Анастасия Декар
Чипированная. Код L-831
Глава 26
Утром я спешу к Добродее, но ни дома, ни в огороде ее не нахожу. Решаю заняться прополкой и поливом. Я так поглощена заботой о рыхлой земле и стройных, налитых жизнью стеблях, что и не замечаю окрика наставницы.
– Это ты молодец. На зиму засеем сидераты. Еще фацелию, что скажешь?
– А?
Добродея поясняет: фацелия сохраняет влагу в почве и не дает верхнему слою уплотниться. К тому же, это растение сдержит развитие патогенной микрофлоры, а значит, к весеннему посеву земля будет готова.
– Откуда вы столько знаете? – в восхищении смотрю на нее.
– Знания не берутся из ниоткуда, – смеется она. – Ты же училась в школе?
– Училась.
– И в университет ходила?
– Ходила.
– У меня родня из покон веков этим занималась. В Университет земледелия ходила в свое время, а еще есть книги. И многолетний опыт. Опыт – наше все. Весь секрет, – разводит она руками.
– Вы все заканчиваете этот университет?
– А как же, но не рвись туда. Твоих знаний пока достаточно, а постарше будешь, съездишь на курсы.
– Куда?
– Да в университет наш. В поселении соседнем.
– В которое Марина уедет?
– Оно. Не переживай, хорош ее муженек. С мозгами и руками.
На самом деле я и не переживала.
– Вы говорили про книги. Они бумажные или на пластине?
– Всякие. Дам тебе парочку, а как закончишь, еще выдам.
Добродея присоединяется ко мне в огороде, а после обеда оставляет одну: ей нужно принять посетителей.
– Лесия, иди в дом умываться и руки мыть, – зовет она.
Позже я захожу в приемную комнату. Добродея сидит за столом, перебирая книги.
– Отдыхать пора, – говорит она. – Держи книгу и иди читай: по пятую главу, а там и о сидератах пишут. Завтра обсудим.
– Спасибо, – я поглаживаю потертые корешки.
– Учись, – она похлопывает по плечу, выпроваживая.
Я открываю книгу и углубляюсь в чтение – так и иду домой, не оглядываясь по сторонам. На ходу я совсем забываю о том, что можно с кем-то повстречаться, пока не врезаюсь в кого-то.
– Ой, извините, – прошу прощения у неожиданного препятствия.
– И тебе не хворать, – им оказывается Михаил. – Ты куда так торопишься?
– Книгу дали. Сельскохозяйственную, – с умным видом показываю обложку.
– Иди-иди, – он целует меня в макушку.
Оглянувшись, замечаю – Михаил провожает меня глазами. Пусть смотрит – теперь я его девушка!
Возле дома я останавливаюсь, продолжая чтение. Шум из окон Дмитрия, он слушает музыку, а это не дает сосредоточиться. Решаю отправиться к озеру, чтобы, зарывшись ногами в песок, спокойно продолжить чтение.
Увлекшись книгой, ухожу с намеченной тропинки в какие-то заросли. Не сомневаясь, что найду дорогу обратно, иду дальше и дальше. Краем глаза замечаю ромашки. Не выдержав, останавливаюсь у одной – крупной, с большим количеством лепестков. Я не хотела этого делать, но в итоге противиться оказывается выше моих сил. Приседаю, склонившись над цветком:
– Ромашка, ромашка, скажи, любит ли меня Михаил?
Не срывая цветок, начинаю перебирать лепестки, приговариваю: «Любит, не любит, любит, не любит… не любит». С сожалением провожу по последнему пальцем. Ничего, даже если бы выпало «любит» – это вряд ли что-нибудь изменило бы.
Обращаюсь к соседнему цветку, проделывая то же самое, но уже с именем Романа, и снова «не любит». Оно и хорошо, но как-то обидно: никто меня не любит.
Поднимаюсь на ноги, чтобы продолжить путь, и вдруг замечаю милого медвежонка, который с интересом разглядывает меня.
