Анастасия Декар
Чипированная. Код L-831
Глава 14
Дни несутся друг за другом, а я стараюсь привыкнуть к новому распорядку. Ранний подъем, работа в доме и огороде.
– Чего копошишься, дел невпроворот, а она все полет и полет, – торопит Добродея.
– А? – Я вытираю заляпанной перчаткой намокший лоб.
– Не «а», а заканчивай и умывайся, в лес за травами пойдем.
Я с усердием выдергиваю оставшиеся сорняки. Неужели мы выйдем в лес? Работа в огороде не казалось мне уже таким прекрасным занятием: там полей, тут прополи, это подрыхли, то опрыскай, а потом снова по кругу. Домой я почти уползала, но с каждым днем по утрам становилось легче разгибаться – и я даже заметила, как начали крепнуть руки.
– Закончила, – сообщаю Добродее, забегая в дом.
– И чумазая же ты, – охает Добродея. – Десять минут перерыва, и выдвигаемся.
В ванной я подхожу зеркалу, рассматривая себя. Плотная ткань надежно защищала кожу, но лицо успело подзагореть, несмотря на выданный Добродеей спрей, который должен защищать от прямых солнечных лучей. К этой широкой рубашке и шароварам с розовым платочком на голове я так и не привыкла. Каждый раз вздрагиваю, увидев отражение в зеркале. А Добродея наряд оценила, попросив Арсению пошить и ей такой же.
Намыливаю руки и ополаскиваю лицо – так намного лучше.
– А какие травы мы будем собирать? – спрашиваю Добродею, выходя из ванной.
– Багульник. Знакомо?
– Нет.
Добродея приготовила две корзины, в которых я заметила по бутыли воды, маске и по паре перчаток. На плече у нее сумка.
– Шляпу примерь, – говорит она, протягивая мне точно такую же плетеную шляпу, как у нее на голове, подвязанную ленточками.
Я надеваю ее, завязываю под подбородком:
– Удобно.
– Вуаль на лицо опусти – она пропитана гвоздикой, никакие комары и мошки не будут страшны. К болотистым местам пойдем.
– О, – вздыхаю я, принюхиваясь. – Так вот откуда этот запах булочек!
Добродея протягивает компактное устройство, на котором я замечаю кнопочку.
– Это тоже пригодится.
Нажимаю на кнопку, слыша громкий писк. Со двора раздается гавканье.
– Быстро выключи, – ругается Добродея. – В поселении не включай, всех домашних распугаешь.
– Извините, – убираю прибор в карман. – А что это?
Она объясняет, что это Отпугиватель, устройство для одиночных походов в лес: при включении он посылает сигнал, который животные улавливают и считают источником опасности.
Я уже решила, что рядом с поселением никого и нет, а тот вой, который слышала в лесу, случайность и только.
– Время идет, пора.
Добродея похлопывает меня по спине в направлении выхода из дома. Мы выдвигаемся в лес. Приходится пройти через все поселение, миновав мой дом.
– Для чего нам маска? – интересуюсь я, доставая ее из корзины.
– Багульник собираем в маске и перчатках, если не хочешь опять слечь с отравлением.
– О, – убираю ее обратно. – А зачем он тогда нужен?
– Если правильно все приготовить, то хорош от кашля, аллергий, зуда. Компрессы действенные. И в быту пригодится от разной мелкой живности.
Мы проходим к водопаду, удаляясь дальше. Постепенно почва становится более влажной, сосны сгущаются, скрывая солнечный свет, а потом мы выходим на склон, у подножия белый и розовый вдали.
– Какая красота, – восторженно охаю я. – Неужели эти цветы такие ядовитые?
– Розовые меньше будут, их даже в вазу поставить можно, но не в замкнутом пространстве. Не стоит, – предостерегает она.
Добродея останавливается, надевая маску и перчатки:
– Ты чего ждешь? – спрашивает меня.
Быстро повторяю за ней.
– Значит так, – начинает она. – Собираем ветви и цветы, аккуратно срезаешь ножницами, складывая в корзину.
– У меня нет ножниц, – показываю корзину.
– Держи. – Она достает из сумки, подавая. – Выбирай самый яркие, наливистые, плотные. Ступай к розовым. Корзину соберешь, возвращайся.
– Хорошо.
Меня догоняет отклик:
– И не копошись. Нам их еще надо успеть развешать.
Где мы их будем развешивать и как, я не знала, но большие две корзины займут не пять минут, следует поторопиться.
