Данир Дая
ТЫ ЕСТЬ
ГЛАВА VII. ПРОВИНИВШИЕСЯ
Кровь с двух измученных мужчин растекалась по растоптанной траве. Растекалась, словно реки без устья. Обтекала следы подошв, напоминала сосуды. Растормошенные недоврачи прибежали с наспех собранным набором для помощи. Какие-то жгуты, бинты, что вряд ли помогут.
Захар осмотрел всё происходящее с ужасом, пытался спрятать его как можно глубже, чтобы не терять лицо перед теми, кто ему доверился. Сделать так, чтобы всё то доверие, которое он построил за пару недель пребывания здесь, не рухнуло моментом от истеричного, почти детского психоза. Неудача подкосила его, ситуация переломила внутренний стержень. Захар скрылся от глаз, чтобы остаться при своём статусе.
Боялся он зря: уважение и страх стоят так близко, что иногда путали свои места. Все видевшие стиснули зубы, боясь как-то возразить действиям Захара, иначе попадёт и им, а что дальше – одному Богу известно. Такое непредсказуемое и не считываемое поведение не позволяло рисковать. Все только молча наблюдали и даже не могли осмыслить случившееся.
Смотрели на истерзанные тела и боялись, что вполне могут лечь на их место в скором времени: либо от издевательств того дикого племени внутри леса, либо от бешенства лидера их редеющей группы. Как только шок прошёл, кто-то решил помочь перетащить тела в больничную палатку и спасти им жизнь, а кто-то уже пускал слухи.
«Он сделать это из предательства, его побуждало милосердие – он не мог смотреть, как парень страдает, это для того, чтобы показать нам, что будет», и тому подобные разговоры. Но никто не хотел думать, что это потому, что Захар не просчитал пару шагов вперёд, а надеялся на авось и что его план должен сработать прямо здесь и сейчас.
Оставалось ждать утра и хоть каких-то новостей, оправданий, дальнейших действий. Многие не смогли спать от увиденного, прогоняя очевидное и приходя к неимоверным умозаключениям о праведности Захара, о том, что он точно знает, что делает. Наименьшая группа, уставшая от шокирующих происшествий каждый день, вырубилась, не доходя до своих коек, – улеглись в палатке.
Единственное, что Рената вытянула из увиденного ей, – она может помочь парню.
– Есть ручка? Хоть у кого-нибудь здесь есть, чем можно писать? – кричала она оставшимся людям.
Никто не откликался. Она пошарила в кармане и не нашла «билет жизни», который точно помнит, что взяла. Пошарила в противоположном, в резиновых ботинках, ведь вдруг лист провалился туда из-за рваного кармана. Его не было нигде. Чуть что, Рената бы лишилась жизни. Она была в наибольшей опасности здесь, раздав всем листы, но не взяв свой.
Она вспоминала, что делала перед уходом в палатку, но алкогольная амнезия дала о себе знать – стёрлась вся добрая часть вечера. Помнился только мотив песни Эдуарда, не более. Ладонями Рената несколько раз провела по лицу, пытаясь проснуться. Ничего не оставалось, как найти лист и написать имя и возраст парня.
«Чёрт, имя и возраст», – щёлкнуло у неё в голове.
Она не знала, как его зовут. Знала, что в бреду он раскрыл то, чего больше всего стыдился в жизни, и что Эвелина помогала ему. И здесь щёлкнуло второй раз. Хлюпая, она побежала к купе Эвелины, добежала до поезда, встала на лестницу, и она рассыпалась под ней. Рената здорово приложилась коленом, чуточку простонав от боли. Под вагонами даже не виднелись колеса – только если присмотреться.
Времени не было. Топот, будящий мирно спящих, доносился от вагона к вагону, пока Рената не оказалась у знакомой двери. Громко открыв её, она не удивила никого: Деревяшка и без этого крутился вокруг Эвелины, а Эвелина даже не дёрнулась. Спала как убитая. Рената тут же схватила её за плечо и перевернула. На лице Эвелины от лунного света отсвечивали слёзы, а сама она очень неестественно открыла глаза.
– Срочно, у тебя есть блокнот? – громким шёпотом тормошила Рената Эвелину.
– Блокнот? – заикаясь, спросила Эвелина.
