистый передник и белый высокий колпак, что находились на вешалке, и заглянул в кладовую. Мама моя дорогая, всего там навалом. Будто я снова попал в приснопамятный народу «Торгсин». Наверное, помните, были те магазины во всех городах?
– Помню, – бросил кто-то задумчиво. – Я даже был в таком один раз. Году в тридцать седьмом. Отец водил меня туда посмотреть. Хорошо советская власть тогда торговала с иностранными гражданами.
– А твой отец, что был богачом? – с интересом спросил какой-то боец.
– Куда там! – отмахнулся разговорившийся внезапно солдат. – Купил за огромную сумму четверть фунта дешёвых конфет, и мы сразу ушли. Потом его мать целый месяц пилила за эту экскурсию.
– Понятно, – подвёл черту Костя. – Я слышал, что и сейчас существуют такие конторы, только теперь они называются совсем по-другому. Коммерческие, что ли? Сейчас уже и не помню.
Когда мы шли по Москве, я видел большие витрины, где было всё, что только угодно. Не то что, в остальных магазинах, где шаром покати. Так вот. Смотрю, посреди кладовой стоит клетка с живой крупной курицей. Я спрашиваю у офицера:
– На сколько человек мне готовить?
– На шесть, – отвечает мой надзиратель. – Будет маршал, двое или трое сопровождающих лиц, наш комполка и начштаба.
Я не стал особо мудрить. Срубил голову курице и слил её кровь. Ощипал, опалил и немедленно выпотрошил. Затем бросил её в большую кастрюлю литров на пять, и поставил всё на огонь.
Как вода там вскипела, я снял белую пену, добавил картошки, морковки и всё остальное. Вот тебе суп и готов. Потом я вынул варёную птицу и положил на противень. Сунул в духовку и запёк до румяненькой корочки.
Тут прибежал, бледный, как смерть, ординарец. Мужчина увидел, что у меня всё готово, облегчённо вздохнул и шипит:
– Маршал приехал! Неси всё в столовую!
Перелил я свежее варево в красивую супницу, которая стояла там рядом. Принёс готовоё блюдо в соседнюю комнату и водрузил там на стол, покрытый накрахмаленной скатертью
Смотрю, входит сам маршал в новом мундире. Как по уставу положено, я отдал ему честь. Он мне просто кивнул. Я повернулся кругом и выскочил в кухню через открытую дверь.
Минут через тридцать, пришёл ординарец с пустою посудой и сообщил, что Жуков хвалил мой замечательный суп. А чего бы ему, суп не понравился? В него, как надо всё было положено. Так, как когда-то, меня в военной столовой учили.
Короче сказать, маршал уехал, а наш полк скоро бросили в бой. Вот тут и врезал Гудериан по нашим частям. Только перья и пух от нас полетели в разные стороны, что от той бедной курицы.
Да только сбить нас с позиций, фашисты тогда не смогли. Обошли с двух сторон и двинулись себе на Москву. Ну, а мы оказались все в окружении. Долго потом к своим пробивались, но всё-таки вышли.
Нас сразу отправили в тыл, и мы пришли в ту деревню, что нам указали. Уже через день, нагрянули к нам особисты и взяли всех в оборот. Генерал наш не вынес такого позора и застрелился на глазах ординарца.
Остальных всех разжаловали и загнали в штрафбат. Потом, я снова попал в плен к фашистам и постепенно добрался до самой Германии. Тут наши пришли, освободили и теперь, я снова служу, в тех же специальных частях. – Костя вдруг посмурнел и достал потёртый кисет. Он свернул самокрутку и, никуда не спеша, закурил.
Никто больше не проронил ни единого слова. Бойцы ещё посидели у затухающей печки и отправились спать. Григорий устроился на своём жёстком месте и вновь оказался рядом с весёлым рассказчиком. Парень не удержался и задал вопрос, который вертелся на языке у него:
– По-моему, на твоём старом кисете написано имя кого-то другого?
Костя достал видавший виды скромные мешочек и показал его парню. Тот прочитал вышитые гладью слова: «Любимому мужу Семёну от жены его Нины».
