Андрей Даньков
Биологическая опасность
– И как? Понял.
– К сожалению… Тот ляпнул, что она достанется или ему, или же не достанется никому. Я тогда пропустил мимо ушей его слова…
Мы подали заявление в ЗАГС, когда я выпустился из училища, выбрали ей платье, и всего за пару дней до свадьбы на нас нападают отморозки. Гопники обычно не лезут к тем, кто с девушкой, а если и лезут, то честно, без предьяв и разборок, а просто говорят, куда идти не стоит. А эти…
– Что эти?
– Долбанули по башке арматуриной… В центре города! Я отключился буквально на секунду, а когда очнулся, Виола хваталась за живот, а на футболе быстро расползалось красное пятно. Я к ней, кричу, чтобы люди вызвали скорую, вроде кто-то помогает, она оседает на землю, я пытаюсь успокоить и подбодрить её, мол мы будем жить долго и счастливо, нарожаем детишек, но…
– Умерла?
– Да. Потом мне скажут, что удар нанесли в печень таким образом, что её не смог бы спасти даже самый лучший в мире хирург, приступи он к операции даже через секунду после удара… – тут на глазах Лёши появились слёзы. – Последнее, что она сказала мне, было “Отомсти за меня”. И всё.
– А что с этим… Дальше что было?
– Похороны, за государев счёт, всё же сирота она. Деревянный крест, через три года рассыпался. Сейчас там памятник стоит, а у меня в Питере квартира, там второй памятник стоит. Купил на будущее, там только дату выбить. Ну это другое. Менты понятное дело, слились, мол не нашли убийц, которые пырнули её ножом, оформили висяк, их я сам нашёл лет шесть спустя. Ничего, они получили сполна и даже больше.
– А что сынок?
– Официально – утонул в Финском заливе через пару месяцев, неофициально – утопил.
– То есть, это твоя личная “Вендетта”?
– Да. И скажу честно, меня нельзя оправдывать. Одно дело убивать террористов в Сирии по приказу свыше, другое – самому это делать.
– Но ты делал, ради любимой. Ради её последней просьбы.
– Да… И честно, пойдя в ССО, я только не смейся, искал смерти для себя. Хотел воссоединиться с Виолкой. А меня зараза ни одна пуля не берёт! Только однажды лёг на гранату террориста, а та взяла и расфигачила броник. Только рёбра поломал и всё. Видимо, не хочет она.
– Она? Думаешь, твоя Виола – твой ангел-хранитель?
– А почему нет? Слушай, у меня будет просьба. Так-то её знают все в моём отряде, но попрошу и тебя. Если я вдруг помру, закопай меня в Питере. Адрес куда закапывать я дам.
– А ты же вроде с Наташей…
– Нет. Пойми, не может у меня быть второй любви… Она знает.
– Понимаю. Поэтому ты так сорвался, когда Лена потеряла сознание.
– Да. Не хочу, чтобы молодые испытывали то же, что и я.
– А фото… как память?
– Да. Можно и так сказать.
Внезапно его откровения прервал врач, который вышел из здания.
– Кто из вас Гоффман?
– Я. А что случилось? – спросил я обеспокоенно.
– У вашей жены… она беременна.
Вот этого я не понял, и от удивления даже присел.
– Как беременна?
– Вот так. Срок плюс-минус три недели, как раз сейчас её организм перестраивается, вот ей и стало плохо.
Я минуту просидел, не понимая, что происходит, пока ко мне не подошёл Лёха.
– Ну что, поздравляю! Правда не в таких бы обстоятельствах тебе отцом становиться, ну уж что будет то будет.
– Спасибо… – отстранённо ответил я. – Какой срок, вы сказали?
– Три недели, плюс-минус.
– Я могу пройти к ней?
– Да, конечно. Она в смотровой.
– Я тут подожду. – сказал Лёха.
Я прошёл через уже привычную процедуру досмотра, и когда я вошёл в палату, то увидел Лену, разговаривающую с врачом.
– О, вот и отец подошёл. – сказал врач и продолжил, не давая мне вставить слова. – Так, начну. Ребёнок, согласно генетическому анализу, не должен быть подвержен каким-либо заболеваниям. Вообще скажу, у отца генотип извините, идеального во всех смыслах человека.