– Да, лист, блокнот, ручка, карандаш. Подобное что-то?
Наконец Рената обратила внимание на состояние Эвелины.
– Ты плачешь?
– Нет. То есть, не знаю. Мне снился плохой сон.
– Хорошо.
Рената сама начала поиски хоть чего-то из необходимого. Осмотрела свою некогда полку, багаж Эвелины, раскидывая вещи. В это время Эвелина спокойно вытащила из-под подушки мятый лист и гелиевую ручку, передав Ренате. Она в срочном порядке выхватила их и положила лист на стол, ударившись костяшками.
– Как зовут того парня?
– Про кого ты? – не понимала Эвелина.
– Свалившийся в яму, такой кудрявый, младший тебя. Исчез и остался только кроссовок. Ну же!
– Влад. Владислав, точно.
Не теряя времени Рената очерчивала всё также, как и делал это Лев в своих «билетах».
– А возраст его?
– Не знаю. Если младше меня, то где-то восемнадцать-двадцать.
– Восемнадцать, – повторила Рената.
Записав все данные, она украсила место фотографии простеньким портретом.
– Что происходит?
– Твой должник вышел из леса.
Рената мигом побежала в сторону, где предположительно мог лежать парень. Эвелина не могла позволить растянуться себе и продолжать сон, к тому же на небе загорались облака. Нервно зачесав отросшую чёлку назад, она тут же втиснула ноги в прохладные резиновые сапоги и торопливо шла за Ренатой.
Огибая проснувшихся, по которым растянулся глухой телефон, огибая плачущих женщин, по утру узнавших, что рядом с ними нет его любимого парня, мужа, ребёнка, соседа, с которым они сдружились за короткое время, огибая уже бесчисленные палатки, Эвелина дошла до самого края их лагеря, где интерны нервно покуривали, ранее не видя наглядно анатомию человеческого тела.
Перед палаткой стоял и Захар, слушая происходящее внутри, но осмеливаясь зайти. Он постоянно осматривался, чтобы точно знать, что все видят его присутствие. Эвелина добежала, но тоже задержалась у входа, только слушая крик Ренаты и переговоры с врачами.
– Ты не видишь его состояния? – кричал мужчина.
– Дайте, я передам, – кряхтела Рената, брыкаясь от пытавшихся утащить её, а потом обращалась уже к парню. – Возьми это, слышишь? Ты должен взять.
– Что происходит? – уточнила Эвелина у Захара.
Под выкатившимся солнцем стало ясно, как увядает Захар: старость забирает его много быстрее, чем остальных. Что удивило Эвелину – раньше она видела подобное происходит только с мёртвыми. Зато от его разорванной щеки не осталось и следа.
– Не знаю, Эвелина, – чувствуя вину, произнёс Захар. – Они использовали приманку. Умнее нас, думают.
Захар встал лицом к лицу к Эвелине, с чувства вины переходя на самую искреннюю злость.
– Это не оборона. Эвелина, вы же понимаете, что они хотят убить каждого здесь. Тихо, как рак.
Зубы в перерыве каждого слова дико скрипели, что казалось, что они сейчас треснут.
– Что вы узнали ещё о мальчике?
– Пока ничего.
– Нужно менять перевес силы. Вы понимаете?
– Да, Захар.
Захар кивнул ей и зависло молчание.
– У вас же есть план, как всё это сделать?
– Обсудим позже.
Успокоившаяся Рената вышла из палатки, достала мятую пачку и закурила между Захаром и Эвелиной, повернувшись к последней.
– Тебя зовёт, – передала Рената.
– Меня?
Рената дёргала головой: не ответила «да», или «нет», или «не знаю» – её жесты и мимика смешивали каждую фразу в одну. Эвелина смотрела на Захара, снова на Ренату, не решаясь предпринимать какое-либо действие.
– Зайдите, Эвелина, – посоветовал Захар.
В голове Эвелина представила всю жуть, что её ждёт, но не могла ослушаться. Шторки раздвинулись, и остались смолящая и разбитая Рената с озадаченным Захаром.
– Ему нужно выжить, – Рената начала диалог первой. – Чтобы сейчас ни сказала Эвелина, нужно оставить его живым. Он точно знает хоть что-нибудь.
