Анастасия Орлова
Сквозь дебри и пустоши
Глава 5
Берен знал, чем становится для него агония тех, кого он убил. Во что превращаются их кошмары и кошмары тех, с кем у него возникла крепкая эмоциональная связь. С живыми проще: с живыми её ещё можно разорвать, заставив себя забыть о них, а их – о себе, навсегда исчезнув из их судеб. Но его мертвецы всегда с ним, стоит лишь закрыть глаза. Они и вся их боль, которая теперь его боль. Стоит лишь задремать…
Но он не знал, когда его собственные воспоминания перестали быть воспоминаниями. Не заметил, когда они превратились в обоюдоострые клинки, пронзающие его мозг, его сердце, его горло. Они появлялись из ниоткуда, они терзали, кромсали и резали, и для этого даже не требовалось спать.
Слишком много крови. Маленькие мёртвые девочки. Растерзанные тела родителей. Помятые, закапанные бурым странички любимой детской книжки. «Что ты всё время таскаешь с собой эту сказку, она тебе в бою поможет, что ли?»
«Не стреляй, мать твою!!!»
«Нужно немножечко побыть смелым, милый!»
Байк вильнул, едва не слетев с дороги. Берен мотнул головой, прогоняя подступающую дремоту, кишащую чужими голосами. Мутная зелёная пелена перед глазами до сих пор не прошла, как и гудящий в унисон с мотором туман в голове. Возможно, именно из-за них Берен свернул на объездную дорогу и опомнился только спустя пару часов пути. Поворачивать обратно на главное шоссе поздно: ночлега до захода солнца не найти.
По обе стороны дороги раскинулись луга, поросшие лопухами и травой в человеческий рост. Вдалеке, на фоне закатного неба, торчали острые пики еловых верхушек. «У леса была заправка и три гостиничных номера, – вспомнил Берен, – как раз успею до темноты. Переночую, а утром вернусь на шоссе».
Добраться туда до наступления ночи он успел, но вместо заправки и гостиничных номеров Берена поджидал лишь чёрный остов сгоревшей двухэтажной конструкции.
– Твою ж лисью… – пробормотал он, обходя пепелище кругом.
Всё прогорело настолько, что никакого укромного уголка, где можно было в относительной безопасности переждать ночь, не осталось. Берен вернулся к байку, посмотрел на темнеющее небо. Выбора нет: придётся ехать всю ночь. В движении на большой скорости шансы стать чьим-то ужином сокращаются, хоть и не исчезают полностью. Он снял Макса с его «штурманского» места и втиснул за пазуху, застегнув мотоциклетную куртку так, чтобы наружу торчал только лисий нос.
– Ничего, приятель, в тесноте, да не в обиде, – ответил Берен на его недовольное фырканье. – Не слишком удобно, зато никакой волчок за бочок не цапнет.
Пытаясь устроиться хотя бы с минимальным комфортом, Макс долго сопел и возился, пихая хозяина острыми локтями и то и дело втыкаясь ему в живот искусственной лапой. Но стоило только въехать во влажную тьму ночного леса, он затих, и теперь Берен чувствовал лишь частые удары маленького сердечка пониже своей груди да тёплое дыхание, щекотавшее его шею.
В свете фары под колёса байку разматывалась полустёртая белая полоса, баюкая, словно колыбельная. Вдоль дороги громоздились причудливые тени непроглядной чащи, тянули свои руки-ветви к человеку и его зверю, когда-то принадлежавшему лесу. Ночь глядела на них провалами тёмных дупел, дышала терпкой мшистой сыростью и скалилась звёздами. И где-то в дремучем сердце наверняка уже пробудились нефритовоглазые, костлявые и угловатые, словно нарисованные росчерком угля, изменённые звери, и лес уже вёл их на охоту, маня тёплым человечьим запахом…
Вдруг белый свет фары выхватил что-то на обочине. Выхватил и сразу потерял, оставив позади в темноте, но изображение словно отпечаталось на сетчатке глаза, и Берен смог разглядеть его уже после того, как проехал. Лось. Точнее то, что задумывалось природой как лось, пока не вмешалось человеческое биооружие, превратив его в огромного горбатого зверя со шкурой плешивой и клочковатой, словно над нею поработала гигантская моль. У лося были непропорционально длинные ноги с узловатыми коленями и мощными раздвоенными копытами, фосфоресцирующие зелёным глаза, заскорузлая, перемазанная чем-то бурым борода. Из пасти по обе стороны морды торчали неровные клыки. С не менее острых, чем клыки, раскидистых рогов свисали обломанные ветки, длинные лоскуты мха и нечто, похожее на чей-то полусгнивший кишечник. Чудовище запрокинуло голову, сотрясая лес гортанным рёвом, и сорвалось с места за мотоциклом.