– Но у Лены…
– Есть некоторая предрасположенность к миопии… близорукости всмысле. В остальном – никаких проблем.
– Скажите, доктор, а вот сейчас она может выписываться?
– Да. Не думаю, что это что-то катастрофичное. Просто исключите любые нагрузки, больше отдыха, и никакого стресса, на минуточку.
– Хорошо. Лен, собирайся, поедем… домой.
– Так, а где вы живёте?
– На борту самолёта. Так сложилось.
– Ну ну. Мой вам совет – сделайте себе нормальные кровати и живите там. Хоть улететь успеете. Если что, летите в Заполярье. Норильск там, Петропав… нет, на Камчатку и Чукотку не суйтесь. В Воркуту можно, короче туда, куда добраться по земле нереально, а по воздуху – практически нереально. – закончил рассуждать доктор.
– Спасибо, мы учтём. – сказал я, поторапливая Лену. – Валим отсюда. – сказал я полушёпотом.
Мы вышли из больницы, а там уже подъехала вторая машина с гостями и другими новобрачными. Из неё быстро стали разгружаться пассажиры. Но спецназовцев там не было. Видимо, они все ехали тогда во второй машине, вот и не хватило места.
Из неё сначала вылезли Жером, Оля, Вася, оставшийся во дворце.
– Как она? – спросила Оля. – Что случилось?
– Я… я беременна. – слабым голосом сказала Лена.
– Да ладно… – удивилась она. – Когда успела?
– Недели три назад. – ответил я. – Давай попозже с расспросами, ей нужен отдых.
– Хорошо.
Несколько минут я просто стоял, думая над дальнейшими шагами.
– Слушай, нам сколько времени до аэропорта добираться? – спросил я Лёху.
– Часов десять.
– Не понял? – недоумённо спросил я.
– По радио передали – в какой-то деревушке вспышка. Там никого из людей не осталось, а регенераты разбрелись по лесу и теперь они кусают людей из команд зачистки. И все они идут в сторону Кирова… – в этот момент со всех сторон послышался вой сирен воздушной тревоги.
– Что это? – спросил меня по-немецки Хайнц.
– Сейчас узнаем. – ответил ему я по-английски и уже на русском спросил Лёху. – что точно случилось?
– Погоди… – ответил он
Он обеспокоенно взялся за рацию, а Лена сжала мою руку, несмотря на дичайшую слабость.
– Мне страшно…
______________________
[56] Цитата из французского комедийного фильма “Такси 2”.
[57] PDW (Personal Defence Weapon) (с англ. Персональное Оружие Самообороны) – используемый в западных странах термин, обозначающий лёгкое и компактное оружие, предназначенное для вооружения военнослужащих так называемой «второй линии» (экипажей боевых машин, расчётов артиллерийских орудий и других), которым по роду службы не требуется «полноразмерное» оружие, но которым может понадобиться бо́льшая огневая мощь, чем могут обеспечить пистолеты.
Глава 11: Тартарары
“Только в Нью-Йорке какой-нибудь парень может одеться как зомби и пройти по улице незамеченным.”
Из т/с “Касл”
30 апреля 2029 года. Областная больница. Киров, Россия. 14:33 местного времени.
Лёха обеспокоенно что-то слушал через рацию, и его лицо, скажу честно, выражало сильную обеспокоенность. Через несколько минут он начал вращать ручку рации.
– Центр, приём! Запрашиваю уточнение ситуации по трассе на аэродром… – он слушал минуту, наверное. – Это точно?… Я понял.
Он убрал рацию и повернулся к нам.
– Ребята, ситуация патовая, как я сказал. Регенераты сожрали деревню в сорока километрах отсюда.
– А тут их нет? И это довольно далеко. – заметил я.
– Пока нет. И насчёт дальности я бы не радовался. Бегущий человек преодолевает это расстояние за часов десять-двенадцать. Это во-первых. Во-вторых, это – не люди, а регенераты. Значит, что их скорость выше, почему они и сожрали Москву подчистую всего за ночь. Так что, скидывай часов пять.
– Всего… Всего шесть часов?
– Да. Эвакуацию города провести не успеют. Максимум – человек двадцать тысяч, и то, если всё пойдёт по плану… – Лёха услышал шум в рации и ответил на вызов. – Алфёров на связи!… Да, они рядом со мной… Мы возле областной больницы… Нет, все.