– Его использовали. Вряд ли хоть слово сказали, даже если они умеют говорить.
– По крайней мере он видел, где они обитают.
– Ты видела его состояние.
– Видела.
Рената осмотрела лицо Захара, вместе с седеющими волосками на висках, с каждой секундой к которым прибавляется ещё волосок.
– Даже шрама не осталось. Удивительно.
– Если честно, я сам шокирован.
Рената откашлялась, после чего сделала контрольную затяжку – промокший табак был кислым, горьким.
– Эвелина прекрасная девушка, да? – интонация Ренаты сменилась на атакующую.
– Она хорошо помогает. Абсолютно всем. Вам в том числе.
– Приятно слышать. Но я бы не стала её эксплуатировать, если смысл понятен.
Огонёк блеснул в глазах Ренаты, игрался с Захаром, и он точно понял, куда она клонила.
– Ревность от неуверенности в себе, Рената.
– Никто и не ревнует. Просто любую интересующую информацию можно уточнить у меня.
Рената окинула взглядом палатки, окружающие их.
– Как много осталось еды?
– Достаточно.
– И где взялось такое количество одежды?
– Вещи исчезнувших, как бы не было это кощунственно. Есть множество нуждающихся, но и не все получили нужное им. Разобрали быстро, зря только палатку делали.
Захар сдержано посмеялся.
– Детей жалко. И матерей их, чьи пропали. И ведь непонятно, когда выберемся, верно? – подколола Рената Захара.
– Как поживает Лев? – перевёл Захар тему на неё, тем самым подкалывая уже саму Ренату.
– Замечательно.
– Просто, – подбирал Захар слова в голове, – ты рискуешь жизнью и даже непонятно с кем оставляешь его. До меня ведь правильно дошли слухи, что он остался без родных? Где он сейчас?
– Наверняка за ним есть, кому проследить. Сейчас, скорее всего, он ещё спит. А насчёт риска жизни, то я готова на всё, лишь бы вытащить его. Любой ценой.
Захар заикнулся, пытаясь выдать острый вопрос, но всё же смягчил углы:
– Переживаешь за мальчишку?
Рената поняла, к чему ведёт Захар, но лишь нежно улыбнулась ему.
– Да, точно.
– А его «билеты жизни». Как он их пишет? Не плацебо ли это?
– Я не знаю, но я жива. Все, кто получил этот листок, живы.
– Мальчик-спаситель? Читал я про подобного.
Захар быстро перевёл взгляд на небо и обратно к глазам Ренаты. Рената провела пальцем по переносице, проходя к кончику.
– Не уверена, что они похожи.
Захар вскинул брови к сверху и сжал губы.
– Вид нездоровый, – кивнула Рената на Захара.
– Позже отоспимся. Пока нужно разобраться.
– И что? Есть варианты, как мы попали сюда, кроме божественных промыслов?
– Ты знаешь мою позицию.
– Только догадку. Но я знаю, как мы можем приблизиться к нужному результату.
Шторки палаты раздвинулись, и окровавленный врач, которого действительно можно назвать таким, потирая руки, вышел наружу.
– Что скажете? – спросил Захар.
– Идёт на поправку, – без особой радости сообщил врач, метая из стороны в сторону глаза. – Но загвоздка…
Видно было, как он растерян и даже не знает, как описать увиденное.
– Я с таким не сталкивался никогда в жизни.
– Что именно? – озадачен стал уже Захар.
Врач только закинул руку назад, чтобы они воочию увидели поражающее зрелище. Захар вежливо пропустил Ренату первой и после вошёл сам. После того как они оказались внутри, остальные интерны выбрались, оставляя четверых. Эвелина висела над Владом, еле держалась на ногах.
Влад, что всего пару дней назад был юнцом, съедался. Помимо разорванной кожи по всему телу, помимо того, что на нём не было живого места, он высыхал, становясь дедом на смертном одре. Смотрел в потолок. Будто стекляшки вместо глаз у куклы, глупо глядели в никуда, расфокусировано. Чувствовал ли он что-то ещё, страдал или хотя бы помнил своё имя, не было понятно. То, что он живой, выдавала лишь вздымающаяся грудь.
Парализованный старик, которому тяжело находиться в своём теле, а смотреть на старуху с косой – в радость. Захар, подойдя ближе, почёсывал бороду, а Рената бросилась к Эвелине, чтобы увести её подальше от измученного тела.