Оглядываюсь по сторонам, наслаждаясь нежностью красок. Не могу поверить в то, что багульник ядовит, но ослушиваться Добродею не решаюсь. Я собираю молча, в то время как Добродея напевает мелодию без слов, разносящуюся в округе.
По окончании сбора снимаю на секундочку маску – пряный древесный запах наполняет легкие. Не так уж и страшно, мне нравится. Натягивая маску обратно, плотно прижимая.
Оглядываюсь, рассматривая склонившуюся Добродею.
– Я закончила, – кричу ей.
Она выпрямляется, подпирая поясницу ладонью.
– Прыткая, – хвалит она. – Жду тебя, подсобишь. И по дороге белых насобирай.
Возвращаюсь, выискивая белый багульник. Некоторые кажутся особо сочными – срезаю их. Когда я подхожу к Добродее, она откладывает свою корзину в сторону, заглядывая в мою:
– Покажи-ка, чего ты там нарезала?
Она перебирает стебли.
– Одобряю. – И забирает белый багульник. – Можно сушить.
– И вы каждый год его собираете?
– Каждый, небольшими партиями.
– Почему сразу нельзя собрать на пару лет?
– Так и хранится он всего три года. Самый действенный – всегда свежий. От того и хожу каждый год.
– Нас в Системе не лечили травами, – потираю шею.
– Откуда ты знаешь, чем лечат вас?
– Багульникам тоже? – охаю я, прикрывая рот рукой.
Добродея резко отталкивает мою ладонь от лица:
– Куда тянешься? Совсем из ума выжила?
– Ой.
– Ой ей. Внимательнее надо быть. Как я тебя одну отправлять-то буду?
– Извините, я буду стараться.
– Перчатки снимай, за ручку аккуратно держись. И ничего больше не трогай. Поняла?
Сняв с себя защиту, Добродея уводит нас с поляны.
– Часть растительного лекарственного сырья поставляем мы и другие поселения. В Системе лаборатории, а у нас знахари. Одни и те же травы, только по-разному переработаны, – Добродея отвечает на вопрос.
– Сколько же нам раз придется набрать багульника? И как вы раньше справлялись одна?
Я замираю, подсчитывая объемы.
– Не переживай, Система не только органикой лечится. И поставщиков достаточно. Это мы уж для своих нужд собираем.
В поселении я замечаю Романа, идущего нам на встречу. Все заверения Арсении, что я выгляжу отлично в рабочей одежде, забываются. Роман тоже из Системы, и для него эти шаровары вовсе незнакомы. Я хочу скрыться, но Добродея уверенно шагает вперед.
Роман приветствует нас, а я поднимаю корзину перед собой, хотя бы частично скрываясь за ней.
– Давайте помогу, – говорит Роман.
Добродея отдает ему корзину, свою я продолжаю крепко удерживать.
– Ты чего? – спрашивает Роман.
– Мне не тяжело, – пытаюсь выкрутиться.
– Куда прижимаешь? – охает Добродея.
Склоняю голову. Роман подпихивает меня плечом:
– С тобой все хорошо?
Добродея подходит ближе и пытается заглянуть в глаза:
– Голова кружится?
– Все в порядке. Нам стоит поспешить, работы много.
– Я на сегодня закончил, могу помочь, – подмигивает Роман.
– Хороший парнишка, идем с нами, – улыбается Добродея. – Лесия, ты же не против?
А что я? Я не могу сказать, что против, будет нехорошо. Приходится принять предложение.
Роман без устали рассказывает про высадку свеклы и роботов, которые сами вносят семена в почву, а Роман идет следом, проверяя точность. Даже немного грустно стало – я так упариваюсь в огороде, а он за роботами ходит.
– Ты осторожнее будь. Багульник ядовитый, а ты так корзинами размахиваешь, – делаю ему замечание. О Великие Оракулы, это так приятно – поучать кого-то!
– Не ожидал, – удивляется Роман.
– Рассказывайте, молодые, как адаптация проходит? – спрашивает у нас Добродея.
– Нормально, – пожимаю плечами.
– Хорошо, – улыбается Роман.
Интересно выходит – недавно он прибегал ко мне, наговаривая на Вершителей судеб, и переживал о будущем, а сейчас так легко отвечает на вопрос.
– Ты уверен?
Он выразительно смотрит на меня:
– Лесия, удаление чипа… это было не просто. Разве для тебя не так?
