Андрей Воронин
Банда возвращается
Глава 6
Свои своих узнают
Совет безопасности,
8 часов утра,
25 марта 1996 года, кабинет Президента
Вдоль стола рассаживались первые лица государства, в руках у которых была сосредоточена гигантская власть.
Шло заседание Совета безопасности. Как положено по протоколу, вел его Секретарь Совета Григорий Данилович Поливода, однако во главе за своим рабочим столом сидел Президент. И это отражало реальное положение вещей: Президент ни с кем не делил полноту власти. Это знали, и этого боялись, – наверное потому, что изменить этого не могли.
Из старой президентской команды, с которой Он пришел к власти, на высоких постах не осталось буквально ни одного человека.
Увы!..
Старинная русская традиция – сбрасывать с Царского Крыльца ненавистных народу бояр, чтобы славил народ царя-заступника – всегда действовала безотказно. Так было с Павловым, так случилось с Гайдаром, так будет… с кем?..
Этот вопрос читался на лбах всех присутствующих. Никто не сомневался, что перед выборами будет намечен или даже «умерщвлен» жертвенный козел, и никому не хотелось попасть под это ругательное в народе слово.
Начал заседание Поливода:
– Я считаю, что в стране назрел острый кризис власти, – он оглядел присутствующих суровым внимательным взором. – Судя по аналитическим отчетам, падает инвестиционная активность, усилился вывоз частного капитала, оппозиция наращивает наступление, большинство людей испытывают ощущение безвластия в стране, – это со всей очевидностью показывают последние социологические исследования. Разнузданная антипрезидентская кампания вокруг дела Смоленцева усиливает перечисленные тенденции. Надо предпринимать решительные шаги.
Поливода сделал выжидательную паузу – как бы оценивал реакцию на свои слова. Кто-нибудь выступит в этом же ключе? Не побоится?
Выступили.
– По текущей сводке ВНИИЦИОМа, за последних два дня, прошедших после гибели Смоленцева, рейтинг популярности Президента упал с двадцати пяти до восемнадцати с половиной процентов. Это близко к политическому коллапсу. Реакция грозит стать неуправляемой, – проинформировал глава администрации Президента.
Подал голос и министр обороны:
– «Президент больше не хозяин в своем доме», «Президент не может навести порядок в собственном доме, но обещает обустроить Россию», – вот что пишут газеты. Это только заголовки. Сейчас ситуацию может спасти только демонстрация силы. Сформированы и укомплектованы две десантные дивизии, – министр оглядел присутствующих суровым взглядом. – Я готов в течение двух дней навести наконец порядок в Чечне. Вы же понимаете, что по большому счету это совсем не сложно… Силами шестого воздушного флота нанести массированные бомбовые удары по горным базам – не оставить камня на камне. У меня имеются данные разведки о расположении таких баз. После гибели Дудаева полевые командиры не смогут оказать координированное сопротивление. У них самих грызня. Момент во всех отношениях удобный.
Президент все еще молчал.
Подал голос Кожинов:
– Война – это трупы.
Министр обороны его сразу перебил:
– Война есть война. Ее либо вести до победы, либо не стоило начинать…
Но Кожинов продолжил мысль:
– Бросить в предвыборную Россию еще тысячи покалеченных или убитых мальчишек – это проиграть выборы. Потом следует учитывать, что трупы будут не только с нашей стороны. А Чечня – это по-прежнему тоже Россия… К тому же я сомневаюсь, что там будет достигнут успех, – он критически посмотрел в сторону министра обороны, – мы это уже слышали десятки раз.
– При таком финансировании армии… – начал было глухим голосом министр обороны.
Президент откашлялся, все замолчали. Голос Президента был громкий и ясный:
– На этот раз я предлагаю не затягивать обсуждение несложных вопросов, – он сделал паузу, во время которой через прищур разглядывал присутствующих. – Грызня началась не в Чечне, грызня началась здесь, в Кремле. Один загрызенный даже лежал в туалете на втором этаже.
Опять нависла пауза, несколько человек приготовились лишиться своих постов.
