Эвелина кивнула головой в сторону того мужчины так, чтобы он не заметил: тот был с плешивой бородкой и со взъерошенными волосами – такими сальными, будто он не мыл их месяц, а кожа у него была покрыта болезненно-жёлтыми волдырями, что вот-вот лопнут. Поэтому доверия его слова не вызывали.
– Ну и персонажи здесь собрались, – заметила Рената.
– Да, не такой романтики я ожидала, конечно.
Бабушки перестали петь, и встала гробовая тишина. Яму выкопали, какую могли, и сколько хватило сил – даже дележка на группы не стала эффективной, чтобы сохранять и восполнять силы. Тот мужчина, что говорил о ярком свете, подшутил о глубине ямы, подмечая: «Главное, чтобы волки не раскопали, а потом внутрь полакомиться не зашли», но никто не поддержал его настроения.
Труп проводницы пытались как можно аккуратно и с уважением положить на глубину, но сводящие от бессилия руки мужчин не выдержали: у многих с пальцев соскользнула одежда, за которую они держали смердящий труп, и проводница полетела на глубину, прихватив с собой кучерявого парня лет восемнадцати, который точно не хотел участвовать в этом всём, держа тело брезгливо, со страхом и блестящими глазами. Упав в яму, парень завопил, распугав местных птиц.
Завопил и начал оправдываться перед хотевшей его забрать с собой проводницей: что не хотел употреблять наркотики и не хотел, чтобы его друг умер от передозировки; просил прощения и отмаливал свои грехи, иносказательно вспоминая молитвы, что только знает. Мужчины вытаскивали брыкающегося парнишку из ямы, который в истерике потерял связь с реальностью, а когда он сел на землю, начал отмахиваться кулаками от всех, из-за чего врезал одному крепкому мужчине с нависающей надбровной дугой, поддерживающему его, пытаясь успокоить.
Все были без настроения, если можно так сказать: незнание, испуг, стресс, физические нагрузки и моральное истощение доводило всех до истерики по-разному, поэтому, получив в морду от щуплого паренька, мужчина проявил самый популярный метод из тех, что знал – вырубил паренька одним замахом. Началась вакханалия у мужской части, где кто-то пытался успокоить всех, а кто-то только и ждал начала драки.
Видно было, как парень не справился с таким ударом по голове и бессознательно трясся. Так просто Эвелина оставить этого не могла. Видя несправедливость, она, не обдумывая действия, а делая, как считает нужным, рвётся указывать каждому, кто где неправ. Как и в этот раз, ведь она сорвалась с места и пошла откачивать бедного паренька.
– Эй, ты как? – легонько шлёпала Эвелина по щекам парня, чтобы привести его в чувства.
Ссорящиеся мужчины постепенно остыли, оборачиваясь на своё деяние. Смотрели тихо, надеялись, что не придётся копать ещё одну яму. Но парень открыл глаза. Первое, что он увидел, – лицо Эвелины, что радовалась его пробуждению.
– Где я? – спросил парень, еле шевеля сухими губами.
– Ты, – осмотрелась Эвелина. – Я даже не знаю, как описать.
Эвелина пыталась одной общей фразой описать всё происходящее, но вдруг парень сам себе ответил на вопрос, томно выдохнув:
– Так и знал, что попаду в ад.
– Принесите воды, – шепнула в сторону мужчин Эвелина, и те послушались, даже не споря.
Рената в очередной раз убедилась, что было что-то волшебное в голосе Эвелины, колдующее. Принести воды – такая лёгкая задача, но как долго у них будут сохраняться запасы еды? Не срок годности, а именно запасы, которых достаточно на пару дней по расчёту на пару дней в пути. Конечно, есть и еда в ресторане, и припасы у пассажиров, но если они не выберутся отсюда?
Рената посмотрела на всех со стороны, скрестила руки на груди, думая, на что способен человек, и выбирала взглядом всех упитанных и очень вкусных. Какая иерархия будет у их общества? Все те права человека, о которых сытые животы начали задумываться совсем недавно, развалят шаткие строения из взаимоуважения в условиях, где жили их далёкие предки. Сильный пол возьмёт своё, будет пытаться «восстановить справедливость» и показывать свой потенциал через террор посредством выпуклых гениталий.