– Р-р-р, – смешно рычит он на своем языке, когда бабочка опускается ему на нос.
– Мишка, какой же ты славный, – тяну к нему руки, медленно приближаясь. – Можно мне тебя погладить? – он фыркает, но не уходит.
Шерстка его мордочки оказывается мягкой. Я с удовольствием перебираю ее пальцами, медвежонку тоже нравится.
– Мне говорили, что, плутая по лесу, с тобой лучше не встречаться. А ты совсем не страшненький!
– Р-р-р-р-р, – снова рык, но уже грозный – и не моего медвежонка.
Я поворачиваюсь на звук, ожидая увидеть еще одного пушистого прелестника. И вижу его, но не одного, а подле большой медведицы, которая рычит на меня.
– Я только его погладила, – медленно убираю руку от медвежонка. – Можно мне уйти?
Медведица не понимает речь, но надеюсь, улавливает доброжелательную интонацию.
– Я уже ухожу, – начинаю отступать.
– Р-р-р-р, – она стоит на месте, продолжая рычать.
Поход на речку сегодня стоит отложить: оказаться бы как можно скорее в поселении!
– Уже ухожу, – делаю еще несколько шагов.
Медвежонок, которого я только что гладила, не хочет отпускать меня. Он кусает подол платья и не дает уйти.
– Прошу, отпусти, мама ругается.
Стоит слегка наклониться, чтобы попытаться выдернуть подол, медведица рычит громче.
– Да как же мне уйти? – в отчаянии спрашиваю я вслух, взмахивая руками.
Это ошибка. Медведица сходит с места, приближаясь ко мне. Зато медвежонок выпускает подол из пасти.
Мы смотрим друг другу в глаза. Я замираю, не шевелясь и не дыша, не имея понятия, что же делать дальше. Она фырчит, а я опускаю взгляд вниз. Так мы и стоим, минуту, две… Фырчанье становится спокойнее, поэтому я начинаю делать маленькие шажки назад, замирая после каждого. Вскоре я отошла от нее метров на двадцать. Посчитав, что отдалилась на безопасное расстояние, я пускаюсь в бег. Медведица бросается в погоню. В панике я не смотрю под ноги, только вперед. Спотыкаясь, кричу, падая наземь.
– Не шевелись и не дыши, – слышу голос Михаила.
– Ты? – он рядом, значит, все будет хорошо, но паника не отступает, когда медведица нависает надо мной. – Помоги, – прошу Михаила.
В этот момент медведица встает на задние лапы, чтобы ударить когтями, но Михаил, разбежавшись, врезается в нее, отодвигая от меня, и одновременно включает Отпугиватель. Инстинктивно зажимаю уши. Медведица безумным взглядом осматривает нас и убегает с поляны вместе с медвежатами. Михаил выключает устройство.
– Все? – спрашиваю его.
Он хватает меня за плечи:
– Никогда не сходи с проторенных дорог, никогда не трогай медвежат, никогда не смотри медведю в глаза, не беги и не ори, а если упала, то притворись мертвой. И всегда используй Отпугиватель! Ты меня поняла? – он тряс меня так, что моя голова ходила вперед-назад, выражая немое согласие. – Ты меня поняла?
– Да, – только после этого он отпускает меня.
– Мы никогда не оставляем еду, наши хранилища для них недоступны, мы отвадили их от дорог, но здесь, в чаще, ты в опасности.
– Я не знала, – страх с новой силой стиснул мое горло. – Как ты узнал, где я? – хватаюсь за Михаила, только он сейчас внушает мне покой.
– Решил пойти за тобой, хорошо, что ты оставляла следы, – отвечает на немой вопрос, – сломленные веточки, отпечатки твоих ботинок.
Его джемпер оливкового оттенка постепенно краснеет от плеча.
– Ты ранен? – в напряжении, думаю, он мог этого не заметить.
– Зацепила лапой, когда сносил ее с тебя.
Мне ужасно стыдно за глупое поведение.
