Андрей Воронин
Банда возвращается
– Где?
Бондарович закурил новую сигарету, открыто наблюдая за лицом «вора в законе». Глядеть на него Банде удовольствия не доставляло. Казалось бы, обычное лицо делового человека, волевого и уверенного в себе. Однако лицо это могло вмиг искривиться в отвратительной гримасе, а правильная и спокойная речь в любую секунду могла смениться изощренной и грубой «феней». Кто-кто, а уж Сева «феню» знал!.. Точно так же деловой человек мгновенно превращался в нем в «делового» – вора, для которого грабежи, вымогательство и убийства – такие же привычные операции, как кредит и оплата налогов.
Могилевчук заинтересовался и забеспокоился. Понятно, арест Япончика не мог не затронуть его интересов, и реагировать тут нужно было быстро…
Бондарович заметил его беспокойство:
– Допрос ведется в Америке, конечно. Он же на родину не собирался.
– На чем он спекся?
– Вымогательство, взят с поличным.
– Туфта!.. – сверкнул глазами Сева.
– Пытался получить с фирмы «Саммит Интернешнл» три с половиной миллиона долларов для банка «Чара». Знакомо?
Несколько секунд длилось встревоженное молчание. Банда подмигнул собеседнику:
– Конечно, знакомо. Ты сам выводил Садыкова и Коростышевского на Япончика. Они приехали в Нью-Йорк и вместе с Япончиком попытались накатить на «Саммит Интернешнл», а те струсили и обратились в ФБР.
Сева расслабился с довольно натянутой улыбкой:
– Допустим. Мне что до этого? У Япончика свои дела, а у меня свои.
– Брехня, Могилевчук, – засмеялся Александр, – плохая мина при плохой же игре. Япончик оставит теперь активную деятельность на много лет. Как бы дело ни пошло, а ФБР и суд присяжных засадят его на максимально возможный срок, – просто для того, чтобы показать, что им не надо русской сволочи на своей земле, собственной уголовщины хватает. А что из этого следует? Сечешь за мыслью?
– Что?
Голос Севы не дрогнул, сигарета в руках не затряслась, но Бондарович прекрасно понимал, что мозг вора в законе сейчас лихорадочно просчитывает все возможные последствия этого внезапного ареста в Америке.
– На деятельность всех фирм, связанных с Япончиком, будет наложен арест и будет произведена их тщательная и детальная проверка.
– Ну, и что?
– Это значит, что Интерпол проверит и твой «Арбат интернешнл», по которому деньги идут в Будапешт, и «Ритуал», и «Аткома» в Вене, и «Славик Инкорпорейтед» в США, – перечислял по пальцам Бондарович; он неплохо владел информацией. – Еще назвать?
– Как хочешь.
– Как по-твоему, что найдут?
– Ничего, – голос Могилевчука был холоден, как затвор пистолета на морозе.
Александр опять сверлил Севу глазами:
– Может быть, и ничего. Хотя вряд ли… Но самое главное, ты понимаешь, не в этом.
– Так в чем же, чем ты меня хочешь напугать, майор? Интерполом? Плевал я на него, – Могилевчук и правда едва не плюнул на пол; наверное, бандиту все труднее было держать себя в руках – он был довольно импульсивный человек.
– Япончик надолго вышел из активной игры. Он, конечно, сможет и из камеры при помощи адвокатов вести стратегическую линию вашей «корпорации» или «фирмы», как ее называет ваша «братва», – начал объяснять Александр. – Но кто-то из ближайших помощников должен заменить его по многим тактическим или, если хочешь, рутинным, вопросам здесь, на свободе…
– Известно, заменят, – согласился Сева.
– А теперь представь, что ты сначала просидишь в Лефортово тридцать дней, потом я предъявлю тебе обвинение в незаконном вывозе капитала за рубеж – на основании тех документов, которые мне предоставит Интерпол за эти тридцать дней. Вполне реальная перспектива, правда?.. – Александр чувствовал, что садится на белого коня. – И еще я побеспокоюсь, чтобы «тюремная почта» для тебя работала очень плохо, и Розбашу твоему продажному создам некоторые затруднения, чтобы он твои «ксивы» на волю не таскал…
Могилевчук слушал его с мрачной физиономией.