– Дерьмо! – прошипел Берен, прибавляя газу.
Перепуганный лис с головой нырнул за пазуху, забившись едва ли не под брючный ремень егеря, и тихонько повизгивал, а за плечом Берена влажно хрипел лесной хозяин, пластаясь в тяжёлом беге.
От зверя пахло болотной гнилью и тухлым мясом, он быстро догнал байк и теперь бежал почти вровень, пытаясь сбить его рогами. Берен, уходя от подсечек, закладывал крутые петли. За спиной висела предусмотрительно расчехлённая двустволка, но о том, чтобы выстрелить, речи не шло.
Берен успел заметить, как в очередной раз нырнула лосиная голова, норовя загрести рогами заднее колесо мотоцикла, и резко вывернул руль. Тварь вновь промахнулась, чиркнув острыми зубцами по асфальту, Берена хлестнули ветки кустарника, в который он едва не въехал на манёвре, из-за пазухи раздалась протяжная лисья трель, полная безнадёги и ужаса.
Лось не отступал и вновь пошёл на абордаж, плотоядно сверкая зелёным глазом в отблесках прыгающего от обочины к обочине света, и следующая подсечка оказалась успешной.
Зверь зацепил байк лишь кончиком рога, но этого хватило, чтобы спихнуть его с дороги. Берен потерял управление, мотоцикл лихо взбрыкнул, наскочив на корягу, и егерь полетел через руль. Сгруппировавшись в полёте, он упал так, чтобы не зашибить Макса, байк рухнул на бок и, тарахтя двигателем, закрутился волчком, подшибив под ноги следовавшего по пятам лося. Тварь взвыла, припав на передние колени. Байк заглох. Берен, как был, – лёжа – перехватил из-за спины винтовку, наставил на зверя и спустил курок. Бахнул выстрел, следом второй. Одна пуля вошла чудовищу в шею, вторая оцарапала морду, но ни одна из них его не свалила. Наоборот, – лось пришёл в ещё большую ярость, перескочил мотоцикл, выставил вперёд рога с болтающимися на них кишками, и с выдирающим нервы рёвом бросился на Берена. Лис визжал бензопилой и бился в грудь хозяина под его курткой, мешая вставить патрон в ствол, и когда лицо Берена обожгло вонючее дыхание твари, егерь понял: выстрелить он уже не успеет.
Он перехватил ружьё обеими руками поперёк и выставил его перед собой, в последний миг поймав летящие на него рога. Чудовище проволокло Берена несколько метров, хрипя и роняя с зубастой пасти густую пену, пока не догадалось стряхнуть застрявшую на рогах добычу, резко мотнув головой. Егеря откинуло в сторону, до звона в ушах приложило о дерево.
Лось удовлетворённо фыркнул и вновь попёр на Берена, раззявив зубастую пасть. И тут над его головой что-то оглушительно хлопнуло. Тварь споткнулась, качнулась и рухнула с простреленным глазом; Берен едва успел откатиться, чтобы не угодить под её развесистые рога.
– Где твоя лиса? – не опуская руку с пистолетом, Тамари тревожно оглянулась по сторонам.
– Здесь, – поднимаясь на ноги, Берен положил ладонь на застёгнутую куртку. – Ты лису спасала?
Тамари скользнула по его лицу небрежным взглядом:
– Ну не тебя же. Идём!