– Не знаю…
– Ты понял, что Система осталась в прошлом? Как и все то, что было тебе известно до этого. Все близкое и родное, – подсказывает Добродея.
– Да, – шепчем с Романом одновременно. Он даже придвинулся ко мне.
– Постепенно вы наживете родное и близкое здесь. Не живите прошлым. Отпустите. Ой, так можно заплутать в нем, что и будущее не наступит, – советует Добродея.
Она права. В поселении мне не приходится скрываться. Я задаю любой, ну, почти любой, вопрос, который приходит на ум. Несмотря на усталость от работы, мне нравится возиться с растениями и узнавать новое. К тому же, если до этого Добродея справлялась со всем сама, то и я смогу окрепнуть.
– Иногда я вспоминаю дом, родителей и Оракулов, – признается Роман.
– Это нормально, – успокаивает его Добродея. – Никто не говорит вам забыть – это невозможно. Но постоянно думать об этом, сравнивать, копаться, сомневаться – это не сделает вас Вершителями судеб. И тогда вы не сможете остаться здесь…
– А что тогда? – спрашиваю я.
Впереди виднеется дом Добродеи.
– Единственное место, где нет различий между нами – тюрьма. В ней Вершители судеб и жители Системы равны, – говорит она.
– Я не знал, – шепчет Роман.
Я не могу подобрать слов.
– Чего вас так это удивляет? – смеется Добродея. – Для заключенных нет никакой разницы, кто с ними. Они живут изолированно.
– Но откуда вы все это знаете? – не понимаю я.
– Потому и знаем, что не можем молчать и везде суем свои носы. Но надо осторожно это делать, чтобы не оторвали.
– Оракулы могут оторвать… нос? – охает Роман, прикрывая ценный орган рукой. С корзиной это выходит не очень удачно.
– И ты туда же, – ругается Добродея, отталкивая руку Романа от лица. – Ручки же все перелапаны. Дома – сначала умываться, потом на чердак. Почти пришли.
Добродея поднимается по крыльцу, заходит внутрь.
– Умываться. Ты, – указывает на Романа, – потом на чердак поднимайся, там развешивать будем. Ты, – указывает на меня, – с ним иди, а я еще перчатки и нить возьму, – руководит Добродея.
Быстро умывшись и помыв руки, поднимаемся наверх. Роман ставит корзины на пол и облокачивается об стену, рассматривая меня:
– Веселенький костюм, – улыбается он.
За разговорами я уже и забыла, что волновалась из-за этого.
– Идеальный для работы. Добродеи такой же шьют, – отвечаю с поднятой головой. Пусть только попробует посмеяться!
– А что я? Я ничего, – продолжает улыбаться Роман. – Необычно.
– Практично. – Я показываю ему язык.
– Ты что делаешь?
– Язык показываю.
– Зачем?
– Паша с Гришей, братья Арсении, так делали, когда спорили между собой. А сейчас… оно как-то само.
Роман показывает язык в ответ:
– Вот так?
– Да.
– Я не видел, чтобы Вершители судеб так делали при споре. Наверное, это что-то детское.
Я пожимаю плечами и киваю. Несколько раз. Явно что-то нервное.
– На озеро хочу, пойдешь со мной сегодня? – спрашивает Роман.
– В другой день, – прошу я. Только озера мне сегодня еще и не хватало.
– Сильно устаешь?
Роман берет меня за руки, поглаживая большими пальцами ладони.
– По-разному. Привыкаю. А ты только и делаешь, что следишь за роботами?
– Нет, – хмыкает он. – Приходится этих роботов осматривать, что-то подкручивать, ремонтировать. И по домам отправляют, у кого гардина отвалилась, у кого дверь просела, и поехало…
– Тогда я спокойна, – улыбаюсь своим мыслям.
– Заждались меня? – спрашивает Добродея, поднимаясь на чердак. – Чего это в проходе встали?
– Ничего, – говорю я.
Мы отходим в сторону, пропуская Добродею.
– Сначала смотрим, потом делаем, – говорит она.
Добродея привязывает веревку от одной трубы к другой, растягивая по всей длине чердака. Затем, надев перчатки, она формирует небольшие пучки из багульника, связывает у основания и подвешивает к веревке на сушку.
– Делаем, – разрешает она.
Через полчаса весь сбор развешан.
– Славно, очень славно, – Добродея рассматривает проделанную работу. – Роман, благодарю тебя.
– Ты идешь? – спрашивает Роман.