– Что он говорит? Всё плохо – спросил меня Хайнц.
– Да, говорит что всё плохо. – ответил ему я по-английски. – Сейчас узнаёт, что нам делать.
– Хорошо.
Лёха кстати был жутко обеспокоен происходящим, будто что-то случилось.
– Лёха, что делаем? – неожиданно робко спросил я.
– Что-что. Миролюбов вызывал. Оказывается, в у него в распоряжении есть один Ил шестьдесят два, способный долететь до безопасного места. Он просит помочь нас с его эвакуацией.
– А где это “безопасное место”? – спросил Сельчук
– База “Арктический трилистник[58]”. Туда он отправится.
– У него же вертолёт стоит на крыше. Чего он не полетит на нём, хотя бы в аэропорт? – спросил я.
– Да фиг его знает, может не работает, а может ещё что. Но факт – он запросил наземную эвакуацию. Так что мы вас отвозим в аэропорт, на ваши самолёты, а дальше… надеюсь, что называется, свидемся ещё.
– Хорошо. Слушай, может, это, нам пока в машину сесть? – спросил я, чувствуя, что мне становится неуютно на открытом пространстве.
– Давай. – согласился он и потом резко скомандовал. – В машину! Живо!
– Так точно! – отрапортовало несколько его бойцов и мы все быстро, буквально за пару минут, погрузились в машины.
– Едем в аэропорт! – скомандовал Лёха в рацию, сев на переднее пассажирское место.
Машины синхронно тронулись с места и довольно быстро поехали в сторону аэропорта. В сравнительно небольшие окошки “Тигра” можно было увидеть, как крупные перекрёстки на всём протяжении пути превращались в отлично укреплённые блокпосты, блокировавшие все стороны улиц, даже если это пересечения многополосных дорог. На каждом блокпосту было оборудовано по как выразился Лёха, огневой точке, улицы, правда спешно, но блокировались бетонными заборами, какими ещё до моего рождения ограждали стройки. Конечно, такая “защита” не могла долго продержаться против толпы не то что регенератов, обычных людей. Я до сих пор вспоминаю, как ещё в то время, когда я жил в Германии, то наш учитель – бывший офицер восточногерманской армии, рассказывал нам про падение Берлинской стены. И одна из видеозаписей, где возле Бранденбургских ворот крушили стену, меня очень сильно зацепила. Потом я наверное, месяца три искал в интернете всю информацию, какую мог найти по поводу событий октября-декабря 1990 года, даже нашёл данные по тому, бетон какого качества использовался при производстве тех стен и что с ним могло стать после 30 лет эксплуатации… Правда большего я не смог тогда выяснить, так как родители сказали собрать вещи на первое время в мой чемодан и вообще сложить всё, что есть в комнате, в десяток коробок…
7 июня 2013 года. Хайдезе, Германия 15:11 местного времени. Дом семьи Гоффманов
– Мам, пап! Я дома! – крикнул я, войдя в дом. В тот день я только вернулся из начальной школы… Формально, Хайдезе – что-то вроде района субъекта в России, так что сказать, что я жил в Хайдезе – не слишком корректно, но многим немцам так проще – они понимают, из какой Федеральной земли я. Так, я сейчас вообще не о административно-территориальном делении, а о том, как я узнал о том, что моя жизнь перевернулась на 180 градусов.
– Паша! – обратились ко мне родители на русском. – Иди в комнату и собирай вещи.
– Какие вещи? Почему вы говорите по-русски? – недоумённо спрашивал я.
Вообще-то русским языком на тот момент я владел не сказать что хорошо, общение на этом языке было для меня довольно тяжёлой задачей, и то, меня учили языку три человека – родители и герр Крамер – тот учитель, про которого я только что сказал, в прошлом капитан Национальной Народной Армии Германской Демократической Республики Карл Крамер. И обращение родителей на русском, а не на немецком, сильно меня возбудило.
– Сынок, помнишь, мы ездили в Москву в прошлом году?
– Помню, но мы же были там неделю.
– На самом деле, мы оформляли документы для возвращения.
– Какого возвращения?
– Домой. В Россию. – сказала мама
– Но я… мы же немцы, и наш дом в Германии!