Убедившись, что рядом нет других тварей, она нырнула в кусты, за которыми притаился жёлтый фургон. Окна его были забраны железными щитами, благодаря которым микроавтобус превратился в надёжное убежище от ночных хищников. Во всяком случае от тех, у которых не было рогов.
Внутри ждала Эльса, сидя с ногами на занимавшем половину кузова топчане.
– Как ты, малыш? – поинтересовалась Тамари, убрав пистолет за пояс и накрепко закрывая за собой заднюю дверцу фургона.
– Со мной всё хорошо, – голос девочки чуть-чуть дрожал, – а где… где лисичка?
Берен молча расстегнул косуху и вытряхнул на топчан помятого Макса. Девочка тут же подхватила несчастное животное и утащила в уголок – утешать. Лис, на удивление, отпираться не стал, а наоборот – принялся что-то рассказывать ей надрывным фальцетом под сочувственное поглаживание детской ладошки меж рыжих ушей.
– Хорошо стреляешь, – кивнул Берен.
– Ага, – Тамари уселась на ближний край топчана, жестом пригласила сесть и его, но он проигнорировал, лишь прислонился спиной к стенке фургона.
– Зачем вмешалась? – тихо спросил он.
– Оно бы тебя съело, – пожала плечами Тари, что-то искавшая в своём рюкзаке.
– Тебе-то что за печаль?
– А если бы не наелось?
Она отыскала в сумке чистую салфетку и протянула её Берену:
– У тебя кровь.
Он взял бумажный квадрат и растерянно повертел его в руках.
– Губа разбита, – подсказала Тамари. – Я тоже не замечаю боли из-за скачка адреналина. Раньше не замечала, – поправилась она, – пока… пока не требовалось его блокировать. Я как-то руку сломала, спасаясь от своры бродячих псов. И почувствовала только дома.
– Так ты не с рождения…
– Грапи? Нет, не с рождения. – Она помолчала. – У нас тут вообще-то нормально всё было, пока ты не приволок с собой это чудище, голодное и злое. У фургона есть щиты, но против его рогов они – фигня. Всё равно пришлось бы стрелять. Уж лучше раньше. Да и Эли за лису очень переживала, а ей незачем лишний раз расстраиваться.
– Я пойду, – прервал тишину Берен, комкая в пальцах окровавленную салфетку.
– Ты дурак? – с лёгким изумлением поинтересовалась Тамари.
– Никто из зверья не станет охотиться на территории хозяина леса. Он мёртв. Тут больше никого нет.
Тамари хмыкнула:
– Но хозяина грохнул другой хищник, пострашнее, а он о нём даже не подозревал, так что как знать, как знать…
Повисла неловкая пауза.
– Можешь переночевать в кабине, – наконец сказала она, – это ведь твой фургон.
– Спасибо, – сухо кивнул Берен.
Благодарность горчила на языке незнакомым привкусом. Грапи спасла шкуру тваремору! Неожиданно и странно. Аркадия бы на эти его мысли скривилась и сказала: «Они такие же люди, Берен!».
– Фургон принадлежал Аркадии. Она разрешала его брать, – неожиданно для себя сказал он.
Брови Тамари взметнулись вверх:
– Принадлежал? – прошептала она, выделив окончание слова, произнесённое Береном в прошедшем времени.
Он кивнул.
– Господи! – Тари закрыла лицо ладонями. – Эльсе не говори, – одними губами, чтобы не услышал ребёнок, попросила она.
Устроившись в кабине на пассажирском сиденье, Берен достал из кармана пузырёк с последней таблеткой, но сразу же убрал его назад: всё равно этой ночью он спать не планировал, поэтому незачем впустую тратить лекарство. На его коленях шерстяным пледом уютно свернулся Макс, между креслами лежала заряженная двустволка, лес снаружи дышал лёгким ветерком в листьях, не тревожа чуткий слух егеря никакими подозрительными звуками, и даже присутствие грапи за тонкой перегородкой, отделяющей кузов от кабины, особого беспокойства не вызывало. Всё было почти хорошо. Но не настолько, чтобы уснуть, совсем потеряв бдительность. Да и назойливая боль в плече и локте – следствие встречи с лосем – уснуть не даст.
