Анастасия Орлова
Сквозь дебри и пустоши
Глава 3
Маленький, наполовину самодельный микроавтобус был там, где Берен видел его в прошлый раз: в самом тёмном закутке подземной парковки госпиталя, у дальнего выезда, которым никто не пользовался – слишком неудобно он располагался.
Жёлтые помятые бока фургона погрызла ржавчина, между водительским окном и зеркалом заднего вида выросла паутина.
«Когда сказали, что двоюродный дед оставил мне машину, – скептически протянула Аркадия, разглядывая фургон, – я уж было подумала, что это действительно… машина! А не этот уродец».
«Туристический микроавтобус, чем тебе не нравится? – с улыбкой в голосе возразил Берен. – Почти дом на колёсах, в наше время вещь полезная. Да и лето впереди, у тебя отпуск».
«Кровать на колёсах! – хмыкнула Аркадия. – И слишком большая для меня одной. Тем более – в отпуске. – Не отворачиваясь от машины, она многозначительно скосила глаза на собеседника: – Но вот если бы ты составил…»
«Можешь продать его, если не нужен», – перебил Берен.
Аркадия досадливо поморщилась: долго этот несносный егерь будет прикидываться, что не понимает намёков?
«Нет уж, пусть догнивает свои дни здесь, за больничными мусорными контейнерами!» – ядовито отчеканила она.
«Бедный», – посочувствовал фургону Берен.
«Забирай, если понравился. – Аркадия провернула надетое на указательный палец проволочное кольцо с ключом зажигания. – Я вижу, у тебя какая-то особенная любовь к побитым жизнью экспонатам. – Она выразительно глянула на Макса, воротником лежавшего на широких плечах Берена, свесившего ему на грудь медного цвета протез. – А мне пора к пациентам».
На парковке творилась суматоха, уже приехали пожарные и гвардия, но в «помойном аппендиксе», как называла этот дальний закуток Аркадия, никого не было. Берен закатил свой байк в фургон, пристроил в зазоре между стенкой и топчаном, служившим кроватью предыдущему владельцу, сел за руль.
– Только заведись, парень, – негромко попросил он, вставляя ключ в зажигание, – всё ж лучше, чем здесь ржаветь.
Фургон встрепенулся, словно стряхивая с себя сонное оцепенение, чихнул и заурчал.
– Вот и молодец! – похвалил Берен, давя на педаль.
Когда он вернулся к месту аварии, Тамари всё ещё была без сознания. Отправив Эльсу с Максом в фургон, он вытащил её из машины. Тамари показалась ему почти невесомой – сухая веточка, которую страшно сломать неловким движением. Непредсказуемая, смертоносная тварь…
Берен на мгновение замешкался, прежде чем перенести её на переднее сиденье фургона и пристегнуть ремнём безопасности. Опасливо покосился на стрелку адреномера, показывающую уровень лекарства в помпе. Он не особенно разбирался в этой штуке и не слишком доверял «спасительной» жиже в ней, но навскидку лекарства было достаточно. Хватит, даже если она разнервничается, очнувшись в незнакомой машине. Не бросать же их одних посреди дороги, в конце концов!
Первое, что ощутила Тамари, придя в себя, саднящая боль над бровью и яркий свет, жгущий глаза даже сквозь закрытые веки. Зашипела, когда тонкие пальцы нащупали на лбу ссадину. С трудом разлепила ресницы.
– Как ты себя чувствуешь, Тари? – деловито спросил тоненький голосок Эльсы.
Девочка стояла у раскрытой автомобильной дверцы, положив ладошку на колено Тамари. И макушка Эльсы была до странности низко…
– Чёрт! – Тари сообразила, что перед ней нет руля, и вообще она сидит в чужой, незнакомой машине.
Место водителя пустовало, но у отворённой двери с каменным лицом стоял одноглазый приятель Аркадии. Его поза казалась спокойной и даже расслабленной, а двустволка в руке была опущена, но…
– Чёрт… – вновь выдохнула она, уже едва слышно: на ременной пряжке мужчины красовалась эмблема отряда зачистки.