– Так уж случилось, что пока мы, все были в том окружении, я познакомился с этим молодым человеком. – Костя кивнул на кисет и продолжил: – Мы с ним ели из одного котелка и спали под одною шинелью. Мы договорись о том, что если погибнет кто-то из нас, то второй отыщет семью убитого друга и сообщит им о гибели родственника.
Так вот, через неделю, кухню мою разбомбило, и меня перевели обратно в пехоту. Потом наше отделение послали в разведку. Мы прошли по намеченному начальством маршруту и всё хорошенько проверили – немцев нигде мы не встретили.
Повернули назад, а на обратном пути нарвались на засаду. То ли фашисты нас сперва не заметили, то ли они подошли к этому месту позже того, как мы там побывали, никому неизвестно.
Одним словом, начался бой. На нашу беду, их оказалось раза в три больше, чем нас. Так что фрицы взяли нас в клещи. Да ещё и сзади в спину ударили. Деваться нам было некуда, и пришлось пробиваться вперёд.
Мы потеряли половину людей, но с огромным трудом всё-таки вырвались из опасной ловушки. Вроде совсем убежали от фрицев, и тут шальная пуля фашистов попала Сене в живот.
К этому времени, все остальные, и я в том числе, тоже получили ранения, но кое-как всё же двигались. Однако, сам понимаешь, тащить его на себе мы уже не могли. Он сразу всё понял и тихо сказал: «Уходите! Я вас прикрою!»
Я оставил ему запасную обойму к винтовке, и мы тут же ушли. Все хорошо понимали, что будет с ним дальше. Если он даже, не попадет немцам в руки, то не сможет дождаться помощи наших солдат. Слишком холодно было в тот день. Да и тяжёлая рана, вряд ли позволила выжить ему.
Прощаясь, он отдал мне кисет и напомнил о моём обещании. Так с тех пор, я его и ношу при себе. Надеюсь, что после войны, найду родных Сени и передам им эту скромную вещь. – Костя спрятал мешочек с махоркой в карман. Он повернулся на бок и тут же уснул.
Так они ехали изо дня в день. И вдруг, среди ночи, все разом проснулись от резкого сотрясенья «теплушки». Штрафники поднялись с мест и поняли, что поезд замер на месте. Оказавшийся у окошечка первым, Григорий глянул наружу.
Он разглядел, что большой эшелон замер на длинном и плавном повороте железной дороги. Причём он изогнулся таким хитрым образом, что из любого вагона был виден весь поезд. От паровоза, что шёл впереди, до тормозной площадки в самом хвосте. Вокруг было на удивление пусто.
Парень весьма удивился: «Почему мы застряли среди чистого поля?»
И тут он увидел, что одна из «теплушек», стоящая в середине состава, сильно дымится. Видно от тряски на стыках изношенных рельсов, дверца «буржуйки» открылась. Наружу выпали угли, и от них загорелись доски щелястого пола.
Скорее всего, все штрафник крепко спали и просмотрели пожар. Хорошо, что кто-то другой заметил яркое пламя. То ли тот особист, что стоял на посту, то ли кочегары взглянули на повороте в окно?
Одним словом, кто-то увидел сильный огонь, пробивавшийся сквозь стенки вагона, и эшелон затормозил. Охранники схватили пенные огнетушители, выскочили на невысокую насыпь и помчались к «теплушке». Они отомкнули замок и откатили в сторону широкую дверь.
Изнутри повалили клубы едкого дыма. Следом за ним, горохом посыпались полуживые бойцы. Содрогаясь от надрывного кашля, они мешками валились на землю. Все страшно хрипели и в приступе большого удушья остервенело царапали горло ногтями и разрывали одежду у себя на груди.
Энкавэдэшники открыли запоры ближайших вагонов. При помощи штрафников, охранники достаточно быстро потушили сильное пламя. К этому времени, наглотавшиеся дыма солдаты слегка отдышались. Вертухаи провели перекличку, и выяснилось, что не хватает одного человека. Они залезли в вагон и вытащили того бедолагу из-под низеньких нар.
Григорий сразу узнал щуплого и низкорослого, словно подросток, солдатика. За хрупкое телосложение и маленький рост, все штрафники его прямо в глаза, называли «сыном полка».