Александр продолжал:
– У меня есть кнопки, на которые я могу нажать. Как ты думаешь, к каким последствиям это приведет для тебя?
– А для тебя? – в глазах вора блеснула неприкрытая ненависть.
«Проняло, проняло сукиного сына, – понял Бондарович. – Теперь все пойдет, как по-писаному: сначала угрозы, потом предложения взяток, потом «торговля» на моих условиях… Никуда ты, голубчик, не денешься. Закукарекаешь, если захочу, а нужно будет, – закукуешь!»
– Подходим к сути дела? – усмехнулся Александр.
Сева Могилевчук крепился из последних сил:
– Ну, ну, прыткий!..
– У кого-то из ваших есть сейчас шанс хорошо выдвинуться, – как после смерти Тимофеева, когда вы поделили «орехово-борисовскую» долю, как после отстрела Квантришвили… Но для этого нужно быть на свободе. Такая малость! Всего лишь выбраться отсюда… А ты можешь сильно опоздать к дележу. Что скажешь?
Могилев несколько помягчел:
– Скажу, что ты не по чину разговор затеял, майор. У меня в моей епархии звание, считай, «генеральское». А ты кто такой, чтобы со мной торговаться? – Сева нагло усмехнулся ему в глаза. – Завтра тебе скажут меня выпустить, ты и выпустишь.
– Ошибаешься, не выпущу.
– Как миленький, выпустишь. И не пикнешь! Вот и все, что будет. Или ты хочешь свою долю, отдельную?
– Насчет «моей доли» я уже все слышал, что твоя братва могла мне предложить, да и ты прекрасно знаешь, что они в ответ слышали, – Бондарович откинулся на спинку стула. – Не хорохорься, Могилевчук. Тоже мне, генерал. Не смотри, что у меня одна звезда на погонах, не обманывайся. Приходилось мне и с Япончиком работать, пока он за море не свалил, и настоящих генералов допрашивать. Бывших, конечно, теперь они просто зэки. Впрочем, не исключено, что с тобой захотят поговорить и чины повыше моего. Только вот в чем дело: рекомендовать им, кого следует разрабатывать в дальнейшем, буду я. А для этого я должен хорошо с тобой поговорить.
Сева принял информацию к сведению; он вообще был сообразительный человек – иначе не достиг бы таких высот «в своей епархии»:
– Чего от меня хотят? Стучать? Я «вор в законе» и на «кума» не работаю.
Александр покачал головой:
– Да брось ты! Процентов семьдесят из ваших «законников» были в контакте, и подписки многие давали: «Отказываюсь от воровского звания и проповедования воровских идей… Обязываюсь помогать и содействовать пресечению… Прошу перевести в больничку…» – Бондарович брезгливо скривился. – Грош цена вашей философии, когда петух клюнет… когда в перспективе – на задворках остаться.
– Думаешь, и я такую ксиву напишу? – глаза Могилевчука бегали, выдавая его растерянность.
На этот раз смолчал майор, оставляя Севе простор для соображения. К тому же Александр не хотел без особой нужды злить волка.
Сева рассуждал вслух:
– Семьдесят процентов! Это брехня ваша, специально для дураков. Суки, конечно, везде были. За всех я голову не положу. Но скорее, из ваших «рексов» семьдесят процентов на прикормке у «братвы» состоят. А всей правды ни ты, начальник, ни я, – оба не знаем.
– Вся правда мне ни к чему, – Банда взял серьезный тон. – А вот кое-что важное мы хотим от тебя услышать. И тебе это не сильно повредит…
– И что я получу с этого? – стрельнул глазами Могилевчук. – Что ты уполномочен предложить?
