Безумца славит, хитреца спасает страх,
вино Хайяма крепко держит на ногах.
Как всякая болезнь натягивает жилы,
мозгам природа не позволит простудиться.
Когда бы не паденья, мы б не жили.
Недаром прожил на земле свой век
нарисовавший звёзды человек.
«Есть в мире дух, есть в мире тело», –
горячее лицо гудело.
–А что не тело и не дух? –
спросили – и лицо потух.
Быть лучше тощим и здоровым, чем
жрать на ночь мясо или что попало.
Пить одному приятно из бокала,
а с кем попало, из горла – зачем?.
Если жизнь – потаскуха и сука,
если друг – лучше б не было друга,
если некому руку пожать, –
пей! на ручку кувшина опустив свою руку.
Насколько надобно судьбе,
настолько ближе стал к тебе,
Господь. Потомок мой в веках,
вино допей, кувшин разбей.
Эта чаша с вином – красавицы челюсть,
а кувшин бедняка – хана череп,
а поклон мой, друзья,
низкий – годы через.
Пусты карманы, друг мой, ну и что?
Ты сед и ослабела мышца, ну и что?
Благодари судьбу, она открыла
твой последний том.
Шьющий палатки из дней бытия,
вот и закончилась нитка твоя.
Ты на толкучке торгуешь свою
мерзкую жизнь, о Хайям, нахуя?
Не скрываю, друзья, я люблю пить вино,
видно, Господом мне испытанье дано.
Если б это была не Господняя воля,
я бы в сточной канаве заснул вечным сном.
Всё есть сон
***
…И в саду из грушевых деревьев
отпустило наконец Хайяма время.
Голяком по песку, по Сахаре,
что ты ищешь, дружбан, генецвали?
Всё смешно. Даже путь Моисея.
Слышишь? – долго стреляют в Израиле.
Раз глотну, посижу, потом дважды глотну
постигаю невыпитого глубину.
После смерти я, может быть, стану кувшином?
Привыкаю к хорошему, братья, вину.
Словно солнце, вино освещает бокал.
Словно истина, эта прозрачность легка.
Пусть проходят века, я познал
радость истины, пусть она даже горька.
По песчинкам-зрачкам от хижины до хижины
иду, видишь меня? вижу я?
Пусть будет лёгким твой шаг по траве,
друг мой неближний.
Родился, с пылью скрылся за порогом.
Жил, соблюдая нравы строго.
Мой жалкий, мой счастливый человек…
И что потом? И что за Богом?
Ветер юбки порвал ей, дрожит на ветру,
соловью шепчет роза: –Пой сладко, шалун,
видишь, клонится солнце к закату,
до утра наслаждайся, я утром умру.
Плюй на всех, кто кругом,
не будь дураком.
Посмотри,
друг твой тоже
не желает быть дураком.
Грудь женщины в руке и друга
рука. Войны и мира дым по кругу.
Вино пролито на листы Корана.
Что мы желаем? Летом снежной вьюги?
Помоги другу,
человечеству плевать
на твою человечность.
***
Вот пустой стакан
и молчит слово,
закатай рукав,
наливай, Хайям,
снова.
Бессмысленно искать пропавший год.
Бессмертие само тебя найдёт.
Мир изумителен. Но вот задача:
никто не умирал, от изумленья плача.
Самое прочное – прах.
Самое светлое – пыль.
…Да и память народа –
на один-два года.
Всё в будущем, всё в прошлом. Где же я?–
Меж женскими ногами бытия.
Мы не случайны ль в этом мире с вами?
Кто прочитал хотя б его название?
Попросил я о встрече,
и ночь поглотила меня,
ни любви, ни тепла, ни сознанья
на том берегу,
где катает безгубые звуки немая волна,
даже времени гул
истощился. Я встретил,
пилигрим, не знающий сна,
то, что люди зовут бессмертьем..
Седые юноши насилуют ослов,
причуда женщины – оральная любовь.
И кроме чёрных слов, что станет
она рожать устами?
Теряют чистоту цветы, гниют деревья.
Век злой богини Кали, её время.
Где были сёла, волки роют норы,
а в городах ворует вор у вора.
Пусты колодцы, истощали степи,
следы людей скрывает мёртвый пепел.