– Пойдем к Добродее, она подскажет, чем обработать, – я отпускаю его. – Сильно больно?
– Сильно.
Мне хочется плакать, чтобы хоть как-то унять его боль – но это не поможет.
– Эй, тащить тебя я не собираюсь, – приводит он меня в чувства.
– Я держусь, – от вида его крови начала кружиться голова. – Надо осмотреть рану.
– Ты хочешь увидеть меня полуголым? – если он продолжает шутить, значит, все на самом деле не так уж и плохо.
– Я хочу осмотреть рану. Надо ее перевязать, чтобы остановить кровь, – хоть мне еще не приходилось работать с травмами, Добродея рассказывала, как оказать первую помощь.
– Надо сделать небольшой валик, ремень у меня есть, – он начинает расстегивать пуговицы у горла кофты. – Так и будешь смотреть или поможешь?
– Конечно. Помогу.
Я расстегиваю все пуговицы и стараюсь стянуть джемпер аккуратно, чтобы не тревожить руку еще больше. В этот момент – не самый подходящий, как обычно и бывает – отмечаю, какое у Михаила великолепное тело. Останавливаю руку, желающую притронуться к могучей спине.
– Кофта слишком большая для валика, – он осматривает себя и меня на предмет подходящей одежды.
– У меня есть платок, – достаю его из сумки. – Хотела прикрыть голову от ветра на озере.
– Отлично. Теперь скрути его, – следую указаниям Михаила.
Края раны рваные, крови много, я и сама уже в ней испачкалась. Он начинает расстегивать ремень, помогаю снять его.
– Сейчас я сожму в локте скрученный платок, а ты пристегни согнутую руку, прижатую к плечу.
Быстро делаю, как он говорит:
– Готово.
– Уходим.
– Постой, – я накидываю ему на спину кофту, завязывая рукава на шее. – Так теплее.
– Спасибо. Извини, но тебе лучше поддержать меня.
Я обнимаю его с левой стороны за талию, он опускает здоровую руку мне на плечо. Я понимаю, что ему не хочется показывать свою слабость, поэтому я ничего не говорю, поддерживая его.
В поселении мы встречаем Дмитрия, который тут же подменяет меня. Втроем мы идем к Добродее, которую находим во дворе.
– Что произошло? – спрашивает она, осматривая Михаила. – Срочно в дом. Лесия, ты мне поможешь.
– Может, без нее? – отшучивается Михаил, но его вопрос остается без ответа.
– Не страшно, жить будешь, – выносит Добродея свой вердикт. – Михаила в хирургическую, обезболить, протереть по пояс спиртом, промыть рану антисептиком, я подготовлю уколы и инструменты, будем зашивать.
Я стараюсь быстро выполнить все указания. Меня тревожит бледность Михаила. В скором времени он обработан, заштопан и уложен на койку под капельницу.
Я помогаю привести помещение в порядок, а когда Добродея выходит, сажусь рядом с кушеткой Михаила.
– Как ты? – спрашиваю его.
– Тебе надо в душ.
Я опускаю взгляд вниз, одежда сильно замаралась.
– Буду помогать тебе по хозяйству, пока рана не заживет, – обещаю ему, поднимаясь, чтобы сходить домой, ополоснуться и сменить одежду. – Я скоро вернусь, дождись меня.
– С капельницей я точно не убегу, – лежать ему под ней минут тридцать.
Выхожу, встречаясь с Добродеей. Она ждет, когда я расскажу, что случилось. Признаваться в собственной глупости неохота, но врать тоже глупо.
– Иди у меня помойся, платье одолжу. Как отмоешься, приходи на кухню, тебе самой полезно выпить успокаивающего настоя, – говорит она.
Уже в ванной, стоя под теплыми струями воды и наблюдая за танцем сбегающих по коже кровавых линий, думаю о том, что ромашка солгала мне. Михаил не оставил меня, а выследил и спас от медведицы.