– Вот видишь, Могилев, ты уже торгуешься с майором. Забыл про свой «высокий чин», – усмехнулся Александр. – Всего два часа тебя потребовалось колоть. И все – спекся. Слабоват…
Авторитет встрепенулся:
– Гонишь лошадей. Я с тобой по рукам не ударял. А за спрос, как говорится, в лоб не бьют…
– От меня лично ты бы пулю получил, с моим удовольствием, – как говорят в Одессе.
– Уже не один от вас получил…
Бондарович хмыкнул про себя: что ж, он не далек от истины, есть и такая буква в алфавите. С середины восьмидесятых и особенно в начале девяностых одновременно существовали две «методологии» в разработке организованной преступности. Одна служба пыталась бороться с «генералами» преступного мира всеми способами, используя в том числе и провокации, и устранение, и много еще чего… ГБ в те времена, напротив, пошла на санкционированные контакты с «авторитетами».
– На Отари Квантришвили намекаешь?
– Ты сам себе намекаешь.
– Да, с кем-то он сильно пересекся. Но его смерть обсуждать не будем, достоверной информации по ней все равно получить нельзя. Не думаю, во всяком случае, что стоит открывать охоту: начнешь стрелять – не остановишь потом стрелков. А насчет пули нечего обиды строить, ты бы в мою сторону курок спустил не задумываясь…
– …гранатомета, – подтвердил Могилевчук.
– Ну вот и обменялись любезностями. Устранение «авторитетов» мало что дает, – наоборот, сошки помельче начинают грызню за их «наследство», со стрельбой в городе. Это только напрягает обстановку. К тому же часто страдают невинные. Чаще, чем хотелось бы. И чаще тех, кому следовало бы пострадать. Сейчас нужно другое, и это важно. Через три месяца выборы…
– Вот ты куда гнешь, – к облегчению Севы дело стало проясняться. – И что вы придумали? Чтобы я «пацанов» пустил голоса Президенту собирать? Разве они похожи на овец?.. Опять обижаешь, начальник.
– Никуда я тебя не гну, – Александр старался ввести разговор в спокойное русло, и, кажется, это получалось; собеседник его был из тех, с кем можно войти в контакт; обычно контактность Александр чувствовал безошибочно. – Все противники Президента заинтересованы сейчас в одном – в дестабилизации ситуации. Чем больше скандалов и преступлений – тем лучше выглядит оппозиция.
Сева Могилев улыбнулся краешками губ:
– Предлагаешь «братву» в отпуск отправить? Извини, не в силах.
– Нет. Речь идет в первую очередь о терактах и провокациях. О вооруженных группах. О торговле оружием.
Сева покачал головой:
– В столице и так сплошные облавы. Братва «волыны» попрятала, того и гляди, залетишь. Мало?
– Мы контролируем ситуацию, но идет война, и опасны сейчас две группы. Первая – это хорошо законспирированные и организованные группы чеченских боевиков. В Москве им, конечно, действовать сложно – просто в силу этнической принадлежности. Их проверяют на каждом шагу как «лиц кавказской национальности». Поэтому несравнимо большая опасность исходит от отечественных бандитов – их пытаются и будут пытаться использовать в политических целях. Взрыв в Нальчике исполняли русские наемники, как утверждает Радуев. В Москве этого не должно произойти. Или тебе все равно? Ты не русский? Совсем-совсем не патриот?
– Я гуляю по другой стороне улицы.
– Это неважно. Во время войны бывшие зэка на фронте подвиги совершали… Факт.
Могилевчук сосредоточился. Думал.
– Как вы себе… – начал он.
– Все, Могилевчук, – Александр Бондарович захлопнул папку на столе, – отправляйтесь к себе в камеру и думайте там. Думайте, чем можете оказаться полезны. Мы не требуем от вас ничего экстраординарного, ничего, что бросило бы тень… на «авторитет»… Ну и… – Александр на секунду задумался, подбирая подходящие слова. – Не мне вам объяснять, как используют ваши «братки» время, пока вы «не при делах» в этой ситуации, – Бондарович потянулся к звонку, чтобы вызвать конвой.