– Он попросил убить его, – уносимая к выходу Эвелина сказала Захару.
Рената тоже посмотрела на Захара, но в своих мотивах. Она кивнула. Захар всё понял.
***
Двое девушек проходят по лагерю неторопливо, набираясь воздуха. Мозг совершенно никак не пытается реагировать: всё вокруг движется, продолжает жить своей жизнью, будто ничего сверхординарного не произошло, а программа внутри Эвелины будто зависла – окошко с вспышкой в виде кровавых останков некогда бодрого паренька, что сейчас поневоле прикован к креслу, не закрывается. Так и висит на экране.
– Дыши глубже, – советует Рената и свободной рукой показывает, как именно нужно это делать.
Чем больше Эвелина набирает воздуха, тем сильнее намокают глаза. Одна из солёных капель срывается с кончиков ресниц и разбивается росой об траву. Рената жмурится от собственной беспомощности, пока в голову ей не приходят сказанные когда-то ей слова.
– Знаешь, жизнь ведь, как поезд.
Эвелину оживила эта фраза, поэтому она внимательно ждала продолжения.
– Ты берёшь свой багаж, садишься в вагон к неизвестным людям, узнаешь, проникаешься. У каждого есть своя станция, как бы ты ни хотела. А ты прощаешься и едешь дальше. Едешь до своей станции, где ты нужна. Всякое случается во время поездки, а твой багаж пополняется.
Да пущей убедительности Рената резко притянула Эвелину к себе и обвила её смертельной хваткой.
– Я знаю, Эвелина. Ты сильнее, чем все думают, ты больше всех влияешь здесь. Просто не сделай ошибку.
– Я понимаю, – с хрипотцой сказала Эвелина в плечо Ренаты.
– Тебе просто нужно отдохнуть и подумать.
– Хорошо.
Молча они отлипли друг от друга и прошли к вагонам.
– Что сказал тебе Захар? – спросила по пути Рената. – Всё планирует соревноваться с дикарями, пока от людей ничего не останется?
– Ничего особенного. Я не понимаю твоего недоверия, если ты не была на его месте.
Рената улыбнулась, понимая, что так просто не вытянуть информацию из Эвелины.
– Знаешь о Джошуа Блайи?
– Что?
– Был такой полевой командир в Либерии. Ещё он известен, как генерал Голая Задница.
Эвелина от неожиданности прыснула смехом, чем заразила и Ренату, но она всё продолжила рассказ:
– Либерия вообще страна насилия, ещё и африканская страна с непонятными границами, поэтому неудивительно, что он появился. Так вот, Джошуа был по линии семьи что-то вроде мага, родился в фиктивной семье. В 11 совершил первое жертвоприношение, а потом стал приближённым президента. Убивал ритуалами женщин, детей. Начал использовать детей в качестве солдат, когда была кровавая баня в стране. Его группа убивала детей, обнюхивалась и напивалась. Отбитый дикарь, полностью голый, но с автоматом, с подростками наперевес. Понимаешь, о чём я?
Эвелина прикусила губу, переваривая историческую справку.
– Если со мной что-то случится, пригляди за Львом, – подытожила Рената всё вышесказанное. – Ты видишь происходящее.
Рената пропустила Эвелину вперёд по рыхлой от коррозии лестнице, но сама осталась стоять на месте. Эвелина обернулась к ней с неистовой грустью в глазах.
– Чтобы ты не задумала, не стоит это делать.
Рената задорно рассмеялась, но не стала продолжать эту тему.
– Сможешь зайти ко Льву? Спроси, где Эдуард и Никита.
– Что ты собираешься делать?
– Заменю тебя на кухне, на время.
Эвелина знала, что всё это не просто так, но больше не знала, как отговорить подругу.
– Я знаю, что ты не сильно доверяешь мне. Но поверь, что ничего страшнее не произойдёт.
Эвелина смиренно закрыла глаза и вошла внутрь. Рената закивала сама себе, тем самым готовясь к своему плану. Обернувшись, она возвращалась к кучке палаток, становясь у той, из которой исходило больше всего пара и благоприятных запахов – у палатки-столовой. Её встретили подозрительные пышные женщины, что готовили, кажется, когда солнце даже не задумывало выбираться из-за полоски горизонта.