– Падение популярности главы государства, – неторопливо продолжил Президент, – дело совершенно обыкновенное. Особенно в трудные для страны периоды… Брехать в оппозиции – это одно, а делать дело – несколько другое. Однако мы совершили несколько досадных ошибок и до сих пор не приступили к использованию резервов.
На этот раз дрожь прошла практически по каждому.
Президент веско продолжал:
– Первое: надо немедленно закончить подготовку и провести через Думу следующие указы: «О государственной поддержке граждан в строительстве и приобретении жилья», «О помощи гражданам, выезжающим из районов крайнего Севера», «О предоставлении налогового кредита предприятиям оборонной промышленности», «О мерах поддержки малого предпринимательства». Наша генеральная линия сейчас – обеспечение реальной поддержки конкретным социальным группам граждан. После этого они не станут прислушиваться к обещаниям оппозиции, и на них не будут влиять такие скандалы, как убийство Смоленцева. Это наш главный козырь…
Президент передал бумагу со списком первоочередных указов главе администрации.
Потом продолжил:
– Второе: службе безопасности Президента, ФСБ и разведке немедленно отработать меры по обеспечению безопасности прямых переговоров Президента и Яндарбиева.
Министр обороны зло крякнул.
Президент покосился на него:
– Я жду ваши предложения в кратчайшие сроки. Кожинов прав, в Чечне сейчас нужен мир, матери должны знать, что Президент лично прекратил бессмысленную гибель двадцатилетних мальчишек.
Получившие задание генералы молча закивали.
Президент бросил ручку на стол:
– Третье: Министру обороны подготовить в двухнедельный срок окончательный – я повторяю – окончательный проект реформы армии. Выделяемые финансы максимально использовать для погашения задолженности по зарплате офицерам и на питание солдатам. Учитывая семьи, это несколько миллионов избирателей. Разве не значительная поддержка?.. Очень даже значительная. Вы согласны с линией Президента? – обратил он прямой вопрос к Генералу Армии.
Министр обороны с лицом бурачного цвета грузно поднимался из-за стола:
– Да пошло оно все на хрен!..
Эта громыхнувшая невозможная фраза просто-таки оглушила присутствующих.
Ни слова больше не говоря, бывший Министр обороны страны прошел к дверям и покинул помещение.
– Ну что ж, – с напряженным лицом сказал Президент. – По крайней мере, определенная позиция. Пресс-службе немедленно провести брифинг и объявить об отставке Министра обороны, несогласного с курсом Президента на мирное урегулирование конфликта в Чечне.
Пресс-секретарь скрылся за дверью.
После грянувшего грома обстановка в комнате несколько разрядилась. Жертвенный козел сам прыгнул в пропасть, не желая двухнедельной оттяжки, согласно ультиматуму, который предъявил ему Президент.
– Четвертое, – привлек внимание высших сановников Президент. – Во второй половине апреля я убываю в предвыборное турне по стране, начиная с Ярославля. Службе безопасности согласовать со штабом избирательной кампании график поездки и обеспечить комплекс охранных мер. Это же касается ФСБ и МВД.
В помещении стояла такая тишина, что, как говорится, можно было муху услышать.
– Пятое: администрации согласовать с Лужковым программу празднеств, посвященных подписанию второго апреля договора о содружестве с Белоруссией.
Глава администрации осмелился произнести:
– Это практически уже готово.
– Хорошо, – Президент тяжело посмотрел на генерала Кожинова. – Что с делом Смоленцева?
Генерал побагровел, как обыкновенно багровел, делая доклад Президенту:
– Практически все доказательства вины Глушко есть: и мотивы, и улики. Сугубо уголовная, можно сказать, история. Личность преступника соответствующая – наркоман, мошенник, гомосексуалист…
У Президента дрогнула бровь:
– Как такой человек мог работать в избирательной команде?
– Талантлив.
– Это мы с вами понимаем и все сидящие за этим столом, а как вы людям это объясните?