Снизу слышится удар во входную дверь и окрик: «Есть кто?»
– Иду, – протяжно кричит Добродея.
Она спускается вниз, мы следом.
– На что жалуешься, Федор? – начинает она с порога. – Ступай Роман, нам с Лесией еще поработать надо.
– Не жди, – говорю Роману, выдыхая.
Я сажусь за стол, готовая запоминать.
– Лесия, да руки после багульника кто мыть будет? – не унимается Добродея.
– А вы? – задаю встречный вопрос.
– Я лицо руками не подпираю, – машет пальцем.
Приходится снова умываться. Когда я возвращаюсь, Федор – продавец из мебельного магазина – сидит на кровати.
– Долго же ты, – говорит Добродея, удаляясь.
Пока она моет руки, еще раз благодарю Федора за мебель.
– Если что сломается, не стесняйся, обращайся – отремонтируем мигом.
– Спасибо вам.
– Ты говоришь, колено ударил? – выйдя из ванной спрашивает Добродея.
– Да, оступился и как тресну, – жалуется он.
– Оголяй, – велит она. – Лесия, иди сюда.
Я подхожу ближе.
– Смотри, нога сгибается, особых болей нет. Небольшая припухлость допустима, главное, чтобы никакой жидкости внутри. В таком случает мазь: заживляющую номер один и пять – на утро и вечер чередовать. Для начала хватит, через три дня сама зайду. Ты ноге покоя дай.
– Чем отличаются эти мази? – спрашиваю я.
– Номер один, если ушиб свежий, – объясняет Добродея, доставая с полки баночки. – Она и обезболит, и воспаление снимет. Основа из петрушки и календулы. Номер пять – активно рассасывает, там подорожник и золотой ус. Ты пока по ложке с горсткой из каждой достань, а я раствор разведу.
– Что за раствор?
– Тоже противовоспалительный и обезболивающей. Сегодня можно, а завтра смотреть нужно. Слышишь, Федор, если завтра хуже будет, за мной посылай.
– Хорошо.
Федор внимательно следит за нашим разговором. Я наполняю две маленьких скляночки, а банки с мазью убираю на место.
– Ты один, или привел кто? – уточняет Добродея.
– Кирилл на улице топчется. Напарник, – уточняет он для меня.
– Лесия, зови его.
Я выглядываю во двор, вздрагивая. Кирилл сильно напоминает отца – мимолетом подумала, что вижу его перед собой.
– Ну как? – спрашивает он.
Момент упущен. Я так и не поняла, испугалась или обрадовалась. Наверное, то и другое, но чего больше?
– Проходите, пожалуйста, – приглашаю его.
Кирилл медленно заходит, вздыхая:
– Все плохо?
– Почему? – вопрос от Добродеи.
– А что? Нормально все? – удивляется Кирилл.
– Должно быстро пройти. Если нет, то дольше, – говорит она, отдавая Кириллу раствор. – И мази у Лесии возьми, проводишь хромого.
– Не меняешься, – смеется Федор, вставая с кушетки. – Я буду ждать тебя.
– Ну тебя, – улыбается Добродея.
Когда мужчины уходят, я решаюсь на вопрос:
– Федор, он вам нравится?
– И ты туда же. – Она смотрит на закрытую дверь. – Дружили раньше, да знаешь, как-то не срослось. Сложный у меня характер.
– Вы ему точно нравитесь. Он так на вас смотрел, – говорю я. – И у вас глаза блестели.
– Раньше не надо было, а сейчас куда уже? Чего на старости лет в молодость впадать?
– Не считаю, что поздно, – пожимаю плечами, принимаясь прибирать стол. – А раствор из чего?
– Скажем так, – она подходит, показывая на пустые капсулы, лежащие на столешнице. – Кое-что от Системы мы тоже используем. Очень эффективно они действуют.
– О, – новый поворот в лечении. – Так тоже можно?
– Нужно.
Добродея устало опускается на стул, покрутив плечами.
– На сегодня свободна. Завтра приходи к часикам десяти.
– Спасибо!
Я спешу в ванную, чтобы ополоснуться и переодеться в платье. Сегодня на мне бежевое платье в пол из плотной ткани с широким поясом – первое платье, которое появилось у меня в поселении. Кирилл, платье… я снова вспоминаю первый день здесь и ту радость, которая наполнила меня. Заплетаю косу, перевязывая лентой. Рабочую робу закидываю в машинку.