– Гоффманы жили среди русских двести лет, и уже вправе называть себя русскими. Пора и тебе понять, что такое – быть русским.
– Но зачем?
Вместо ответа матери на этот вопрос в дом вошёл мой учитель.
– Спасибо, что пришли, Карл. Вы принесли документы? – спросила учителя мама на русском.
– Конечно, Мария Эдмондовна. – ответил тот на не менее чистом русском. – Я по вашей просьбе уточнил у знакомого коллеги из Санкт-Петербурга, конечно Павлу придётся пересдать некоторые предметы, плюс, подучить русский язык, чтобы учиться наравне со всеми, однако герр Овербек, директор школы, сообщит в органы опеки, когда узнает о том, что вы уезжаете.
– Герр Крамер, можете поговорить с Пашей?
– Конечно. – сказал он это маме и обратился ко мне уже на немецком. – Пол, ты – умный парень, из настоящих немцев, что ценят семью и традиции, но ты – ребёнок другого менталитета, тем более, у нас хотят ввести предметы, которые если появятся, я уйду на пенсию. Тем более, тебе тут вскоре станет не место. Езжай в Россию, тебе там будет комфортнее.
– Вы уверены?
– Я боевой офицер, хоть и в прошлом. И прекрасно понимаю, во что превратится Германия всего за пару лет. Так что, потом ты поймёшь и если не поблагодаришь, то поймёшь меня.
– Спасибо, герр Крамер.
– Ступай. – сказал он мне по-русски и обратился к моему отцу. – Андрей Зигмундович, вы когда уезжаете?
– Сегодня, господин Крамер. Может быть, завтра, но очень скоро.
Дальше были недолгие сборы, которые больше походили на бегство. Я складывал сначала некоторые вещи в чемодан, чтобы их хватило на первое время, а дальше – вместе с родителями упаковывали остальные вещи и предметы быта в десятки коробок, которые уже к вечеру погрузились в фургон неизвестной мне тогда модели. Нет, конечно, уже в России я узнал, что это была “Газель”, но тогда десятилетнему пацанёнку это всё было в новинку. А тогда я даже не успел попрощаться с одноклассниками…
Но через несколько месяцев о них я уже забыл, влившись в другую культуру, чуждую для меня, но одновременно и готовую принять тебя с распростёртыми объятиями…
Герр Крамер вышел на пенсию, как только в немецких школах ввели предмет “гендерного просвещения” как обязательный. А когда начались волны миграции из “горячих точек”, то мы оба убедились в мысли, что мои родители в тот день приняли правильное решение – увезти меня “на вторую Родину”… Хотя узнал я о том, что наши мысли совпали только лет десять назад, когда я стал осознавать, в какую дыру превратилась Германия. И то, мы с моим бывшим учителем часто разговаривали по Скайпу. Я – чтобы не забыть немецкий. Герр Крамер – чтобы быть в курсе моих успехов, ну и чтобы просто пообщаться.
Карл Крамер умер пять лет назад от инфаркта в возрасте семидесяти трёх лет. Честно, в тот день я едва не ушёл из лётного училища, но к счастью, меня отговорили…
30 апреля 2029 года. На выезде из Кирова, Россия. 15:05 местного времени.
– Всем выйти из машин для досмотра! – жёстко крикнул военный в свой мегафон, требуя, чтобы все мы покинули машины.
– Ребят, выходим. – сказал Лёха, открывая дверь машины.
– Принято. – с очевидной грустью ответил я.
Мы вышли из машин и опять подверглись процедуре досмотра. Опять нам светили глаза фонариками, опять раздевали и проверяли на укусы, но в этот раз, кажется, всё было быстрее, чем обычно.
– Лёха! Мне не показалось, или досмотр прошёл быстрее, чем обычно?
– Не показалось. Люди и так уже начинают бунтовать, а военные воют – каждый день проверять сотни людей, а у них – семьи.
– Думаешь, начнут дезертировать?
– Уже начинают. Но пока что всё или засекреченно, или жёстко пресекается. Или скрывается за левыми отчётами. В третье, если честно, я верю больше.
– Ну ладно.
Мы гнали по дороге в аэропорт, когда перед нами выскочил какой-то мужик.