Якобы угнетённым тенденциями лишь бы угнетать своими, основополагающими, как в старые добрые. Наверно, именно поэтому новую откровенность так непросто встретить у старого поколения, что огорчало Ренату: свежий взгляд намного интереснее подгнившего фрукта. Из рассуждений и гнева его вытащил мальчишка, который время от времени мелькал у неё перед глазами всю безумную поездку. Волосы цвета, что у Ренаты, тёмные большие глаза, которые ещё не углубились вокруг большой головы, и белая рубашка, немного запачканная в варенье, – такой паренёк тянет её за штаны, привлекая внимания.
Рената, до этого абстрагированная от происходящего, умилилась мальчишке. К детям она была неравнодушна, любила и хотела завести своего. Хотела, правда, но не могла понести ответственность за такой сложный момент, как воспитание нового человека. Она не могла быть мамой, но могла быть «красивой тётей», помогая малышам.
– Что такое? – присела Рената, чтобы их взгляды были на одном уровне.
– У вас упала коробочка, – показывал он в руках пачку от стиков. – Вас взрослые не учили не быть растяпой?
Он ещё плохо говорил, но проблема с дикцией – норма для его возраста, что не могло ещё больше притянуть Ренату к мальчишке.
– Видимо плохо учили, – жаловалась Рената.
– Бабушка мне всегда говорила о том, что я много чего забываю. Поэтому сейчас я учусь видеть всё и везде. И помогаю другим.
– Это очень правильно.
Рената потянула руку к голове парня, но решила держаться субординации, тем более в его возрасте это опасно, а особенно – вокруг странной обстановки, где каждый нездоровый человек может обнажить свою натуру.
– И как твои успехи? – говорила Рената, не пытаясь повысить тон, делая его милее, а использовать, будто говорить с взрослым, обычным человеком.
– Хорошо получается. Помог дяденьке, когда он уронил возле тётеньки кольцо.
Рената удивилась, что мальчик был настолько рядом с трупом. Удивилась, как его пустила бабушка так близко. Для ребёнка определённые ненормальные, табуированные ситуации кажутся в порядке вещей, если преподнести их правильно. Ребёнок легче относится ко всему, легче, чем могут взрослые. Но, по её мнению, это было чересчур.
– Почему ты был так близко к яме?
– Бабушка не была против. Она говорит, что я должен привыкнуть, ведь когда-то не станет и её.
– Спорный момент. Но ты очень взрослый для своих лет, с первого взгляда видно. Как тебя зовут?
– Лёвушка. А вас? – из вежливости спросил мальчик.
– Меня Рената. Приятно познакомиться?
Рената протянула руку, чтобы закрепить их знакомство, и Лев пожал её своей маленькой ладошкой с той нежностью, на которую способна только невинная душа, что не видела зла и несправедливости мира, а воспитание содержалось на знакомых всем сказках, где есть чёткое разделение – на добро и зло. Вдруг появилась бабушка Льва – неожиданно, словно тень проскользнула к ним без единого шороха. Рената могла разглядеть её ближе, чем раньше.
Морщины, старость, запах, как пахнут только престарелые люди. Но не это удивляло, а отсутствие глаза. Не было похоже на хирургическое вмешательство – шрам говорил, будто ей полоснули лезвием по лицу, намеренно целились в глаз. Грубо и прямо Рената глазела без стеснения, что не смутило бабушку. Можно сказать, она даже не замечала Ренату, а смотрела только на Льва, что радовался каждому появлению его единственного родного человека.
Рената понимала его – она знает этот взгляд по себе, когда видела отца. А взгляд бабушки напоминал отцовский: когда он забирал Ренату из сада, когда она сама приходила с покупками, купленными в магазине ей самой, когда впервые рассказала, что ей нравится мальчик – любой момент, даже если он был незначителен, сопровождался этим взглядом. Взглядом, полным тепла, добра и вечной любви.
– Здравствуйте, – встала с корточек Рената и поприветствовала бабушку.