– А что правда из того, что вы сказали о Япончике? – предупредил его движение Сева, оба они перешли на «вы», осторожничали. – Это не туфта?
– Не туфта.
Сева развел руками:
– Почему я должен верить?
Александр Бондарович взглянул на часы, поднялся и включил радио на стене:
– Скоро программа новостей по «Молодежной», наверняка там будет и об аресте Япончика. Как-никак он бандит знаменитый. Слушайте, а завтра вам принесут газеты.
Комната для допросов наполнилась звуками классической музыки. Чтобы занять время, Бондарович продолжил лекцию о Япончике:
– Понятно, что он наймет кучу адвокатов и будет бороться до конца, но по нашим сведениям, даже если не удастся доказать ничего, кроме вымогательства, ему все равно грозит большой срок. Есть санкционированные записи телефонных разговоров, которые будут приняты в качестве доказательств на суде. Так что существование преступной организации будет доказано. А дальше – как пойдет следствие. В результате, по нашим прогнозам, от десяти лет до пожизненного. Учтите и самое простое: само следствие протянется не меньше года… То есть времени у ваших конкурентов – выше головы…
Сева хмурился. Все это он и сам понимал.
Музыка из радиоточки прервалась на половине произведения. Взволнованный голос диктора неожиданно сообщил:
«Уважаемые слушатели! Вы находитесь на волне канала «Молодежный». Мы в студии сейчас испытываем то же чувство скорби и гневного нетерпения, что и вы. К тому же у нас недостаточно информации. Однако в ближайшее время ситуация, кажется, прояснится. Не покидайте наш канал».
Александр и Сева Могилевчук переглянулись.
«Как вам, наверное, уже известно из предыдущих сообщений, подтвердилось известие о трагической гибели президента независимой телерадиокомпании «Молодежная» – Виктора Смоленцева. Его тело было найдено в туалетной комнате 17-го блока Кремля около двух часов назад. Несмотря на то, что никто из официальных лиц еще не решился сделать заявления, практически уже нет сомнений, что в главном здании страны совершено убийство…»
Сева злорадно ухмыльнулся:
– Ни фига себе!..
Глава 2
Коридоры кремля
Александр Бондарович,
8 часов 15 минут вечера,
23 марта 1996 года,
комната для допросов в Лефортово
Александр в последние несколько лет привык к разным удивительным вещам – что ни день, то новая сенсация. И в глубине души думал, что уже вряд ли чему-нибудь в этой жизни сильно удивится. А тут такое! Да перед самыми выборами… Он был не только удивлен – ошеломлен отчасти. Убийство в Кремле!.. Скандал из разряда исторических – о таких книги пишут… Ох, будет резонанс. Многим явно не поздоровится…
– Полетят головушки, – насмешливо сказал Сева Могилев следователю, будто мысли прочитал. – Хозяин не простит вам такого залета перед выборами. Жить становится интересно – обратили внимание?..
– Помолчи, или отправлю в камеру.
Александр прибавил звук.
Голос дикторши выровнялся, она справилась с волнением. «Наверное, плакала перед эфиром, – подумал Бондарович. – И Могилев прав, конечно, разворошили гнездо… Головушки полетят – точно».
«…Виктор Смоленцев присутствовал на совещании работников средств массовой информации, посвященном проблемам предвыборной президентской кампании. Непосредственно после этого совещания и было совершено преступление. Пока, к сожалению, нам неизвестны конкретные подробности убийства Виктора Смоленцева, президента независимой телерадиокомпании «Молодежная».
Его имя – имя нашего товарища – стояло в ряду наиболее популярных и уважаемых теле- и радиожурналистов. Оно запомнилось всем неравнодушным людям по материалам из зоны приднестровского, абхазо-грузинского и чеченского конфликтов. Этому мужественному и отчаянно храброму человеку удалось вернуться живым со многих полей боя. И вот теперь его имя становится в один трагический список-мартиролог с именами замечательных журналистов Холодова и Листьева, погибших от руки наемного убийцы в белокаменной Москве…»
Оба мужчины внимательно слушали это сообщение, забыв на минуту о собственной схватке.