Как Тари не заметила её раньше, ещё в госпитале?! И Аркадия умолчала о том, что предмет её безответной страсти – тваремор, – хороша подруга!
– Всё в порядке, – поглаживая Тари по коленке, ласково пропела Эльса, – он помог нам.
Тари подумала, что этот «помощник» при необходимости снесёт ей башку не размышляя, как и любой из таких. Спокойствие тваремора обманчиво, а на выстрел ему понадобится меньше секунды.
– Берен хороший, – вновь подала голос девочка.
– И отлично помнит инструкции на случай дестабилизации, – сквозь зубы процедила Тамари, сверля его взглядом. – Прям готов к труду и обороне!
– К обороне не хотелось бы, – спокойно ответил Берен. – Не при ребёнке. Не разгоняй себе адреналин.
– Пф-ф, не понадобятся твои профессиональные навыки! – фыркнула она. – Ничего не случится, с этой штукой осечки исключены, – Тари показала ему адреномер на своей руке и вылезла из фургона.
Изобразить пренебрежение у неё получилось почти достоверно, вот только дрожащие колени в образ не вписывались.
– Где моя машина?
– Осталась на месте аварии, – не спуская с неё настороженного взгляда, Берен протянул ключ, – этот фургон вместо неё. Ваши вещи сзади. Я заберу свой байк, и можете ехать.
– Ещё не хватало мне встрять где-то на угнанной тачке! Сейчас всех проверять будут из-за госпиталя.
– Не встрянешь. Это мой фургон.
Тамари подозрительно прищурилась, скрестив на груди руки. Нервная дрожь не проходила, а одноглазый так и стоял в паре шагов с протянутой ладонью, на которой лежал ключ. Ей не восемь, как Эльсе, чтобы поверить в то, что тваремор станет бескорыстно помогать таким, как она!
– До Виленска осталось чуть меньше тридцати километров, – холодно обронил он.
– Догадываюсь! – огрызнулась Тари.
– Он мог навредить нам, пока ты была в обмороке, – подала голос Эльса, – но он нам помог. Не уехал.
Тамари метнула на неё раздражённый взгляд, поколебалась ещё секунду и всё-таки взяла ключ.
– Ладно! Но я не стану искать тебя, чтобы вернуть фургон. Оставлю его на парковке госпиталя, идёт?
– Можешь оставить его себе.
– Обойдусь!
– На здоровье, – пожал плечами Берен.
Тамари смерила его колючим ежевичным взглядом.
– Ждёшь благодарности за то, что выскочил нам под колёса и угробил мою машину? – поинтересовалась она.
Берен усмехнулся себе под нос, прошёл к задней двери фургона за байком и, едва отворил её, как ему на плечо взлетело что-то рыжее.
«Лисица!» – удивилась Тамари, замерев у водительской дверцы.
– Что ж, желаю вам больше ни на кого не наехать. Хотя бы сегодня, – сказал Берен, выкатив байк на асфальт.
– Угу. А тебе – глядеть, куда едешь, – мрачно отозвалась Тари.
Она села за руль только тогда, когда он скрылся из виду. Облегчённо выдохнув, устало откинулась на спинку кресла. Заледеневшие, несмотря на тёплый день, пальцы всё ещё дрожали.
– Испугалась? – сочувственно поинтересовалась Эльса, дожидавшаяся тётку на пассажирском сиденье.
– Кого? Этого? С чего бы!
– У него значок твареморов. Я видела, как ты испугалась, когда заметила. Но Берен хороший. Он помог нам. И Гудвин сказал, что ему можно верить.