– Блядь! – крикнул Лёха, когда по машине раздался глухой удар. – Кого сбили?
– Не заметил… – ответил водитель.
– Так! Трое – на осмотр. Просматривать периметр, стрелять по всему, что движется!
– Есть.
Жека встал за пулемёт и потянулись долгие минуты ожидания. Которые прервались докладом Лёхи.
– На седьмом километре сбили регенерата… Буквально, вывалился на дорогу и был таков. Сейчас сожжём… Сами разберёмся.
Бойцы Лёхи облили регенерата из бензина и подожгли его. В ту же секунду они запрыгнули в нашу машину, и мы продолжили движение.
Ещё через две минуты мы въехали на территорию аэродрома через служебный въезд, так как на основном было столпотворение – пассажиры своих самолётов, на которых они попали в Киров почти месяц назад, активно грузились на самолёты, чтобы продолжить полёт не к месту назначения, а к безопасному месту в их странах, если таковые конечно, остались. А если не осталось, и кто-то решил остаться здесь, то самолёты летели пока что в никуда, а потом – куда решит Чрезвычайная комиссия.
По крайней мере, наш самолёт летел во время последнего коммерческого рейса полупустым – на борту было всего семьдесят человек пассажиров, а из них англичан всего человек пять. Значит, всех примут на себя другие рейсы. А мне – вывезти парней Лёхи и их семьи, которые согласились лететь с нами.
– Павел Андреевич, вас просят зайти к коменданту аэропорта. – сказали мне на КПП служебного проезда.
– Сейчас?
– Желательно сейчас. Но приказывать мы не можем.
– Хорошо. Лёх, проследишь за моими людьми?
– Конечно.
Я выбежал из машины и бегом направился в аэропорт, где меня быстро направили в кабинет коменданта. На месте я постучался, и после жёсткого приказа “Войдите!”, я быстро вошёл в кабинет.
– Мне сказали пройти к коменданту аэропорта.
– Павел Андреевич, да, просили. Комендант аэропорта полковник Захар Олегович Лагонов. Куда вы планируете направиться?
– На Алтай. Скорее всего, в Барнаул.
– Понятно. У меня просто лежит пачка обращений от людей, которые просят отправить их в населённые пункты Алтайского края и Республики Алтай.
– Сколько?
– Пятьдесят восемь человек. Сможете принять столько человек на борт?
– Сможем. Багаж у них есть?
– Есть.
– Вызывайте грузчиков, пусть грузят их багаж на борт. Людей погрузите в течении двух часов. Я предупрежу бортпроводников, но вы понимаете, что рассадка будет в порядке живой очереди.
– Конечно. Моё дело – предупредить вас о выразивших желание. Всё остальное – вы решаете.
– У вас всё?
– Да. Можете идти.
– Спасибо… Только я заберу списки?
– Конечно.
Я вышел из кабинета и направился к выходу из аэропорта. Там была настоящая катастрофа – военные пытались разграничить потоки людей, но получалось не особо. Хотя бы люди боялись регенератов, и пытались сами создать подобие порядка, правда также не очень качественно.
На борту самолёта Оля, как в старые добрые времена, принялась чистить салон для будущих пассажиров, о которых они пока что не знают. Компанию ей составили Валя, Наташа и Лена, которой я бы не дал заниматься какой-либо активностью… Только если она не заговорит меня до смерти, что видимо и произошло с Олей.
– Оля! – крикнул я. – Подойди.
– Что случилось?
– Надо готовить салон.
– Уже готовим.
– Не в этом дело – нас попросили взять на борт пассажиров, которые и так летели на Алтай.
– Много?
– Пятьдесят восемь человек, из них двадцать три – дети в возрасте около тринадцати лет, плюс-минус год.
– Почему так?
– Они возвращались в Горно-Алтайск из Москвы, когда город накрыло. Вот они и застряли тут.
– Понятно. В общем, вот так.
– А то, что мы летим в Барнаул, это никак не смутило коменданта?
– Там будет местная авиация. Если не будет, то просим Лёху сбегать в город за автобусами и на них перевозим людей в Гальбштадт.
– Хороший план. – сказал Сельчук. – Только не учёл одну деталь – ты же договаривался хотя бы про семьи военных, а это – тридцать с лишним человек.
