Стол, как плита могильная.
Нет поэта.
И луна не светит.
*
Утка, как женщина
после уборки риса,
села на ноги свои.
*
Стою под ивой.
После дождя –
второй дождь!
*
Я и цветы.
Я и пустые чашки.
Почему четыре?
*
Ломти порезанной дыни –
вот подражанье в стихах!
Не пишите, как пишет Басё.
*
Небесная акварель:
облако, солнце,
перелётные птицы.
*
Страшно быть одному
на ночной дороге:
далеко звёзды.
Страннику Басё
Далёкий свет,
ночь, тень,
дорога.
Слова о доме,
женщине,
счастье.
Высокий посох,
сиянье звёзд,
странник.
Небесный воз.
Ночь. Тихо.
Смело.
*
Сколько стоит шляпа поэта сегодня,
старая шляпа странника,
истрёпанная мыслями?
Ночь. Луна.
Одиночество.
Поговорю со своей старой шляпой.
*
Строки Басё,
бумажный журавлик,
белая шапка Фудзи.
*
Бу-
дем,
Басё!
Крыша хижины прохудилась,
свет свечи уходит сквозь прореху в космос,
который уходит ещё дальше.
Теперь нас разделяет новая дверь
из нового тростника, которую поставил
твой новый старый муж.
Русский ошибся!
Он назвал сакуру
улыбкой Басё!
***
Молитва Басё –
три строки ритма
без рифмы.
Тропа к озеру.
Три валуна. На каждом
по строке Басё.
На дне озера
круглые и узкие
глаза. Глубоко.
На поверхности
шесть лепестков лилии
и две пары глаз.
Нащупывают
осторожно ноги дно
озера лилий.
***
Басё –
это японское
всё.
***
Будут грустные мысли, Басё, –
не путайся.
Пиши на электронку.
***
Тащит воз солому
по небесному своду.
Возница – Басё.
***
Басё пожелал мне
не писать о
его сладкой дыне.
Старая шляпа Басё.
Белая шапка Фудзи.
Бумажный журавлик Садако Сасаки.
***
Три строчки
Басё.
Четвёртая в уме.
*
Эй, купец!
Сколько монет за шляпу
дашь, за старую шляпу в снегу?!
*
Дождь в поле моет
белые кости.
Здесь отдыхал Басё.
*
Странник – имя моё,
это мой стих.
Долгий дождь осенний.
*
Я покажу тебе цветущие вишни,
старая шляпа моя.
В путь, мои сбитые сандалии!
Невидимая флейта
как будто играет сама с собой.
Так играют дети.
*
Убежавшую весну –
она захватила парусник! –
я догнал уже в гавани Вака.
*
Рыба метнулась за мошкой.
Рис готовит рыбачка.
Чистит рыбу рыбак.
*
Японцы прячутся в трёхстишиях,
в шестнадцати –
молчанья тише я.
*
Тихо ползи, улитка,
вверх по склону Фудзи.
Сегодня спокойна гора.
Побеждай же,
толстая, тощую!
Исса вечером тебя съест.
*
Печальный мир!
Дело не в том, что цветут вишни…
Далеко не в том…
*
Тёмное небо, сырой ветер.
Промозглая осень.
Утешаюсь погодой.
*
Люблю любимую жену,
на день её рожденья
подарю ей зонтик для сандалий.
*
Хожу по траве,
чувствую землю,
слышу небо.
*
Весна заразительна.
Студёная вода.
Где моё гусиное перо?
*
Каждая осень неожиданна.
Жизнь не печальна.
Смерть не изведана.
*
Да прочерчу едва строфой одной
то, что случилось
на Земле со мной…
*
Некому отдать печали.
Кричит кукушка:
–Сколько их у тебя?
*
Чтобы не бояться жизни,
читаю восточные трёхстишия
о смерти.
*
К ногам упало гусиное перо.
Осенний дождь печалит,
но спокойны и светлы чувства мои.
Холодные дожди соскребли
нежную окраску с цветов сакуры,
пока я любовалась своим отражением
в расплывшейся лужице.
Долгие осенние дожди…
Но если счастье – голый зад,
а поиск истины – утрата,
то на хрена нам этот сад,
ребята.
Дальше – безумно жить.
Скучно – сначала.