Генерал Кожинов насупился:
– Значит, не надо нажимать на эти обстоятельства; следует как-то смягчить их, может быть, провести глубокую психиатрическую экспертизу…
– Проведите. И вообще, осторожно с этой историей, никаких уотергейтов в Кремле. Повремените с оглаской, пусть это дело немного остынет. Отставка Министра обороны отвлечет публику от убийства. Мы и из отрицательного – из отставки то есть – должны извлекать какую-то пользу. Иначе трудно будет удержаться… А отрицательного, посмотрите, сколько угодно. У нас много врагов… Выпускайте строго дозированные порции информации, чтобы ощущалась постоянная работа следствия – и только.
– Я понял, – кивнул Кожинов.
– И последнее, – снова зависла пауза, во время которой все поняли, что гроза еще не миновала. – Прекратить снюхиваться с коммунистами. Крупнейшие промышленники сейчас готовят документ, где призывают меня установить гражданский мир и поделить власть с Зюгановым, пустить коммунистов в федеральное правительство. Такой вариант очень усложнит обстановку. Может заглохнуть всякая деятельность на ниве реформ… Я не рекомендую вам выходить ко мне с подобными предложениями. Мы должны победить их на выборах. У меня нет иного выхода. Какие будут мнения?
Президент медленно обвел взглядом присутствующих. И встретил только застывшие маски лиц.
– Есть мнение идти и выполнять, – подал голос председатель ФСБ.
На том и разошлись.
* * *
Виктория Макарова,
9 часов утра,
25 марта 1996 года, ресторан второго этажа гостиницы «Россия»
Виктория поднялась на второй этаж и прошла в сторону ресторана длинным коридором с бордовыми ковровыми дорожками.
Встреча была назначена на время завтрака Семена Ивановича в этом ресторане. Виктория по пути с интересом осматривалась вокруг – да, она давно здесь не бывала. Кажется, в последний раз – когда состояла в охране лично Принцессы…
Ресторанов в этой крупнейшей гостинице было четыре, не считая кафе-закусочных на каждом этаже в каждом блоке. Целая кулинарная индустрия.
Не ошибиться бы в поисках нужного ресторана. Виктория обеспокоенно взглянула на часы… Не упускала она случая взглянуть на себя и в зеркала, мимо которых проходила.
Липкин сидел за столиком с меню в руках. Строгий серый костюм благородного пошива, галстук в тон, внимательное выражение лица…
Виктория остановилась рядом.
– Вы ко мне? – спросил он, будто находился в служебном кабинете.
Девушка тихонько, дабы не смущать присутствующих, представилась:
– Лейтенант Макарова, служба безопасности Президента, я вхожу в состав следственной комиссии по делу об убийстве Смоленцева.
Липкин припомнил:
– Значит, это вы мне звонили?
– Я, Семен Иванович…
Он не без подозрения оглядел ее стройную фигуру:
– Вы можете подтвердить свои слова?
Виктория предъявила документы.
– Хорошо. Я вас слушаю.
Подошла официантка, и Семен Иванович сделал обстоятельный заказ. Чувствовалось, что в командировочных средствах он не стеснен.
Официантка склонилась к Виктории:
– Что вам, девушка?
– Стакан сока и кофе.
Выждав, пока официантка удалится на достаточное расстояние, Виктория продолжила:
– Вы не удивлены, что к вам обратились по этому поводу, Семен Иванович?
Липкин посмотрел на нее как-то свысока:
– Я ничему не удивляюсь, когда речь идет о действиях ваших властей. Я уверен, что за мной позавчера следили, фиксировали мою встречу со Смоленцевым, но, наверное, не смогли ее прослушать. Так?..
Виктория не сказала ни «да», ни «нет».
– Поэтому вы хотите допросить меня о содержании нашего разговора. Тем более, что он происходил за несколько часов до убийства в Кремле, в двух шагах от Президента. Я правильно вас понимаю?
Виктория не стала строить из себя суперпрофессионала, образ мыслей которого никому недоступен:
– Ну что ж, Семен Иванович, тогда расскажите о содержании этого разговора.