Глава 27
Моросит. Сырость пробирается под одежду, заставляя. Забрав у Добродеи походную аптечку, я уже несколько минут стою перед дверью дома Михаила – страшно встретить его осуждающий и лихорадочный взгляд. Толкаю дверь – она открыта. Я делаю шаг внутрь, мое появление не остается незамеченным:
– Ты опоздала, – вместо приветствия ворчит мой подопечный.
Я прохожу в комнату. Михаил стоит спиной ко мне, укрытый простыней. Его взгляд обращен в окно:
– Жаль, некому принять ставку.
– Какую? – спрашиваю я.
– Ставку на минуты. Я ставил на пять, но ты вошла через восемь.
– Ты засекал?
– Нет, вслух считал, – закатывает глаза, направляясь к креслу. – Давай, милый врач, лечи!
– Да, конечно, – подхожу к нему, опуская на стол корзину. – Ты снимешь простынь?
– А ты через ткань лечить умеешь?
Стараюсь не нервничать. Михаил спускает ткань, открывая широкую спину и предплечье с огромным швом. На глазах невольно выступают слезы. Я опускаю голову, доставая мазь и ватные диски из корзины.
– Прости меня, – прошу я. – Я… я так тебе благодарна… мне очень жаль, что ты пострадал.
– Отпугиватель не забывай, – Михаил накрывает мои дрожащие руки своими теплыми. – Лесия, все живы.
– Я понимаю… прости.
– Пострадал я, а успокаивать приходится тебя, – вздыхает он тяжко. – Чудовище ты рыжее, а не чудо! – говорит он, обнимая меня. Я тихо плачу на его плече. – Ну все-все, не залей рану слезами.
– Я тебя быстро вылечу! – обещаю я и приступаю к обработке.
***
Пошла вторая неделя. Я по-прежнему обрабатываю рану два раза в день: утром и вечером. Михаил ворчит, что я перестала проявлять к нему должное сочувствие.
– Если бы я знала, какой ты вредный, то не обещала бы тогда помогать тебе, – парирую я.
– Ничего я не вредный, – не соглашается он.
– Тогда какой ты? – дразню его.
– Славный. – Он подходит ко мне, обнимая. Мы замираем. – Я проголодался, – шепчет на ушко.
Я обещаю, что как только обработаю рану, мы поужинаем – конечно, готовка сейчас тоже на мне.
– Мне определенно нравится твоя забота, – смеется он, целуя меня в кончик носа.
– Садись, – повелительно указываю на стул. На стол выкладываю антисептические растворы, мазь и бинты. – Приступим, – помогаю снять рубашку.
– Как? Печально?
– Лучше, края бледные и схватились замечательно.
Задумавшись, я провожу рукой от предплечья к предплечью, наслаждаясь рельефом мышц и гладкостью кожи. Михаил запрокидывает голову, прижимаясь ею к моему животу. Мы смотрим друг другу в глаза.
– Лесия, – выдыхает он мое имя, а я зарываюсь руками в его густые волосы, охваченная нежностью. – Ты не убежишь, когда моя рана заживет?
– У меня не будет повода приходить к тебе…
– Тебе не нужен повод – надо только решить, готова ли ты стать моей. Ты же сама хотела сделать выбор – так делай.
– Но ты ничего не обещаешь мне.
– А что я должен тебе обещать? Это не Система.
Я заканчиваю обрабатывать рану и помогаю Михаилу надеть рубашку.
– Составишь компанию на кухне?
– Конечно.
Он усаживается за кухонный стол, наблюдая за мной. Сегодня у нас фаршированные кабачки.
– Мне нравится, – говорит он.
– Что именно? – уточняю я.
– Все. – Я не останавливаюсь, нарезая кабачки кольцами, пока Михаил говорит. – Мне нравится, как ты хмуришься, решая, сколько специй добавить, и как прижимаешь пальцы к мочке уха, дотронувшись до горячего, как ты встаешь на цыпочки, чтобы дотянуться до верхней полки, и как ты закрываешь глаза, наслаждаясь ароматом.