Спустя какое-то время открылась водительская дверца, и в кабину забралась Тамари. Зябко поёжившись в своей тонкой футболке, уставилась в темноту перед собой. Берен уже пригляделся, и света, сочившегося из кузова сквозь матовое окошко, ему хватало, чтобы сносно видеть хотя бы её силуэт. Ей – пока нет.
– Расскажи… как она умерла? – тихо попросила она.
– Быстро. Она не успела ничего понять.
Тари кивнула, вновь поёжилась. Проснулся Макс. Поднялся во весь рост на коленях Берена, потянулся к лицу Тари, осторожно его обнюхивая. Деликатно лизнул её в щёку, и Тамари рассеянно погладила его по голове. Лис перебрался к ней на колени, уселся, положив морду на её худенькое плечо, и Берен понял, что Макс слизывает её слёзы. Было слишком темно, чтобы видеть мокрые дорожки на щеках Тари, а ничто больше не выдавало её беззвучного плача, но Берен вдруг остро почувствовал и её боль, и дрожь где-то глубоко под кожей, словно по венам с мерным гулом текло электричество.
– Вы… дружили? – спросил он.
Тамари кивнула:
– Она была хорошей. Сумасшедшей, но хорошей. Сочувствую тебе.
– Я мало её знал, – ответил Берен.
Он хоть и считал Аркадию своим единственным другом, но всё-таки не подпускал её слишком близко, чтобы между ними не возникла эмоциональная связь.
Тари удивлённо на него обернулась:
– А я уж подумала… Неважно, – она тряхнула кудрями, отгоняя какую-то мысль. – Она о тебе рассказывала, – помолчав, добавила Тамари.
Берен беззвучно усмехнулся.
– Она была влюблена в тебя, и твоя невзаимность только больше её раззадоривала. – В тихом низком голосе послышалась улыбка.
Берен промолчал, не зная, что ответить
– Возьми, – Тари протянула ему какой-то тюбик, – намажь руку, будет полегче. Если у тебя там не перелом, конечно.
– Что это? И откуда ты знаешь про руку?
– Это мазь от ушибов. Всегда должна быть в рюкзаке, если с тобой ребёнок. А боль видна в твоих движениях.
– Спасибо, – Берен взял тюбик. – Это не перелом.
– Отлично, – Тамари открыла дверь, собираясь уходить.
– Зачем ты помогла тваремору? – спросил он в последний момент, когда Тари уже выскользнула из машины. – Ведь вы считаете нас врагами.
– Так же, как и вы нас, – парировала она. – Но плохой человек, оказавшись в такой переделке, не стал бы беспокоиться о лисе, до последнего пряча её за пазухой.
***
Девочка открыла глаза, стоило её тётке выйти из кузова. Ей оказалось нелегко столько времени притворяться спящей и не уснуть по-настоящему! Эльса высунула из-под старенького пледа руку, разглядывая в слабом свете два нитяных браслетика, которые она плела всю дорогу. Один намотан на запястье в несколько оборотов, второй такой же, только короче, как раз по её руке. Эльса сняла тот, что подлиннее, и сжала его в кулачке.
– Ты здесь? – едва слышно спросила девочка.
Ответа пришлось ждать долго, минуты две.
– Я всегда здесь, – ответил бархатный и тёплый, словно густое какао, голос.
Эльса улыбнулась сонно и успокоенно, растянула в руках фенечку, показывая:
– Нравится?
– Ты молодец. Привяжешь его?
Девочка кивнула, потёрла ладошкой слипающиеся глаза.
– Спасибо, – поблагодарил голос.
– А если он не захочет?
– Захочет. Ты не спрашивай, просто привяжи. Это важно, Эли. Сделаешь?
– Ага, – девочка зевнула, – я же тебе пообещала.
– Спасибо. Добрых снов, Эли!