– Я могу вам сказать, что речь шла о телепередаче, в которой я должен был вести диалог с Немцовым, – на лице Семена Ивановича заиграла хитрая улыбочка. – Надеюсь, вам понятен расчет Смоленцева? Я и Немцов… Липкин и Немцов… Это же два разных полюса. Если их свести поближе, непременно получится спектакль, из которого можно извлечь пользу. Только вопрос – кому?.. Когда помнишь про этот вопрос, когда правильно держишься перед камерой, можно элементарно нарушить замыслы того, кто собирался сделать из своих политических оппонентов бойцовых петушков… Я сразу понял, что нас недооценивают… Вы следите за ходом моей мысли, девушка?
– Да, конечно.
– Соглашение о съемках было достигнуто. Я настоял на прямом эфире, хотя это было непросто. Но сами посудите: без прямого эфира рассчитывать на успех, по меньшей мере, наивно; из записи выстригут все, что захотят, или скомпонуют так, что будешь выглядеть круглым дураком, фигляром… На этом наш разговор со Смоленцевым был бы исчерпан…
Наступила пауза, во время которой официантка расставляла на столе закуски.
Виктория отпила холодного абрикосового сока и принялась размешивать кофе.
Когда официантка, покачивая бедрами, отошла, Виктория подняла на Липкина глаза:
– Я догадываюсь, что в конце вашей фразы следует «но», это означает, что вы хотите сказать больше.
– Совершенно верно, девушка. Возможно вам будет непонятно, но… – Семен Иванович сделал паузу и поднял вверх указательный палец, не выпуская вилки из рук. – Но мы, коммунисты, ведем открытую политику, а потому я хочу, чтобы вы довели до сведения вашего полицейского и политического руководства, что разговор у нас с Виктором Смоленцевым шел не только о предвыборной передаче.
Липкин принялся кушать салат. Он очень тщательно пережевывал каждую порцию пищи, и это не мешало ему одновременно говорить:
– На выборах в Думу коммунисты одержали победу, потому что на их стороне было сто пятьдесят региональных и центральных газет. Наша сила в правдивом слове. И в разговоре со Смоленцевым мы обсуждали проект финансирования за счет средств партии и за счет коммерческих кругов телерадиокомпании «Молодежная». И Смоленцева весьма заинтересовали наши предложения. Они касались целого ряда проектов.
– Что же из этого следует? – Виктория отпила горячего кофе, и ей показалось, что внутри она раскалена пожарче.
– Я ни на грош не верю в случайную гибель этого талантливого молодого человека. Он стал поворачиваться в сторону народной правды, такой, какая она есть. И скажу с полной уверенностью: вряд ли он стал бы из диалога Липкин-Немцов делать шоу, выгодное нынешним власть предержащим…
– Почему?
Липкин смешно округлил глаза, что должно было, наверное, означать: как это может быть непонятно:
– Стоит только посмотреть его репортажи из Чечни, девушка, из бастующего Кузбасса, как становится очевидно, что этот человек не лишен гражданской совести.
Виктория не могла скрыть улыбки:
– Простите, а гражданская совесть – прерогатива только коммунистов?
– Девушка, я не собираюсь вести с вами дискуссии, – ответил Липкин, прожевывая. – Вы пришли меня допросить, ну и, будьте добры, слушайте. Я никогда не прочь сказать то, что думаю. Те молодые люди пришли за мной следить, – Семен Иванович кивнул куда-то в угол, – ну и пусть следят, пусть фотографируют. Потом напечатаете эту фотографию и подпишете: «Семен Липкин с молодой любовницей». Это ваша манера политической борьбы. Она давно известна…
– Какие молодые люди? – насторожилась Виктория.
– А вон, устроились в уголке. С бесстрастными лицами… Но меня-то не проведешь: чем бесстрастнее лицо, тем за ним больше скрывается интереса. Я – старый конспиратор. И эти штучки чую издалека…
Девушка как бы случайно оглянулась:
– Хорошо, я вас молча слушаю…
Однако слушала Виктория уже только наполовину. Молодые люди за дальним столиком, которые подошли, когда она уже была в зале, и сели за пределами ее поля зрения, – это были Репека и Семенов. Липкин вычислил или угадал их совершенно точно. Ничего не скажешь, наметанный глаз.