…Есть чем запить
лишний кружок веронала?
*
Немного сумасшедший,
заканчиваю читать
новеллы Акутагавы.
*
А утром показал
опухшее лицо зеркалу.
Зеркало, конечно, тоже улыбалось.
*
Акутагава молчал,
грея уставшие руки
над хибати.
Неужели никто не придёт
и не задушит мои мысли,
пока я сплю?
Пока есть вино на столе и до снега далёко,
я буду у друга гостить, большой он учёный.
На майку накинута куртка его, на голову шляпа,
которую небо, наверно, сто зим освещало.
К тому же мой друг поневоле вегетарианец,
быть может, поэтому часто улыбкою светел.
Но как на баяне играет мой друг, что хочется в танец,
как в рифму я сбился и сам того не заметил.
Мы пьём, после первой уже заводим о птице
печальную песню, она каждый год улетает;
а после второй шумящий камыш вспоминаем…
Пока есть вино в погребке и до снега далёко,
мой добрый товарищ, тебя одного не оставлю.
*
Как только наступает вечер,
дракона чувств монахи лечат.
*
Осень, тиха отшельника-друга кровать.
Птице ж пустое – годы считать и считать.
*
Спал я в саду, и ловкий вьюнок
опутал меня, и зацвёл цветок..
*
Пей вино, его мало всегда, как и времени,
только время и тень оставляют следы на стене.
Пей вино, вспоминай меня, друг мой, по имени,
только так мы надуем его, бесконечное, праздное время –
ты и я в лёгком хмеле плывём на высокой волне –
заодно и земную тщету бесполезных, прекрасных мгновений.
*
Пикирую с отчаяньем листа,
едва заметил под ногами тень его.
Преодолел два возраста Христа,
так будь же мудр и терпелив, как дерево.
*
Подарил моему другу раскосому
строчек десять о тени света
и отправил чумацким обозом
по дороге столетий.
С ночною бражницей беседует поэт,
она мила, юна, ей миллионы лет.
И пьют вино. И кровь его и свет
пусть оживят того,
кто стар давно и сед.
***
То ли, другое ли,
либо Ли Бо,
вечность ли, век ли,
пьяный ли Бог.
Солнце и соль
на губах,
океан,
полый бамбук,
страна обезьян,
красная птица
стучит в барабан,
персик и пицца,
поэт ли пьян…
Сижу у реки.
Плывёт бутылка вина.
Спасибо, Ли Бо!
Басё у реки.
Плывёт бутылка вина.
Спасибо, Ли Бо!
Сидим у реки.
Плывёт бутылка вина.
Открывай, Ли Бо!
Молчи, цветок,
живущий на воде.
Я не могу
помочь твоей беде.
Моё лицо,
осенняя луна
молчат.
И несказанна
тишина.
Мы одиноки.
Грусть на всех
одна.
***
В китайской чаше
тает небосвод,
Ли Бо вино пьёт
чёрное, как роза.
В саду мороз
стрекочет, как стрекозы,
на окнах звёзды
белые грызёт,
глаза пророка, слёзы.
***
Привет, Ли Бо!
Ду Фу, привет!
Живите ещё 3000 лет!
***
Его стакан разбит давно –
всё пьёт великий Ли вино.
Всё может гений или бог,
или несчастная любовь.
***
До тебя, Ли Бо, две тысячи ли,
либо вечность, длина стиха,
потому и жизнь мертва, тиха,
выпьем чаю по чашечки две-три?
Ему снился сон, в котором
бабочке снился Чжоу,
которому снилась бабочка,
наколотая на булавку.
Мак ли, коноплю сбираю –
где ты? – минул день – не знаю.
Жду три месяца тебя.
Ветер клонит ветви ивы,
день проходит – где ты, милый?
Три погоды жду тебя.
Целый день бамбук из леса
я ношу без интереса.
Я три года жду тебя.
Птица возвращается в гнездо,
умирает лис в своей норе.
Я могу в чужой стране всего лишь
мёртвой головой к востоку лечь.
Стоит мой дом.
Лежит у ног трава…
Хотел сказать,
да позабыл слова.
Поживём, узнаем,
что есть жизнь. Потом
подумаем о смерти.
Дом его пуст,
поэтому он живёт в нём.
Нет у него дороги,
по которой старец идёт.