Когда я выхожу, Добродее в приемной комнате не оказывается. Она тоже, видимо, устала и пошла отдыхать. Не терпится и мне оказаться дома, но на улице ожидает очередной сюрприз – Михаил стоит возле ворот.
– Ты освободилась? – спрашивает он.
– Да.
– Тогда идем.
– Куда?
Глава 15
Я не видела его целую неделю после праздника Луны. Думать – думала, но не видела. И не искала встречи. А сейчас у меня единственное желание – поесть и оказаться дома. Хотя нет, это два желания.
– Хочу показать тебе одно место. Я не собираюсь тебя умолять, но лучше тебе согласиться.
– Ты угрожаешь? – Отступаю назад.
– Нет, – он зарывается рукой в волосы. – Лесия, просто пойдем. Я хочу с тобой поговорить.
– В другой раз можно?
– Ты не хочешь меня видеть? – Он подходит ближе.
– Я устала. – И даже спина моя в этот момент ссутулилась.
– Это важно.
Он смотрит на меня таким растерянным взглядом – я уже знаю, что соглашусь.
– Ты будешь вежливым? Я не готова терпеть твои намеки и колкости.
– Да, обещаю. Пойдешь?
Любопытство берет верх, и я соглашаюсь. Лицо Михаила озаряется улыбкой.
– Долго нам идти? – спрашиваю я.
– Минут десять. Тебе понравится.
– Очень на это надеюсь.
Я выхожу за ворота, замечая большую корзину.
– А это что?
– Увидишь, – загадочно улыбается он.
Михаил берет корзину, а меня окутывают ароматы еды. Живот урчит.
– Мы будем ужинать? – сразу уточняю я. Долго находиться рядом с припасами выше моих сил.
– Да, – он широко улыбается. – Уговоры надо было начинать с еды. Буду знать теперь.
Михаил подает локоть – я принимаю, сгружая на него часть веса.
– Ноги идут?
– Идут, – тяну я. – Пошли уже ужинать.
– Ты смешная.
– А ты обещал быть вежливым.
– Тогда мне лучше помолчать, – серьезно сообщает Михаил.
Он держит обещание. Мы проходим поселение, приближаясь к моему дому, а он так и не вымолвил ни слова. Мне нравится ощущать его рядом: приятное волнение рождается внутри. Интересно, о чем сейчас думает он? Я спрашиваю другое:
– Еще долго?
– Почти пришли. Ты устала?
Он останавливается, заботливо осматривая меня.
– Да. И от ходьбы усталость не проходит.
– Я бы предложил тебя понести, но ты же откажешься?
Киваю.
– Мы почти пришли. Тебе должно понравиться.
Я опять беру его под локоть. Мы заходим в лес, а дальше следуем по дороге к водопаду, но перед входом в ущелье поворачиваем в сторону. Тропинка поднимается вверх.
– Здесь придется идти по одному, – с извинительной интонацией говорит он.
– И ладно, – не понимаю его. – Я за тобой, веди.
– Осталось только подняться.
Я иду позади Михаила, который то и дело посматривает на меня.
– Осталось минут пять. Хочешь воды?
Он запускает руку в корзину, доставая бутыль.
– Да, спасибо, – с удовольствием выпиваю половину.
Мы поднимаемся выше, пока не оказываемся посреди плато, с которого открывается потрясающий вид: и на наше поселение, и на тот водопад, простирающийся под нами, и на верхушки лесов, среди которых я пробиралась до этого места. Непрошенная слезинка скатывается по щеке. Приходится отбросить ее в сторону, пока Михаил не заметил. Я не тепличный цветочек! Я смогу отпустить прошлое и стать Вершителем судеб! У меня и нет иного выбора – или я отпущу все то, что гнетет меня, или тюрьма, где все равны.
– Нравится? – спрашивает Михаил.
– Очень.
Я любуюсь пейзажем, пытаясь утихомирить нервы. Вдох. Выдох. Вдох.
Обернувшись, вижу, как Михаил расстилает покрывало, выставляя на него емкости с едой. Предлагаю помощь, но меня просят не мешать, а любоваться природой.
– Часто ты сюда приходишь? – Я присаживаюсь на покрывало.
– Раньше мы приходили сюда с братом. Когда его не стало, я почти перестал приходить.
– Соболезную твоей утрате.
Не представляю, каково это, неожиданно терять близкого человека. В Системе мы знаем, кто и когда уйдет. Мне хочется поддержать его, но я не знаю нужных слов. Лучше приму тактику Михаила – помолчать, чтобы не сказать лишнего. Или это моя практика в Системе?