Гулко билось сердце в похолодевшей груди.
Какая она, к дьяволу, разведчица!.. Это был самый настоящий провал, и никакого дня до вечера у нее не оказалось. Не то что действовать – дожить бы до вечера!
Липкин между тем продолжал:
– Я уверен, что Смоленцев пошел вчера в Кремль, чтобы выяснить до конца отношения со своей бывшей подругой Монастырской. Бывшей, потому что как только она получила в руки реальную власть над людьми и страной, она быстро рассталась со старыми друзьями. О да, в лице папы у нее есть идеальный пример для подражания… Вы слушаете меня?
– Конечно. Зачем же я здесь?
«Что делать с кассетой?» – думала Виктория, незаметно нащупав в сумочке диктофон.
Липкин кушал не спеша, за этим важным делом поглядывал по сторонам, говорил монотонным голосом:
– Видимо, он не стал скрывать своих намерений, или недостаточно хорошо их скрыл, недоучел уровень тотальной слежки и информированности вашей службы. Поэтому мы считаем, что этого бедного педераста, так удачно подвернувшегося под руку, спровоцировали на драку со Смоленцевым, потом талантливого журналиста профессионально добили, а вину возложили на Глушко.
Виктория мыслила уже двумя разными потоками. В одном уголке мозга тревожно звенело: «Надо уходить, пока они не вызвали хвостов, от одного из двоих я уйду без проблем». В другой части сознания звучало: «Что за чудовищную версию он излагает мне?»
Липкин не прочь был использовать и ее:
– Вот я и хочу довести до сведения вашего руководства, что как только будут преданы огласке официальные сведения и наши адвокаты получат доступ к материалам обвинения, мы, будьте уверены, камня на камне не оставим от вашего липового следствия. Я закончил.
– Благодарю вас, было очень интересно…
Виктория невозмутимо проглотила остатки кофе и, слегка покачивая бедрами, не так вызывающе, как это делала официантка, вышла из зала. Вслед за ней с места никто не поднялся.
Молодые люди за столиком в углу в упор не видели Семена Ивановича Липкина…
За пятнадцать минут до того Репека никак не мог связаться с генералом Кожиновым. Использовал он для этого прямо за столиком обыкновенный сотовый телефон. Во времена «новых русских» такой вид общения не вызывал у окружающих ни малейшего любопытства. Стриженых мальчиков с сотовыми телефонами в руках ныне можно было встретить в самых неожиданных местах. Они вели деловые переговоры даже… из общественных туалетов…
Когда наконец связь сработала и генерал отозвался, Николай смог ему доложить:
– Это Коля. Вы нас не предупредили, что к дяде придет знакомая девочка. Как быть?
Кожинов, видно, не сразу сообразил, что Репека не имеет возможности выдавать информацию открытым текстом:
– Что за знакомая девочка, Репека? Где вы?
– Да завтракаем в «России», а тут наша Вика подвалила к клиенту и кофе с ним пьет.
– Виктория? Макарова? – дошло до Кожинова.
– Да. Как ни в чем не бывало… Такая парочка – помереть, не воскреснуть!..
Генерал молчал в трубку добрых пятнадцать секунд. Наконец к Кожинову вернулся дар речи:
– Она вас засекла?
– Не, мы позже сели, дорогой…
До Вики слова не долетали, а за соседними столиками этот разговор ничьего внимания не привлек. Мальчики интересуются шлюхами – всего-то.
Генерал не скрывал раздражения:
– Ведите дядю… э-э… Липкина, будь он неладен, – и бросил трубку.
– Хорошо, ну, бывай, – сказал Репека, слушая частые гудки, и подмигнул напарнику.