– Добрых снов, Гудвин! Я грущу, когда ты уходишь…
Голос мягко усмехнулся:
– Я говорил, что всегда рядом.
– Я помню. Но ты, бывает, не отвечаешь мне… когда здесь есть кто-то ещё. Я думала, ты спишь.
– Я не сплю.
– Никогда?
– Никогда.
– И как же ты не устаёшь не спать столько времени?
– Для меня теперь нет времени, Эли. И усталости тоже нет.
– Хорошо тебе! – мечтательно вздохнула Эльса. – Значит, и ночных кошмаров нет?
– Нет. Но я заберу твои. Спи.
Глава 6
Тёмный коридор. Пустые комнаты. Сквозняк из-за разбитого окна, в которое влезла тварь.
«Не стреляй, это приказ!» – на самой низкой громкости хрипит рация прокуренным голосом пополам с помехами.
Тёмный коридор… Но светить фонариком слишком опасно, к тому же руки заняты автоматом. Пустые комнаты. Сквозняк. Да сколько ж здесь дверей?! Шаг. Ещё шаг. Что-то мягкое под ногой, совсем неживое, и сердце тревожно обрывается… Всего лишь плюшевый заяц.
«Не стреляй, мать твою!!! Она ребёнок!»
Тихий щелчок выключаемой рации.
«Иди к чёрту!» – думает Берен.
Осталась последняя комната…
– Эй!
Берен вздрогнул и открыл глаза: видимо, всё-таки на пару минут задремал. У раскрытой водительской двери стояла Тамари, за её спиной разбавленным молоком стелился над землёй рассветный туман.
– Светает, – сказала Тари, – пора ехать.
Берен выбрался из кабины, сонный помятый Макс, зевнув во всю пасть, выпрыгнул следом и потрусил по утренним делам.
– У нас есть вода и пачка галет, если ты голодный, – прозвучало Берену в спину, когда он прошёл на место вчерашней схватки с лосем. Мотоцикл лежал всё там же, а вот лося уже кто-то съел, оставив лишь чистенький и абсолютно неповреждённый скелет. Его обглодали так аккуратно, что даже не нарушили позу, в которой тварь сдохла.
– Кто его так? – потрясённо спросила из-за Беренова плеча Тамари.
– Крысы-падальщики. Крылатые. Мутировали, скорее всего, из летучих мышей, но это неточно, – егерь усмехнулся. – Чистая работа, хоть сейчас в зоологический музей его.
Тамари посмотрела озадаченно. «Ну да, она родилась уже после войны, откуда ей знать о зоологических музеях!» – подумал он, но объяснять ничего не стал.
На сиденье байка ночные гости оставили «визитку» – длинные следы от тонких острых когтей и засохшую кашицу белого помёта, похожего на птичий.
Берен поднял мотоцикл, поставил его на подножку. Достав из кофра две банки консервов, протянул их Тамари.
– Возьми, вам пригодится.
– А ты?
– Разберусь.
– Спасибо. – Подумав несколько секунд, она взяла банки. – Вчера… Почему ты поехал за нами?
– Я просто проскочил нужный поворот, – Берен сунул руки в карманы джинсов, – вот и всё. Я не преследовал вас, не подумай.
Под внимательным взглядом ежевичных глаз он почувствовал себя идиотом. Что за околесицу он несёт?!
– Не подумаю, – наконец сказала Тари. – Тебе тоже в Благоград?
– Да. Вернусь к развилке и поеду по главному шоссе, так будет быстрее, – слова были удобными, но какими-то неправильными.
– Ясно, – кивнула она.
Повисла неловкая пауза.
– Удачи вам, – нарушил молчание Берен.
– И тебе, – Тари улыбнулась и пошла назад к фургону.
В её полуулыбке была и грусть с лёгким привкусом растаявшей надежды, и разочарование, и какое-то злорадное «я так и знала!». Берен предпочёл не заметить всего этого, но оно осело где-то под кожей и теперь покалывало, словно попавшая в ботинок песчинка.
«Охотник и потенциальная жертва – не лучшие спутники».