– Село большое, не хватит для остальных – расселят по сельсоветам.
– Ну-ну.
В этот момент в салон забежал Лёха.
– Ну, что сказал комендант?
– Просил принять пассажиров, которым с нами по пути.
– Понял.
– Кстати, ты как сейчас?
– Беру парней и едем на трёх машинах в город за Миролюбовым.
– Окей. Мне с вами или ждать?
– Жди нас тут. Как приедем, ждём его взлёта и вылетаем сами.
– Ладно. Пока погрузим людей на борт.
– Хорошо. Оставь по месту рядом с семьями.
– Сделаю.
Лёха выбежал из машины и через несколько минут от его лагеря тронулось три “Тигра”. Из люка одной машины торчал ствол пулемёта, а из второй – тоже ствол, но какой-то короткий, и с огромной коробкой на прицепе. И я сильно сомневаюсь, что это тоже был пулемёт. В общем, как бы там ни было, аэропорт жил сумасшедшей жизнью, так как все пытались улететь. Было конечно не так, как в Афганистане восемь лет назад, но паника едва не начиналась.
– Харитон Владимирович! Нужно организовать погрузку людей из этого списка. Паспорта проверяем, если нет, отказываем в посадке. Фотокопии не принимаем. Только паспорта, водительские и разрешения на оружие. Будут тыкать корочками, сначала в воздух, далее… блин, забыл.
– Это уж точно, забыл.
– Наташа! Поможешь Харитону Владимировичу с посадкой пассажиров. Сейчас к нам подойдут семьи парней Лёхи, их… сами разберётесь. А что по людям из списка – как я сказал.
– А что с оружием?
– Если будут тыкать в лицо разными корочками, то сначала слова, потом в воздух, и если не пробрало, на поражение.
– Грубо. – сказала Наташа.
– Зато действенно. – сказал Сельчук. – Увидят, что будет за попытку проникнуть на борт без документов – нужные останутся, остальных снесёт ветром.
– А ты, Паш?
– Я – проверяю самолёт и готовлю его к вылету.
– Понятно.
Через десять минут после этого разговора на борт начали подниматься семьи, которых мы вывезли из подмосковного Ада. Я же првоерял настройки бортового компьютера, и заметил, что у нас нехватка топлива – не хватало почти 3 тонны топлива из 20 возможных. Пришлось запрашивать топливозаправщик и требовать от техников заправить практически полностью заправленный самолёт. Затем – была погрузка на борт багажа в виде вещей жён и детей бойцов Лёхиного отряда, и наконец уже, багаж попутчиков. И при этом, стоило мне закрыть люк заднего багажного отсека, подъехал военный “УАЗ”, из которого вышел мужик и сказал, что у него приказ погрузить часть вооружения на мой борт.
– Ну ладно, какое вооружение и сколько?
Мужик, видимо знал, что я не разбираюсь в вооружении от слова совсем, и дал мне листок, из которого я понял, что грузят мне на борт три десятка “Калашниковых” в одном калибре 5,45 мм, два ящика с цинками внутри, и за компанию, партию из трёх сотен пистолетов Ярыгина, которыми нас и вооружили, а ещё – партию гранат РГД-5 и Ф-1 “Лимонка”, по двесте штук каждая. Их я помнил по “Колде”, так что эти обозначения я прочитал сразу
– Ну, как мне кажется, никакого криминала тут нет, грузите.
Военные за десять минут аккуратно всё загрузили и закрепили всё стропами, чтобы никакая турбулентность не сорвала опасный груз.
– Товарищ пилот, если хотите, то можете удостовериться, что всё в порядке.
– Конечно, сейчас проверю.
Я залез в отсек с военным и мы быстро проверили качество строп и их натяжение.
– Всё в порядке.
– Ну и отлично. Мы поехали.
– Езжайте.
Когда военные покинули самолёт, я закрыл люк переднего багажного отсека и через трап попал в салон. Там уже полным ходом шла подготовка к очередному использованию этого самолёта по его прямому назначению.
– Как посадка пассажиров?
– Ну, семьи мы погрузили, сейчас по спискам начнём. Приоритеты те же: сначала женщины и дети, далее маломобильные, затем – все остальные.
– Хорошо. Я дальше самолёт осматривать.