Теперь, проходя мимо зеркал, Виктория смотрела не столько на себя, сколько – не увязался ли кто за ней. Кажется, никого не было. Но это еще ничего не значило. Ходить следом – примитив, от которого многие профессионалы давно отказались. Ресторан второго этажа наверняка имеет несколько выходов. Репека или Семенов или еще кто-то вполне могли воспользоваться другим выходом и теперь преспокойненько поджидать Викторию внизу. И вести дальше. Или брать…
Остановившись у большого зеркала в раме из поддельной бронзы, Виктория с самым спокойным видом подправила макияж. За спиной у нее изредка проходили какие-то люди.
«Ну что ж! Мы можем подстраховаться».
Она прошла мимо лифтов к аварийной лестнице. Через минуту уже была на первом этаже. Не показываясь в холле, девушка двинулась куда глаза глядят служебными помещениями. Должен же быть в таком огромном здании еще выход – кроме центрального, кроме парадного.
И она не ошиблась. Она увидела выход в конце длинного полутемного коридора.
Но дорогу Виктории заступил высокий парень в штатском:
– Куда, красавица?..
«Неужели все-таки попалась? – мелькнула мысль. – И как быстро они успели заблокировать выходы!»
Парень был незнакомый: или новый в их службе, или вообще из другой службы. Стальной взгляд, неприязненное выражение лица… и вдруг – скользкая улыбочка:
– Тебе неизвестны правила, крошка? Платишь за вход, платишь за выход…
Виктория все еще не понимала, что он имеет в виду. Не понимала скорее потому, что решала в этот момент вопрос: вступить в бой (дать коленом в пах; а она могла бы это сделать с превеликим мастерством) или все-таки сдаться.
Парень, большой, как скала, надвигался на нее:
– Здесь жесткая такса. Или ты с луны свалилась?.. Шагай через главный и не забудь отстегнуть Захарычу…
И тут до Виктории дошло: это же обычный мент из службы охраны гостиницы. И он принял ее за проститутку, которая, не желая «отстегивать» проценты швейцару, решила прошмыгнуть через служебный выход…
– Сейчас… – сказала она и расстегнула сумочку.
Парень остановился и ждал.
Виктория протянула ему десять долларов.
Он скривился:
– Ладно, проходи… На первый раз прощается, но больше так не делай.
Купюра исчезла в боковом кармане его пиджака. Парень посторонился, пропуская Викторию к выходу.
Проходя мимо, она улыбнулась ему:
«Вот сволочь!»
Парень в штатском подмигнул:
– А ты хорошенькая!..
Виктория Макарова ускорила шаг.
«Вряд ли это кто-то из наших так тонко работает под мента-сутенера. Стали бы из-за меня устраивать целый спектакль. Вероятнее всего, мент – это действительность».
Выйдя из гостиницы, Виктория быстрым шагом пошла в сторону магазинов. Среди людей всегда несложно затеряться. Скрылась в толпе, метнулась в одну сторону, в другую, замерла на минутку у стеклянной витрины киоска – проверила слежение. Вроде ничего не было.
Девушка уже в открытую огляделась.
«Ребята остались в ресторане, да и бесполезно им меня вести, кого-то другого Кожинов наверняка не успел подослать».
В том, что ребята уже доложили о ее контакте шефу, она не сомневалась. Для нее оставался открытым вопрос, как отнесся к неожиданному факту Кожинов: имелась в виду мера его гнева – просто зубами поскрипел или метал громы и молнии?.. Благодушествовать по этому поводу, конечно, не стал… Но почему не подцепил «хвост»? Или все же подцепил, да она не заметила?.. Как бы то ни было, запаса времени она не имела.
На всякий пожарный исполнила еще один номер – классический. Благо как раз подъехал к остановке троллейбус. Салон был полупустой. Девушка заскочила в среднюю дверь и, пока входили остальные пассажиры, вышла через переднюю. За ней никто не вышел, троллейбус плавно «отчалил» от остановки.
Все эти «номера» или финты несколько напоминали Виктории проверку компьютерной дискеты на вирус. Слава Богу, «вирус» не прицепился.
Спустя пять минут Виктория уверенным шагом зашла в первый попавшийся магазинчик западной техники и подошла к прилавку, за которым громоздились многочисленные двухкассетные магнитофоны.