– О, – так и смотрю на него, открыв рот. – Ты очень наблюдателен.
– А ты смешная, – замахиваюсь на него полотенцем, а тот прикрывается руками. – Раненого ударить захотела?
– Почти здорового!
Поужинав, он хочет проводить меня до дома, но я отказываюсь. Он не настаивает.
– До завтра, – прощается он.
– До завтра.
***
Идет третья неделя. Михаил делится со мной сокровенным: историями из детства и воспоминаниями о брате. Я рассказываю о том, как лазала на чердак, любуясь звездами.
– Тебе было одиноко? – спрашивает он.
– Нет, но некоторые вещи я не могла обсудить с родителями и друзьями. Только ночью, сидя на чердаке, я позволяла себе говорить, не боясь осуждения. Что будет дальше? – спрашиваю его прямо.
– Выбор за тобой.
Мне было бы намного легче, если бы он сам начал действовать – потому что я не стала бы сопротивляться.
***
Четвертая неделя. Последняя перевязка. Завтра я не приду к нему домой. Мы вышли на улицу – свежий воздух успокаивает напряженные нервы.
– Почему тебе так важно, чтобы я пришла к тебе? – не могу сдержать любопытство.
– Я хочу быть с тобой, но я не хочу, чтобы потом ты говорила, что я принудил тебя.
– А я должна так говорить?
– Лесия, я не мальчик. Ты мне нравишься. Я тебя хочу. Мы оба понимаем, что нас тянет друг к другу, но надо двигаться дальше, иначе этот бег по кругу не закончится. Я не знаю, что нас ждет, но готов попробовать.
– Что будет, если я не приду к тебе? – задаю вопрос, от которого зависит многое. – Мне бы хотелось решительности от тебя.
Через секунду я уже в его объятиях, а его губы завладели моими. Это поцелуй обещания, прощания и надежды. За эти недели было столько поцелуев, что их не счесть, но этот был особенным. Я понимала, что уже потонула в Михаиле. Однако я продолжала его отталкивать. И это даже после того, как сама вытянула его на откровенность и уговорила встречаться. Как уговорила… придала нашим отношениям понятный формат.
– Я не смогу ждать долго, ты нужна мне. Я не мой брат, поэтому следующий шаг за тобой, – он проводит ладонью по моей щеке, я прижимаюсь к ней. – Прошу, соглашайся.
Я не успела ничего ответить. Оно и к лучшему. К нам подбегают Роман с Арсенией.
– Ребята, Израэль приглашает нас к себе в гости, – говорит нам раскрасневшаяся Арсения.
– Мы вас искали, – Роман внимательно рассматривает нас.
– Передайте, что я благодарен за приглашение, но не сегодня, – Михаил отказывается идти. – Тебя проводить, или ты с ними?
– Я бы сходила, – мы прощаемся словами, больше никаких прикосновений. Михаил провожает нас взглядом.
– Вылечила больного? – щебечет Арсения.
– Последняя перевязка. – Слова звучат как приговор.
Арсения поздравляет с успешным лечением и моим освобождением:
– Совсем тебя замотал, на целый месяц потеряли подругу, – жалуется Арсения.
– Что ты, мне нравилось проводить с ним время, – пытаюсь доказать, что все не так, как она думает.
– Арсения права, – присвистывает Роман, – хорошо, что ваши встречи подошли к концу.
– Почему? – мне непонятна его радость.
– Это не твой суженый.
Мне хочется многое сказать в ответ, но рядом Арсения.
– Зато у меня есть суженый, – подруга пихает Романа в бок и забегает на крыльцо. – Роман, а почему Михаил не может оказаться ее суженым?
Мы обмениваемся взглядами.
– Он ей не подходит, – говорит Роман.
– Как ты это определил? – Арсения складывает руки на груди. – Михаил – отличный парень. Я буду рада, если у них все сложится.
– А я нет, – настаивает Роман, поднимаясь на крыльцо.