Но бабушка не ответила – только кивнула ей, а после Льву, обозначая, что им пора идти.
– Будем кушать?
Бабушка снова кивнула, после чего Лев засветился, быстрее прислоняясь к бабушке. Они пошли в вагон, а Лев повернулся к Ренате.
– Ещё увидимся, тётя Рената.
– Конечно, Лёвушка.
Лев спрятался за стенкой, оставив под впечатлением Ренату от воспитанности такого маленького мальчика на растерзание безумной реальности, окружающей её. За Львом и его бабушкой в вагон понеслись двое мужчин, нёсшие за собой обезумевшего парня, чья психика не могла заблокировать вид разлагающейся женщины. Во взгляде на тысячу ярдов отпечаталось увиденное со всеми подробностями процессов.
Не самое приятное зрелище, которое с большой долей вероятности не пережили бы многие здесь. Да что говорить, если у каждого второго вызвало бы это рвотный рефлекс. Мужчины пытались не смотреть на проводницу, бабушки смотрели, оценивая свои шансы и получая порцию экзистенциального кризиса, и только Рената, которая всё же видела труп мельком, в паре со Львом вовсе не переживали. Если говорить честно, Лев ещё не осознаёт всей ситуации и даже не может примерить на себя роль смертного. Лев ещё до конца не осознаёт смерть как таковую, а лишь наблюдает и изучает мир.
Но почему Рената не переживала – она не могла чётко сформулировать. Может, Рената ничего не сможет исправить своими переживаниями, но сам факт, что Рената, как и каждый сосед по несчастью, который застрял в этой непонятной тайге, потенциально ляжет рядом таким же бездыханным трупом, должен хотя бы каплю волновать её. Нет – безмолвное ничего нежилось в сердце. Именно нежилось, ведь иначе бы, замени это слово синонимом, смысл бы не передался.
Приятное спокойствие и благодать без капли переживаний – вот что чувствовала Рената. Хотела ли она умереть до этого? Определённо, не единожды. Считает она заслуженным своё положение? Точно так, иначе бы уже бежала, куда глаза глядят. Рената держала себя в руках, ощущала, будто была вовсе не здесь. Будто была в обыденной ситуации: вышла на прогулку в середине дня, где в каждом потухшем взгляде прохожих наблюдался присущий большому городу нигилизм, отгороженность. Да и местная фауна, что трансформировалась в какой-то типичный сон, подстёгивала не придавать происходящему большого значения. Бредовый сон из-за жара, простуды. За мужчинами, нёсшими безжизненное тело, что только и могло нашёптывать несвязный бред мокрыми лоснящимися уголками губ, шла и Эвелина, равняясь с Ренатой, выискивая затерянное в размышлениях внимание своей подруги.
– Как ты? – хилым голоском пыталась отозвать Эвелина из внутренних рефлексий Ренату.
– В полном порядке, в отличии от этого, – указала она в сторону, куда заволокли обезумевшего парня.
– Бедняга, – жалела парня Эвелина. – Не стоило ему быть рядом.
– Увидеть труп, – подбадривала Рената, – не самое приятное мероприятие, особенно вблизи. Но напоминает, что нас всех ждёт в скором времени.
– Не всё так печально, как можно подумать. Смотри.
Эвелина указала на путь возвращения группы мужчин: ботинки и кроссовки, которые не планировались использоваться в походе, хлюпали, разбрасывая частицы серо-коричневой грязи. Изнеможённые, грузные и немощные лица смотрели на землю, неспособные поднять взгляд от усталости, будто провели в поисках не утро и половину дня, а добрых пару суток, шли обратно к лагерю, желая свалиться и проспать пару часов.
Лишь один из них сохранял форму и стойкий дух – Захар, что бодро хлюпал и выжимал на себе тёмный свитер, подхватив его за край и вытягивая вперёд себя.
– Если это не печально, – иронизировала Рената, – то я не представляю, что у тебя вызывает безнадёгу.
– Когда ты уже умер. Вот это и есть безнадёжность. Пока у нас есть все шансы.
– Друзья мои! – издалека привлекал Захар людей.