– Так! – Тамари положила руки на руль так резко, что фургон хрипло бибикнул. – Так! – повторила она, вздрогнув от неожиданного звука. – Во-первых, я никого не боюсь, тем более таких, как этот… – она тряхнула кудрями, не сумев сходу подобрать слово, подходящее новому знакомцу и подобающее для детских ушей. – Во-вторых, хватит выдумывать ерунду про всяких Гудвинов! Договорились?
Под требовательным взглядом тётки Эльса кивнула, и та наконец повернула ключ зажигания.
Несколько минут ехали молча.
– Папа говорит, когда тебе страшно, ты становишься ядовитей дихлофоса… задумчиво произнесла девочка, глядя в окно.
– Чего?!
Фургон вильнул, но сразу выровнялся.
– Это папа так говорит. И что в этом состоянии ты оказываешь невропаратическое… нервопралити… какое-то такое действие, – в общем, сильнее дихлофоса. Мне кажется, с Береном сейчас случилось как раз такое… нервопаралическое, вот.
– Господи, Эльса! – Тари закатила глаза. – Ты даже слов этих не понимаешь! И давай ты не будешь подрабатывать голосом моей совести, ладно?
– Но ведь друзья всегда говорят друг другу правду, даже если она не слишком приятная. Твои слова! – воскликнула Эльса.
– Ладно, детка, я хватила через край, когда это сказала. Иногда друзьям лучше промолчать. Особенно если один из них годится второму в дочери.
– А папа всегда повторяет: «Чтобы бороться со своими недостатками, о них нужно знать». Поэтому он говорит мне, если я поступаю нехорошо и не замечаю этого.
– Да, малыш, папа прав, но… – Тари замялась, задумавшись над ответом.
– Значит, если кто-то повёл себя дурно и не заметил, нужно сказать ему. Чтобы он не делал так больше, да? – не дождалась продолжения Эльса. – Тем более если вы друзья, а среди друзей принято говорить правду.
– Эли, милая, всё верно, но ты ещё ребёнок. Со взрослыми всё немного… иначе.
– Взрослым не нужно бороться с недостатками? – изумилась девочка, и её брови взлетели под выбившиеся из косички-колоска тёмные завитки. – Но так нечестно! Бороться с недостатками – это очень трудно! Нужно быть внимательным, и терпеливым, и… – с жаром перечисляла она, загибая пальцы. – И… и… много ещё чего! – закончила Эльса, запамятовав конец отцовской воспитательной лекции. – Почему детям достаётся всё самое сложное? – насупилась девочка, демонстративно скрестив на груди худенькие ручки и надув нижнюю губу.
– Не знаю, – может, чтобы из них вырастали хорошие взрослые? – улыбнулась ей Тари.
– Как мама?
– Да, малыш, – голос Тамари вдруг стал сухим и блёклым, словно старая папиросная бумага, как будто из него забрали все краски и эмоции.
Или сама Тари спрятала их поглубже, потому что знала, как больно режут эти тонкие прозрачные осколки воспоминаний о человеке, которого она безмерно любила и беспредельно ненавидела. Режут до крови, до слёз, до… обращения.
– Как мама, – эхом повторила она за девочкой.
– Тари! – вдруг закричала Эльса, и та, словно очнувшись, резко дала по тормозам, слишком поздно заметив, что дорога за поворотом на Виленск перекрыта.
Фургон остановился в паре сантиметров от патрульной машины, едва в неё не врезавшись.
– Лихачите, дамочка! – в открытое окно заглянула невысокая, чуть полноватая женщина в форме.
– Привет, Цора, – Тамари выдавила улыбку, бросив взгляд на свой адреномер: стрелка на шкале поползла вниз, отмечая расход лекарства, купирующего адреналиновый выброс. – Извини, заболталась с Эли.
– Как делищща, Кукла? – подмигнула она девочке. – Ох и раскувасила бы сейчас твоя тётка мне служебный транспорт! Ты что за ней не следишь, а?
– Здрасьте, тёть Цора! – разулыбалась Эльса.