– Он жив.
Михаил достает бокалы, наливая в них коричневую жидкость.
– Ты же так и не попробовала квас? – спрашивает он.
– Пока нет.
Я беру бокал и делаю глоток под внимательным взглядом.
– И как?
– Вкусно, – с удовольствием отвечаю я.
– Мне надо понять, какая ты.
Михаил пристально смотрит на меня.
– Что именно ты хочешь узнать?
Особо скрывать нечего, поэтому я не боюсь его вопросов.
– Сначала ешь.
Мой желудок в восторге. Для каждого из нас выложен на блюдо большой кусок стейка с гарниром из запеченной картошки с грибами. В миске – гора зеленого салата с помидорами.
– Выглядит аппетитно, – сглатываю слюнку. – Ты сам все приготовил?
– Взял в столовой, – озорная улыбка освежает его задумчивый вид.
Михаил пододвигает ко мне тарелку и подает приборы.
– Спасибо.
Я отрезаю кусочек мяса и отправляю его в рот:
– М-м-м, как же это вкусно!
Михаил все это время наблюдал за мной, не приступая к еде.
– Есть еще лепешки. Будешь?
– Угу, – выходит с набитым ртом.
Я протягиваю руку. Он нежно протирает ее влажной салфеткой и вкладывает заветную лепешку.
Хрустящая краюха хлеба, свежие овощи, прожаренный стейк, прохладный квас.
– У тебя хороший аппетит, – улыбается Михаил и присоединяется ко мне.
Когда с едой покончено, я вытягиваю ноги и опираюсь на локти, любуясь открывающимся пейзажем.
– Ты запачкалась.
– Где?
Поворачиваюсь к нему. Михаил наклоняется, промокая мои губы салфеткой.
– Расскажи о Системе, – робко просит он.
Мне не хочется этого делать. И в то же время так хочется вспомнить о былом, не сильно любимом, но привычном.
– Правильный мир, – тихо начинаю я. – Все живут по установленным стандартам, отклонение неприемлемо. Я сама захотела покинуть Систему, но понимаю стремление Великих Оракулов. Мне показали некоторые кадры из жизни предшествующих поколений – страшно.
– В поиске нашего поселения ты могла погибнуть.
– Могла. И не могла. Великие Оракулы оглашают нам даты смерти… Если бы я осталась в Системе, тоже не умерла. Но и никогда бы не узнала себя и того, что кипит во мне.
Михаил начинает прибираться, складывая посуду в корзину. Я встаю с покрывала, чтобы помочь. Хмыкнув, он отставляет корзину:
– Предлагаю еще посидеть.
Я подхожу к краю плато и раскидываю руки:
– Я ощущаю себя птицей, у которой появились крылья.
– Надеюсь, ты понимаешь, что не умеешь летать, – осаждает он меня.
– Ты тянешь меня к земле. Зачем?
Я возвращаюсь к нему, усаживаясь на плед.
– И что же в тебе кипит? – спрашивает Михаил.
– Жажда.
Он протягивает стакан кваса.
– Не смешно, – однако я невольно улыбаюсь его шутке.
– Так объясни, – голос Михаила серьезен.
Я не принимаю стакан, поэтому он сам делает несколько крупных глотков.
– Понимаешь, мы живем по плану. Он гарантирует счастливую жизнь, лишенную горечи… Вместо того чтобы идти по выбранному пути, меня одолевает множество вопросов. Мне хочется испытать яркие ощущения. Мне хочется открыться этому миру. – Я заглядываю ему в глаза. – И я принесла горечь родителям. В Системе есть эти эмоции, но их скрывают, не называют. Или это я причина того, что родители испытали все это?
– Ты не должна винить себя. Ты хотела быть счастливой, как и они. У вас разное счастье.
– Разве ты смирился с уходом брата?
– Не твое дело, – шипит он.
– Ты обещал…
– Извини, – перебивает меня. – Не смирился. Довольна?
– Нет, – обхватываю себя руками. – И я не могу смириться, что оставила родителей.
Он наклоняется ко мне ближе.
– И все же не стоило тебе сбегать. Вышла бы замуж, общалась с родителями. Тебе же тяжело здесь. Будешь отрицать?
– Ты не понимаешь, – хмыкаю я. – Там я была заперта, а здесь свободна. Мне тяжело, но я учусь, привыкаю. Замужество? Я хочу сама сделать выбор. Я хочу влюбиться, по-настоящему, не по необходимости, а по желанию.