– Завтрак через час, – буркнула одна из них, стоявшая рядом с Ренатой, продолжая заниматься своим делом.
– Я знаю. Я пришла на замену Эвелины.
– А что случилось? – окрикнула из дальнего угла, что тушила тушёнку.
– Не здоровиться.
– А кому здесь здоровится-то? – сливающая воду за палатку возразила третья, из-за чего по палатке разнёсся заразительный смех.
– Ну, главное замена есть, верно?
Это действительно стало неоспоримым, и никто точно не был против помощи. Кроме как близстоящей: с прищуром осмотрев Ренату, и она отвернулась.
– Захар говорил тебя не трогать.
– Не бойтесь, я уже обговорила с ним об этом. Он ничего не скажет.
– Вот он, сильный дух женщины, – та, что занималась тушёнкой, вкрадчиво произнесла, – властного мужика за яйца держать. Что стоишь? Заходи, гречку вари.
Рената с улыбкой полного энтузиазма вошла на кухню, отделённую сомнительной перегородкой. Внутри – отчётливый пример, как человек может любой предмет в свою пользу: ведро трансформировалось в печь, тазы и ковши использовали как сковороды и кастрюли, хоть и рядом лежали настоящие, которыми удобнее всего пользоваться.
– Что ж вы их не используете? – перенимала стиль общения женщин Рената, указывая на кухонные приборы.
– Что портить-то? Дома пригодятся, – с долей надежды произнесла женщина, что поставила рядом с Ренатой ведро, доверху наполненное гречкой, на удивление раной расцветки.
– Главное – оптимистичный настрой.
Прокатился хохот, значивший лишь одно: Рената им по душе. Но никто особо не расслаблялся: важно было следить за кипением, чтобы еда была хотя бы терпимо невкусной. Никто, конечно, не старался, ведь условия не подлежали ресторанному уровню, а поставок нужных продуктов не было. Приходилось импровизировать, а порции с каждым днём становились всё меньше.
Включившись в процесс нового человека, кухня успела приготовить завтрак ровно к моменту, когда ещё не собралась огромная очередь из недовольных и уставших. Рената встала на раздачу и с подкупающей улыбкой, что даже в самом чёрством что-то и ковырнёт. Видимо, вот что нужно было Ренате, чтобы, по крайней мере, притвориться счастливой: оказаться в экстремальных ситуациях, расположить к себе людей, найти способ исправить прошлое. Оказаться там, где каждый час – драгоценен. Каждый знал о Ренате неудобное и небылицы, они забились в голову, ворошились по таблице, а от них тянулись нити, которые должны привести к нужному, выгодному результату. Рената улыбалась – это было мелочью, но важным пунктом в её плане.
Когда огромная очередь наконец рассосалась, Рената со спокойствием выдохнула, ведь в самом её конце стояли Эвелина, которая максимально естественно пытается выдавить из себя улыбку, насилуя себя при этом, и Лев, в своём обычном состоянии, когда он разделён на два мира: здесь и витая в облаках. Рената оставила им самое вкусное и была рада, что они здесь, хоть и переживала за состояние своей подруги.
– Вот и ты, Лёвушка, – Рената облокотилась на раздачу и провела по ней подносом.
Поднос с тарелками, в котором куски из тушёнки еле проглядывались в блестящем жире, коричневые кружки с бледным чаем, что не имел такого терпкого, нужного запаха, – плавала жижа с осадком внизу и только. Но радовала припасённая конфетка, которую Рената хранила именно для Льва.
– Весело с тётей Эвелиной? – шепнула она Льву.
– Она показала мне Деревяшку. Крутой кот, – посмотрел снизу наверх Лев, в глаза Эвелины, и только после этого она включилась.
– Да, Лев. Деревяшка крутой. Привет, девочки, – заглянула Эвелина на кухню.
Женщины кивнули ей, перебивая друг друга вопросом Эвелине, как она себя чувствует.
– Завтра вернусь к вам. Бойтесь.
– Как ты? – поднялась Рената к Эвелине.
– Я думала, как мы попали сюда, что смогу абстрагироваться. Но чем дольше мы здесь, тем больше мне снятся кошмары.