– Вы из госпиталя? – посерьёзнев, спросила патрульная, глянув на разбитый лоб Тамари. – У нас уже всех на уши поставили. Говорят, смертник был. Успели хоть Куклу прокапать? – понизив голос, чтобы не услышал напарник, стоявший на противоположной обочине, продолжила она.
– Не полностью. Придётся ехать в Благоград, полученной дозы хватит дней на пять.
– Н-да, за пять дней местную больничку не наладят… Но и до Благограда неблизко…
– Поэтому и выехать придётся на рассвете. Сол даст кого-нибудь из своих в охрану.
– Охрана – это, конечно, хорошо, – протянула Цора, поставив локти на опущенное стекло водительской дверцы, – только вот из резервации вас не выпустят.
– Почему? – насторожилась Тари.
Патрульная бросила взгляд через плечо на напарника. Он даже не смотрел в их сторону, но она всё равно перешла на шёпот.
– Есть инфа, что смертник был из ваших… В смысле, с синдромом. Так что теперь, пока всех не перещупают, – кто что знает – Виленск будет закрыт на выезд. Неделю проковыряются – как пить дать!
– Ого, – Тамари озадаченно уставилась на свои бледные руки, всё ещё сжимающие руль.
– Так что смотри. Я, конечно, могу пропустить тебя туда. Но время пройдёт, лекарство кончится, а её, – Цора кивнула на Эльсу, – потом ещё как-то до Благограда везти.
«И если Эльса перекинется хотя бы раз, не видать ей ни операции, ни нормальной человеческой жизни», – закончила про себя Тамари.
– Там это, в кафехе на заправке есть телефон. Съездите, брякните Соломиру, – что скажет. Он отец всё-таки, пусть и решает. Велит вертаться, так с въездом проблем не будет. Монету тебе на автомат дать? У меня где-то двушки завалялись…
***
Берен сбросил скорость и свернул на лесную тропку, ведущую к егерской сторожке. Вчерашняя отрава и сегодняшние утренние приключения отзывались муторным туманом в голове и болью в разных частях тела. Да что там – практически во всех! Поэтому сейчас пределом его мечтаний было рухнуть обратно на матрас, но сначала – вылить на себя ледяной колодезной воды. Прямо так, из ведра, чёрт с ним, с душем и бойлером!
Он знал тропинку, по которой ехал, лучше линий на собственной ладони и не особенно следил за дорогой, пока краем глаза не заметил что-то непривычное: маленькую яркую вспышку над тропой. Берен остановил байк, погладил забеспокоившегося лиса, сделал несколько шагов к месту, где видел вспышку, медленно и бесшумно.
– Твою ж лесную лисью… – едва слышно произнёс он, разглядывая натянутую меж двух стволов струну.
Натянутую так, что, если бы не пробившийся сквозь ветки луч солнца, на миг вызолотивший её яркой вспышкой, лежать бы Берену сейчас здесь с перерезанным горлом. Кому-то другому (хотя кому тут ездить, кроме егеря?) струна пришлась бы в область губ или даже лба. Но сидящему на мотоцикле Берену – ровнёхонько под кадык. Его поджидали. Знали и его рост, и транспорт. И приготовили подарки. Струна – лишь один из них. А «даритель» по-прежнему горяч и до сих пор делает ошибки, спасающие жизнь его жертве.
«Однажды ты согласишься с тем, что я принял единственно правильное решение. Или твоя ненависть всю жизнь тебе отравит».
«Однажды ты поймёшь, что облажался! И вот тогда чувство вины выпотрошит твою душу, и ты сам влезешь в петлю!»
«Этого не случится».
«Тогда я́ убью тебя! Найду, куда бы ты ни заныкался, и убью! Даю тебе слово, Берен!»
Всё так же бесшумно егерь вернулся к своему байку и развернул его обратно к шоссе. Восемь месяцев! В этот раз – целых восемь месяцев! Последние два Берен даже думал, что зря таскает всё самое необходимое при себе, в мотоциклетных кофрах: его не отыщут в этой глуши, либо просто бросили искать. Оказывается – нет.