– Ты уверена, что сможешь сделать выбор без подсказок Великих Оракулов? Или побежишь к ним, как она? – его лицо совсем близко.
– Как кто?
Сердце начинает стучать чаще, от волнения провожу рукой по волосам: на ветру они сильно растрепались. Михаил улыбается своим мыслям, отстраняясь от меня.
– Она пришла сюда, такая нежная и ранимая. Мой брат поддался ее чарам, попал под пелену ее сладкой лжи. Она вступила с ним в добрачную связь.
Он снова пристально смотрит на меня, следя за реакцией:
– Ты же знаешь, что у нас это не запрещено?
– Не знала, – я краснею, потупляя глаза.
– Когда он сделал ей предложение, она испугалась. Мой брат мог оказаться ошибкой! Провести с ним время, коротая скуку, она могла, а вот строить ли совместную жизнь, сомневалась, – жестокая усмешка искажает черты его лица. – Она сбежала обратно, а за ней пошел мой брат. Вот и все, больше их нет.
– Ты сказал, что твой брат жив.
– Покинув наше поселение, он отрекся от всех нас… Если мы знаем о вас, сохраняя свой уклад, то в Системе про нас даже предполагать не должны. Вы не поймете нас.
– Но я другая…
– Посмотрим, – Михаил умолкает.
Я жажду продолжения:
– Что с ними сделали?
– Ты любопытна, – он отводит взгляд в сторону.
– Если не хочешь рассказывать, я пойму.
– Да нет, наоборот… это и странно.
– Почему?
– Я хотел узнать о Системе, о тебе, а не рассказывать самому.
– Тебе просто надо поделиться, – я касаюсь его плеча.
– Это жалость? – Он смотрит на мою руку, но не стряхивает ее.
Я закрываю глаза, стараясь описать ощущения:
– Мне хочется поддержать тебя, помочь разделить эту ношу. Я чувствую твое смятение. Это жалость?
– Не похоже.
– Тогда что это?
– Сострадание, сочувствие, называй как хочешь.
Он накрывает мою руку своей ладонью.
– Поделишься? – шепчу я. Кажется, если говорить громко, то окутавшее нас чувство тепла испарится.
– Ты же не отстанешь, – легкая улыбка сближает нас.
Я придвигаюсь к нему.
– У нее чип так и не удалили в поселении, зато в Системе Филиппу ввели под кожу ту субстанцию, которая живет внутри каждого из вас, и установили чип, – он берет меня за руку, рассматривая узор. – О чудо, мой брат оказался ее суженым, согласно вашим благословенным созвездиям. Его оставили с ней, придумав историю с переводом из другого города. Им запретили возвращаться сюда. Я потерял брата.
Сестра Романа была той девушкой, без сомнения. Я обещала Роману сохранить тайну, однако я знаю больше, чем Михаил.
– Ты никогда не думал, что следовать за этой девушкой и остаться в Системе – это тот выбор, который твой брат сделал сам, по собственному желанию?
– Мой брат там. Вершитель судеб ушел в Систему! Она чуть не погубила всех нас, ведь если Вершитель судеб может жить в Системе, то зачем им оставлять нас. Мы выставляли себя «другими». Но Филипп! Если бы не эта дрянь… Они не трогают нас, но наше положение шатко. Система и сама может заняться сельским хозяйством. – Он слегка сдавливает мое запястье. – Я не хочу повторять судьбу брата.
– Ты о чем? – свободной рукой разжимаю его пальцы.
– Забудь, – он молчит.
Новый порыв ветра взъерошивает волосы. Провожу пятерней вместо гребня, после чего принимаюсь плести косу. Михаил поднимается на ноги, заходит мне за спину и опускается на колени:
– Можно я помогу?
– Да, – я опускаю руку.
Михаил бережно перебирает пряди:
– Красивые волосы… Я скучаю по брату. Жаль, что его нет, – на последней фразе он немного резче, чем следовало, натягивает прядь.
– Не говори так, словно он умер. Он жив, это главное. На свободе, с любящей женой. Счастлив. Почему ты не можешь порадоваться за него?
Протягиваю ему ленту, чтобы он завязал ее на кончике косы.
– Ты первая, кто так об этом думает. Я не буду говорить, что ты права, – на грудь опускается коса, а Михаил поднимается на ноги. – Ты влюбилась в Романа?