Подходя ближе, Захар проводил рукой по колючей и потрёпанной бороде, намереваясь разбить все надежды людей, но пытался подобрать формулировку, чтобы это звучало менее тоскливо.
– Новостей у меня несколько, – басил он, заикаясь, в попытке не навеять панику среди недавно похоронивших проводницу. – Мы прошли весь периметр, пока не угодили в болото, как вы можете наблюдать.
Захар для наглядности провёл руками по мазкам грязи, что раскрасили его джинсы выше колена.
– Благо у нас есть доступ к воде, – сообщил Захар уже более воодушевлённо. – Недалеко отсюда находится источник. Вода чистейшая и прозрачная.
– А еда? – вырвалось из толпы от дряхлого мужика, чьи чёрные волоски из носа заменяли ему усы. – Что на счёт еды? Мы тут подохнем раньше от голода, чем нас волки пожрут!
– Волки? Где ты видел волков? – испуганно вопила бабка, скрываясь от солнца платком.
– Не беспокойтесь! – усмирял пыл Захар. – По пути мы видели разного рода живность, и, если уж мы застрянем тут надолго, то у нас есть источник пищи. К тому же мы осматривались только в лесу, но не ходили в сторону горы.
Захар указал всем на противоположную сторону от леса – на равнине, которую заканчивало только небо, за дымкой скрывалась лысая гора, царапая небо, пытаясь разорвать его на части. Суетливые взгляды осмотрели поле, переговариваясь между собой о том, как бессмысленно искать что-то в стороне степи, если они видят её как на ладони.
– Понимаю, что вы все устали, и я тоже, но послушайте! – вещал Захар громко, чтобы донести до каждого мысль. – Меньше всего нам сейчас нужно недоверие, разлад и паника. Прошу, держите себя в руках. Только так мы сможем выбраться. Экспедиция продолжится через час. У кого есть силы, прошу, наберите воды из источника.
Оценивающий свои силы сброд переглядывался, как бы перекидывая друг на друга такую несложную задачу. Самые отверженные уже лежали в непробудном сне, а сбежавшие от экспедиции мужчины тяжело вздыхали от бессилия, что вытянула яма, полная глины. Не было самых смелых даже в таком простом деле.
– Мы должны сплотиться в таком деле, друзья! – пытался поднять дух народу Захар. – Я понимаю, как всем здесь тяжело, мне, поверьте, тоже. Мне тоже страшно, но если мы ничего не будем делать, сгниём здесь. Пока в нас есть воля к жизни, смерть нас не настигнет!
Толпу немного растолкала данная речь, и пару человек пошли за вёдрами, но многие продолжили бесцельно шататься возле вагонов поезда, не рискуя выйти дальше за линию. Самый главный страх – незнание. Выйти за пределы безопасной зоны определённо несёт за собой увечья. Вид проводницы уже вызвал стрессовые впечатления, а значит, и забрал все оставшиеся силы на день. Бабушки рассосались разом, чтобы пошептаться лично, но и пользы бы от них не было – они могли лишь сетовать о том, как правильно надо зачерпывать воду.
Рената и Эвелина, наблюдавшие со стороны за пылкой речью неожиданного лидера, решили спрятаться в вагоне от греха подальше, чтобы не попасть под власть лица пролетариата. Очередной горячий кофе не помешал бы поднять настроение.
– Как думаешь, быстро он сойдёт с ума от власти? – спросила с издёвкой Рената у Эвелины.
– Любая власть опьяняет, – пожала плечами Эвелина. – Стоит дать немного воли над судьбами, так бананы станут фиолетовыми.
– Думаешь, лучший мир – анархия?
– Звучит, как глупость, но да. Есть такая лёгкая мораль: злость всегда объединяется, а добро не может. Не умеет. Тогда пусть добро будет частным, индивидуальным, а злость варится в собственном чане.
Деревяшка дёрнул ушками от грохота рядом, проверяя обстановку, не открыв при этом глаза. Но ему пришлось встать. Даже не встать – порхнуть в воздухе из-за Эвелины, что рухнула на кровать. Рената устало расположилась на своей койке, в окне выглядывая туши, что сквозь грязь и с вёдрами наперевес стремились к реке по уже протоптанной тропе, которую им указывал впереди идущий Захар.