Чтобы лишний раз не шуметь, он катил байк до самого асфальта и завёл мотор только на шоссе.
– Что ж, Максимилиан, возвращаться нам нельзя, – негромко сказал лису. – Будем искать новое место… А пока неплохо бы найти хотя бы таблетки.
Глава 4
Берен повернул в сторону госпиталя и по пути заехал на бензозаправку. Вытащив из внутреннего кармана куртки сложенный в несколько раз листок (такой старый, что на местах сгибов бумага уже протёрлась), он направился к телефонной будке, притулившейся рядом с призаправочным кафетерием. Макс, отстёгнутый от своего «штурманского» места на байке, улёгся хозяину на плечи и притих, словно на охоте. В телефоне-автомате ему было скучно, но если хозяин зайдёт выпить кофе, лис не упустит возможности наколядовать себе кусочек булочки. Не у хозяина (который мучным баловался редко), так у буфетчика.
Берен расправил потрёпанный листок и принялся по очереди набирать написанные на нём телефонные номера. Нажимая на рычаг после разговора, с каждым разом всё больше мрачнел. Нужного ему лекарства, блокирующего сознание, нигде не было. Нигде, кроме аптеки, номер которой был в списке последним. Она находилась в Благограде – госпитальном городке. Там же, где и центральные пункты контроля и лечения многих мутаций, и главная картотека – база всех пациентов, поставленных на учёт у мутологов.
Берен достал из кармана пузырёк из тёмного стекла, на дне которого тихо звякнула последняя таблетка. Подумал, побарабанив пальцами по телефонной трубке, повешенной на рычаг.
Благоградские аптекари – народ бдительный. Незнакомый одноглазый мужик со шрамом на пол-лица и рецептом на такие забойные пилюли наверняка вызовет у них подозрение, будет проверен по базе и останется без лекарства. Ещё и от охраны придётся удирать… Но это – меньшая из проблем. Как и несколько бессонных ночей подряд, если блокаторы достать всё-таки не удастся.
Самое неприятное – делить своё сознание с очередной тварью, которая заставит проживать её боль и ужас, загонит их в душу Берена, словно грязные занозистые щепы, как только он вымотается настолько, что уже не сможет сопротивляться сну.
Берен вышел из автомата, пересчитал оставшуюся мелочь. Лисица терпеливо следила за каждым движением с его плеча.
– Макс, булочку будешь?
– Ах? – не поверив своим ушам, переспросил лис.
– Булочку? Макс будет булочку?
Егерь на ощупь потянулся к лисьему загривку, чтобы дружески его потрепать, но в его ладони оказался сначала пушистый хвост, а потом металлическая задняя лапа. Одна из настоящих передних, оступившись, чувствительно царапнула Берену шею за ухом: обрадованный Макс отплясывал на хозяйских плечах танец торжества и предвкушения.
– Ну всё, дружок, пригаси свою ламбаду, пока не свалился, – сгорбившись неестественным образом, чтобы не нарушить хрупкое равновесие танцующего лиса, Берен двинулся ко входу в кафетерий. – Мне кофе, тебе булочку. Целая булочка, приятель, представляешь? И вся тебе!
– Ихи-хи-ур-мрр! – тихонько ворковал лис, из последних сил сдерживая восторженный визг: он помнил, что шуметь здесь не позволяли.
Назвать кафетерием три одноногих круглых стола с обшарпанными столешницами и двумя металлическими табуретами под каждой из них язык не поворачивался. Даже сама забегаловка стыдилась так себе льстить и сбросила с вывески одну из громоздких, но уже давно перегоревших букв, превратившись в «КАФЕТ РИЙ».
Да и кофе был дерьмовым, под стать посеревшему от времени щербатому бокалу и общей неуютной атмосфере, но в минуты, когда где-то в области солнечного сплетения просыпалась тьма, заволакивая всё вязким холодом, Берену помогал только он. Обжигающий кофе и шутливо-кусачее нежничанье сытой лисицы, забравшейся на колени.