От неожиданного вопроса я запрокидываю голову, чтобы увидеть его. Михаил навис надо мной, выжидая ответа. Он напряжен. Я смотрю ему в глаза:
– Мне он нравится, но… я не люблю его.
Михаил кивает, принимая ответ. Я вижу, как его тело расслабляется.
– Пойдем домой? – спрашивает он.
– Да.
Михаил убирает все в корзину, и мы спускаемся. Он все время поддерживает меня за руку, чтобы я не оступилась и не упала.
– И все-таки мне кажется, ты что-то скрываешь, – подозрительность Михаила никуда не пропала.
– Мне нечего скрывать.
– Тебе точно нравится работа?
Я рассказываю все в подробностях. И о том, как устаю, и как горжусь собой, когда у меня начинает получаться лучше. Захлестнутая волной впечатлений, я и не замечаю, как мы подходим к дому. В конце концов я так разоткровенничались, что даже рассказала о своей тоске по живописи.
– В магазине Арсении ты найдешь отличные холсты и краски, – советует Михаил.
Я благодарю его за чудесную прогулку, и он уходит.
Михаил ведет себя сухо, но я чувствую его заботу, пускай такую неумелую. Но зачем он заботится обо мне? Теперь я знаю, с чем связана его нелюбовь к пришлым, но я не понимаю одного – он пытается через меня сблизиться с братом, или здесь есть что-то иное? Неужели его тоже тянет ко мне?
На первом этаже встречаю Романа:
– Привет, а я как раз к тебе заходил. Ты чего так поздно? Совсем измучилась?
– Решила поужинать после работы вне дома. И знаешь, у меня такой прилив бодрости и сил! – Я не рассказываю ему про Михаила.
– Тогда сходим к озеру? Или можно пройтись по округе?
– Не сегодня, – извиняющимся тоном произношу я. – На следующей неделе я хочу устроить новоселье, надо довести в квартире все до ума.
– Нужна помощь? – с сомнением спрашивает Роман. – Долго ты возишься с устройством.
– Я перекрасила несколько стен. Стены! – озаряет меня идея. Я скучаю по живописи, и что мешает мне разрисовать их? – Мне срочно нужны кисти и краски. Ты еще хочешь прогуляться?
– В магазин? Ты время видела?
– И что же делать? Я не могу ждать до завтра…
– Пошли в мастерскую. Кисти там точно есть – обычные, малярные. Краски… белые точно видел, может, черные отыщем. Подойдет?
– Конечно! Я сделаю наброски, а все остальное докуплю завтра.
Мастерская оказывается просторным помещением с высокими потолками: тракторы, роботы, запчасти и много еще каких-то инструментов.
Роман открывает один из ящиков:
– Кисти здесь.
– А зачем они вам? – спрашиваю я, выбирая нужное.
– В хозяйстве ничего не красят? Пойдем краску отыщем.
– Хотя бы маленькую баночку, я завтра все тебе верну, – обещаю ему.
Вместо черной мы находим синюю, в цвет стен, белая тоже есть. От восторга крепко обнимаю Романа, звонко целуя его в щеку:
– Ты спас меня!
– Опять, – он не разжимает объятия.
– Идем домой?
– Да.
Роману приходится отпустить меня.
– А что ты удумала-то? – спрашивает он.
– Я хочу разрисовать стены в гостиной, – торжественно сообщаю я. – Поторопись!
Он берет спасительные материалы для творчества. Мы закрываем мастерскую и выходим на улицу.
– Если потребуется помощь, зови.
– Спасибо, не переживай, я сама справлюсь, – уверяю я.
– Понятно, – хмуро отвечает он.
– Ты чего? Потом придешь на новоселье и посмотришь, не хочу портить впечатление набросками.
– Хорошо, – но его улыбка кажется мне неискренней.
Он помогает занести краску в квартиру.
– Спасибо огромное! Завтра все верну.
– Я встречу тебя после работы, чтобы ты не тащила тяжести.
– Хорошо, спокойной ночи! – я обнимаю его на прощание и одновременно подталкиваю к двери. – Ну все, мне уже не терпится начать! До завтра.
Я закрываю за ним дверь и приступаю к творчеству. Добродея разрешила прийти позже, а значит, несколько часов в запасе есть. И я даже успею поспать. Для начала надо переодеться во что-то ненужное, но такого нет. Выбираю пижаму: по крайней мере, это самый дешевый из моих нарядов.