– Единственное развлечение, которое я теперь могу наблюдать, – полушёпотом говорила Рената, – мужики в поле.
Эвелина лёжа на животе лицом в постель поглаживала взбудораженного Деревяшку, а Рената скучающе елозила стаканом по столу прям у края, еле его держа, ассоциируя эту прогулку с их положением.
– Не подскажешь, как выглядит тот мужчина, который может подлить кипятка?
– Не бойся, – бубнила в постель Эвелина, – я сейчас сама схожу.
Рената не слушала Эвелину, а сама встала, унося с собой две кружки с молочного цвета жижей в неизвестную даже для неё сторону.
– У него поломанный нос с горбинкой и бешеные на вид глаза, – кричала Эвелина вслед, надеясь, что подруга её услышала.
Проходя по чёткой траектории мимо одинаковых дверей, которые будто не хотели заканчиваться, Рената немного измучилась от перешёптываний внутри, выслушивая и жалостливые всхлипы, и жаркие споры. Мало кто оставался равнодушным, если в них сохранялся дух, ведь уставший человек храпел во всю: как те, кто исследовал местные дали либо в длину, либо в глубину. Там, где не была закрыта дверь, люди сидели молча, смотря друг на друга. Они не обсуждали ничего, а пытались заколдовать напротив сидящего мирной тишиной внутреннего крика. Сцепленные вагоны не были закрыты между собой, как не было и строгого надзора, поэтому Рената свободно прошла с купе в плацкарты, где было много веселее натянутой обстановки.
Не стесняя себя, слеталась музыка из разных уголков. Разношёрстная, галдящая музыка гуляла из одной стороны в другую. Кто мог – смеялся во весь голос, раздирая глотку; кто не мог – заливался запасами водки и собственноручно сваренной брагой. Косые глаза, что не собирались с четырёх сторон, пытались поймать концентрацию на картах и не получить очередные «погоны», пока более трезвый соперник шулерством скидывал под стол карты.
Душащая смесь запахов – от вяленной рыбы до трёхдневного перегара – сразу же врезался в нос и горло. Да что там врезался – бил до жути больно, вызывая слёзы, благо концентрировался только в границах своего генофонда. Опухшие лица мужиков, что под гоготанием от бородатых анекдотов чуть не разрывались, притихли: перед ними предстала Рената, выглядящая как богиня красоты. Знойные фигуры, которую Рената любила подчёркивать, не оставались без внимания забросивших себя тел, что в свои сорок выглядят на все шестьдесят.
И если бы это были только бесцеремонные разглядывания – мужички нелепо присвистывали и бросались нелестными комментариями, как только Рената пройдёт чуть дальше от их коек. Рената пыталась не обращать внимание, но чувствовала, что при таком раскладе сама сможет вскипятить воду от ярости.
– Ну и жопень! – самый наглый из синюшников проговорил это чуть ли не в глаза Ренате.
Так бы Рената проглотила это, если бы не шальная рука комментатора, что звонким шлепком посмела прикоснуться к заднице девушки, за что мужик получил свою порцию скопившейся ярости: Рената с замахом сделала разворотом и впечатала в морду забулдыге кружку, сверху присыпав на него растворимый кофе. Он отскочил назад, рикошетом ударяясь об стенку, а после схватился за свой нос.
– Ты чё, бабёнка? – в шоке привстал его собутыльник.
– Сел, живо! – командным голосом усадила Рената обеспокоенного друга, а после продолжила разговор со своей жертвой. – Тебя мать на женщин учила руки распускать?
– У меня не было мамки, – шипел синяк.
– Оно и видно, мразота. Раз тебя манерам не учили, тогда тётя Рената урок проведёт. И остальные уяснят, – крикнула она в сторону всего вагона, обращаясь к мужланам, что отзывались о её теле. – Если яйца жмут, подрочите в лесу, а не своими грязными ручками чужие тела лапайте. Такие смелые, а задницы морозить боимся, чтобы воды притащить или понять, как отсюда выбраться. Или водку в животах хранить – затратное дело?