Нужно ехать в Благоград. Шансов обналичить рецепт в тамошней аптеке мало, но других вариантов и вовсе нет.
Берен отпил из замызганного бокала местной горьковатой бурды, похожей на кофе лишь цветом. «Это даже не цикорий, а какой-то особый сорт извращения», – раздосадовано подумал он, отворачиваясь к окну и рассеянно поглаживая свернувшегося на его коленях лиса. Настоящий кофе, конечно, уже нигде не отыскать. Под его видом давным-давно продавался цикорий, и некоторые приноровились варить его вполне сносно. Но, увы, не местный буфетчик.
Мимо окна проплыло что-то знакомое, жёлтое в ржавых подпалинах. Фургон! Микроавтобус припарковался, из него вышла Тамари. Какого чёрта она вернулась?
Берен проводил её взглядом до телефонной будки.
Говорила Тамари долго – успела потратить три или четыре монеты. Точнее, говорили в основном ей, а она молчала, нервно накручивая на запястье длинный, похожий на растянутую пружину телефонный шнур. Она кивала, и с каждым кивком на её лице всё отчётливей проступали растерянность и страх. Она повесила трубку на рычаг и ещё долго держалась за неё, опустив голову и зябко обхватив себя свободной рукой, словно пыталась утишить разыгравшуюся внутри бурю и боялась, как бы эта буря не сбила её с ног. Ни следа прежней спеси и дерзости, ни намёка на хищную «вторую суть» грапи. Просто напуганная, забившаяся в угол птичка. Аркадия права: без когтей и перьев грапи кажутся вполне себе славными. Настолько, что даже хочется им помочь. Но только если ни разу не видел, в каких тварей они перекидываются…
***
Тамари глубоко вдохнула и медленно выдохнула, чуть отстранив от лица телефонную трубку, чтобы собеседник на том конце провода не слышал подкравшегося к её горлу отчаяния.
– Сол?
В её низкий полушёпот нечаянно вплелась срывающаяся хрипотца, которая с потрохами выдавала и смятение Тамари, и её чувство беспомощности.
– Что ты хочешь услышать от меня, Тари?
В голосе собеседника улавливалось едва заметное раздражение. Нет, конечно же, это всего лишь беспокойство за них. Соломир тоже расстроен и даже наверняка больше неё самой (ведь невозможность помочь куда мучительней, чем пусть опасная, но возможность), однако… он не заметил эту предательскую хрипотцу, её невольную мольбу о помощи. Никогда не замечал.
– Не знаю, – прошептала Тари, зябко обхватив себя свободной рукой.
Намотанный на запястье провод натянулся и больно врезался в татуированную кожу.
– Не знаю, Сол. То, что у нас нет другого выхода, я пони…
– Он есть, – голос спокойный и по-деловому прохладный. – Возвращайтесь домой, Тари. Это не приговор, – может быть, всё ещё обойдётся… Даже если Эли вычеркнут из списка… Живёшь же ты как-то без операции!
«Хреново живу!» – мысленно рявкнула Тамари, но вслух лишь произнесла:
– Это не выбор.
Молчание. Тихое механическое потрескивание в трубке. Процарапанное на стенке над телефоном множеством чьих-то нервных движений «Лексий – лох». И глубокомысленное карандашное «не слушай своих демонов» – чуть ниже.
– Ехать туда очень опасно. В первую очередь для тебя, Тари, – голос на том конце провода гладкий, как стекло, и такой же прозрачно-холодный. – Я не могу просить тебя пойти на такой риск. Эльса не твоя дочь, я всё понимаю.
– Эльса твоя дочь. И я не могу принять столь важное решение одна, Сол! Скажи что-нибудь, – прозвучало почти умоляюще.