Эвелина игралась с губой: прикусит её, выпучит, облизнёт – лишь бы отвлечься от застывшей картины Влада.
– Это место ломает меня.
– Скоро всё закончится. Я обещаю. Покушай.
Рената отдала поднос Эвелине, где ждал тот же сюрприз, что и Льва.
– Спасибо, – шепнула Эвелина и они с Львом ушли на свободный столик.
Рената прерывисто попыхтела, поворачиваясь к своим сегодняшним коллегам.
– И у вас так каждый день? – удивлялась Рената. – И как вы каждый день встаёте на ноги? Невероятно.
– Ну, первый день тяжёлый, – подбадривали её поварихи.
Строгость не позволяла поблагодарить женщинам Ренату, но видно было, как уголки губ старались подняться до бровей.
– Захар не заходил, – подметила Рената. – Где ходит?
– Ему носят еду.
– Эвелина?
– Ну а как же, самому же лень дойти.
– Человек занят же.
– А ты не защищай, – занимавшаяся тушёнкой махнула рукой. – Эксплуатирует он нас, аукнется. Ой аукнется.
– Есть у него такое в характере, – нащупала Рената недовольство, которым нужно воспользоваться. – Но прожила с ним всё-таки я, знаю, что он может.
Рената показательно погрустнела, натирая посуду к следующей готовке. Грусть схватилась интересом в лицах женщин, Рената попала прямо в точку.
– Мы с вами целое утро проработали, и не познакомились, – с мягкой улыбкой, что замечательно переводит неудобную тему, произнесла Рената.
– Так это, – взбудоражилась каждая и лишь одна начала представлять всех по очереди. – Я Светлана.
После указала на ту, что тушила тушёнку.
– Это Марина.
А в конце, что была дальше всех от Ренаты с её приходом.
– А это Мария.
– Я думала назвать дочь Мария, – льстила Рената.
– Прожила с ним? – уточнила Марина.
– Да. Знакомство, семья, ребёнок. Потом оказались здесь. Интересно попутешествовали.
– Точно, – Мария вспоминая какие-то отдалённые разговоры трясла пальцем.
– Как вы познакомились? – спросила Светлана, намекая жестами на густую бороду Захара.
– А у нас есть время на это? – перекидывала взгляд Рената на тот объём работы, который нужно успеть сделать.
– Рассказывай и делай, – усмехнулась Светлана, пока тёрла в руках подобие сковороды. – Хоть разбавим денёк.
– С чего начать, даже не знаю. Жила я обычной жизнью. Пай-девочка, пятёрки одни, секции, кружки. Гордость родителей с красной корочкой. Мама у меня заведующая кафедрой в нашем городе была, настаивала, чтобы я у неё поступила. А я что? Девочка упёртая.
Рената прошла к Светлане, смотря, чем может помочь, и схватилась за принесённую им посуду, чтобы намыть её.
– Подала документы в Москву. Реализации больше, столица и так далее. Приняли, радости было, аж стыдно говорить. Собрала вещи, в аэропорту слёз – река. Попрощалась, прилетела. Доехала до общежития, подружилась с соседкой, первые деньги сразу ушли на кофе, книги. Сложно было учиться, но привыкла, успевала даже хобби заниматься. Видели у Захара такой свитер чёрный, вязаный?
На секунду все задумались, но не вспомнили у него подобной одежды.
– Не носил здесь, значит. Понятно, испортить не хочет, наверно. Вязать люблю, в общем, но ладно, – откашлялась Рената. – Разговорилась с соседкой – она рассказывала о своей вере. Так интересно было слушать, особенно на ответы. Я не смотрела сериалы, фильмы, передо мной была живая библия. Подкупила меня пойти в приход с ней в один день. А там он – стоит, рассказывает с бархатным голосом. Какой у него голос.
Никто не смел оспорить это, даже подтверждали это кивками.
– Кудрявые волосы, сильные руки, уверенность. Я даже не слышала, что он говорит. Так заворожилась, что будто впала в транс. Наблюдала за его движениями, губами, как он ведёт себя. Когда закончилось, то не могла понять, что вообще произошло. Подруге сказала, чтобы брала меня в следующий раз. Приходила увидеть только его два месяца. Всё боялась: он ведь старше меня, не до этого вовсе, но так хотелось поговорить с ним лично. Его постоянно кто-то окружал, а если не окружал, то он уходил как можно быстрее.