Они одновременно закурили, и оба не заметили, что на эти минуты перестали воспринимать друг друга как противников. Просто свалилась новая информация, которую необходимо было срочно осмыслить. Впрямую это сообщение не затрагивало интересов следствия – или, говоря прямо, своего рода переговоров между ФСБ и группой Могилевчука, – поэтому Бондарович не стал удалять задержанного из камеры. В конце концов, эту информацию слушает сейчас практически вся страна. А Севе информация будет несомненно полезна; некоторым образом даже – в тему.
– Слушай, слушай, Могилев…
Дикторша продолжала:
«Только что наша выездная группа сообщила в студию из правительственной резиденции в Завидове, что в ближайшие минуты будет сделано чрезвычайное сообщение и проведен короткий брифинг с участием самого Президента и руководителей спецслужб…
Вы слушаете радиостанцию «Молодежная». Не покидайте наш канал! Как только Президент выйдет к журналистам, мы произведем прямое включение по телевизионному и радиоканалу.
Нет сомнений, что по престижу Президента нанесен сильный удар. В период разворачивающейся предвыборной кампании в святая святых государственной власти совершено преступление, которое будет иметь огромный резонанс в стране.
Не секрет, что Виктор Смоленцев, занимая принципиальную и независимую позицию, всегда открыто поддерживал курс демократических реформ Президента, его стремление к созданию цивилизованной свободной и могучей России, – России, которой можно гордиться.
Все мы помним его репортажи из Останкино во время штурма телебашни боевиками генерала Макашова. Смоленцев вел репортаж, а у него из-за спины выглядывал ствол автомата, который он взял из рук погибшего бойца отряда спецназа «Витязь»… Не всякий проявил мужество в те трудные дни…
Не удивительно, что Президент в этой ситуации не стал дожидаться завтрашнего дня и готов сделать немедленное заявление по этому беспрецедентному происшествию. Сейчас в Завидове срочно готовится комната для проведения брифинга. Туда будут допущены представители ведущих телерадиокомпаний и периодических изданий…
Минутку… Внимание, включаем прямой эфир с брифинга Президента страны».
Шуршание, сдержанный гул голосов послышались из динамика радиоточки.
Ни Бондарович, ни Сева не сказали ни слова, даже не переглянулись. Каждый самостоятельно слушал и делал свои выводы. Оба понимали: там, наверху, заваривается какая-то каша; огонь только разведен…
«Уважаемые телезрители и радиослушатели, – послышался мужской голос. – Мы ведем прямой репортаж из правительственной резиденции в Завидове. Ситуация беспрецедентная, как беспрецедентно и само случившееся…
В небольшом зале уже появились руководители спецслужб. Я вижу Министра внутренних дел и председателя ФСБ, вошел Секретарь Совета безопасности Григорий Поливода… Служащие расставляют карточки с именами и должностями участников брифинга. Вот, вижу, четвертый участник брифинга – сотрудник президентской службы безопасности полковник Карпик Виктор Иванович. Надо полагать, что сам Наум Кожинов в данный момент проводит срочные следственные мероприятия в Кремле.
Можно представить, как там сейчас горячо…
С минуты на минуту появится и сам Президент. Что ж, ему приходилось выступать и в более драматических условиях, припомним хотя бы времена путча, когда его трибуной стал боевой танк…
До настоящего момента никто из пресс-службы Президента так и не решился сказать что-либо определенное об обстоятельствах совершенного преступления, поэтому журналистам, которым удалось попасть в резиденцию первого лица в государстве, к сожалению, известно не больше, а может быть, и меньше, чем вам. Я не стану пересказывать вам слухи, циркулирующие здесь, вряд ли они достаточно достоверны… Да это уже и не имеет смысла, я вижу, как из внутренних покоев в окружении охраны выходит Президент».