Молодой продавец скучал за прилавком.
Покупателей было немного, да и были они не столько покупатели, сколько посетители или просто зеваки, зашедшие в магазин погреться, а заодно и подивиться (никак не обойти это точное слово) на чудеса заграничной музыкальной аппаратуры. Покупать вроде никто ничего не собирался.
Виктория спросила у юноши за прилавком:
– На этих «мыльницах» ускоренная перезапись с кассеты на кассету есть?
Парень уже таял от ее улыбки:
– Да, конечно, вот двухскоростные магнитофоны.
Виктория достала из кармана диктофон, микрофон которого был выведен в виде брошки на лацкан пиджака. Девушка ловким движением вынула кассету и убедилась, что записана только половина. Она с еще более обворожительной улыбкой протянула юноше кассету:
– Сделай мне быстренько на ускоренном копию первой половины, это займет у тебя ровно десять минут. За минуту – по доллару.
Юноша пожал плечами:
– С нашим удовольствием, миледи. Для вас я бы мог и так, но уж если… А чистая кассета есть?
Виктория вздохнула и протянула ему пятитысячную купюру впридачу.
Парень кивнул и полез куда-то под прилавок – за кассетой.
Виктория предупредила:
– Я отлучусь позвонить, – она не переставала украдкой поглядывать по сторонам – это уже была профессиональная привычка.
– Пожалуйста, я вас запомнил на всю жизнь, – он с явным намеком заглянул ей в глазки, – приходите, когда хотите. У меня все будет наготове…
«Наготове». Сопляк несчастный, – с раздражением подумала Виктория, выходя из магазина. – Да Бог с ним! Лишь бы сделал хорошо, что от него требуется… – была вероятность, что парень полюбопытствует о содержании записи на кассете. – Ерунда!.. По крайней мере, даже если он сунется с наушником, то ничего из разговора на ускоренном воспроизведении понять не сможет. Но все равно надо быстро вернуться, чтобы его любопытство не замучило от безделья. Искушения бывают слишком велики – особенно если понравится дама».
Виктория быстро отыскала свободный телефон и сунула в него пластиковую карточку. Слава Богу, тренированная память мгновенно подсказала ей номер, по которому она еще никогда не звонила.
В трубке послышались длинные гудки.
Виктория ждала, когда на том конце ответят, и думала о том, что когда стоит сейчас у этого таксофона, она перед всем миром – будто на ладони; за ней сейчас можно наблюдать, как за волчицей в клетке, можно фотографировать, можно направить на нее самосвал, как в кинофильме «Тегеран-43», можно взять на прицел…
Трубку наконец подняли.
Виктория вмиг преобразилась. От интеллигентности ее не осталось и следа:
– Алло, а позовите Александра… – она не могла сдержать улыбки; ей самой был смешон тот тон, который она избрала. – Бондаровича то есть…
* * *
Александр Бондарович,
9 часов 30 минут утра,
25 марта 1996 года,
рабочий кабинет на Петровке
Бондарович завершал оформление дела по Смоленцеву, чтобы передать его в другие руки. Его мало интересовало – в чьи. Бумажная работа успокаивала его сегодня, хотя обычно изнуряла, как ничто другое. Он сегодня отстраненно писал бумаги, подшивал их, не вникая больше в суть проблемы.
Решение, принятое накануне вечером на пару с Филей, вернуло ему утраченное было спокойствие, переключило его сознание на другие дела. Те дела, где он умел и мог влиять на течение и исход событий.
Настроение было не то чтобы очень хорошее, но и не плохое. Самое рабочее.
Неожиданно резко раздался звонок телефона. Бондарович отложил в сторону еще неподшитые бумаги и дырокол.
Из трубки послышался незнакомый женский голос:
– Алло, а позовите Александра, Бондаровича то есть.
– Это я, – добродушно и даже в тон ответил Александр, совершенно не догадываясь, кто бы мог обращаться к нему в таком идиотском стиле, будто продавщица с неполным средним образованием звонила из ларька.