Я вышел из самолёта и начал методично его проверять, надеясь не найти чего-нибудь, из-за чего нам пришлось бы тут застрять, а в условиях отсутствия техобслуживания – этот самолёт, как и практически любой самолёт на планете теперь, будет летать до первой значительной поломки. На промежуточные техосмотры уже мало кто будет смотреть…
К моему счастью, самолёт оказался полностью исправен, и готов к вылету “по первому требованию”, что от него сейчас и требовалось.
Через полчаса началась погрузка попутчиков, которая прошла на удивление нормально: никто не пытался проломиться на борт. Всё было спокойно, даже слишком спокойно. Видимо, эвакуацию из Кирова никто не стал объявлять… Может показаться, что это было жестоко, но к сожалению, опыт Москвы, когда погибли почти все введённые в город войска, не оставлял пространства для манёвра: быть может, часть города устоит, и оттуда когда-нибудь начнут вывозить людей.
Я стоял около самолёта, когда к терминалу подъехал французский борт, и из него не вышел и подошёл мне подошёл французский экипаж в полном составе.
– Пол, мы хотели ещё раз поблагодарить вас и ваш экипаж за то, что спасли наши жизни. – начал Жером, а потом добавил. – И вас лично за то, что сподвигли Хайнца сделать предложение моей Адель.
– Жером, это просто морской закон – спасать тех, кто попал в беду.
– Мы думаем, что… Сделаем совместную фотографию, на прощание. Вместе со всем вашим экипажем.
– Сейчас. Пять минут потерпите?
– Конечно.
Я забежал в салон, и приказал бортпроводникам, и Сельчуку, собраться у трапа самолёта.
– Паш, что случилось? – спросила Оля.
– Французы хотят сделать фото на прощание.
– Сделаем, это ведь, мы их в последний раз видим, да? – спросила Оля.
– Наверное, да. – честно ответил я.
Через десять минут наша общая фотография была разослана по Bluetooth на все наши смартфоны, и настала пора прощаться.
– Жером, если сохранится такая возможность, мы с вами свяжемся.
– Буду рад поговорить с вами, мсье Гоффман.
– И я с вами, герр Кавелье.
Далее я подошёл к Хайнцу с Адель, которые чуть было не плакали от того, что они видят своего Купидона в последний раз.
– Пол, вы… вы не знаете, как вы нам помогли. – сказала Адель по-немецки.
– Помогли не то слово, вы сделали меня способным взять ответственность. Ответственность за свою жизнь, за свою судьбу, за всё, что связано со мной.
– Хайнц, это ты. Ты сам всего добился. Ты отказался от службы в Бунедсвере ради любви. Ты отказался от родной страны, отказался от всего, что тебя связывало с семьёй, и всё это ради любви. Так что это ты всего добился. Помни это.
– Спасибо, герр Гоффман. Если сможете к нам выбраться, вы станете крёстным для нашего первенца?
– Мсье Кавелье знает? – спросил я.
– Нет нет, что вы. Мы с Хайнцом пока не планируем детей.
– Иначе меня выкинут из самолёта. – шутливо заметил Хайнц.
– Так или иначе, в добрый путь, друзья мои. Прощайте. – сказал я на прощание.
– Прощайте, герр Гоффман.
Я отошёл от этой интернациональной парочки, и увидел, как Хайнц, успокаивая плачущую Адель, уводит её в самолёт. Зато чцена Оли с Мишелем меня заинтересовала. Было видно, что они рбъяснялись друг другу в чувствах и каждый из них боролся с необходимостью продолжить полёт в своих экипажах, а значит – расстаться с друг другом навеки.
Внезапно Мишель взял Олю за руку и они пошли к Жерому. Я решил постоять на месте, и не зря. Через десять минут ко мне подошла Оля, и едва она что-то сказала, я сказал:
– Иди за своим счастьем, Оля. Можешь сдать свои обязанность Наташе и идти с Мишелем.
– Но это он летит с нами! – воскликнула Оля. – Жером решил, что любовь он не разрушит, пусть даже и пожертвует членом экипажа ради этого.
– У него есть, ради чего, есть идеология солдата. – сказал по-английски Мишель. – Теперь я с вами.
– Хорошо. Займи место в кабине на откидном кресле. Вещи свои с собой есть?