Блюёт огнём сожравший землю ад,
12 лет с небес идёт вода.
Так мочатся слоны от страха, –
свидетельствует Махабхарата.
Закончен календарь, истлели даты,
спит, отвернувшись от Земли Создатель.
Tat tvam asi
То ты еси
Как сможет он познать того,
благодаря кому он познаёт всё это?
Брихатараньяка Упанишада
1.
Новое утро.
Улыбнулись как будто
все 3306 богов.
И звёзды –
вселенной кости.
И мясо облака.
Сеет сеятель.
Так из семени
родится время.
Голодный сказал:
–Блин.
И это стало речью.
Дым от костра
поднимается вверх.
Бери, небо.
Тот, кто родил,
тот помер.
Не помирай дважды.
Он проснулся один.
Но когда восстал день,
их стало двое.
Сначала надо было
оглянуться вокруг.
Чтобы ничего не увидеть.
Один-два,
плюс-минус.
А если выключим свет?
След от воды.
След от огня.
След от слова.
У индийцев – Атман.
У тебя – атаман.
У меня – а там что?
Я тот, который
не ест землю,
не пьёт облака.
Кто знает соперника,
у того
не бывает соперника.
Читаю книгу мёртвых.
Пишу книгу живых.
Знаю книгу света.
По улыбке чувство.
По подобию имя.
По разуму слово.
В моём доме
стол, стул,
опрокинутая чаша.
Вот флейта,
вот дыхание.
Ещё нет звука.
Когда части едины,
это искусство.
Или нечто.
Вот пальцы,
вот клавиши.
Где мелодия?
Дым от костра – это
стол, масло, ветер,
упанишады.
У тебя будет
со-.
Знание исчезнет.
Там один
знает другого.
Ненавидит другого.
Как
я
увижу я?
Когда меня
не станет,
я стану.
–Не то, – говорю я.
–Не то, – говоришь ты.
Молчание.
Он один.
И его много,
как соли в океане.
Это пустота,
которая заполнила
всё и всех.
Чтобы насрать на всё,
надо быть
богом.
Оно без глаз,
без ушей,
безо рта.
Так дерево
уходит в землю
корнями.
Дышит человек.
Дышит растение.
Дышит бог.
Прячь сердце
от прожорливых псов
и голодных птиц.
Если не знаешь это,
у тебя отвалится голова.
Не это. Не это.
Второй раз
не рождаются. Кто
родит его снова?
Он стоит
на одной ноге.
Он слово.
И молитва
и знание
одинаково божественны.
Где пламя костра?
Где тепло костра?
Где свет от костра?
Я дважды
не вхожу
в одну и ту же реку.
Вверх – вниз,
вперёд – назад.
Поток потока.
Пусть внезапно меня не будет.
Я сейчас в том, что было,
я сейчас в том, что будет.
Познай всё
и будешь им.
Ом.
Когда я всё,
я ничего
не знаю.
Кто нашёл,
тот уже не ищет.
Тот – находка.
Кто знает,
тот уже не ищет.
Тот – знание.
Кто умер,
тот уже не ищет.
Тот – вечен.
Глаз глаза,
ухо уха,
разум разума.
Кто различает,
тот умирает,
тот несвободен.
Не утомляй речь,
достаточно одного слога
Ом.
Когда он родится,
он проявится,
он разрушится.
Дав знание,
ты забрал мой разум,
мой мир.
Это всё,
это не всё,
не то, не то.
Это звук без раковины,
это голос без флейты,
это песня без тебя.
Это обморок,
умерший
в твоём члене.
Кто прочитает
упанишаду,
тот станет упанишадой.
Его нет,
но это
не смерть.
Здесь двое любят,
здесь двое ненавидят,
здесь двое порождают.
Познай
самого себя.
Но как?
«Таково бессмертье», –
сказал Яджнявалкья
и ушёл в огонь.
Так глаз
не может видеть
глаз.
«Но это лишь
мочевой пузырь бога», –
сказал мудрец.
Как в жару
потеет человек,
приходит новый день.
И было
два как одно,
сущее в несущем.
Человек, дорогой,
состоит из
дороги.
Это не виноград,
это не солнце в бокале,
это вино.
Помнит ли
гусеница
крылья?