И нет среди нас его,
поэтому он в нас.
*
Перекладачу
Є Поль Верлен, література,
а решта все – то є Кочура.
Убей врага, выпей его кровь,
в сосудах чёрная стоит жизнь,
семь поколений не будет рожать любовь.
Боже, на землю мою помочись.
Пусть понесёт воды могучий Днепр,
и когда от меня останется только память,
будет свободна земля моя, если не,
новый враг не станет мозги ей парить.
Жуки над шпанкою жужжат,
и хаты белые стоят,
и косари идут с работы,
и неба долгая зевота
захлопнула крылатый день,
и умирать, и жить охота,
и слову шевелиться лень,
Как вшой, долгами забитая,
забытая богом, умытая
кровью чёрной, войной зачатая,
змеями оповитая,
какие думы ночами
рождаешь тёмными, краина, ты?
Ревёт безумная река,
и ветер бьёт о берег волны,
то ищет он под небом волю,
то воет в листьях ивняка.
Без паруса и без компаса
ущербный месяц на волне
то загорался, то бледнел,
то пропадал, то появлялся.
Но чуть к рассвету – стало тише,
и заново рождался мир.
Молчала утренняя птица,
и человек не говорил.
Там где ветер тише зари
и в реке небесные зори,
чайки плачут «memento mori»
и слепые поют кобзари.
Там где швыдкие кони в степи,
мысль светла и воля не спит,
кормит грудью младенца Мадонна.
И где пашни кровь горяча,
и заржавлена сталь меча,
и поэта не помнят…
***
Кайдани порвіте.
Т. Шевченко
Повстав, як звір, на задні лапи,
як руський хер чи фрицький герр.
Блакитно-жовте сало – прапор,
виделка – герб.
Свободи та зелених грошів –
на всі віка!
Реве славітняя ріка
ген вже на площі.
***
Вернули крила журавлів
до рідного хреста.
І день розтікся по землі,
як сповіді Христа.
Чи то є Біблії оман?
Чи то є божий ад?
Онука вийде на майдан,
і брата скривдить брат.
–Гей-но, хлопці, рідне слово
пригадай, не знаймо втрат! –
скресне Стуса співрозмовник,
Василя молодший брат.
***
Даже Тычину
не пошлёшь без причины.
(перевод с русск.)
Збагнеш себе ранком
якогось біса,
якогось травня
та дивишся, дивишся
у задзеркалля:
хто там скалить?
Живу та й живу
вітру навпроти.
Каже Сократ: «Дежавю».
Каже Де Сад: «Ломота».
Високий громади смак,
як газ над сектором Газа.
Пишемо Мон і Мах
верхи на унітазі.
А чи піти погуляти
з поетом Ізвіковим?
Тільки де ж його взяти
цього чоловіка?
Витоптуєш теми
з якою б і бог не погребував.
Вдивляючись в темряву,
вгледіти – небо.
***
Плине пташа по-під хмарою
над Дніпром суворим.
Перекладає віки кобзар.
***
Горлиця з немовлятами,
а козак вже вгледів
куряву на дорозі.
***
Степан схилявся до пластичних муз,
він фарби м‘яв і мав єство ефекту.
Йому здавалось: він втрачає глузд,
а це було новітнєє мистецтво.
***
Всілась птиця на майдані,
біля бані на паркані:
–Гей! – гука. – Всі безталанні,
безкишенні, бездиханні!
Тож настав шалений день:
кулемети – із кишень!
та й на площу! –
той не з нами, хто не йде,
ми відмиємось від мулу!
–Хай завгар, – усі гукнули, -
за атамана буде!
І пішли з міст і городами,
з шахт по пелькам і по мордам,
і з отарою чабан:
–Буду пан я і гетьман!
Чим я вам не командир!
Вечір, рев, курява, пил…
***
Насколько я Тебя познал,
настолько я к Тебе и приблизился.
О. Хайам
Выпита жизнь и опрокинут стакан,
справа налево и всяко прочитан Коран.
Умер и ровно на расстояние смерти
к Богу стал ближе Хайам.
Площадка ровная, мяч кругл,
забава сердцу, тренаж для ног и рук.
Начала и концы, игрок и зритель –
в руке невидимой, швырнувшей мяч в игру.