– Тамари!
– Да? – резко обернулась она, и янтарный ободок вокруг её зрачков вспыхнул особенно ярко.
– Спасибо за помощь, – сказал Берен и тут же мысленно чертыхнулся от того, насколько нелепо и неуместно это прозвучало.
Тари пригасила медовый свет чёрными ресницами:
– На здоровье.
– Подожди! – из фургона появилась маленькая фигурка. – Подожди! – Эльса подбежала к Берену, схватила его за руку и завязала что-то на его запястье.
– Это чтобы ты не потерялся, – пояснила девочка. – Чур, не снимать! Обещаешь?
– Обещаю.
Шаг. Ещё шаг. Последняя дверь не заперта. Она отворяется с тихим, тянущим за нервы скрипом, и Берен сразу понимает: девочка здесь. Сам удивляется – откуда он это знает? В комнате слишком темно, чтобы различить тоненькую фигурку, забившуюся между комодом и кроватью, но он уверен, что она там. И она жива.
«Эй?»
В ответ – молчание.
«Она здесь, да? – мягко спрашивает Берен. – Не бойся ответить, они не реагируют на звук, только на движение».
Пропитанное слезами, едва слышное «да» из дальнего конца комнаты.
«Чёрт!» – мысленно ругается Берен. До ребёнка несколько шагов. Знать бы, где притаилась тварь…
«Я сейчас подойду к тебе. Ты должна будешь взяться за мой ремень сзади. И не отпускать, что бы ни случилось. Справишься?»
Берен тряхнул головой, прогоняя навязчивое воспоминание четырнадцатилетней давности.
«Почему ты меня не спас?» – продолжало стучать в его висках, и он уже не мог понять, чей это голос: той девочки или Тамари. А может быть – Эльсы, которая смотрела вслед уезжающему байку, пока он не скрылся за поворотом.
***
– Эльса, хватит там стоять!
Девочка неохотно поплелась с дороги к фургону, в последний раз бросив взгляд на пустое шоссе.
– Он уехал, – с тихой обидой сказала она, усаживаясь на сиденье в обнимку со своим плюшевым зайцем.
– И нам пора. Пристегнись.
– Я думала, он поедет с нами…
– У него свои дела, Эли.
Фургон дёрнулся, выруливая на дорогу.
– Почему у тебя кровь? – Эльса показала пальцем на шею Тамари, и та, развернув зеркало заднего вида, посмотрела на своё отражение.
– Не знаю. – Она стёрла алую каплю с тонкой царапины над ключицей. – Веткой, наверное, задело. Нестрашно.
Тари вернула зеркало в нужное положение, чтобы видеть в нём дорогу, и едва не вскрикнула.
– Что с тобой? – От детского взгляда не ускользнуло то, как Тамари вздрогнула.
Тари оглянулась назад: дорога была пуста.
– Нет, ничего. – Она перевела дух. – Показалось.
На всякий случай она ещё раз поглядела в боковое зеркало: дорога по-прежнему оставалась пустой. «Привидится же!»
Она едва успела дать по тормозам, когда вновь глянула через лобовое стекло. Разогнавшийся фургон завизжал тормозами, протащился ещё несколько метров, оставляя на асфальте следы от шин. Эльса подпрыгнула на сиденье от резкого толчка, едва не выронив своего зайца.
– Ты что, Тари?! – закричала она, испуганно вытаращившись на тётку.
Та вжалась в водительское кресло, конвульсивно вцепившись побелевшими пальцами в руль, и неотрывно смотрела вперёд, на дорогу.
Перед самым капотом фургона, преградив им путь, стоял вчерашний лось. Дочиста обглоданный за ночь крылатыми крысами. В пустых глазницах белого черепа, увенчанного раскидистыми рогами, мерцали язычки пламени, клыкастая нижняя челюсть шевелилась, будто что-то пережёвывая. Лось всхрапнул и медленно опустил голову, нацелив острые рога на фургон.
– Закрой окно, Эли, – непривычно высоким голосом попросила Тамари.