Скорее всего, когда разгорелся пожар, он проснулся от шума и увидел огонь. Он так испугался, что забился, как ему показалось со страха, в самое безопасное место, под нары. Там он задохнулся и умер.
Суматоха вскоре закончилась, и все погрузились в вагоны. Сильно кашлявшие и угоревшие немного бойцы, залезли в «теплушку», которая местами немного дымилась. Туда же внесли и тело погибшего молодого бойца.
Охранники закрыли замки, и поезд, как ни в чём не бывало, покатил прежним курсом. На первой же станции, особисты сдали погибшего местной милиции, и эшелон пошёл себе дальше, на Дальний Восток.
Все были подавленны смертью «сына полка». Штрафники угрюмо молчали почти до обеда. Чтобы немного развеять тягостное настроенье соседей, Женя вспомнил историю из своей мирной жизни.
– Весной сорок второго я жил в деревне недалеко от Нижнего Новгорода. – начал парень рассказывать во время приготовленья еды. – Фронт тогда подошёл уже достаточно близко. Фашисты совершали налёты на знаменитый завод «Красное Сормово». Хотя к нам они не летали и живых фрицев мы и в глаза не видали.
– Век бы их не встречать! – пробурчал кто-то зло.
Женя не обратил внимания на короткую реплику и тут же продолжил:
– Всех мужиков к тому времени, давно забрали на фронт. Мы, пацаны шестнадцати лет, вместо них сели на тракторы. Как-то раз, я и два моих одноклассника пахали на дальнем поле колхоза.
Вдруг видим, со стороны нашей деревни летит большой самолёт без опознавательных знаков. Причём оба двигателя у него сильно дымят, и аэроплан быстро снижается прямо у нас на глазах. Тут люк в его борту открывается, и оттуда, один за другим, прыгают парашютисты.
Мы остановили машины, поднялись с сидений и, открыв рот, смотрим на них. Резко снижаясь, транспортник прошёл прямо над нами и пролетел ещё около двух километров.
Однако, на маленькое соседнее поле он сеть не сумел, и со всего маху врезался в большие деревья, что там стояли на дальней опушке. От удара аппарат с шумом взорвался и начал гореть. Мы, конечно, забыли про всё, заглушили моторы у тракторов и помчались к месту аварии.
Пока бежали до леса, нашли тех людей, что прыгали из самолёта. Высота оказалась очень уж маленькой. Купола парашютов не раскрылись, как следует, и во время посадки все восемь десантников насмерть разбились.
Мы остановились, проверить, живые они или нет. Смотрим, а на бойцах пятнистые комбинезоны, а под ними наша советская форма. Только всё оружие почему-то немецкое.
Я заметил в траве пистолет «Вальтер» и, на всякий случай, сунул его в карман телогрейки. Помню, тогда подумал ещё: «Это так здорово, когда есть оружие!»
– Век бы его не видеть! – выдал кто-то ёмкую фразу.
– Сейчас я тоже так думаю, – откликнулся Женя и без перерыва продолжил. – Прибежали мы к лесу. А там всё горит. Самолёт разлетелся на части, а кругом солдаты лежат. Мы наломали веток с деревьев и быстро сбили сильное пламя.
Потом осмотрели людей, а там все уже мёртвые, никто не выжил после удара о землю. Начали мы стаскивать их поближе к дороге и укладывать в ровный рядок. Затем собрали оружие и сложили всё в кучу.
Не успели мы оглянуться, подлетела полуторка с бойцами в синих фуражках. Особисты выпрыгнули из машины, оцепили место падения аэроплана, а нас прогнали взашей. Напоследок нам сообщили, что это были диверсанты фашистов.
Мы вернулись назад к тракторам и взялись за работу. Вечером, возвращаемся пешкодралом в село и ещё на околице слышим какой-то подозрительный шум. Мы переглянулись и припустились бежать.
Выскакиваем мы к сельсовету и видим такую картину. Представьте себе, посреди главной улицы двигается процессия странного вида. По краям идут наши девки, одетые во всё лучшее, что у них только есть. Они держат друг друга под руки, как на демонстрации Первого мая, и поют какую-то песню.