Рената то и дело разводила руками, высыпая содержимое стаканов, но всё ещё продолжала поучать взрослые лбы:
– Животные одни собрались и продолжаете животными жить, а не решить проблемы. Себя пожалеть лишь бы, а не хорошее дело сделать. Думаете, герои? Полапать спокойно можете, раз бугорок в штанах торчит? Так вот, прогуливающие физику, есть такой закон – Ньютона называется. Кто скажет из вас, а, холуи местной разливайки?
– На каждое действие, – неуверенно нашёптывал собутыльник рядом с Ренатой, – своё противодействие.
– Ты не такой уж безнадёжный, – Рената похвалила мужика, а после наклонилась к получившему по носу. – Уяснил урок или врезать для закрепления?
– Да понял я, понял, – рявкнул синяк, прикрывая лицо, пока по ладоням стекала кровь.
Под шумок подошёл ещё один мужчина: с подмятым носом, огромными глазами, которые будто сейчас выпадут с орбит. Он наблюдал за ситуацией со стороны, насколько это было возможно, и чуть не попал под горячую руку.
– А ты что встал? – заметила его Рената своим пылким взглядом. – Не расслышал, что я сказала?
– Да что вы? – отнекивался мужчина, выставив для защиты руки вперёд. – Просто увидел у вас кружки, подумал, вы ко мне. Вам кипяток нужен?
Рената поняла, что немного перегнула палку, но не подала вид, будто эта ситуация её не смутила.
Вернувшись с горячими напитками в их с Эвелиной комнатку, Рената заметила, что её новая подруга спит без задних ног. Будить она её не стала, как можно тише прошла к своему месту, но пол под ней ужасно скрипел, чего Рената до этого не замечала.
Аккуратно встали стаканы на стол, как и Рената присела на свою койку, сбрасывая с ног босоножки, чтобы скрестить ноги на постели. Ниоткуда взявшийся сквозняк высасывал пар от кипятка, в который Рената высыпала очередной «три в одном», потому что прошлый остался на полу и голове похабного синюшника. Стараясь не врезаться в стенки стакана, Рената создавала воронку, размешивая кофе, если его можно так назвать. От сладковатого и одновременно терпкого аромата проснулся Деревяшка, что скакнул на стол. Ноздри шевелились, определяя запах, а всё тело вибрировало, словно телефон от звонка.
Деревяшка пододвигался ближе к Ренате, мордашкой притираясь об её руку, при этом пихаясь и топчась на месте.
– Кыш! – полушёпотом Рената отталкивала Деревяшку, всё ещё не забыв про недавний сон.
Наглый кот не отступал и был готов уже свалиться на спину, принимая за игру, что его пытаются оттолкнуть. Не смея продолжать эту войну, Рената, игнорируя игривого Деревяшку, делала размерные глотки, а от жара кофе всхлипывала носом.
– Заболеть тут ещё не хватало, – почти что в шутку произнесла Рената, шмыгая вдобавок.
Озноб проходил по телу, но не вызывал такого дискомфорта – всё складывалось в проблемы перемещения. Такое часто было с Ренатой, когда она болела после незначительного перелёта. Истязания были из-за нервных перелётов, поэтому она частенько выпивала перед поездкой, чтобы успокоить нервы. Самое интересное, что она даже не знала, который сейчас час.
Гаджеты не могли обновиться без сети, поэтому приходилось нащупывать по солнцу – пора ложиться или уже вставать. Пока что жёлтый шар сползал к горизонту на западе, значит, скоро можно закончить этот безумный день. Внеочередной – стоит привыкнуть. Скоро и совсем не понадобятся гаджеты, но пока они сохраняют процент, Рената будет отсчитывать, какой сейчас день недели, а то и месяца, чтобы совсем не потерять ориентиры и не стать безумной бабкой, как те, что глазеют на труп, поедаемый червяками. Или как странная бабушка Льва, что не проронила и слова. Ренату обидело, что с ней так и не поздоровались, хоть старшее поколение только и ругается на отсутствие культуры. Те мамы, что в одиночку воспитывали мальчишек, что без зазрений совести оценивали вид Ренаты, пуская слюну.