Плоть умирает,
дорогой,
жизнь живёт.
Как из несущего
растёт дерево, –
растёт мир.
Я узнаю иное,
когда перестану
узнавать тебя.
То, что сгорает
и не горит, –
истина.
Есть нечто
большее, дорогой,
чем бог.
У тьмы тоже,
дорогой, есть
другой берег.
Тот,
кто ушёл сам,
не возвращается назад.
Вначале.
Кто смотрел?
Кто видел?
Кто знал?
Под чьим зонтиком
скрывались глаза?
Кто измерял воды?
Раздвигал бездны?
Мрак поедал мрак.
Или без начала?
Ни смерти, ни бессмертия,
ни тени дня, ни ночи.
Но в пустоте возникало желание,
но желание становилось словом.
Только мудрый знает,
слушая сердце.
Или не знает?
Ни в себе,
ни вне себя,
ни вдоха, ни выдоха.
Нечто одно дышало
по своему усмотрению,
по своему состоянию.
Или не дышало?
Потом появились боги.
Или мы их придумали?
Только оно и знало.
Или не знало?
В самом начале.
*
Когда иное бытие увижу,
не устрашусь ни образа, ни звука –
воображений своего ума.
Презрев иллюзии, увижу цель
и сделаю последний шаг
в сознание, где бесполезны мысли.
*
Блуждая в лабиринтах эгоизма,
я выйду на дорогу света,
где охранит меня Божественная Мать,
рождённая из глаза Бога,
и я пройду опасные пути,
и, наконец, достигну совершенства.
*
Похоть, ненависть, глупость, тщеславие, зависть –
это пыль на моей дороге,
отряхиваю с ног её и иду дальше,
ухожу из света своего сна
в новый свет бодрости сознания
и ясности новых чувств.
Родился ты, чтоб умереть,
За ночью – утро светлое.
Бессмертны смертные
и жизнь есть смерть.
(Воспоминание о мифе)
Электра:
–Возьми, Орест, брат мой, отца кинжал,
а я возьму топор, каким убили
мать наша и её возлюбленный – отца.
Орест:
–Его уж не вернёшь. Но мать,
но наша мать! Мы её дети.
Родительница-Мать. Из её лона
леса и горы, боги, люди, мир…
Электра:
Отец был прежде мира.
Орест:
–Но всё течёт. Родивших нас не будет.
Не будет нас. Но будут наши дети.
О том напишут Софокл и Еврипид
в какой-то новой жизни…
Электра:
–Так бей же!
Пусть кровь течёт!
Я сказал бы тебе
пару ласковых,
да стыжусь –
не так сильно и точно
переведут меня на русский.
Расскажи моей родне,
что я струсил на войне
что серебряный мой щит
в спальне у врага висит.
Не грусти и стих сложи,
что отец, Алкей твой, – жив!
Что делать нам зимой с подругой,
когда метёт и воет вьюга?
Во-первых, сладкого вина
налить в бокалы, пить до дна.
А во-вторых, в тепле, во мгле
объятьям жарким сдаться в плен.
Свечи на столе
зажги, в кубки налей
хмель янтарную, пей!
Налей каждому по два,
закружится голова,
не говори, что хва-
тило, достань, милая,
бумагу, чернила,
запомним, что было.
Твоё плечо,
ух, горячо!
Налей ещё!
Как женщина, мне роскошь не чужда,
я не стыжусь, купаясь в красоте,
ловлю открытые мгновения любви
и откровенные шепчу слова.
В театре мы плачем,
как плачет глубокая река.
На трибунах кричим,
как кричит гора,
сбрасывая к подножью камни.
На галерах молчат.
Полночь. Луна зашла.
Как перед смертью.
И ложе холодное,
как в гробу.
Одна сегодня я.
А злые языки –
всё про любовь.
Но грязными словами.
Яблоко на верхушке дерева,
белый налив – моё!
Ветер не сорвал,
птица не склевала,
рука не достала!
Дождь сошёл с туч,
снег с гор.
Андромаха тоже плакала.
Грусть, прочь!
Благовоннолонной невесты
с благовонночлненным женихом
славим ночь!
Постыдные слова
желанья тайного
не говори невинной деве,
поэт!