Во время наступившей короткой паузы Бондарович вызвал конвоира.
Почти моментально отворилась дверь.
Александр распорядился:
– Уведите задержанного в камеру. Передайте дежурному, чтобы его накормили ужином, а завтра пусть ему доставят в камеру свежие газеты, – Александр обратился к Севе: – Вы наверняка там найдете, Могилевчук, все необходимые подтверждения касательно ареста Япончика, – и бросил конвоиру: – Выполняйте, я останусь здесь на несколько минут…
– На выход! Руки за спину!.. – скомандовал конвоир.
Сева, забрав со стола свои сигареты, поднялся со стула.
Оставшись один, Бондарович повернул ручку громкости, и в комнате зазвучал в полную силу спокойный голос Президента, знакомые низкий тембр и паузы:
«Сограждане! Сегодня вечером произошло трагическое событие, которое несомненно всколыхнет всех честных людей нашей страны. Сегодня погиб человек, талантливый журналист, гражданин своей страны, которого мы все знали и любили – это Виктор Смоленцев. Еще не пришло время траурных речей, еще, наверное, не успело остыть его тело, и потому я не стану сейчас перечислять его заслуг перед страной и народом. Да вы их прекрасно знаете и сами.
К сожалению, эта смерть имеет особое значение, которое состоит в том, что совершено в высшей степени дерзкое и циничное убийство. Оно совершено в стенах правительственного здания непосредственно после окончания совещания, на котором присутствовал Виктор Смоленцев. Не стану скрывать, речь там шла о стратегии предвыборной кампании. И теперь мне будет очень не хватать таланта, зоркости и энергичности этого замечательного человека. Не будем делать предположений о том, кому была выгодна его смерть. Это должно с исчерпывающей ясностью выявить следствие…»
Бондарович не пропускал ни слова.
Он понимал тактику Президента.
Упреждающий удар! По-видимому, ради него и был созван срочный брифинг. Вся оппозиция в следующие дни взметнется с криком: «Президент не способен навести порядок в собственном доме, а вы снова хотите доверить ему Россию». Поэтому в головы избирателей необходимо вложить первое впечатление – причем именно сейчас, когда вся страна прикована к телевизорам – и навести избирателей на мысль о том, что этот удар имеет политический характер и направлен против Президента.
«Что ж, все верно, Президент всегда умел решительно действовать в экстремальных ситуациях и переигрывать своих противников. Но не хотел бы я сейчас оказаться во всей этой каше. Заявлено, что убийство носит политический характер, – и могу представить, какая волна грязи поднимется в ближайшее время вокруг этого дела…»
Эти мысли вихрем пронеслись в голове майора Бондаровича.
Александра в свое время подключали к работе со следственной группой по делу убийства Листьева, и он хорошо помнил эту нервозную и суматошную работу на пределе сил: бесконечные разносы, требования немедленного результата – и давление со всех сторон. И это почти при полном отсутствии информации. Через несколько недель, когда стало ясно, что «кавалерийский наскок» не удался, а шум поутих, большинство ценных сотрудников сняли с бесперспективного дела и отправили работать на прежние участки…
«А сейчас начнется новый шум…»
Слышалась размеренная речь Президента:
«…создана следственная группа, и расследование этого шокирующего преступления будет вестись под моим непосредственным контролем. Я предупреждаю руководителей министерства внутренних дел, ФСБ и службы охраны: вы несете персональную ответственность за исход этого следствия. Я не потерплю, чтобы в непосредственной близости от руководства страны вершились уголовные или политические преступления. Мы должны получить четкие и однозначные ответы на все вопросы!»
В дверях вырос посыльный:
– Товарищ майор!
– Что надо? – недовольно отвлекся от радиорепортажа Бондарович.
– Звонили из управления, вас срочно вызывает начальник службы генерал Щербаков.
Это известие не очень понравилось Александру:
– Хорошо, идите.