В голове вихрем пронеслись обрывки каких-то легенд о лесных духах, мстящих охотникам, без надобности пролившим чужую кровь. Духах, которых невозможно убить человеческим оружием.
– Закрой окно, быстро! – Тамари, словно спохватившись, начала лихорадочно вращать ручку, поднимая стекло водительской двери.
– Что с тобой, Тари? – Эльса непонимающе смотрела на тётку.
– Не бойся, – прошептала та, – он сейчас уйдёт.
– Кто «он»? – девочка перевела взгляд туда, куда вперилась белая, как свадебная скатерть, Тари, но ничего не увидела. – Там никого нет! Да что с тобой, Тари?!
Невидимый ребёнку остов лося подошёл к водительской дверце, сквозь стекло глядя на Тамари огненными всполохами в пустых глазницах.
«У тебя сложная задача, – сказал он до боли знакомым женским голосом. – Такой, как твоя сестра, ты стать всё равно не сможешь. Но хотя бы старайся быть на неё похожей. Старайся изо всех сил».
– Мама? – беззвучно произнесла Тамари, едва разлепив пересохшие губы.
«Лучше бы ты погибла тогда, в ту ночь, – продолжил лось, – но ты даже…»
– Замолчи! – кричит Тари и зажимает уши ладонями.
Но это не помогает, – она всё равно слышит чудовище, и голос у него теперь мужской:
«Напрасно, Тари. Ты знаешь, что напрасно. Я никогда не смогу простить, что смерть выбрала она…»
– А не я?! – перебивает Тамари срывающимся криком. – Ты бы хотел, чтобы это была я, а не она!
Тари с силой открывает дверь фургона, отпихивая ею лосиный скелет. От удара отламывается кусочек рога и падает на асфальт, лось отступает на шаг.
– Вы бы все этого хотели! – она выскакивает из машины, толкает скелет руками и не чувствует боли, когда режет их в кровь острыми обломками лосиных костей: чудовище разваливается под её ладонями, но Тамари не останавливается и крушит его неожиданно хрупкие мослы и рёбра. – Чтобы из нас двоих вскрылась я, да?! Но я посмела оказаться сильнее, чем она! Хоть в чём-то лучше неё! – она пинает остатки скелета ногами, раскидывая их по дороге. – И вы не можете простить мне этого!
Откуда-то сверху, с верхушек сосен, пикирует, влекомая запахом крови, летучая крыса. Тамари откидывает её рукой, но падальщик бритвенно-острыми зубами успевает срезать с её предплечья лоскут плоти. Следом падает ещё одна крыса. И ещё. Их сотни, это настоящий дождь из голых кожистых крыльев и хвостов, заточенных когтей и зубов. Он кромсает, режет, раздирает – каждая крыса хочет утащить себе кусочек тёплого человека, и Тамари не успевает от них отбиваться.
– Я ещё жива! – визжит она, пытаясь защитить от укусов хотя бы лицо. – Я не падаль, поганые вы черти, я жива!
И вдруг стая падальщиков резко взмывает вверх и уносится туда, откуда прилетела, словно кто-то спугнул их. Тари открывает глаза, отводит от лица изглоданные ладони. Боли она не чувствует. Она вся в крови. Шоссе, фургон, обочины и даже деревья на несколько метров вокруг тоже в крови. Кровь чавкает под ногами, стекает с капота машины, капает с веток. Кругом сплошная кровь, густая и вязкая, и весь мир вокруг плавает в бордовом мареве.
«Ты чудовище, Тари. И это не лечится».
Она оборачивается на голос и видит перед собой не мать, как ожидала, и даже не лося, а Берена – без бороды, коротко стриженного, в военном камуфляже, без повязки на глазу. Он тоже весь в крови.
– Почему ты меня не спас? – шепчет Тари сорванным голосом. – Почему ты меня не спас?
***
Берен спрыгнул с мотоцикла едва ли не на ходу, подбежал к бившейся в конвульсиях на шоссе у фургона Тари, осторожно приподнял её. В нос ударил знакомый запах жжёных орехов – яд волчаницы.