– Если у вас разногласия из-за прошлого, это ваши проблемы, а не их. Я хочу, чтобы они были вместе.
– Вот именно, – Роман подходит к Арсении. – Если ты хочешь, это не значит, что они хотят.
– Вы хотите? – спрашивает Арсения, разворачиваясь ко мне.
– Хотите? – уточняет Роман.
– Может, мы не будем обсуждать мою личную жизнь? – прошу я.
– Извини, – Арсения подбегает ко мне, обнимая. – Мы вечно с ним так, то орем, то целуемся.
– Ребята, – выглядывает из-за двери Израэль. – Вы чего ругаетесь?
– Да так, милые бранятся, – Арсения игривой походкой поднимается в дом, задевая Романа плечом.
– Потому что милая не права, – находится Роман и резко притягивает Арсению к себе. – Съем, – рычит он, наклоняясь для поцелуя.
Я протискиваюсь мимо необычной пары и утягиваю Израэль в дом:
– Можно?
– Заходи.
Вечер у Израэли пролетает незаметно. Пора возвращаться к себе, а значит, я снова погружусь в размышления. Мне этого не хочется.
– Проводим Арсению, а потом домой, – говорит Роман, помогая мне надеть пальто.
– Лесия, что с тобой? – спрашивает подруга.
– Что со мной? – может, хоть она мне ответит на этот вопрос.
– Ты весь вечер молчала, хмурая какая-то, – но она не отвечает.
– Устала.
Мы провожаем Арсению. Она всю дорогу о чем-то увлеченно рассказывает, но я не слушаю.
Ощущаю, как Роман потряхивает меня за локоть и спрашивает:
– Вы целовались?
– Да.
– А как же я?
– Что ты?
– Мне это не нравится.
– Роман, – останавливаюсь я, – ты забываешься. Наши линии изменились, к тому же ты встречаешься с Арсенией. Вы целовались при мне! Я тебя не понимаю.
– Мы должны быть вместе.
– Мы уже не вместе.
– Мы сбежали, мы оказались здесь, я спас тебя. Этого мало?
– Мы с тобой оказались в одном поселении, ты прав. Поначалу это и мне не давало покоя. Но потом я решила, что это препятствие на пути к истинной любви. Наши линии пересеклись, но разошлись, – вспоминаю слова Ночи о параллелях.
– Для тебя я – препятствие? – он отталкивает меня.
– Я для тебя, а ты для меня. Если бы не я, то ты давно был бы счастлив с Арсенией. Ваши отношения… они слишком наигранны. Ты хоть понимаешь, как Арсения дорожит тобой?
Роман ничего не отвечает, а я и не жду – вместо этого устремляюсь домой. Роман спешит за мной.
– Ты с ним спала? – спрашивает он.
– Тебя это не касается.
– Тогда и со мной попробуй, – предлагает он.
– Ты о чем?
Мы заходим в дом. Я собираюсь повернуть налево, к лестнице, чтобы подняться на второй этаж, но Роман прижимает меня к стене:
– Тогда мне не стоит щепетильничать, – он склоняется надо мной, но я отвожу лицо в сторону.
– Отпусти, а то позову соседей, – шепчу сквозь стиснутые зубы.
– Разве тебе не нравится сила?
– Это глупость, а не сила.
Роман отпускает меня и отстраняется.
– Прости, – он приседает, прислоняется к стене и закрывает голову руками. – Я постоянно на грани. Как ты это выдерживаешь?
– Ты теперь Вершитель судеб. Отбрось то, что знал раньше.
– У тебя нет никаких сомнений?
– Есть, но скоро они разрешатся. Спокойной ночи.
Не знаю, долго ли он еще сидел там – не имеет значения. Я сказала ему то, что должна была принять сама. Я понимаю, что не смогу отказаться от Михаила. Да, во мне живут опасения. Но я готова отбросить их. Роман… он пугает меня. Если Вселенная решила соединить нас, то я препятствую этому.