Голос в трубке заметно потеплел:
– Наверное, и не узнали, мы с вами в Оружейной Палате познакомились, помните?
Банда, как говорится, стал в тупик. В Оружейной Палате он сто лет не бывал. Первая его мысль была: разыгрывают – хотя до первого апреля еще несколько дней; вторая мысль была: проверяют таким способом – на месте ли он…
Но вдруг голос показался знакомым, и Александр «допер» что за Оружейная Палата имеется в виду. Коллекция холодного оружия на стене, больной старик в кресле, уютное чаепитие… Девушка, должно быть, не случайно законспирировалась. Это была та девушка, которая привыкла думать над своими поступками.
Он засмеялся в трубку:
– Помню, конечно. Что надумала сегодня?
– Встретимся? Когда вы можете, после работы?
– Ну, часов в семь. Если ты к тому времени уже закроешь свой ларек…
Александру показалось, что он услышал короткий смешок.
Девушка ответила:
– Хорошо. Успеете добраться до этого, как его, ну, где Бирна слушали…
«Ну артистка!» – изумленно подумал Банда.
– A-а, понял. Договорились. Прихватить что-нибудь?
– Не, ничего. Александр.
– Что?
– У меня жетончика больше нет, позвони дедушке, а?
Александр насторожился:
«А вот это, вероятнее всего, важно».
– Хорошо. Что сказать?
Голос Виктории стал как будто грустным:
– У меня свободного дня не получилось, я к нему не смогу заехать… Вообще, если что, звони ему, у меня-то нет телефона, а он знает, как передать через знакомых.
– Ну, все, что ли?
– Да, до встречи.
Зазвучали короткие гудки.
Бондарович потер лоб и закурил.
«Вот тебе и встреча в музее холодного оружия. Как бы до огнестрельного не дошло… У этой красавицы Макаровой явно что-то произошло. И дед – в курсе. Наверняка для него не секрет, что его внучка вышла на меня – причем вовсе не для того, чтобы услышать мой голос, по которому соскучилась, не для того, чтобы обсудить амуры…»
Выбросив эти мысли на время из головы, Бондарович собрал бумаги и направился к Щербакову.
Тот был на месте. Александр прикрыл за собой тяжелую дверь:
– Разрешите, товарищ генерал.
Щербаков оторвался от бумаг.
– Заходи, Александр. Дело Смоленцева?
– Так точно.
– Хорошо, – папка исчезла в столе. – Что у тебя по Могилевчуку?
– Я докладывал, можно с ним работать.
– Вот и поработай. Он пару дней на нарах отвалялся, поразмыслил. Наверняка созрел: куда ему деваться, если не хочет остаться в стороне?.. Ты как думаешь?
– Не такой он и крепкий орешек, каким казался сразу.
– Это нам только на руку. Съезди, поговори с ним. Вот новые материалы из Интерпола, – генерал достал из сейфа тоненькую папочку, – изучи их – и к делу.
– Разрешите идти?
– И не переживай, – Щербаков ободряюще улыбнулся. – Я имею в виду дело Смоленцева…
– А чего переживать? – Банду совсем не тянуло на откровения. – Дело житейское.
– Правильно, майор. Это такие дебри – куда ни сунешься, получишь по носу! То, что тебя отодвинули – считай, тебе улыбнулось счастье. Возможно, нам с тобой надо Богу большие свечки поставить за то, что не дал нам «нарыть» информации. Слышал ведь, как говорят: «Меньше знаешь – спокойнее спишь».
Генерал немного лукавил, конечно. Секретную документацию сам поглощал папками. И в другой ситуации мог с успехом сказать: «Знание – сила. Чтобы выжить, надо знать».
Банде отлично было известно, что генерал Щербаков умеет держать нос по ветру, – иначе генерал не долго продержался бы в своем кресле. Поэтому Александр, принимая ответственное решение, привык больше полагаться на собственные оценки ситуаций. Это была одна из граней его независимости. В данном случае оценки Александра и генерала совпадали…