Посыльный тихонько прикрыл за собой дверь. Бондарович после короткого размышления решил задержаться еще на несколько минут и вернулся к радио. По всей видимости, предстояла хлопотливая ночь, и вряд ли удастся выкроить время на прослушивание заявления Президента. А собственное впечатление об обстановке может очень пригодиться.
Александр догадывался, зачем потребовался вдруг начальству.
Президент говорил:
«…Еще раз повторю слова скорби: мы понесли невосполнимую утрату и нам будет всегда не хватать этого искреннего, мужественного и глубоко одаренного человека. И дело наших чести и достоинства – найти и сурово наказать виновников этой гибели.
Прошу вас задавать вопросы».
Бондарович взглянул на часы, покрутил головой, подумывая, что пора уже и отправиться к начальству, но все-таки остался в комнате, его интересовал «перекрестный допрос», который учинят сейчас журналисты.
Трансляция продолжалась.
– «Свободные новости», – представился первый журналист. – Господин Президент, мы все знаем, что расследования скандальных преступлений – как-то: убийство Меня, Холодова, Листьева – до сего дня не дали никакого результата. Что заставляет вас думать, будто в этом случае следственные мероприятия смогут дать какой-либо результат?
Президент, видно, готов был к этому вопросу; ответил без предварительного обдумывания:
– Враг перешел в наступление, и не дать ему надежный и гарантированный отпор – значит расписаться в собственном бессилии… Что касается следственных мероприятий, то передаю вопрос по адресу, – Президент, конечно же, имел в виду министров.
Удар приняла на себя ФСБ:
– Названные вами преступления носили сугубо заказной характер, были хорошо подготовлены и совершены профессиональными убийцами так, что осталось крайне мало улик, отсутствуют свидетели. Поиск по «горячим следам» не дал в этих случаях немедленного результата. Следственные группы продолжают работать, производится глубокий анализ всех обстоятельств, и истина неизбежно выйдет наружу. Известная истина: тайное непременно становится явным. Это вопрос времени. Что же касается сегодняшних событий, то мы можем с большой долей уверенности сказать, что преступнику не удастся замести следы. Преступление было совершено в правительственном здании, где существует надежная система учета и контроля всех присутствующих. Круг подозреваемых весьма ограничен и будет еще сужаться, пока не останется один человек – убийца. Мы работаем в тесной связи со службой охраны Президента и надеемся в ближайшие часы, в крайнем случае дни, разобраться до конца в этом трагическом происшествии.
Послышался голос другого журналиста:
– Телеканал «Россия». Вы можете сообщить какие-то подробности относительно совершенного преступления? По вашему мнению, это тщательно спланированная провокация или спонтанное убийство?
– Разрабатываются и эти две, и другие версии. Понятно, что тщательно спланированная провокация может маскироваться под случайность, и выявить это через два с половиной часа после совершения преступления не представляется возможным. Подробности объективной картины на данную минуту лучше известны службе безопасности, – он уступил эфир полковнику Карпику.
«Пинг-понг, – подумал Бондарович. – Надо выезжать, бездарно теряю время».
Но продолжал сидеть.
Спокойно откашлявшись, полковник Карпик уверенным тоном изложил обстоятельства:
– Нам удалось с достаточно большой точностью локализовать время происшествия: от семнадцати тридцати пяти до семнадцати пятидесяти. В это время в здании находилось определенное – четко зафиксированное – количество людей, – последовала пауза, послышался шелест бумаг. – Еще не готовы данные судмедэкспертизы, поэтому нельзя с уверенностью говорить о причине смерти, однако результаты первичного осмотра говорят о насильственном характере смерти. При этом не было применено огнестрельное, режущее или колющее оружие. Речь идет, по-видимому, о травме головы, есть и иные повреждения… Завтра мы будем знать больше…
– Газета «Сегодня». Находился ли в это время в здании Президент?..
Александр слегка наморщил лоб – интересный вопрос.
В дверях снова показался посыльный, не удосужившись на этот раз даже постучаться:
– Товарищ майор, снова звонил генерал Щербаков.
Бондарович поднял глаза и понимающе усмехнулся:
– Приласкал тебя?