Рената улыбнулась, как бы утопая в сладких воспоминаниях.
– Спустя некоторое время наконец удалось застать его. Уже лежал снег, Новый год на кону. И он сидит и пьёт кофе. Прям рядом со мной в кафешке, куда я случайно зашла погреться. Сердце так забилось, дыхание перехватило. Всего в паре метров от меня, один. Такой шанс, а меня трясёт. Ладно, думаю, что если не сейчас, то когда ещё? Взяла свой кофе, села к нему. Я бы и сама не поверила, но он совсем не удивился. Кто-то подсел, а он с улыбкой, готов к разговору. Я пыталась держать себя в руках, мы разговорились.
Женщины, слушавшие историю первой любви, не могли сами не вспомнить о своих юнцах из прошлого, к которым чувствовали самые яркие чувства, которые не выцвели с годами. Питали тёплые, но одновременно печальные чувства с сожалением об утраченном, некогда бывавшем с ними.
– Такой умный, вежливый, внимательный. Сказал, что можем встретиться ещё раз. Когда пришла в церковь на следующий день, он не отводил от меня взгляда всю речь. Я подумала: «Да, я выиграла эту жизнь». Всё так закрутилось быстро, что я не успела подумать, а он возле моих окон с цветами. Любимыми хризантемами, которые он запомнит, когда я бросила незначительную фразу. Всё шло так хорошо, мы наконец съехались. Он настаивал, что мы должны жить вместе. Это было слишком быстро.
Актёрская игра Ренаты с счастливой улыбки от тёплых чувств перетекла в сомнения, грусть. Глаза чаще заморгали и рассеялись, а руки замерли в одном положении, что не могло не привлечь внимания женщин. Светлана, так как была много ближе к Ренате, нежно схватила её за руку, чтобы привести в чувства. Рената резко обернулась к Светлане, изображая непонимание и грусть в глазах, но тут же улыбнулась.
– Всё говорим о нём, а даже не накормили, – расправилась Рената, подходя к чистой тарелке и остаткам еды.
Половником она наложила остатки, влила в кружку чай, но заметила, какая она грязная, – или сделала вид, что она такова, – и взялась за другую, переливая содержимое в неё.
– Ты чего? – уточнила Марина.
– Да эта грязная, – уточнила Рената. – Захар привередливый. Не хочется его бесить.
Рената ещё раз улыбнулась, а после с подносом направилась к вагону Захара, понимая, что поймала на крючок женщин своей историей и теперь наступает самый ответственный момент, но пока им нужно переварить информацию и ждать, нет, томительно жаждать продолжения, пока Рената как можно медленнее несёт Захару еду, долго общается с ним и ещё дольше – возвращается.
До вагона недоевшие пытались остановить Ренату, но, вспоминая по разговорам её характер, сразу ставили руки перед лицом для защиты и позволяли пройти ей дальше. Если они узнали, что несёт она еду Захара, то сразу бы себя похоронили. Рената даже не остановилась перед охраной – каждый уже знал об их романтических отношениях, поэтому она с подносом появилась в СВ перед озадаченным Захаром.
– Как дела? – спросила Рената, чем удивила Захара.
– Ты была на кухне?
– Эвелине было плохо, поэтому я заменила её, пока она сидит со Львом.
– Она со Львом? – Это открытие за короткой время радовало его, хоть он и пыталась сделать восторг неочевидным.
– Как тот парень? – сменила Рената тему, ставя поднос на столик.
Они сели синхронно друг напротив друга. Рената прикрыла рукой рот и игралась глазками для Захара, даже если не обращает на это внимания.
Захар, беря в руки ложку, задумчиво размешивал харчи.
– Еды осталось мало, верно? – перевёл тему уже Захар.
Они прыгали с темы на тему: Захар не мог сфокусироваться на одном, как бы Рената не давила на растерянного мужчину.
– А как долго мы тут решили задержаться?
– Что же не так с этими зверьми? Надо поймать хотя бы одного.
– Вытянуть из Влада, как я понимаю, ничего не получилось?
– Не выдержал. Труха. Пытались разными способами.