– Да ё-о-о!.. – Вовремя прикусил язык, вспомнив, что здесь ребёнок. – Малая, принеси воды, – бросил он перепуганной девочке, выглядывающей из-за его плеча. – Быстро!
Эльса метнулась обратно к машине. Берен скинул жёсткую неудобную косуху, бухнулся на асфальт, перехватив Тари так, как обычно баюкают задремавших детей. «Лишь бы не слишком поздно!»
Её дыхание было рваным и хриплым, глаза закатились, а стрелка лекарства на адреномере неуклонно ползла вниз.
– Давно она упала? – Он забрал бутылку из рук Эльсы. – Минуту, две, три?
«Ай, что за фигня – спрашивать такое у зарёванного ребёнка! Откуда ей знать про минуты?»
– Дай мне таблетки из правого кармана, – он кивнул на куртку, пытаясь разжать стиснутые челюсти Тамари, чтобы влить ей в рот хоть немного воды. – Быстрее!
Если припадок длится дольше трёх минут, помогут только блокаторы сознания. Если дольше пяти – бесполезны даже они: Тамари уйдёт слишком далеко и больше не вернётся. Возможно, сердце её выдержит и будет продолжать биться, но разум покинет её, навсегда заблудившись в дебрях собственных страхов.
Берен схватил протянутую баночку, зубами сорвал с неё крышку и вытряхнул в рот Тари последнюю таблетку. От воды Тамари закашлялась, едва не выплюнув лекарство, но Берен задрал её подбородок, гладя свободной рукой вниз по шее, – так же, как своей лисице, когда давал ей пилюли. Это сработало, она проглотила таблетку, и через несколько секунд судороги ослабли. Она не пришла в себя, и её ещё потряхивало, но уже было понятно: блокаторы подействовали. Только сейчас Берен ощутил, как сильно колотит его самого. «Проклятая эмоциональная связь!»
Когда он, простреленный чужим ужасом и отчаянием, разворачивал байк, он ещё надеялся, что это что-то другое. Но теперь сомнений не осталось: он чувствовал Тамари, причём чувствовал не во сне. «Вот дерьмо!» – мысленно ругнулся он. Это была первая живая грапи, с которой у него возникла эмоциональная связь. Наверняка появилась прошлой ночью, когда Тари спасла ему жизнь. «Вот дерьмо!» – повторил Берен. Он так и сидел на дороге, прижимая к себе хрупкую, до сих пор вздрагивающую фигурку, спрятавшуюся за чёрным водопадом кудрей.
– Что с ней случилось? – сквозь всхлипы спросила Эльса. – Что случилось с Тари?
Девочка стояла перед Береном, заливаясь слезами. Он и забыл, что она здесь. Испугалась, наверное, до полусмерти. Вон и коленки дрожат, аж подпрыгивает подол тёмно-синего в белых цветочках платьица.
– Тамари умудрилась напороться на шипы волчьих кустов, – ответил Берен, и голос его прозвучал неожиданно хрипло, будто он сам только что ревел тут в три ручья на пару с Эльсой. – Яд попал в кровь, он очень сильный и быстрый, вызывает галлюцинации и… то, что ты видела.
– Она поправится? – девочка то и дело вытирала ладошкой мокрые щёки и пыталась дышать глубоко и ровно, как учили взрослые, чтобы успокоиться, но слёзы всё катились и катились не останавливаясь.
– С ней всё будет хорошо. Лекарство, которое мы ей дали, выключает все сны и кошмары. Она придёт в себя через какое-то время, не переживай.
– А ты? Ты поедешь с нами? – с надеждой спросила Эльса.
Берен тяжело вздохнул, посмотрел на лежащую на его плече Тари. Стрелке, показывающей уровень лекарства на её адреномере, оставалось совсем чуть-чуть до критически низкого деления, отмеченного красным. Он не слишком хорошо понимал в этой штуке, но знал, что картриджи с блокаторами адреналина заправляют только в госпиталях, а это значит, что запасного у грапи с собой быть не может.
– Куда я теперь денусь.