Парень мялся с ноги на ногу:
– Дежурного офицера…
– Считай, тебе повезло.
– Генерал отменил распоряжение ехать в Управление и приказал немедленно позвонить ему в кабинет. Он дал на это…
Александр кивнул:
– Знаю, тридцать секунд, или у всех погоны полетят.
– Так точно.
Банда выключил радио и пошел в сторону дежурки.
Железные двери с зарешеченными окошками раскрылись сразу же на подходе; видно, посыльный нагнал страху на «попкарей».
В дежурке с бледным лейтенантом Бондарович сразу набрал номер начальника Службы:
– Майор Бондарович, – доложился он.
Тон генерала не обещал ничего хорошего:
– Почему сразу не выполняете мои распоряжения?!
– Дослушивал «объективку» по убийству Смоленцева, товарищ генерал, ее дает сейчас полковник Карпик, – ровным тоном доложил Александр.
– Слышу. Правильно сделал, – после секундной паузы решил генерал, как будто не устраивал только что грандиозный разнос всем и вся. – Что думаешь, майор, по этому поводу? Свежие впечатления – это очень важно…
Майор указал дежурному глазами на выход, и тот немедленно исчез за дверью, хотя это категорически было запрещено внутренними правилами.
Оставшись один в дежурке, Бондарович в трубку сказал:
– Думаю, что не хотелось бы попасть в эту мясорубку. Дело хуже Листьева.
– Тоже правильно, – генерал, кажется, усмехнулся. – Сейчас без промедления садись в машину и подъезжай к Кремлю с Каменного моста.
– Есть подъезжать… – плечи у Александра опустились; он не ошибся в прогнозах относительно собственной персоны.
– Временный пропуск на тебя уже заготовлен, и тебя будут встречать люди из охраны. Жду приблизительно через час короткий доклад.
Банда с досадой скривился, однако возражать начальству не стал:
– Разрешите спросить, Виктор Семенович, кто из следственной группы там уже работает?
– Хрен там работает, а не объединенная следственная группа! – хмуро заявил генерал. – Мне сообщили обо всем двадцать минут назад. И надавили – будь здоров! Вот сижу, слушаю брифинг и получаю по радио информацию. На месте преступления будем работать только ты и я. А остальной состав следственной группы с нашей стороны будет разрабатывать внешние связи Смоленцева: политические, денежные и интимные интересы, – генерал тяжело вздохнул. – Все, выдвигайся, больше у меня информации нет. Присмотрись там, – как-то неуверенно добавил он и закончил:
– Да что тебя учить…
Послышались короткие гудки, и Бондарович положил трубку.
Садясь в машину, выезжая на проспект и включая радио, Александр повел внутренний разговор со своим начальником; Александр время от времени моделировал такие разговоры; это очень помогало ему анализировать непростые ситуации – типа той, что сложилась сейчас; но не со всеми он мог вести мысленный диалог – для этого требовалось, как минимум, уважать собеседника:
– А что ж вы, Виктор Семенович, сами не поехали в Кремль? Чай, генеральские лампасы произвели бы там больше впечатления, чем майорская звезда.
– Понимаешь, Саша Бондарович, в том месте ты хоть кремлевские рубиновые звезды на задницу нашей – никого этим не проймешь. Там другие регалии в ходу. Неискушенным взглядом и не заметишь… В этой ситуации полетят и погоны, и головы, – сейчас все подставляют друг друга, начиная с самого верха. Председатель ФСБ, например, ни секунды не сомневаясь, подставил меня…
– А вы – меня, – Бондарович вздохнул. – На месте преступления уже два часа действует служба безопасности. Теперь там можно увидеть только то, что они захотят показать. А потому вам лучше заняться общим планированием расследования, чем идти на прямое столкновение с Наумом Кожиновым. Он ведь в отличие от руководства МВД и ФСБ даже на брифинг прислал своего заместителя. Что он натворил в Кремле и как повернет дело, теперь сам черт не разберет.