– Есть, я их сейчас заберу, и пойду к вам.
– Давай.
30 апреля 2029 года. Аэродром “Победилово”, Киров, Россия. 17:40 местного времени
Два “Тигра” со следами от пуль влетели на территорию аэродрома и проследовали на старую полосу, где как раз стоял Ил-62 СЛО “Россия”. После пятнадцати минут стоянки “Тигры” сорвались с места и через минуту подъехали к моему самолёту.
– Фриц! Двадцать минут, и мы будем готовы! Рацию настрой на вторй канал! – крикнул мне Лёха, и я, сбегав в кабину за своей рацией, настроил её на указанный им канал, чтобы поддерживать с ним радиосвязь случись что.
Стоило Лёхе выскчить из своего “Тигра”, как я заметил, что с полосы взлетает звено из 4 истребителей Су-57. Я хоть и профан в плане оружия, но в вопросе авиатехники я разбираюсь очень даже здорово. После того, как истребители, видимо, с подвесными баками, сделали круг над аэродромом, на полосу выехал литерный борт.
Самолёт Миролюбова, после пяти минут стояния на полосе, начал разгон. Понятно, что Ил-62 требует длинную полосу для взлёта, почти три километра, но взлетал он очень тяжело, как будто самолёт был перегружен. Я стоял на ступешьке трапа, наблюдая за взлётом. Честно, хоть и рядом была смертельная угроза, но мне надо было успокоиться.
– Фриц, ты видишь? – возбуждённо спросил меня по рации Лёха, в этот момент собиравший своих парней для эвакуации.
– Нет, а что должен?
– Сразу за полосой.
И вправду, за полосой, где-то в километре от неё появилась какая-то серая полоска дыма, больше похожая на иглу или ниточку. Через несколько секунд эта “ниточка” пересеклась с самолётом Миролюбова, и истребители сопровождения Су-57 начали “разбрасывать” искры, которые, если верить всяким военным фильмам, должны были сбить ракеты с толку.
И кажется, всё получилось, разве что один из четырёх истребителей странно дёрнулся и задымился.
– Паша! Диспетчеры сообщают об угрозе с земли… – Обеспокоенно сказала Лена, но замерла, увидев, что из дымящегося истребителя катапультировался пилот.
– Знаю. Возвращайся в самолёт, и скажи Оле, чтобы вытащила пакет из-под места “Два Б”
– Какой пакет?
– Оля знает. – пространно ответил я.
Под этим креслом лежал тот нелегальный пистолет-пулемёт.
– Лёха, мы что, едем за пилотом? – спросил я в рацию, уже спускаясь с трапа.
– Едем. Ты, я, Вася и Жека. Больше людей и так нет. Беги к нам, поможешь.
– Уже бегу! – ответил я.
– Видим.
Я подбежал к палаточному лагерю, где царила лёгкая паника – всё-таки, регенераты начали наступление, причём оно “крайне удачно” совпало с военным мятежом.
– Короче, расклад такой. – начал говорить Лёха перед своими парнями едва я появился в его поле зрения. – Есть инфа, что несколько сотен регенератов, это уже точно, движутся в сторону Кирова через нас, время подхода к аэропорту – минут двадцать. Плюс, четыре воинские части с какого-то перепугу начали переброску личного состава в город и сюда.
– Так это, может быть, из-за приказа об обороне? – спросил кто-то из его парней
– Этим был приказ сидеть и не отсвечивать до тех пор, пока их услуги не потребуются. Но как видите, у этих людей откуда-то взялись “Иглы”, и они… ну вы видели. Время подхода второго противника – возможно, минут пять. В общем, расклад такой: Я с Фрицем, Васей и Жекой едем на место крушения и вывозим пилота, если он ешё жив.
– Хорошо. – сказал Эдуард. Его голос я узнал сразу. – Фрица вооружаем?
– Конечно. Возьми со склада семьдесят четвёртый с тремя рожками и броник со шлемом. Ему пригодится. – сказал Лёха. – Ну всё, грузитесь на самолёт Фрица и ждите нас!
Бойцы Лёхи быстро разбежались, а я вместе с Васей и Жекой стали ждать, пока Лёха не подгонит машину, а Эдик не принесёт мне обмундирование.