– А я не могу решить за тебя, ведь в Благоград ехать тебе, а не мне…
«И отвечать за последствия тоже…»
«Почему ты меня не спас?!» – задыхается от немого плача двенадцатилетняя Тари, забившись в щель между кроватью и комодом в своей тёмной спальне. Шуметь нельзя. Нельзя даже всхлипнуть, если она хочет прожить чуть дольше… Ей не верится, что всё может закончиться вот так…
«Лучше бы ты погибла тогда, в ту ночь, – кричит обезумевшая от страха и отчаяния мать на Тари уже семнадцатилетнюю, – но ты даже сдохнуть вовремя не можешь!»
«Я рядом. Что бы ни случилось, просто знай: я с тобой. И буду ждать, сколько потребуется», – Тари двадцать, её ладонь скользит по плечу Соломира к его щеке, но мужчина ловит тонкое запястье с вытатуированной веточкой папоротника, невесомо целует её руку, слегка сжав пальцы. В этом жесте и благодарность, и дружба, и тень сожаления… или вины. Но не более. «Напрасно, Тари. Ты знаешь, что напрасно…»
Тамари вновь отодвинула трубку, чтобы сделать вдох-выдох. Эта чёртова верность, всаженная глубоко под кожу, неизлечима!
«Напрасно, Тари. Ты знаешь, что напрасно…»
– Скажи, что я справлюсь. Что у меня всё получится, – просит она.
Голос совсем осип, но тон на удивление твёрд. В нём сквозит безнадёжная, отчаянная злость человека, который тонет на глазах у других, а они лишь подбадривают вместо того, чтобы протянуть руку. Но Соломир слышит только одно: «я рядом, что бы ни случилось!»
– У тебя всё получится, Тари! – с облегчением произносит он. – На кого мне ещё надеяться, как не на мою бойцовскую колибри? Мне и Эльсе, конечно же…
Тамари чувствует его улыбку на том конце провода, и для неё эта улыбка и потеплевший голос Соломира – как грубый наждак по открытой ране.
«Почему ты меня не спас?..»
Она вешает трубку не прощаясь. Стоит, опустив голову, считает вдохи, чтобы успокоиться.
На глаза попадается ещё одна надпись на стене, но уже тонким косым почерком, синей шариковой ручкой под телефонным аппаратом – видно только детям и тому, кто наклонился, чтобы поднять оброненную монетку. Невысокий Тари достаточно было просто склонить голову. «Ты заблудился в дебрях собственной души, но видел в ней лишь выжженную пустошь». Под надписью, ещё мельче – постскриптум: «Потерян лишь не ведающий, что заблудился».
***
Тамари не уехала сразу, как надеялся Берен. После телефонного разговора она заправила машину, наполнила бензином запасную канистру и уже вместе с Эльсой направилась в кафе. Они взяли чай с бутербродами, воду в бутылках и несколько пачек галет. Тамари спросила буфетчика про консервы, но тот отрицательно покачал головой:
– Чай, кофе, вода, бутерброды, печенье, – скучно прогнусавил он, ещё раз оглашая небогатое меню забегаловки.
Они уселись за ближайший к дверям столик, чтобы съесть бутерброды. Тамари неуверенно кивнула Берену и потом старалась не смотреть в его сторону, чтобы не встретиться с ним глазами, а Эльса украдкой бросала на егеря любопытные взгляды, пока не получила от своей тётки строгое «не вертись!».
– Сколько нам ехать до Благограда? – спросила девочка, болтая обутыми в сандалики ногами на слишком высоком для неё табурете и шумно прихлёбывая горячий чай.
– Если через Волчеборск, то пару дней, милая, – мягко ответила Тамари, и Берен насторожился, невольно прислушиваясь. – Но в Волчеборск нам нельзя, придётся ехать объездной дорогой через Верхние Чайки, а это раза в два дольше, так что – дня четыре, наверное.
– Мы увидим море? – загорелась девчушка.
– Я ни разу не ездила этой дорогой, но думаю, что увидим.