Суровая реальность, где брошенки пытаются воспитать идеального мужчину с мужским стержнем без примера под боком, после чего и вырастает основная аудитория плацкарта. Кого ругать здесь? В общем-то, некого, ведь и сбежавших отцов на какой-то грани в этой странной геометрической фигуре тоже можно понять: воспитанные брошенками инфантильные лбы не способны взять мало-мальскую ответственность, и круговорот продолжается. Если ругать некого – ругай всех и каждого. Себя в том числе.
– Скажи мне, разве герой тот, кто воспитал больного ребёнка? – неожиданно вырвалось из Ренаты в сторону Деревяшки. – А как не воспитать больного ребёнка? Разве, пробуя разные методики, всё равно не выйдет психологически травмированный человек? Травма ведь и есть обучение. Ты подносишь руку к огню, огонь тебя обжигает, и теперь ты знаешь, что с огнём нужно быть аккуратнее.
Деревяшке по большому счёту было наплевать на рассуждения Ренаты: он нежился на столе под заходящими через окно лучами солнца.
– Только к чему всё это было для меня? – не унималась Рената, разговаривая уже не с Деревяшкой, а проводя некоего рода индульгенцию. – Я понимаю, что я ребёнок в теле взрослого, которому предстоят ещё разного рода испытания, но разве я заслужила именно такой урок? К чему мне было послано такое испытание? Я не жалею себя и не пытаюсь искупить вину, просто пытаюсь понять: к чему? Это место – тоже какой-то зловещий план для понимания?
Ренате отвечала только тишина. Тишина вперемешку с сопением Эвелины, мурлыканьем Деревяшки и глухим стоном крон деревьев. Стремясь за ответом, ответа не получишь, только какие-то догадки и предпосылки, что додумываешь до нужной для себя правды. Теории, да и только. Рената не питала надежды, что именно сейчас некто снизойдёт к ней и точно скажет, почему всё именно так. Пробовала – не получалось. Просидев долю секунды в тишине и усмехнувшись фразе, что надежда умирает последней, она продолжила попивать кофе, хлюпая заложенным носом, и солёная жижа с примесью терпкости застревала посреди горла.
– Всё-таки ты хотел что-то сказать мне, да? – погладила Рената пузо Деревяшки, зарывая надуманный топор войны.
Не сдержавшись и по итогу чихнув, Рената разбудила Эвелину, что одёрнулась с кровати, напугав не только себя, но и саму Ренату. Деревяшка, почуяв опасность, выпрыгнув со стола, спрятался за спиной Ренаты.
– Что происходит? – округлёнными глазами проскрипела Эвелина.
– Просто я чихнула. Ничего необычного.
– Чёрт возьми, – протирая глаза, картавила Эвелина. – Извини. Будь здорова.
– Спасибо. Я принесла кофе. С горем пополам. Он остыл уже.
– Ничего, я его и таким попью. Ой, – заметила Эвелина испуганного Деревяшку, – вы успели подружиться?
– Он оказался приятным собеседником. Много чего знает. Например, ответы, почему мы здесь, верно?
С каплей претензии Рената почёсывала шёрстку кота, который подтягивался с каждого движения девушки. Эвелина ухмыльнулась, выпивая большими глотками свой напиток. Полуприкрытые глаза Эвелины метались по сторонам, будто она пыталась вспомнить, где находится. Поняв, что она в тех же заложниках, что и была до сна, рухнула на кровать прямо со стаканом в руках, чуть не выплеснув его на свою рубашку. Свободной рукой она водила по верхней койке невидимые узоры, пытаясь развеять скуку.
– Будто Новый год, – цокнув сказала Эвелина Ренате.
– Что ты имеешь ввиду?
– Ну, – опёрлась на локоть Эвелина, – вот это чувство, что ты ждёшь курантов, а сейчас только утро тридцать первого. Ты уже сделала всё: помогла маме, поболтала с бабушкой, прогулялась, покаталась на горке, дала по тыкве дурацкому Диме, который всё время пристаёт к тебе, а время только до обеда доходит.