– Это какими же? – прищурилась Рената.
Захар поднял взгляд, без слов говорящий: «А как ты сама думаешь?», но не стал говорить это вслух.
– Умер через полчаса. Как умер, рука оторвалась. Отвалилась от тела просто.
– Если Захар не выдерживает, значит другим просто конец.
Захару по душе такая лесть, от смешка даже чуть не подавился.
– Надо сделать с ними тоже, что они делают с нами.
– Кто тогда расскажет нам о выходе?
– Не знаю. К чёрту выход.
– Извини, что?
Захар понял, что эта фраза вышла не по его воле.
– Сколько осталось еды? – уточнил Захар ещё раз.
– Не так много.
– Даже не пойдёшь в лес, чтобы собрать дичь. Не вырастишь ничего.
Захар провёл по бороде и глазами обвёл дугу, задержавшись по итогу на очаровательной Ренате, что так мило выслушивала его.
– Знаешь, моя мама, – с ничего Захар начал свою индульгенцию, – была такая стерва. Отец был слюнтяем, моллюском. Никчёмный маминкин сынок, что искал образ матери в других женщинах. Повинченный он был, в общем. А мама сначала его давила, потом меня. Я думал с самого детства: «Сука, я тебя придушу ведь». Не успел. Всю жизнь хотел доказать ей, что чего-то могу.
Захар свалился на спинку койки, почесал лысину и рассмеялся так злобно и громко, что отбивалось от стен.
– Ждал шанс. Всю жизнь провёл, что «вот-вот, сейчас будет». Ждал женщину, все уходили. Не могли сдержаться. И здесь такое. Да мне насрать, если честно.
Захар остановился, снова сфокусировался на Ренате.
– Нет. Мы тут, знаешь.
Захар резко поднял туловище и чуть ли не лёг уже на стол, стуча указательным пальцем по нему, из-за чего тарелка прыгала, а остатки харчей растекались.
– Мы тут по чьему-то замыслу. Это точно. Там ведь в лесу еретики одни. Сумасшедшие. Те, кто покажут нам.
– Что они могут показать нам? – вытаскивала Рената аргументы.
– Не они покажут нам, – утекал в рассуждения Захар, – что-то выше нам покажет. В чём наша сущность, Рената?
– Не знаю. Жить.
– Мы боремся за жизнь с самого рождения. Всё вот это, к чему мы пришли, из-за борьбы за жизнь. Обезьяна взяла в руки палку, научилась швырять камнями, привязала камень к палке. Всё ради того, чтобы бороться, а уже потом жить. Атом был сначала для уничтожения, а потом для мира. Консервы были для военных, а потом для мирных. Мы должны выбить зубами это место, начать всё заново. Это наше чистилище, Рената.
Рената не могла так долго концентрироваться на словесном поносе и начала высматривать вещи в комнате: там и были запасы еды, которыми можно было питаться ещё неделю, под койкой высматривалось охотничье ружьё, а рядом с Захаром – библия с объяснениями.
– Зачем библия с объяснениями? – недоумение в голосе проскрипело в непонимании.
– Всё это Божья задумка. Всё ради того, чтобы мы, наподобие Ноя, в утопающем мире построили новое, чистое общество.
– Я думала, после стольких лет служения из зуба должна вырываться каждая строчка, а слушать чьё-то мнение о книге не слишком уж и нужно. Или нет?
Они вдвоём, сидя в пару метрах друг о друга, говорили, как две волны радио: кто о чём и в какой тональности.
– Священная бойня, Рената. Вот, что это значит.
Неописуемая злость на мине Ренате застыла: каждую мышцу сводило от ярости, когда она оставалась без ответа на вопрос.
– Лев, – шепнул Захар.
– Не трогай мальчика.
– Мы ведь заодно, Рената?
– Я не позволю использовать Льва.
– Мессия, – с каждой буквой улыбка Захара всё дальше тянулась по лицу.
Испытывать что-либо было уже сложно: Захар окончательно ушёл в свой собственный мир, наглухо заколотив дверь от каждого чужого взора, а идея собственной избранности в Божьем плане пробила потолок, летя всё дальше и дальше. Всё, что оставалось, – раскатисто рассмеяться от сумбура, происходящего в закрытой комнатке. Но каждый смеялся о своём.