– Тогда это будет действительно сто́ящее приключение! – с умным видом констатировала Эльса, и Тамари, устало улыбнувшись, потрепала её по голове.
«Они свихнулись?! – удивился Берен. – Через Волчеборск взрослую обращавшуюся грапи, конечно, не пропустят, тем более без документов на машину. Но ехать вдвоём, да ещё и не зная дороги, сотни километров сквозь дебри и пустоши, кишащие тварями пострашнее перекинувшихся грапи… Они однозначно свихнулись!»
– Зачем вам в Благоград? – Берен подошёл к их столику, когда Эльса скрылась за дверью в уборную.
Тамари вскинула не него ежевичные с золотым ободком глаза, поджала губы, словно раздумывая, стоит ли отвечать. Задержала чуть потеплевший взгляд на Максе, усевшимся на плече егеря.
– Нужно завершить процедуру, – наконец сказала она, – Эли должна получить полную дозу лекарства в ближайшие пять дней.
– А если не получит?
– Останется без блокаторов. И при первом же скачке адреналина вылетит из списка на операцию.
Берен кивнул.
– Вам нельзя ехать туда одним.
– Отчего же? – голос Тамари прозвучал так, что об него можно было порезаться.
– Девчонке и… – он кивнул на дверь, за которую ушла Эльса, – девчонке поменьше этот путь не осилить. Вам нужен проводник. Лучше трое.
Тамари нахмурила острые, как излом крыла, брови.
– Что ж, – процедила она, едва разомкнув тонкие, вмиг побледневшие губы, – у меня здесь только «девчонка и… девчонка поменьше», так что придётся справляться им двоим.
– Вас сожрут вместе с вашим фургоном в первые же три минуты после заката, – понизив голос, добавил Берен, – неужели в резервации нет кого-то, кто смог бы…
– Выезд из Виленска перекрыт, – перебила Тамари, словно стакан воды в лицо выплеснула. – Так что нет, «кого-то, кто смог бы» – нет, – она скрестила на груди руки, – только я.
– Одна не справишься, – повторил Берен.
Она криво усмехнулась:
– Тебе какое дело? Уж не хочешь ли ты стать этим «кем-то», тваремор?
Её пронзительный оценивающий взгляд прошивал насквозь – ощущение не из приятных.
Из туалета вернулась Эльса, остановилась в шаге от своего места, непонимающе поглядев на Тари и егеря. Берен молчал, Тамари продолжала сверлить его взглядом.
– Так я и думала, – наконец кивнула она.
– Охотник и потенциальная жертва – не лучшие спутники, – ответил он.
– И кто из них ты? – холодно поинтересовалась Тамари.
Не дожидаясь ответа, она взяла девочку за руку и пошла прочь из кафетерия.
Сквозь заляпанное стекло кафе Берен смотрел, как отъезжает жёлтый фургон. Его и правда едва чёрт не дёрнул предложить им помощь, но у старшей грапи на лбу было написано, куда она посоветует запихнуть его инициативу, открой он рот. Правильно, что не навязался в проводники: от грапи хорошего не жди. Да и лишние два дня на объезд тратить не хотелось.
«Почему ты меня не спас? Почему ты меня не спас?!!»
Темнота, вокруг непроглядная темнота и сладкий стальной запах. Он не видит её, но находит на ощупь. Длинные мягкие волосы, острые локти, хриплые всхлипы и кровь… Господи, как много крови!
«Всё хорошо, слышишь меня? Как тебя зовут? Эй, не отключайся!»
«Почему… ты меня… не спас… Сол?» – голос почти неразличим за тяжёлым, с присвистом, дыханием.
«Я спас тебя. Теперь всё будет хорошо», – отвечает он уверенно, но крови слишком много. Она пульсирует под прижимающими рану пальцами и капает ему на руки ещё откуда-то сверху. «Всё будет хорошо, слышишь? Но я не Сол».