Предвкушение праздника. А потом ещё спать ночь, чтобы увидеть, что тебе там Дед Мороз оставил.
– Здесь ты проснёшься, и снова тридцать первое, девять утра. Так и на следующий день, и на следующий, и далее.
– Не бойся, у всего есть конец.
– Я понимаю. Только проще понимать, когда этот конец прибудет. Вдруг завтра?
– Вдруг завтра, – вторила Рената, поддерживая надежду.
– Надо просто найти себе забаву, – высчитывала варианты Эвелина, как вдруг над головой загорелась лампочка, и она подорвалась с места. – Как думаешь, вино ещё не распили?
– Нет, это точно без меня, – шмыгнула Рената.
– Что нам терять? Выглядеть хорошо для работы с утра не нужно. Не вижу оправданий.
Рената ёжилась в неуверенности, но Эвелина настаивала.
– Совсем каплю, – всё же согласилась Рената.
Эвелина засветилась от счастья, подмечая:
– Потом придумаем другой досуг.
***
Двое девушек оказались в вагоне-ресторане, который уже был разграблен до них, но встречал один щуплый мужичок – поддатый, шатающийся и явно злобно настроенный, держащий в руках закупоренную бутылку, что спряталась от чужих взглядов. Увидев перед собой девушек, он убрал бутылку сухого под куртку, пытаясь пронырнуть не пойманным.
– Ой, здравствуйте, – мило улыбалась мужичку Эвелина, становясь стеной перед ним. – Это у вас вино там?
– Тебе какое дело, девка?
Он приметил Ренату и немного испугался.
– Это ты та, которая цирк устроила у нас?
– Вполне вероятно.
– Возомнят себя пупом земли, – скрежещущим голосом сетовал мужичок, – и начинают права качать. Тьфу!
– Слушайте, меньше всего мы хотим ссор, – спокойно изъяснялась Рената. – Просто две симпатичные девушки хотят приятно провести сегодняшний вечер в экстремальных условиях.
– Что ещё хотите? Пшли отсюда, не мешайте проходу.
– Давайте договоримся. Что вы хотите за данную бутылочку? В пределах нашей вежливой беседы.
Мужичок вроде и хотел рвануть быстрее к себе на койку, но нажива за украденное его впечатляла больше: на край у его соседей есть бодяга, которую можно отмыть полученное. С ехидной улыбкой он повернулся к девушкам, вытаскивая бутылки из-под куртки.
– Семёрка.
– Извините? – решила уточнить Рената.
– Глухая, что ли? Семь тысяч – бутылка ваша.
– Зачем вам деньги здесь? Чёрт знает, насколько мы здесь.
– Тогда пусть вон та раздевается, – кивнул он в сторону Эвелины, испугав её своим облизыванием.
– Тоже кружкой по носу заехать? – вспылила Рената.
– Баш на баш.
Закатив глаза, Рената решила заплатить валютой. Цена бумажек была много меньше достоинства Эвелины. Рената вытащила из штанов набитый кошелёк, вытащила одну пятитысячную и две тысячные, сложила вдвое и передала мужику. Он потянул свободную лапу к деньгам, но Рената вовремя отдёрнула руку.
– Сначала вино.
– Ты чё, девка, не доверяешь мне?
– Есть такое. Вино и деньги ваши.
Скривив лицо, мужичок передал бутылку, после получил свои деньги и счастливый испарился, оставив девушек наедине.
– Что ты имела под «по носу заехать»? – хихикала Эвелина.
– Много чего интересного происходит, пока ты спишь, – подмигнула Рената.
Рената взболтнула красным вином перед глазами Эвелины.
– Давай хотя бы пополам, – предложила Эвелина.
– Брось. Деньги тут неглавное.
Рената обратила внимание на этикетку, вчитываясь.
– Хотя, это вино вообще столько не стоит. Пошли?
***
Свеча стекала от жара всё ниже, капая обрывки своего тельца на стол, хило скрашивая комнату, пока за окном выглядывала кромешная тьма, вязкая и прилипшая плакатом к стеклу. Бутыль была уже пуста, оставалась четверть в стаканах, что до этого были залиты только лишь чаем.